CC BY
44
гообразие звучит торжественной симфонией Вселенной. Музыкальное дарование Замятина сказалось не только в умении ритмизировать прозу, но и в чувстве гармонии, созвучии тем и мотивов, в точном "музыкальном" ощущении соразмерности части и целого. Принцип "контрастного сопоставления различных тем, их мотив-ного и тонального развития, приводящий к какому-либо итогу, синтезу", характерный для симфонии и интуитивно избранный писателем, в наибольшей степени соответствует мифопоэтической модели мира, лежащей в основе этого рассказа» (с. 202).
Изучение творческого наследия Е. Замятина позволяет постичь его уникальность, ощутить особый эстетизм его стиля, одухотворенного мифопоэтическим сознанием народа.
И.С. Урюпин (Елец)
2010.02.032. ИВАНЦОВ ВВ. ПРОСТРАНСТВЕННО-ВРЕМЕННАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ ХУДОЖЕСТВЕННОГО МИРА В С. МАКАНИ-НА. - СПб.: Фак-т филологии и искусств СПбГУ, 2009. - 175 с.
В монографии В. В. Иванцова (СПбГУ) объектом исследования является художественный мир В.С. Маканина (р. 1937), рассматриваемый в системе отношений: время - пространство - человек.
Во введении автор отмечает, что место писателя в литературном процессе на протяжении творческого пути относили то к «исповедальной прозе», то к литературе «сорокалетних» (близко стоявших к постмодернизму); открывали в его произведениях черты сюрреализма, приметы экзистенциалистской литературы («предельная напряженность переживания кризиса цивилизации», «трагизм смертного человеческого удела», «одиночество среди враждебного сущего»1). Гипотеза Н.Л. Лейдермана и М.Н. Липо-вецкого о «постреализме» как заметном направлении в современной русской литературе позволяет этим авторам с уверенностью относить творчество В. Маканина (а также Л. Петрушевской, Ф. Горенштейна, М. Харитонова, С. Довлатова, И. Бродского) к
1 Исаев Г. Русская литература конца 1980-х - первой половины 1990-х годов // Современная русская литература. - Астрахань, 1955. - С. 35.
постреалистической парадигме, где «проблема свободы и смысла получает парадоксальное разрешение: лишь в полной мере проникнувшись экзистенциально осмысленной несвободой, человек может выстоять в катастрофическом, релятивном и хаотичном мире»1.
В.В. Иванцов, со своей стороны, не видит оснований «замыкаться на применении к творчеству Маканина какого-то определенного термина, обозначающего принадлежность прозаика к тому или иному литературно-стилевому направлению или течению» (с. 8). Автор стремится проследить «лишь то, как в маканинских произведениях реализуется одна из важнейших характеристик, приписываемых... "постреализму" - особый характер взаимодействия "мирообразов" Космоса и Хаоса в художественном мире» (с. 9). По мысли литературоведов, в «постреализме» «диалог» этих базовых начал мироздания демонстрирует «восстановление» космоса из хаоса, и выстраиваемый в результате «релятивный космос» «открывает цельность мира в его разрывах, связность - в конфликте противоположностей, устойчивость - в самом процессе бесконечного движения»2. «Аналогичную картину мы увидим и в поэтической вселенной Маканина» (с. 9).
В качестве основных в монографии используются понятия художественный мир, хронотоп, концепция человека. Под «художественным миром» В.В. Иванцов понимает «особую реальность, целостный и самодостаточный универсум, моделируемый писателем в своем творчестве» (с. 11). Специфичность понятия «художественный мир» состоит в том, что оно позволяет говорить о модели универсума, построенной в рамках одного конкретного произведения, а также о синтетическом образе мира, складывающемся из всей совокупности текстов того или иного художника. При подобном подходе все произведения того или иного автора рассматриваются как «целостный, единый, вероятностный текст»3. Единство художественного мира писателя представляется в виде пространственно-временной структуры, составляющих ее константных эле-
1 Лейдерман Н., Липовецкий М. Современная русская литература: 19501990-е годы: В 2 т. - 2-е изд., испр. и доп. - М., 2006. - Т. 2: 1968-1990. - С. 596.
2 Там же. - С. 588.
3 Зинченко В., Зусман В., Кирнозе З. Методы изучения литературы: Системный подход. - М., 2002. - С. 178.
ментов: инвариантных мотивов, концептов, индивидуальной мифологии автора и т.п.
«Центральным и объединяющим» является понятие хронотопа (с. 14). В.В. Иванцов отмечает, что использование этого бах-тинского термина в конкретном исследовании требует уточнения границ его понимания и принципов применения. Наиболее удачным он считает «отождествление понятия хронотоп с понятием пространственно-временного поля»1. По убеждению В.В. Иванцо-ва, осмысление хронотопа «как пространственно-временного поля в составе художественного континуума... прокладывает мост к синтезу бахтинских представлений о хронотопе со структурно-семиотическим подходом к тексту (Ю. Лотман, С. Неклюдов, В. Топоров Б. Успенский, Т. Цивьян)» (с. 15). Автор монографии отмечает «семиотическую природу хронотопа как знака, где пространство является означающим, а время, которое в нем зафиксировано, означаемым» (с. 17).
По отношению к творчеству В. Маканина исследователь выдвигает гипотезу о том, что «одна из функций хронотопа в семи-осфере художественного текста» - быть знаком, выявляющим отношение пространства (как определенным образом организованной материально-вещественной целостности) к вечности (как той или иной форме временной статичности, завершенности) (с. 18).
Важным аспектом является осмысление структурных взаимосвязей отдельных хронотопов внутри художественного мира: «Хронотопы могут включаться друг в друга. сопоставляться, противопоставляться или находиться в более сложных взаимоотноше-ниях»2.
По логике автора, категории пространства и времени в художественном мире «приобретают свою смысловую содержательность только благодаря включенному в их координаты человеку». Исследователь дает рабочее определение «концепции человека» -это «аналитически выделяемый в произведении комплекс авторских представлений о месте, роли и значении феномена человека в
1 См.: Подгуренко А. Пространство и время в творчестве Алехо Карпенть-ера: Автореф. на соиск. учен. степ. канд. филол. наук. - М., 1996. - С. 7.
2
Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики: Исследования разных лет. -М., 1975. - С. 186.
мироустройстве» (с. 20). У Маканина построение концепции восходит в основе своей к поиску писателем ответа на вопрос, сформулированный позднее в повести «Лаз»: «Можно ли считать, что человек - существо, пересоздающее жизнь? Меняет ли человек жизнь и себя?..»1. Представление о культурной памяти является основой для раскрытия мифопоэтического и философского контекстов, воспроизводимых в творчестве писателя.
В главе «Генезис художественного мира В.С. Маканина в романе "Прямая линия"» исследователь выявляет «эсхатологическую и космологическую проблематику» произведения (с. 67). Сквозь призму личности героя в романном мире обнаруживается базовая оппозиция «хаос» - «космос», проступающая в основных пространственно-временных оппозициях романа: «московская лаборатория» - «далекий полигон», мирная современность - военное детство героя и др. «Это соответствует имплицитному противопоставлению в романе циклической и финалистской концепции времени и связанного с ним пространства. На мифопоэтическом уровне данная оппозиция принципов движения времени прочитывается как противопоставление дохристианских мифологем (первоначало, календарная жертва, цикличность - вечное возвращение) христианским (Христос - искупительная жертва, распятие, эсхатологический финализм). Герой романа представлен как потенциальный медиатор между полярными началами романного универсума» (с. 68).
Поскольку организация романа «Прямая линия» предстает в повествовательной перспективе одного лица - главного героя, молодого математика Володи Белова, следует выделить «два уровня представления пространственно-временных координат»: это «уровень физического времени-пространства - хронотоп, объективно объемлющий героя извне», фиксирующий каждый момент сюжетного развития в романе, и это «ментальный уровень индивидуального структурирования времени и пространства, присущего исключительно сознанию героя» (с. 34). При этом ведущими оказываются ментальные процессы: память, интуиция, сон, воображение и т.п.
1 Маканин В. Лаз // Маканин В. Кавказский пленный. - М., 1997. - С. 318.
Таким образом, «внутреннее пространство-время романного мира оказалось в подчеркнутой взаимосвязи с композицией как организацией точек зрения в повествовании»; в результате анализа композиции романа были выявлены «полюс субъективного хронотопа героя (память+восприятие) и полюс объективных пространственно-временных координат в художественном мире. Изучение закономерностей их соотношения позволило определить изоморфизм смены пространственно-временных планов в субъективном мире героя и в объективном мире окружающего его бытия» (с. 68). Данное обстоятельство подводит к выводу, что в образе героя романа писатель изобразил уникальную личность, которой открыто высшее знание о мироустройстве, в частности, об энтропийном стремлении мира к хаосу и разрушению; и такая личность представлена Маканиным как трагическая, ибо за подобное знание герой неизбежно должен расплачиваться собственной жизнью.
Исходный хронотоп романа открывает перспективу мирного и необратимого отдаления от ужасных дней войны - «словно бы по бесконечной прямой, прочерченной в будущее». Это положение усиливают «символические образы солнца, неба и воображаемого полета героев к солнцу и облакам - полета легкого, словно бы свободного от недавнего груза военных лет» (с. 38). Однако исследование противоречий, заключенных в пространственно-временной структуре художественного мира, ставит под сомнение возможность «прямой линии», символизирующей «разворачивание времени в мирное будущее, временной прогресс мира» (с. 42-43). Сим-волична гибель героя в конце романа - он умирает от разрыва сердца в набирающем высоту самолете, рванувшемся «по прямой линии к небу, к солнцу» (с. 43). Заглавие романа «работает в действительности как анти-заглавие»1.
В первом литературном опыте писателя автор монографии обнаруживает такие инвариантные мотивы его позднего творчества, как «возвращение», «отставание», «притяжение», «вечность», «парадоксальность», «горизонталь», «вертикаль», (с. 68). Так, для определения роли «вертикали» в организации времени-простран-
1 Kachur J. The poetics of the interval: Modes of mediation disjuncture and connection [Manuscript], - 2006. - P. 4.
ства в романе «Прямая линия» весьма важен эпизод смерти героя: «Подобно тому, как сущностное движение времени в построенной модели мира обнаруживает невозможность его представления в виде направленного вперед горизонтального вектора, описание обстоятельств гибели героя символизирует запрет на движение по вертикали вверх. поскольку верх - это и будущее (жизнь) героя, и будущее мира, представленное образом солнца. Здесь манифестируется невозможность выйти из круга вечного повторения (символически представленного кругами, совершаемыми взлетающим самолетом)» (с. 63). Фактически такой запрет возникает в сознании героя значительно ранее - в образе «солнца, которого мы никогда не коснемся»1. В финале пророчество сбывается, а запрет приобретает абсолютный характер. «Здесь образ солнца - это огонь, энтропия, атомное сгорание (в библейском апокалиптическом контексте, может быть, звезда Полынь)» (с. 63).
По мнению В.В. Иванцова, все мифопоэтические и философские аллюзии, существующие в романе, «можно свести к двум полюсам: античному (т.е. языческому в своей основе) и христианскому. И если античные мотивы проецируются в "Прямой линии" прежде всего на мироустройство, то христианские... прочитываются в контексте судьбы героя» (силуэт самолета напоминает распятие). Указанные «концепции временного развития мира: циклическая в античном контексте и разомкнутая, открытая, начиная с Рождества Христова, в христианском контексте», взаимодействуют в онтологии романа, но «первенство принадлежит временным представлениям античности» (с. 64). Последние слова романа, фиксируя внимание на цикличности времени: «Вот и еще один год прошел. Ведь фактически год кончается летом.»2, - подтверждают такую трактовку. Вместе с тем автор монографии не склонен ее абсолютизировать, «поскольку в границах текста прибытия самолет так и не происходит. И значит, в модели мира этой временной точки нет, время художественного мира в "Прямой линии" остается незавершенным, открытым» (с. 66).
1 Маканин В.С. Человек свиты: Повести и рассказы. - М., 1988. - С. 297.
2 Там же. - С. 381.
Ход исследования в главе «Концепт "дом" в пространственно-временной структуре художественного мира Владимира Маканина 1970-х - первой половины 1980-х годов ("горизонтальное измерение")» обусловлен гипотезой автора о том, что в произведениях писателя рассматриваемого периода большую структурно-семантическую роль играет концепт «дом» и связанная с ним оппозиция «дом» - «бездомность». В понимании термина «концепт» В.В. Иванцов опирается на взгляды лингвистов-концептологов, прежде всего В.В. Колесова, Ю.С. Степанова, В.А. Масловой, и выделяет в слове-концепте образный, понятийный и символический уровни. Концепту «дом» автор находит соответствие в определенном хронотопе. По его мнению, «герой или персонаж должны испытывать некую силу притяжения, силовое поле такого хронотопа, мотивирующее стремление оказаться и остаться в его пределах», в связи с чем «данный хронотоп гипотетически должен являть собой предел сюжетного движения персонажа в континууме художественного мира» (с. 73). Последнее обстоятельство позволяет автору предполагать присутствие в хронотопе «дома» инвариантной семантики вечности. «Вечность как отсутствие времени, явленного в движении сюжета, может стать онтологической категорией художественного мира произведения, и тогда задачей становится интерпретировать время в таком хронотопе как определенную ипостась вечности (поскольку категория эта многозначна), смысл этого типа времени в структуре художетвенного мира» (с. 74).
В.В. Иванцов изучает концепт «дом» на примере нескольких произведений у Маканина. В повести «Безотцовщина» он обнаруживает разные варианты: «идеальное воплощение дома» - «дом семейный» (его обретают такие персонажи, как Галя Неробейкина, Марина, Перейра-Рукавицын); «антидом» - хронотоп военного детства героев, воплощающий хаос; а также хронотоп, который позволяет персонажам осуществить переход от антидома к постоянному дому. Это «некий переходный вариант дома, промежуточный хронотоп» (с. 87), которому в повести соответствует и «герой-медиатор»: жертвуя собственным счастьем, он помогает другим людям найти свое место в жизни. «Для самого героя-медиатора домом является его хронотоп до тех пор, пока он является домом для других. Так вскрывается трагическая природа подобного героя.
Кроме дома-комнаты Лапина, вариантом такого хронотопа оказывается в повести прокуратура и ее "душа" - прокурор Квасницкий» (с. 87).
Анализ повести «Отдушина» и рассказа «Человек свиты» приводит к выводу о том, что в этих произведениях персонажи сами конструируют некий миф о доме как о хронотопе, в котором их биологическое время жизни «стремится к вечности». Такими «домами» для Михайлова и Стрепетова, для персонажей повести «Отдушина», становятся квартира их любовницы, а для Мити Родион-цева из рассказа «Человек свиты» - место в свите директора фирмы. Иллюзия разрушается, и вместе с ней физически разрушается персонаж - такую закономерность исследователь выявляет в названных текстах. Человек в этих произведениях «предстает в упрощенном и усредненном виде» - как «существо, характеризующееся доминированием биологической составляющей» (с. 101).
В повести «Где сходилось небо с холмами» (1984) с домом ассоциируется уральский поселок Аварийный - родина композитора Башилова. Однако «мифическим домом» поселок является только в сознании главного героя; по сути же Авариный - это антидом: его существование определялось лишь разрушительной стихией заводских пожаров, тушить которые и было основным занятием «аврийщиков». Песни жителей поселка, определившие композиторскую карьеру Башилова, оказались утрачены не по вине героя, а в силу исторических причин, обнаруживших духовную и физическую непрочность пространства Аварийного.
Автор монографии пишет о маканинской концепции художника, созданной в повести: творец несет экзистенциальное бремя вины за несовершенство мира и «конструирует творческий космос своих произведений» из хаоса бытия, пытаясь тем самым «преобразовывать мир, привнося в него начала высшего порядка и гармонии» (с. 115). Самому Башилову дом заменяет дорога (в буквальном смысле он постоянно путешествует по миру). «Хронотоп дороги Башилова как его творческого и жизненного пути является каналом, по которому осуществляется трансформация коллективной безличной творческой энергии в уникально-индивидуальное творчество художника» (с. 115)
В главе «"Подземный" хронотоп и его эволюция в творчестве В.С. Маканина ("вертикальное измерение")» автор монографии
открывает «вертикальное» измерение маканинского художественного мира, которое создается сквозным в творчестве писателя мотивом «подкопов», «лазов», «тоннелей» и т.д. В.В. Иванцов связывает этот мотив с существованием в прозе писателя особого «подземного» хронотопа и рассматривает эволюцию такого хронотопа, начиная с ранних повестей писателя (1970-е годы) вплоть до работ начала 2000-х. Результатом исследования с применением структурно-семиотического, мифопоэтического, архетипологиче-ского, психоаналитического, интертекстуального и других видов анализа становятся следующие выводы: «В системе отношений человек - хронотоп "подземное" пространство-время позволило Ма-канину в конкретных произведениях последовательно:
- открыть в герое экзистенциальную тоску по пространству-времени его индивидуального прошлого, связующего человека с его корнями - родом, предками ("Повесть о Старом Поселке");
- обнаружить в герое связь с глубинным, архаическим, коллективным прошлым всего человечества, выражающуюся в тоске по времени-пространству нераздельной целостности человека и Великой Матери-природы ("Гражданин убегающий");
- подойти вплотную к воплощению в художественном мире личности, способной возвратить человечеству настоящего утраченные ценности прошлого (лекарь Якушкин в "Предтече") и одновременно осознать фиаско искомой концепции человека в подобном образе;
- в форме определенного итога, в более сложной художественной структуре, используя многообразные семантические планы "подземности", по-новому поставить вопросы, заявленные в предшествующих произведениях ("Утрата"); проблемы на этом этапе пока остаются без положительных решений;
- с помощью открытия и исследования пространственно-временного феномена "отставания" наметить концепцию писателя как человека, способного в художественной форме позитивно преобразовывать опасную энергию совмещения времен;
- воплотить в повести "Лаз" искомую концепцию человека в образе Ключарева как художника, связующего ценности "горизонтального" и "вертикального" измерений человеческого бытия, понимаемых в обобщенном плане как духовное и материальное начало в человеке. Роль такого человека как "существа, пересоздающего
жизнь", оправдывается в произведении его соотнесенностью с образом-идеалом Христа. Только будучи апостолом, несущим человечеству спасительное христианское Слово, творец может, по Ма-канину, избавить мир от грозящей ему гибели;
- исследовать темные и губительные глубины духа личности, у которой отсутствует ориентация на "вертикаль" христианской милости и искупления ("Стол, покрытый сукном и с графином посередине");
- дать художественный комментарий соотнесенности образа лаза как узкого места, связующего времена и пространства, с мифологемой матери ("Удавшийся рассказ о любви")» (с. 167).
В заключении Иванцов пишет о том, что анализ пространственно-временной структуры прозы Маканина позволил выделить следующую типологию его концепций человека:
«1) человек исключительных качеств, постигающий глубинные смыслы бытия и жертвующий своей жизнью ради воцарения мирового космоса, что более или менее результативно (Белов, Лапин, Якушкин);
2) человек, ищущий путей преодоления энтропии времени как разрушения собственной физической целостности (Михайлов, Стрепетов, Родионцев);
3) человек, старающийся преодолеть уничтожающую силу времени путем подвижнического саморазрушения (Костюков, Пе-калов);
4) человек как "существо, пересоздающее жизнь", - творец-художник, преодолевающий антиномии мировых начал и способствующий такому преодолению другими, нуждающимися в этом людьми (Башилов, Геннадий из "Отставшего", Ключарев из "Лаза")» (с. 171).
Подводя итоги исследования, В.В. Иванцов подчеркивает, что «концепция человека в прозе Владимира Маканина мотивирована пространственно-временными параметрами художественного бытия» (с. 171).
Монографию завершает «Избранная библиография», представляющая цитируемые в книги исследования по творчеству В.С. Маканина на русском, английском и немецком языках.
А.А. Ревякина
