CC BY
25
ЦЕНТРАЛЬНАЯ АЗИЯ И ЗАКАВКАЗЬЕ
2010.04.003-005. СИМВОЛИЗМ И ВЛАСТЬ В ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ.
Symbolism and power in Central Asia // Europe-Asia studies. - Glasgow, 2009. - Vol. 61, N 7. (Spec. issue. Politics of spectacular).
From the cont.:
2010.04.003. MATVEEVA A. Legitimisining Central Asian authoritarianism: Political manipulation and symbolic power. - P. 1095-1121.
2010.04.004. MARAT E. Nation branding in Central Asia: A new campaign to present ideas about the state and the nation. - P. 1123-1136.
2010.04.005. FIERMAN W. Identity, symbolism and the politics of language in Central Asia. - P. 1207-1228.
Анна Матвеева (Лондонская школа экономики) (003) рассматривает проблему легитимизации авторитарных государств, отказывающихся от соблюдения принципов демократии, на примере государств Центральной Азии (ЦА). «Легитимность» облегчает правление их лидеров, но им все труднее сбалансировать построение государственной идентичности и международное признание с поддержанием какой-то степени внутренней легитимности.
Вопреки мрачным предсказаниям политических аналитиков государства ЦА доказали свою жизнеспособность. Хотя советские и исламские символы должны бы отталкивать население от их правителей, им удается использовать сочетание культа личности и апатии населения, убеждая его, что власть действует во благо народа.
Каковы символы легитимности в авторитарном государстве? Заимствованы ли они из советского прошлого и что изобретено в постсоветский период? Прежде всего нагнетается страх относительно внешних и внутренних угроз - ключевым принципом становится «стабильность и безопасность» (003, с. 1100), затем следует эффективность государственных структур, их способность со-
хранять единство территории и предоставлять необходимые социальные услуги, наконец - персонификация власти президентов как олицетворения страны.
Государства ЦА, по мнению Матвеевой, можно распределить следующим образом: от «мягкого авторитаризма» Казахстана и Киргизии до «жесткого авторитаризма» Узбекистана, Таджикистана и Туркмении (003, с. 1101). Иначе говоря, у них сходный тип режима, сочетающего бюрократию, традицию и персонализированное правление. В значительной степени эти черты унаследованы от советского прошлого. Насилие сочетается с пропагандирова-нием многих символов: празднуются Дни независимости, воспеваются достижения нации в прошлом, богатство ее культуры, введены новые флаги, гимны, деньги, сооружаются монументы и т.д.
Тем не менее государству трудно противостоять «конкурирующим идеологиям ислама и советизма» (003, с. 1102). В странах с преобладанием мусульманского населения особенно важно отношение к исламу при необходимости легитимизации власти. Эта проблема является острой в Узбекистане и Таджикистане, но существует и в других республиках. Повсеместно осуществляется контроль за религиозными организациями, прежде всего «Хизб ут-Тахрир». Государства ЦА - продукт советского наследия, в котором строго контролировалась религия, более того, претензии бывших советских бюрократов, оставшихся у власти, на то, что они правоверные мусульмане, не могут заходить слишком далеко: правители принимают формальные атрибуты ислама, но «внутренняя сущность режима глубоко светская» (003, с. 1103).
В конце 1980 - начале 1990-х годов борьба с советизмом и русской культурой была достаточно острой (слабее в Киргизии и Казахстане), хотя она не воспринималась глубоко в народной среде, в 2000-е годы крайности властей остались в прошлом. Даже в Туркмении новый президент Гурбангу Бердымухаммедов отказался от некоторых крайностей режима Ниязова (к большому удовольствию населения), например восстановив празднование 8 марта. В Узбекистане на втором плане вопреки президенту И. Каримову всегда сохранялась советская символика. Попытки отменить День победы оказались крайне непопулярны, и он был постепенно восстановлен, когда отношения с Москвой улучшились. «Русский по-
литический и культурный символизм звучит для центральноазиа-тов как современный вариант советизма» (003, с. 1105).
Новые национальные идеологии формируются в странах ЦА по-разному. В Казахстане лидеры не пытаются бороться с советским наследием. После нескольких попыток обосновывать свою легитимность древней казахской мифологией руководство стало использовать как базис государственной идентичности именно этническое разнообразие страны. «В этом новом мифе режим выступает гарантом сохранения этнического многообразия, активно продвигается идея «Казахстан - наш общий дом» в общественной сфере» (003, с. 1105).
Повсеместно уделяется большое внимание литературе, пропагандирующей новую государственную идеологию; книги, авторами которых являются президенты, становятся обязательными для изучения населением: «Стратегия независимости» (2003) и «В сердце Евразии» (2005) Н. Назарбаева, «Рухнаме» Ниязова, последняя книга И. Каримова «Мораль - непобедимая сила» (2008), «Таджикистан в зеркале истории» (2006) И. Рахмона.
Во всех республиках доказывается, что стабильность важнее демократии, государство - опора социального порядка, религия должна уважаться, но держаться в своих границах. Легитимность основывается прежде всего на обещании безопасности: «государство играет центральную роль в обеспечении стабильности и безопасности». Но предпочтения стабильности недостаточно для легитимизации. Государство должно также показать эффективность в обеспечении экономического роста страны и благосостояния населения. «Казахстан - хороший пример приоритета экономики над демократией» (003, с. 1109). В Узбекистане и Таджикистане важнее безопасность, чем экономика. Во всех случаях режимы прибегают к политическому манипулированию, используя, в частности, процедуры выборов президента, хотя результаты их известны заранее. «Претензиям руководства на легитимность помогает отсутствие реальной альтернативы, по мнению населения, а в Казахстане и Таджикистане, по мнению международного сообщества» (003, с. 1111). Кроме того, искусно дискредитируются возможные политические оппоненты.
Имеют значение и личностные качества президентов. Поскольку «политические системы Центральной Азии часто называ-
ют "суперпрезидентскими", в них лидеры персонифицируют свои государства» (003, с. 1113). Правда, никто из них, за исключением Ниязова последних лет, не создал такого культа личности, как И. Сталин или Саддам Хуссейн. Имеют значение и скандалы в кругу их семей и близких родственников, всегда вовлекаемых в политику и бизнес.
На международной арене Узбекистан считается открыто диктаторским, Казахстан же добился признания мировым сообществом: Н. Назарбаев стал председателем ОБСЕ в 2010 г.
Таким образом, все пять государств ЦА стремятся создать новые национальные символы. Насколько успешно им это удается, во многом зависит от материальных возможностей, которыми они располагают. В целом «создание нации из государств путем конструирования национальных символов пока не было достаточно эффективным» (003, с. 1119). Современная символика слабее, чем советизм или ислам. Исламский символизм, вероятно, будет усиливаться в будущем.
Эрика Марат (Программа Объединенного центра Института Центральной Азии и Кавказа и изучения Шелкового пути) (004) сосредотачивается на том, какой образ государства ЦА стремятся создать на международной арене.
Казахстан активно использовал свое геополитическое положение под лозунгом «Казахстан - сердце Евразии». «Н. Назарбаев рисовал Казахстан как быстро развивающуюся экономическую и политическую силу с миролюбивым и гармоничным обществом» (004, с. 1129). С 1990-х годов тратились немалые деньги на улучшение международного облика республики. С этой целью была опубликована монография Н. Назарбаева «В сердце Евразии» (2005), столица перенесена в Астану, провозглашались лозунги политической и экономической «демократизации» и т.д.
Узбекистан подчеркивал свои древние традиции, поощряется туризм в Самарканд, Бухару, прославляется Тимур. «Фокусируясь на проблемах культурного наследия, узбекистанское правительство пыталось отвлечь внимание мировой общественности от автократии, несоблюдения прав человека и своей международной изоляции» после событий в Андижане в мае 2005 г. (004, с. 1136).
В Киргизии положение изменилось при новом президенте Курманбеке Бакиеве, который мало интересуется пропагандой привлекательного облика страны.
У. Фирман (Университет штата Индиана, г. Блумингтон, США) (005) анализирует символические аспекты языковой политики в тюркоязычных республиках ЦА - Казахстан, Киргизия, Туркмения и Узбекистан. Литературные нормы тюркских языков ЦА обсуждались еще в годы советской власти, когда все решалось в Москве, но дебаты приобрели особое значение после создания независимых республик.
В СССР в 20-е годы арабский алфавит повсеместно и единообразно был заменен латинским, в 30-е годы произошел переход на кириллицу, но теперь больше учитывались особенности каждого языка. Особенно это было заметно в Узбекистане1. Повсеместно арабские и персидские термины заменялись местными вариантами тюркских, сохранялись заимствования и из русского языка.
Эту политику было особенно трудно выполнять в ЦА, учитывая низкую грамотность местного населения, отказ многих русских учить местные языки. Советская власть никогда открыто не отказывалась от «коренизации», хотя выполнять ее было очень сложно. С середины 30-х годов стало поощряться двуязычие: нерусские должны учить русский, однако русским нет необходимости изучать местные языки. С 50-х годов русский стал называться «вторым родным языком» всех нерусских народов СССР. В разные времена советского периода ученикам русскоязычных школ ЦА предлагалось учить местные языки, однако зачастую без успеха. В городах ЦА русский господствовал, что было частью советской политики создания «единого советского народа».
С 1991 г. в разных республиках положение существенно различалось. В Туркмении президент Ниязов проводил политику де-русификации и туркменизации. В Узбекистане президент прославлял узбеков, ставя их выше других национальностей страны. В Казахстане и Киргизии, учитывая демографические факторы и географию, разрешалось более полное представительство нетитульных национальностей и их языков, контроль стал не столь жестким,
1 Fierman W. Language planning and national development: The Uzbek experience. - Berlin and N.Y., 1991. - Описание по реф. источнику.
как в советский период. Практически проводился курс на снижение господства русского и упрочение господства титульных языков. Особенно это было заметно в Туркмении, где русский перестал быть обязательным предметом в школьном расписании, прекратились большинство русскоязычных радиопередач. Напротив, в Казахстане в 1991 г. только треть взрослого населения была грамотной на казахском языке, тогда как 90% грамотны на русском (005, с. 1218). Положение в Узбекистане и Киргизии было примерно равноудаленным от положения в Туркмении и Казахстане.
У. Фирман приходит к заключению, что «попытки советской власти и постсоветских лидеров манипулировать языковым поведением ясно демонстрируют признание языка важным символом» (005, с. 1223). Под наибольшим контролем находились средства массовой коммуникации, названия в столицах и документация на партийных съездах. Тем не менее даже в Туркмении русский и узбекский языки использовались определенной частью населения. После 1991 г. статус русского языка в ЦА понизился, но он продолжает занимать повсеместно «высокую символическую нишу», тогда как языки титульных национальностей за пределами своих республик такой ниши не имеют (005, с. 1224).
В дальнейшем, скорее всего, в Узбекистане узбекский язык станет господствующим. В Туркмении уже сейчас нельзя получить высшее образование без знания туркменского языка. В Казахстане правительство еще не готово требовать от всех студентов, поступающих в вузы, знания казахского языка.
С.И. Кузнецова
