CC BY
46
столкнуться с использованием литературно-художественных (или кинематографических) доказательств обоснования тех или иных научно-теоретических концепций» (014, с. 93). Выходят в свет научно-популярные серии, посвященные лидерам Белого движения, рисующие их в положительном смысле («Россия забытая и неизвестная»). В сущности, отмечает автор, идет формирование очередных мифов.
Биографические исследования в зарубежной историографии представлены крайне скупо. П.И. Гришанин рассматривает книгу профессора Калифорнийского университета П. Кенеза «Красная атака, белое сопротивление» и П. Флеминга «Судьба адмирала Колчака». Работа П. Кенеза посвящена зарождению и развитию Белого движения, даны характеристики некоторым его лидерам, например М.В. Алексееву, Л.Г. Корнилову, А.И. Деникину. П. Ке-нез отмечает чрезвычайную личную смелость и непокорность Л.Г. Корнилова. В книге историка П. Флеминга адмирал А.В. Колчак характеризуется как человек и как диктатор. Если из его личных качеств автор отмечает честность и благородство, то «Колчак-диктатор», по его мнению, стоял «... во главе коррупционной и варварской государственной системы» (14, с. 141).
Завершается книга П.И. Гришанина Приложением с выдержками из научных и публицистических работ о войне, революции и Белом движении. Среди авторов - В.В. Галин, Ю.Н. Афанасьев, А. И. Солженицын и др.
Ю.В. Дунаева
2010.03.015. ШУЛЬМАН Е. СТАЛИНИЗМ НА ОКРАИНЕ ИМПЕРИИ: ЖЕНЩИНЫ И ГОСУДАРСТВЕННОЕ СТРОИТЕЛЬСТВО НА СОВЕТСКОМ ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ.
SHULMAN E. Stalinism on the frontier of empire: Women and the state formation in the Soviet Far East. - Cambridge, UK; N.Y.: Cambridge univ. press, 2008. - XIV, 260 p.
Ключевые слова: СССР, 1937-1939 гг., советский Дальний Восток, государственное строительство, гендерный аспект имперского строительства в СССР, движение хетагуровок.
Книга Е. Шульман в 2009 г. была отмечена премией имени Реджинальда Зелника, недавно учрежденной Американской ассо-
циацией содействия славянским исследованиям. В ней исследуется история движения хетагуровок - женщин, откликнувшихся на прозвучавший в 1937 г. призыв Валентины Хетагуровой приехать на Дальний Восток. Движение это, замечает автор, скоро превратилось в настоящую «переселенческую программу», поскольку для участия в нем в 1937-1939 гг. было отобрано примерно 25 тыс. человек. Предполагалось, что в результате будет исправлен серьезнейший демографический дисбаланс в крае, населенном почти исключительно мужчинами. Кроме того, приезд квалифицированных специалистов должен был решить проблему острой нехватки кадров в стремительно развивавшемся регионе.
История хетагуровок, в которой трагически переплелись энтузиазм 1930-х годов и сталинские репрессии, проливает свет на почти не исследованную в зарубежной русистике тему - освоение окраин советской империи и роль женщин в колонизации периферии. Рассмотренный в книге гендерный аспект имперского строительства в СССР, значительно отличавшегося от моделей, которые традиционно практиковались колониальными империями, позволяет глубже понять сущность сталинизма в его «периферийном» варианте.
По словам автора, сталинизм на периферии был «гиперболизированной версией практик и политики, ассоциирующихся со сталинским правлением: террором, властью тайной полиции, плановой экономикой, коррупцией, хроническим дефицитом, монополизацией общественной и политической жизни коммунистической партией и сталинской версией марксизма». В интерпретации Е. Шульман, дальневосточный регион представлял собой «особый мир, который плохо вязался с тоталитарным контролем не только из-за своей удаленности от Москвы, но и благодаря своей исторической роли "свалки", а иногда и убежища для преступников, политических ссыльных и просто нонконформистов» (с. 4-5). Демонстрируя, какую важную роль сыграли хетагуровки и другие переселенцы в распространении власти советского государства и социалистической культуры в регионе, исследование Е. Шульман не только по-новому освещает сущность советского общества и системы сталинизма, но и показывает пределы власти Москвы на периферии, в том числе и над ГУЛАГом.
Успех кампании по привлечению девушек на Дальний Восток, пишет автор, выдвигает на передний план целый пласт представителей советского общества, восприимчивых к официальным призывам строить социализм и жертвовать собой во имя его идеалов. Этот пласт обычно не брался в расчет историками, подчеркивавшими насильственный характер тоталитарного сталинского режима, однако изучение жизненных историй хетагуровок позволяет понять, как советский режим просуществовал еще 50 лет (с. 9-10). Не отрицая, что в середине 1930-х годов в СССР начинается возрождение традиционной гендерной иерархии, вылившееся не только в законодательные меры, направленные на укрепление семьи, но и в активную пропаганду материнской и «домашней» функций женщины, автор подчеркивает гибкость гендерных конструкций эпохи сталинизма (с. 40).
Юные комсомолки 1930-х годов, выросшие при Советской власти, получившие образование наравне с юношами, ни в чем не ощущали себя ущемленными. Книги и фильмы воспламеняли их воображение, они мечтали быть во всем похожими на героев, а главное, - на героинь революции и Гражданской войны. Они были готовы отдать все, и саму жизнь, за завоевания социализма. К этому послереволюционному поколению родившихся в 1910-1920-е годы принадлежали большинство хетагуровок, отправившихся осваивать далекую и опасную периферию, пишет автор. Они были полны энтузиазма, и призыв партийных организаций, которые обещали не только героические свершения, но и возможность выдвинуться, оказался для многих комсомолок мощным стимулом.
В книге представлен краткий очерк истории советской политики в отношении женщин, дается подробная характеристика дальневосточного региона и структуры управления краем, где в связи с началом «Большого террора» в 1937-1938 гг. происходила перестройка всей системы Дальстроя. Отдельная глава посвящена «публичному образу» Валентины Хетагуровой, которая была очень популярна в предвоенные годы и принадлежала к разряду так называемых «знатных» женщин-тружениц эпохи социализма. По словам автора, молодая русская жена офицера-осетина, приехавшая с «дальнего пограничья», стала одним из вариантов социалистической «новой женственности». Ее образ ассоциировался с могуще-
ством многонациональной страны, раскинувшейся на одной шестой части суши (с. 24-25).
В монографии исследуются также репрезентации Дальнего Востока «как мифического пространства» в прессе и кино. Параллельно автор анализирует письма и мемуары участниц кампании, что позволяет ей проследить процесс воздействия широко тиражировавшихся образов на воображение «целевой аудитории». По ее словам, «нереалистические ожидания» девушек, получивших сведения о крае из литературы и кинофильмов, усилили их разочарование, когда они обнаружили, что жизнь на Дальнем Востоке такая же тяжелая и каторжная, как там, откуда они уехали (с. 223).
На Дальнем Востоке, пишет Е. Шульман, прибывших действительно ожидали тяжелые испытания. Трагические истории некоторых переселенок иллюстрируют безжалостную эксплуатацию «периферийным сталинизмом» тех, кто так хотел помочь Советской власти. Многие девушки оказались в условиях изоляции, иногда без жилья и денег, кто-то попал в среду спецпереселенцев, кто-то - в организации, в которых работало много заключенных. Ситуация усугублялась недоброжелательным отношением к хетагу-ровкам, которых часто воспринимали как незваных гостей, подвергали остракизму или просто сторонились. Как пишет автор, статус представителей государства делал хетагуровок предметом ненависти тех, кто ненавидел сталинский режим. Многие подозревали их в меркантильности, не желали замечать их высоких стремлений, и даже через 40 лет их решение приехать на Дальний Восток истолковывалось в дурную сторону.
Через три года после начала кампании, указывается в книге, официально было признано, что движение хетагуровок окончилось неудачей - женщины не смогли «насадить цивилизацию» в крае, многие из них «спасовали перед трудностями» и «сбежали». Оставшиеся пережили все тяготы советского быта, многократно усиленные в условиях периферии. Однако воспоминания хетагуровок свидетельствуют, что несмотря на невероятные трудности, им удалось сохранить самые лучшие воспоминания о времени своей юности, когда они ощущали себя нужными своей любимой стране. Более того, они считали достижения советской системы - бесплатное здравоохранение и образование, получение жилья от государства -результатом их личного и коллективного труда. В этом отношении,
заключает автор, коммунистический режим выполнил свои обещания (с. 228).
О.В. Большакова
2010.03.016. КРАСНОВ ВН., КРАСНОВ ИВ. ЛЕНД-ЛИЗ ДЛЯ СССР, 1941-1945. - М.: Наука, 2008. - 246 с.: ил.
Ключевые слова: Великая Отечественная война, ленд-лиз.
Реферируемая книга посвящена истории союзнической помощи СССР, поступавшей в годы Великой Отечественной войны из США, Великобритании и Канады на условиях ленд-лиза; показаны объем и ассортимент поставок вооружений, военной техники, промышленного оборудования, сырья и продовольствия; описаны маршруты перевозки грузов. Книга состоит из четырех глав, снабжена приложениями, списком литературы и многочисленными фотографиями.
Уже вечером 22 июня 1941 г. У. Черчилль и 23 июня Ф.Д. Рузвельт в своих выступлениях по радио заявили о готовности своих государств помогать Советскому Союзу в борьбе с нацизмом. 12 июля между правительствами СССР и Великобритании было подписано соглашение о совместных действиях в войне против Германии.
Самой первой союзнической помощью были 16 английских истребителей «Харрикейн», доставленных в Архангельск первым северным конвоем «Дервиш» (Рр-0) уже в конце августа 1941 г. С этим же конвоем прибыла группа английских летчиков, две эскадрильи которых участвовали в боях над Кольским полуостровом вместе с североморскими пилотами. Они совершили 365 боевых вылетов, сбили 12 самолетов противника. Двое англичан были награждены орденами Ленина.
На условиях ленд-лиза помощь начала прибывать с 6 сентября. Однако авторы полагают, что официальным стартом крупномасштабных поставок следует считать подписание 1 октября 1941 г. трехстороннего (СССР, США, Великобритания) Московского протокола о поставках Советскому Союзу до июня 1942 г. За годы войны было подписано еще три подобных протокола: в Вашингтоне 6 октября 1942 г., в Лондоне 19 октября 1943 г. (его впервые подписала Канада) и в Оттаве 17 апреля 1944 г., - определяющие
