CC BY
30
ОБЩЕЕ ЯЗЫКОЗНАНИЕ
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ И ОТДЕЛЬНЫЕ МЕТОДЫ
2010.02.003. УРЖА А.В. РУССКИЙ ПЕРЕВОДНОЙ
ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ТЕКСТ С ПОЗИЦИЙ
КОММУНИКАТИВНОЙ ГРАММАТИКИ / МГУ им. М.В. Ломоносова. Филол. фак. - М.: Спутник+, 2009. - 292 с. -Библиогр.: с. 277-292.
В работе исследуется коммуникативно-синтаксическая организация текстов русских переводов сказок О. Уайльда и рассказов Э. По. Рассматриваются «способы интерпретации уникальных черт текстовой композиции в контексте специфической художественной манеры двух писателей» (с. 242), формулируются некоторые общие приемы изучения языкового своеобразия переводного текста.
Монография состоит из двух частей: 1) «Строение художественного текста как объект языковой интерпретации в переводе»; 2) «Языковые и коммуникативные особенности организации русского переводного художественного текста». Каждая из названных частей включает по три главы.
В работе, помимо прочего, говорится, что в коммуникативно -синтаксической организации художественного переводного текста отражено взаимодействие образа автора (реализации авторского замысла в построении произведения) и образа переводчика (воплощения переводческой стратегии интерпретации оригинального текстового устройства в отборе и сочетании средств русского языка). Соотношение образа автора и образа переводчика сообщает уникальность каждому из вариантов перевода оригинального произведения и в то же время представляет основу для их сопоставления.
Специфика каждого из вариантов перевода одного текста обусловлена характером воплощения образа автора и образа переводчика на уровне таксисных отношений между предикативными
единицами (ПЕ) текста, в реализации тактических комплексов (темпоральной организации, регистрового построения, субъектной перспективы произведения) и в формировании целостной стратегии построения перевода.
Отбор средств русского языка для воспроизведения таксис-ных (временных, модальных и персональных) отношений предикативных единиц в переводах Э. По и О. Уайльда ориентирован на соблюдение количества ПЕ, грамматических характеристик их предикативности. Нарушения этой закономерности, связанные с проблемами истолкования и оформления грамматических значений оригинала, а также с субъективной интерпретацией авторских приемов переводчиками, также получают объяснение в рамках общих законов текстового построения.
Так, в вопросе о соблюдении количественного соответствия предикативных единиц оригинала и перевода на выбор переводчика влияют такие закономерности синтаксиса текста, как нормативная невыраженность субъектов модуса, возможность дробления и объединения однородных предикативных признаков субъектов диктума, эллипсис избыточной информации и языковая экспликация элементов логического построения текста. Наиболее серьезные изменения авторской композиции текста в этом плане связаны в переводах Э. По и О. Уайльда с изъятием или добавлением оборотов («дело в том», «правду сказать», «казалось» и др.), реализующих субъектную сферу повествователя (как говорящего или авто-ризатора), поскольку «проявление» голоса повествователя является важным элементом организации повествования у обоих авторов, указывает на различные ракурсы отражения художественной действительности, проецирует сюжетный ход на перцептивную ось текстового времени.
Ситуации расхождения оригинала и перевода в воспроизведении временных таксисных отношений предикатов имеют разную природу. Автор разграничивает случаи различной семантической интерпретации этих отношений (случаи «прояснения» временных значений неполных предикативных единиц, соотношения «накладывающихся друг на друга» по времени физических и речевых действий персонажей, художественного обыгрывания языковых конструкций) и их различного оформления (передача грамматических различий, не имеющих морфологического воплощения в русском языке, возможность выбора при переводе конструкции с «со-
гласованием времен»). Расхождения переводов связаны как с различным толкованием авторского приема переводчиками, так и с особенностями их собственного представления об организации художественного времени в произведении. Анализируя результаты выбора из ряда синонимичных русских средств при оформлении таксисных соотношений оригинала, автор особо отмечает значительное преимущество конструкций типа «я видел, как он плывет» перед конструкциями типа «я видел, как он плыл» в переводах. Тяготение к «субъективному смещению перспективы времени», к созданию иллюзии соприсутствия говорящего (и читателя) описываемым событиям - характерная черта интерпретации писательской манеры и О. Уайльда, и Э. По в рамках жанра «1а1е» в русских переводах.
При общей направленности на соблюдение значений наклонения предикатов и модальных таксисных отношений между предикативными единицами варианты перевода в отдельных случаях содержат различия в интерпретации оригинальных модальных значений. Переводя высказывание персонажа, представляющего желаемые события как действительные, переводчики либо воспроизводят речевой прием говорящего, либо отражают его интенции, известные из контекста; при переводе некоторых условных конструкций различные варианты перевода делают акцент либо на гипотетической осуществимости условий и следствий, о которых идет речь («если я взгляну на них, то скажу кто они»), либо на их фактической несовершенности («если бы я взглянул на них, то мог бы сказать, кто они»). Существуют также различия в оформлении модальных значений: предпочтение прямого или переносного употребления форм наклонения, использование модальных модификаторов предиката и вводно-модальных слов, изофункциональных морфоло-го-синтаксическим средствам выражения модальных смыслов.
Учитывая тот факт, что русский язык благодаря развитой системе падежных и предложно-падежных форм имен обладает болееобширным набором регулярных формальных реализаций семантического субъекта, случаи замены субъектов диктума и прямого нарушения персональных таксисных отношений в исследованных переводах редки. Выбор другого, отличного от оригинала субъекта предложения обычно возможен при наличии конверсных отношений между актантами (упомянутыми или подразумеваемыми): «никому ничего не стану дарить / никто у меня ничего не по-
лучит», «я обидела ее / она на меня обиделась». Подобные изменения в переводах произведений Э. По и О. Уайльда отражают не грамматические противоречия языковых систем, а субъективное «видение переводчика», его представление о соотношении субъектных сфер в тексте. Однако в большинстве своем различия переводов обусловлены необходимостью выбора из ряда синонимичных средств при оформлении персональных таксисных отношений в русском переводе. Автор отмечает регулярность реализации оригинальных пассивных конструкций при помощи русских неопределенно-личных модификаций предложения, сближающихся с ними в плане «расстановки» художественных акцентов в выбранных произведениях. При переводе предложений в пассивном залоге, в которых положительные персонажи сказок О. Уайльда и рассказов Э. По испытывают негативное воздействие со стороны окружающих, переводчики предпочитают неопределенно-личные модификации активных конструкций, выражающие значение противопоставленности, «чуждости» неназванного действующего субъекта повествователю и герою. Русские безличные предложения, подчеркивающие независимость предикативного признака субъекта от воли его носителя, выбираются для перевода английских пассивных конструкций в случаях, когда персонажи сказок и рассказов становятся жертвами стихий или обстоятельств. Реализация определенных субъектных сфер в тексте варьируется в зависимости от выбора той или иной структурно-семантической модификации или синтаксического синонима предложения. Оригиналы Э. По превосходят тексты О. Уайльда по количеству пассивных конструкций и неизосемических моделей предложений (и представляют более «наукообразное», скрупулезное повествование), однако синтаксическое строение русских переводов обоих авторов в значительной степени «облегчено» благодаря большому количеству замен неизо-семических моделей на изосемические, пассивных конструкций на указанные выше субъектные модификации предложений.
Адекватность интерпретации текстовой тактики в переводе обеспечивается сохранением функциональных связей ее структурных элементов. Выбор текстовых функций и оформление таксис-ных отношений предикатов обусловливают соотношение статики и динамики, первого плана и фона в сюжетном движении, организуют темпоральное пространство текста. Характеристики различных субъектных сфер в предложении и тексте участвуют в формирова-
нии художественных образов, определяют «облик» персонажей, повествователя и потенциального читателя. Интерпретации регистровых блоков, реализующих коммуникативные интенции разнообразных говорящих в тексте, их восприятие действительности и знание о ней, создает в переводе целостное представление о художественном мире, вымышленном автором. Изменение одного из элементов регистрового построения перевода сопровождается изменением его темпоральной организации и субъектной перспективы, и наоборот.
Особенности интерпретации художественного времени (в хронологическом, событийном и перцептивном ракурсе) в переводах произведений Э. По и О. Уайльда сопряжены с проблемами отбора языковых средств в контексте авторских приемов организации темпорального пространства. Следование событий сюжета, реализованное в таксисных отношениях между предикативными единицами вместе с текстовыми функциями предикатов в произведении, иногда получает в переводах различное толкование и оформление. Связано это с возможностью двоякой интерпретации функций предикатов оригинала как итеративных / неитеративных ^sked - спрашивал / спросил) или процессуальных / результативных (said - говорил / сказал) в случаях, где дополнительные указатели на характер действия отсутствуют. Решение переводчика в подобной ситуации определяется индивидуальным толкованием конкретного тактического приема. Выбирая при переводе личную / неличную форму предиката (прилетела и рассказала / прилетев, рассказала), переводчики в некоторых случаях произвольно перемещают то или иное событие на первый план или в область сюжетного фона. При отсутствии указаний на исторические координаты событий в выбранных произведениях Э. По и О. Уайльда большое значение приобретает воссоздание в переводах относительных хронологических характеристик фантастического действия, отражающих субъективное восприятие течения художественного времени говорящим. Трудности здесь сопряжены с подбором адекватных русских средств функционально-семантического поля времени, а также с интерпретацией слов с количественной семантикой («after а раше: чуть погодя / после перерыва»). Наконец, залогом сохранения авторской манеры обоих писателей в переводе является воспроизведение временных характеристик перцептивной позиции говорящего в ходе повествования.
Под влиянием жанрового канона сказки, фантастического рассказа, где проявления «авторского голоса», связывающего время действия и время повествования, ограничены, переводчики О. Уайльда и Э. По нарушают композицию оригинального текста, сокращая количество предикативных единиц, реализующих субъектные сферы модуса, изменяя временную локализацию точки зрения говорящего или авторизатора. «Диалог» повествователя с читателем «поверх» сюжетных событий становится менее заметным, построение произведения теряет оригинальные черты.
В оформлении и композиции регистровых блоков, представляющих художественную действительность в контексте наблюдения, сообщения, оценки и т.д., в переводах произведений О. Уайльда и Э. По определяющую роль играют специфические художественные функции, сообщенные текстовым регистрам в оригинале. Если в сказках О. Уайльда авторская ирония реализуется в соположении противоречивых действий и фраз героев, лжепоучений отрицательных персонажей и иронических комментариев повествователя, то регистровая композиция рассказов Э. По ориентирована на формирование и управление читательскими впечатлениями и эмоциями при помощи подготавливающих фраз, намеков, экзотических описаний и фантастических обобщений. Отмечая особый талант и склонность обоих писателей к красочному изображению художественной действительности, переводчики стремятся максимально эффективно использовать репертуар русских средств оформления репродуктивного регистра и иногда, гиперболизируя авторский прием, заменяют информативные сообщения оригинала репродуктивными описаниями.
Интерпретация комментариев повествователя в переводе сопряжена с трудностями сохранения иронической двусмысленности (у О. Уайльда) и эмоциональной экспрессивности (у Э. По) лексического наполнения и синтаксического построения фраз. Особый интерес представляет перевод в сказках О. Уайльда генеритивных сентенций, используемых в качестве характерной черты речи отрицательных персонажей. Не всем переводчикам удается организовать текстовое построение так, чтобы несостоятельность этих внешне «правильных» и логичных фраз проявлялась только в контексте, а не в самих высказываниях. Особо подчеркивается устойчивость общего регистрового построения выбранных текстов в переводах (оригинальная последовательность блоков нарушается
крайне редко). Причина тому - особая художественная значимость регистровой композиции в произведениях Э. По и О. Уайльда.
Обращаясь к проблемам воссоздания субъектной перспективы произведений в переводах, автор отмечает различия в соотношении субъектных сфер в произведениях с большим количеством персонажей и диалогов (это сказки О. Уайльда и притча Э. По «Прыг-Скок») и в своеобразных рассказах-монологах Э. По («Опальный портрет», «Береника», «Рукопись, найденная и бутылке»), где повествование изложено от лица главного героя событий и немногочисленные реплики второстепенных персонажей даны в косвенной речи. В первом случае адекватность отражения отношений между персонажами зависит от выбора переводчиком личных местоимений и обращений, от семантических и стилистических особенностей лексики, конструкций, представляющих речь героев. Принципиально неоднозначное, неэксплицированное (в особенности у О. Уайльда) отношение повествователя к персонажам требует осторожности в выборе номинаций, значения и формы предикатов, синтаксических модификаций моделей предложений.
Перевод рассказов Э. По сопряжен с особыми трудностями воспроизведения субъектных сфер модуса. Для того чтобы верно передать пространственные и временные «координаты» точки зрения героя (и одновременно рассказчика) в каждый момент повествования, необходимо выбирать из ряда русских синонимов адекватные средства авторизации сообщений. В произведениях с большим количеством субъектов модуса к этому добавляются проблемы интерпретации наложения различных точек зрения. Воссоздание субъектной перспективы текста - один из наиболее сложных аспектов перевода сказок О. Уайльда и рассказов Э. По.
Особенности перевода названий сказок О. Уайльда и рассказов Э. По, выявленные в ходе сопоставительного анализа вариантов, подчеркивают теснейшую связь этого элемента текстовой тактики с другими составляющими языковой организации произведений. Выбор переводчика в условиях несоответствия пола персонифицированных животных и растений в различных культурно-языковых традициях кардинальным образом влияет на формирование субъектной перспективы в переводах сказок О. Уайльда (ср. «Соловей и Роза» / «ТЪе Nightingale (Соловушка, она) and the Rose»). Перевод названий фантастических рассказов Э. По, сопряженный с трудностями воспроизведения нестандартных имен собственных, а также
сохранения культурно-исторических коннотаций выбранных автором выражений, определяет параметры хронотопа произведений (ср. «Манускрипт, найденный в бутылке» / «Рукопись, найденная в бутылке», «Береника» / «Вероника»). «Проявление» смысловых соответствий междутекстами иноязычных эпиграфов и текстами рассказов Э. По, воспроизведение не только их значения, но и необычного построения позволяет переводчикам сохранить задуманный автором эффект воздействия на читателя.
Теснейшая взаимосвязь составляющих текстовой тактики, их совместное участие в синтагматическом и парадигматическом построении произведений Э. По и О. Уайльда усложняет работу переводчика, накладывает ограничения на его предпочтения в выборе лексики и синтаксических конструкций. Однако единство композиционных принципов построения произведения одновременно и помогает переводчику, дает возможность сформировать целостное представление об авторской тактике и использовать его в качестве основы своего труда.
Важным фактором в изменении стратегии текста при переводе являются неосознанные и осознанные произвольные отклонения от авторской тактики. Склонность обоих писателей к повторению, типизации тактических способов организации текста нередко побуждает переводчиков к гиперболизации авторских приемов в переводе. Так, в переводах сказок О. Уайльда зачастую утрированы поведение и речь отрицательных персонажей. Переводчики рассказов Э. По нередко распространяют, конкретизируют намеки повествователя на последующие события сюжета, изменяя интригу текстового построения. Характер ошибок, обнаруженных в переводах, обусловлен особенностями построения авторских текстов: переводчики наиболее часто допускают неточности при переводе детализированных комментариев, второстепенных по отношению к сюжетному действию, а также при описании эмоционально насыщенных сцен (в особенности у Э. По), где личные читательские впечатления переводчика могут возобладать над объективным анализом текста. Осознанные изменения авторской стратегии в переводе могут быть связаны с ориентацией на запросы той или иной читательской группы: элементы адаптации характерны для некоторых переводов сказок О. Уайльда (такая тенденция сближает их с пересказами этих произведений для детей); и переводов рассказов Э. По, предназначенных для широкого круги читателей. Граница
между переводом и пересказом произведений оказывается в этих случаях нечеткой и определяется лишь в контексте соотношения стратегии автора и переводчика в рамках целого текста.
На основе проведенного анализа вариантов перевода делаются некоторые выводы об исторических изменениях соотношения образа автора и образа переводчика в русских переводах произведений Э. По и О. Уайльда разных лет. Отмечая отсутствие значительных различий в композиционно-языковой организации ранних (первая половина XX в.) и более поздних (вторая половина XX в.) вариантов на уровне формирования таксисных отношений между предикативными единицами и в области интерпретации текстовой тактики, автор обращает внимание на расхождения в отношении переводчиков к авторскому тексту. Если в большинстве ранних вариантов семантическое и синтаксическое построение перевода максимально приближено к оригинальному, то в поздних вариантах наблюдается тенденция более свободного взаимодействия «образа переводчика» и «образа автора», интерпретации художественного смысла слов и конструкций в контексте композиции и смысла всего произведения. В поздних вариантах чаще встречается перераспределение количества предикативных единиц между соседними предложениями, разбиение длинных периодов оригинала, предпочтение специфически русских словообразовательных и синтаксических моделей, лексических средств типологически общим конструкциям. Однако отмеченные свойства «ранних» и «поздних» переводных текстов имеют характер распространенной, доминирующей тенденции, но не универсальной закономерности. Практически в каждом из исследованных вариантов можно обнаружить оба типа взаимодействия образа автора и образа переводчика в определенном соотношении.
Особенности индивидуальной манеры каждого из переводчиков, выявляемые в ходе анализа ряда переводов различных произведений, выполненных одними и теми же людьми, наиболее ярко проявляются в выборе стилистических средств перевода произведений Э. По и О. Уайльда. Ориентация переводчика на аутентичное воспроизведение изысканного стиля Э. По или на его упрощение, «облегчение» не связана напрямую со временем создания варианта, и сходные принципы интерпретации авторского стиля могут сближать переводы разных лет. В поздних переводах сказок О. Уайльда, по сравнению с более ранними, сохраняющими стили-
стическую однородность авторского текста, наблюдается тенденция к дифференциации оформления диалогов между персонажами (с использованием просторечия) и трагических моментов повествования (с сохранением возвышенно-поэтического стиля).
«Образ автора», оригинальная авторская манера - это своеобразный композиционный стержень переводов произведений Э. По и О. Уайльда. «Ориентация на его сохранение, адекватное воссоздание дает текстам на русском языке возможность называться переводами соответствующих оригинальных произведений. В то же время взаимодействие категории образа автора и образа переводчика в стратегическом, тактическом, таксисном аспекте организации переводного текста является залогом потенциального многообразия вариантов перевода произведений Э. По и О. Уайльда и возможности создания новых переводов» (с. 233).
А.М. Кузнецов
2010.02.004. САДЧЕНКО ВТ. ВТОРИЧНЫЙ СЕМИОЗИС В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ТЕКСТЕ / Дальневост. гос. гуманит. ун-т. -Хабаровск, 2009. - 242 с. - Библиогр.: с. 215-242
В работе рассматриваются невербальные графические знаки, используемые в художественной прозе в качестве репрезентантов ее смысловой структуры, а также как средства вторичного семи-озиса.
Монография состоит из введения, четырех глав (1) «Вторичный семиозис в художественном тексте: к постановке вопроса»; 2) «Типология невербальных знаков как средств вторичного семи-озиса»; 3) «Смена структурных доминант как факт вторичного се-миозиса»; 4) «Знаки общенаучного аппарата формализации знаний в художественном тексте») и заключения.
Актуальность исследования автор объясняет современными тенденциями в русистике последних лет, связанными с интердисциплинарным подходом к интерпретации вербальных и невербальных компонентов письменного текста.
Обращение к невербальным графическим средствам как одному из видов паралингвистических средств связано с поиском закономерностей текстообразования, выявлением роли этих средств в организации прагматического воздействия текста на адресата, необходимостью более полного извлечения текстовой информации. Отмечается, что склонность человека к совершенствованию изо-
