CC BY
40
2010.01.021. ИЗОБРАЖАЯ РОССИЮ: ИССЛЕДОВАНИЯ В ОБЛАСТИ ВИЗУАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЫ.
Picturing Russia: Explorations in visual culture / Ed. by Kivelson V.A., Neuberger J. - New Haven: Yale univ. press, 2008. - XV, 284 p.
Ключевые слова: история России, исторические источники, визуальная культура.
Реалии сегодняшнего дня с его цифровыми технологиями и мультимедийными ресурсами, Интернетом и электронными библиотеками, когда проецирование образов на экран стало частью общей культуры презентации на научных конференциях, совещаниях и лекциях, подтолкнули к созданию богато иллюстрированного сборника о визуальной культуре России. В масштабном проекте приняли участие несколько десятков специалистов из США, Великобритании, Канады и России.
В каждой из 50 небольших, занимающих всего несколько страниц, статей (более половины из них посвящены дореволюционному периоду) дается анализ какого-либо изображения как визуального исторического источника. Причем это могут быть не только живописные полотна, гравюры, иконы, но и материальные объекты совершенно разного плана: архитектурные памятники (собор Василия Блаженного, башня Татлина), произведения искусства (табакерка графа Захара Чернышева, крестьянская прялка), или же, например, географическая карта, денежная банкнота, семейное или художественное фото, киноафиша, да и сам фильм. В таком ключе рассматривается визуальная культура России со времен Киевской Руси до сегодняшнего дня, начиная от древнерусского жилища и Остромирова Евангелия и кончая зданием Дворца пионеров на Ленгорах и фильмом «Солярис».
В гуманитарных и социальных науках, где все активнее используется богатый изобразительный материал, уже сложился своего рода «визуальный дискурс», указывается во введении. Однако осмыслению того, что вносят изобразительные источники в понимание истории и культуры, и как это происходит, до сих пор уделялось мало внимания (с. 1). Цель этой книги двоякая, пишут редакторы-составители В. Кивелсон и Дж. Нойбергер. Она, во-первых, заключается в том, чтобы понять, как использовать изо-
бражения не только для иллюстрации, но и для углубленного исторического и культурного анализа; во-вторых, предложить первую попытку исследования истории России на всем ее протяжении через визуальную культуру.
В книге представлен широкий диапазон методологических подходов к изучению визуальной культуры. В большинстве статей визуальное используется авторами для получения информации, которая отсутствует в письменных источниках. В первую очередь речь идет о повседневной жизни, что особенно актуально для истории Средневековья, хотя, как отмечается во введении, и в современную эпоху многие аспекты частной сферы не фиксируются в традиционных документальных источниках. В частности, неписаные законы поведения той или иной социальной группы находят отражение главным образом в визуальных источниках: например, в модах среднего класса или в особенностях портретирования купечества, как показано в статьях К. Руан и Д. Рэнсела (с. 2-3).
При анализе визуальных источников большое значение имеет расшифровка символических и ассоциативных смыслов, тех значений, которые намеренно и ненамеренно вкладывались в них их создателями, а также того, как они понимались и воспринимались современниками. Этот подход основывается на предпосылке, что процесс видения и понимания увиденного, якобы естественный, не настолько очевиден, как это кажется на первый взгляд. Он социально и культурно обусловлен, в частности опосредован культурными кодами эпохи.
Если говорить об эпистемологических установках более широкого плана, то следует заметить, что изображенное и увиденное издавна считалось непререкаемым доказательством «истинности» его существования, будь то икона для верующего или свидетельство очевидца преступления, пишут В. Кивелсон и Дж. Нойбергер. Вместе с тем во все времена существовали и сомнения в том, насколько увиденное «своими глазами» соответствует реальности. Сегодня, в эпоху постмодерна, отмеченную развитием цифровой фотографии, созданием спецэффектов и прочих виртуальных заменителей изображений, отношения между увиденным и реальным окончательно релятивизировались. «Современное недоверие к "реальности" фотографий, - указывается во введении, - вывело скептицизм на новый уровень, и вполне возможно, что мы находимся
перед лицом серьезнейшего культурного сдвига, который изменит не только то культурное значение, которое придается визуальному свидетельству, но и саму систему координат, в которой оценивается визуальное знание» (с. 3).
Еще один подход к анализу визуального используется в нескольких статьях сборника, которые концентрируют свое внимание на самом процесс видения как способе понимания действительности. В них отмечается также, что увиденное часто может изменить «параметры возможного и приемлемого» и соответственно оказывает влияние на поступки и взгляды людей. Этот визуальный опыт может играть активную роль в истории, превращаясь в одну из «сил трансформации» (с. 4).
Представленный в сборнике широкий спектр образов подчеркивает богатство визуального в аналитическом отношении. В частности, оно оказывается «исключительно ценным ингредиентом в построении идентичностей, властных структур и форм социальной коммуникации» (с. 5).
Значение визуального анализа раскрывается в первой статье сборника «Грязные старые книги», в которой С. Франклин сравнивает Остромирово Евангелие с рукописным Евангелием третьей четверти XVI в. Текстовой анализ этих источников может представлять узкоспециальный интерес, в основном для филологов, пишет автор. Однако если посмотреть на эти книги как на материальные объекты, причем принять во внимание не только материал, на котором они написаны, особенности шрифта, художественные достоинства украшающих их миниатюр, но и грязь, пятна воска на наиболее часто читавшихся страницах, мы многое можем узнать о культуре и повседневной жизни далеких эпох (с. 15-16).
Один из наиболее известных памятников русской истории -шапка Мономаха - анализируется в статье Н. Коллманн. Согласно широко распространенному мифу, ведущему свое происхождение из «Сказания о князьях Владимирских», в XII в. византийский император Константин Мономах даровал ее киевскому князю Владимиру, которого также с тех пор стали называть Мономахом. Составленное в 1520-е годы, когда Московское царство активно расширялось и выходило на широкую международную арену, «Сказание» таким образом утверждало право Москвы на византий-
ское наследство и одновременно выстраивало династическую линию, идущую от киевских князей Рюриковичей.
Между тем византийский император умер задолго до рождения князя Владимира, да и сам «материальный объект» первоначально являлся не тем, чем стал в XVI в. Историками и искусствоведами доказано, что шапка имеет восточное, скорее всего среднеазиатское происхождение и была получена Иваном Калитой в дар от Золотой Орды. Изначально это был головной убор в виде золотой полусферы, украшенной сложным орнаментом из шестиконечных звезд и цветов лотоса. В завещаниях Ивана Калиты и его потомков он фигурирует как «шапка» и только в 1510-1520-е годы впервые приобретает эпитет «Мономахова». Ассоциации с монгольским владычеством искореняются, ее радикально переделывают: обрамляют соболиным мехом, украшают драгоценными камнями, венчают жемчужным крестом. Шапка Мономаха становится символом древней российской государственности и православия. Таким образом, при визуальном анализе она оказывается многозначной и совмещает в себе конфликтующие версии русской истории (с. 41).
Р. Стайтс пытается реконструировать «культурное пространство» Михайловской площади (с 1940 г. площади Искусств) в Санкт-Петербурге и прилегающих к нему улиц в царствование Николая I. Он анализирует не только архитектурный ансамбль, в котором господствовал Михайловский замок, но и интерьеры Дворянского собрания, Михайловского театра, квартиры музыкантов братьев Виельгорских, стремясь окунуть читателя в музыкальный мир того времени (с. 81-83).
В статье Л. Энгельштейн рассматривается история восприятия знаменитой картины Александра Иванова «Явление Христа народу» с момента появления ее перед публикой в 1858 г. и до настоящего времени, а Р. Уортман анализирует лубки эпохи освобождения крестьян. Автор демонстрирует, как официальные тексты находили свое «визуальное подкрепление» в народных картинках, создававшихся профессиональными художниками (с. 91-92).
Визуальный анализ необычного исторического источника -500-рублевой банкноты 1912 г. - предложен в статье Дж. Кра-крафта «Пиктограммы власти». Как пишет автор, вся серия так называемых «романовских билетов», которую начали выпускать в
связи с денежной реформой Витте в 1897 г., отмечена на редкость высоким уровнем качества, в том числе с художественной точки зрения. В то же время весь комплекс изображений и текста на банкнотах, оформленных в стиле модерн, заключал в себе недвусмысленное послание. Смысл его заключался, во-первых, в том, что эти бумажные деньги ничем не хуже золота. Во-вторых, что сама система, которую они обслуживают, «сильна, устойчива, великодушна, а также элегантна и современна» (с. 141).
В статье У. Розенберга намечаются методологические подходы к визуальному изучению революции 1917 г. Как пишет автор, визуализация привязывает события к человеческому опыту и помещает их в конкретном географическом пространстве. При анализе таких сложных событий, как русская революция 1917 г., визуальное дополнение текстовых источников может происходить по трем направлениям. Это, во-первых, изучение того, как воспринимались определенные места и памятники, связанные с властью, например, Дворцовая площадь в Петербурге. Во-вторых, следует уделить особое внимание географическим районам, которые ассоциировались с социальной сегрегацией - в данном случае речь идет о рабочих районах, в первую очередь о Выборгской стороне. Наконец, специального изучения требует визуализация самого конфликта: где происходили и как выглядели революционные действия - демонстрации, шествия, вооруженные столкновения (с. 143).
Свои размышления автор подкрепляет фотографиями 1917 г., на которых изображен Невский проспект как «место обитания буржуазии», забастовка официантов против унизительной для их достоинства практики уплаты чаевых, разгон демонстрации в дни июльского кризиса.
Советский период истории России представлен статьями, в которых освещаются такие разные аспекты визуальной культуры России, как кинематографические произведения разных лет, работы советских художников, в частности искусство плаката, портре-тизация Ленина и Сталина (в том числе на туркменских коврах). Особое внимание уделяется архитектуре и тем смыслам, которые вкладывались в них их создателями. Наряду с татлинской башней, комплексом ВДНХ, московским метро рассматривается ансамбль московского Дворца пионеров на Ленинских (Воробьевых) горах,
построенный в 1958-1962 гг., в годы хрущёвской оттепели. В статье С. Рейд концептуальный замысел молодых создателей этого модернистского комплекса из стекла и бетона - «полного света и оптимизма царства детей» - трактуется как разрыв со сталинской архитектурой, подавлявшей человека (с. 219).
О.В. Большакова
