CC BY
111
ВОПРОСЫ ИСТОРИИ
УДК 940.1
МИНИАТЮРЫ РАДЗИВИЛОВСКОИ ЛЕТОПИСИ КАК ИСТОЧНИК БИОГРАФИИ ВЛАДИМИРА МОНОМАХА
© 2011 г. А.С. Ищенко
Педагогический институт Южного федерального университета, ул. Б. Садовая, 33, г. Ростов-на-Дону, 344082, г.чры@р1. фйи. ги
Pedagogical Institute of Southern Federal University, B. Sadovaya St., 33, Rostov-on-Don, 344082, rspu@pi. sfedu. ru
Рассматривается литература, посвященная изучению Радзивиловской летописи и особенностям изобразительного повествования. Выделяются миниатюры, связанные с именем Владимира Мономаха и событиями, участником которых он был. Особый интерес представляют миниатюра, иллюстрирующая уход Владимира Мономаха из Чернигова в Переяславль в 1094 г., на которой он изображен в высокой двухъярусной короне, а также ряд рисунков, посвященных княжеским съездам. В результате наблюдения за этими миниатюрами делается вывод о большой значимости изобразительного повествования в понимании летописного образа Владимира Мономаха и жизни средневекового общества в целом.
Ключевые слова: Радзивиловская летопись, летописные миниатюры, образно-символическая интерпретация, иконографический подход, визуальный текст.
Deals with the discussion of the literature, devoted to the studying of the Radzivilov chronicle and the peculiarities of illustrative narration. A careful account is given to the miniatures, connected with the name of Vladimir Monomach and the events he had taken part in. The miniature depicting Monomach's leaving Chernigov to Periaslavl in 1094 is of particular interest. The grand Duke is portrayed with a big double-tiered crown. The miniature also shows a cluster of pictures, representing meetings of grand Dukes. After analyzing these miniatures we come to the conclusion, that the illustrative narration is of great importance for understanding Monomach's chronicle image and the life of middle-age society in general.
Keywords: Radzivilov chronicles, chronicle miniatures, figurative-symbolic interpretation, iconographic approach, visual text.
Ценным источником, дополняющим сведения о Владимире Мономахе, зафиксированные в летописании Киевской Руси, служат миниатюры Радзивиловской (или Кенигсбергской) летописи. По утверждению А.В. Арциховского, «миниатюристы вообще верно следовали тексту, тем не менее сведения, сообщаемые текстом рукописей, в рисунках иногда существенно дополнены, иногда своеобразно истолкованы» [1, с. 3]. Летописные миниатюры Арциховский назвал «своеобразными окнами, сквозь которые можно смотреть на исчезнувший мир древней Руси» [1, с. 4]. Большое значение источникам, изображающим факт, придавал еще А.С. Лаппо-Данилевский. По его мнению, при работе с ними историк «испытывает впечатления, однородные с теми, какие он испытывал бы, если бы воспринимал самый факт, а не один только источник». Историк же, изучающий «бывший факт» и используя такой источник, легче может «конструировать в себе его образ для того, чтобы получить возможность приступить к научному исследованию бывшего факта» [2].
Неповторимость Радзивиловской летописи заключается именно в ее миниатюрах, прототипы которых не сохранились, текст же близок или сходен с рядом других известных науке летописей XIV - XV вв. Так, А.А. Шахматовым была установлена зависимость текста Радзиви-ловской летописи от текста Лаврентьевской. По его мнению, содержание первой, «весь ее текст, легко может быть возведен к двум памятникам - Переяславской и
Лаврентьевской летописям». Ввиду этого выдающийся ученый признавал «доказанным происхождение ее (Рад-зивиловской летописи. - А.И.) из этих двух летописей» [3, с. 102].
Существенную роль играет вопрос о времени происхождения миниатюр Радзивиловской летописи. Сама эта летопись, как отмечал А.В. Арциховский, судя по бумаге, была изготовлена в конце XV в. В то же время, по его наблюдению, она содержит «достаточно предметных архаизмов». Согласно А.А. Шахматову, «рисунки Радзивиловской летописи, так же как и текст ее, воспроизводят иллюстрированный памятник XIII в., и при том всего вероятнее памятник первой четверти этого века» [3, с. 103]. По его утверждению, Радзивиловская летопись «ведет нас прямо к одному из значительнейших исторических памятников первой четверти XIII в. -к иллюстрированному летописному своду, составленному для Ярослава Всеволодича, князя Переяславского» [3, с. 110]. При этом Шахматов добавлял, что этот летописный свод был подвержен определенным изменениям, которые, однако, «не коснулись состава памятника и привели главным образом к его сокращению», а также некоторым дополнениям, источником которых послужила Лаврентьевская летопись. Вместе с тем наряду с наличием некоторых древних признаков в рисунках А.В. Арциховский отмечал и обильное число признаков более поздних, датируемых XV в., т.е. современных составлению рукописи. В таких иллюстрациях сказа-
лось, по мнению О.И. Подобедовой, западное влияние, причем оно «особенно проявилось со второй половины летописи» [4, с. 80].
По мнению Б.А. Рыбакова, Радзивиловская летопись содержала разные системы в отборе сюжетов для иллюстрирования. Вслед за Шахматовым он считал, что для иллюстраций к летописи, созданной в конце XV в., имелся в качестве образца свод, который «был впервые иллюстрирован во Владимиро-Суздальской Руси при Всеволоде или его сыновьях». При этом Рыбаков отмечал, что «в руках владимирских художников были готовые образцы, какие-то лицевые летописи разных княжеств с различной политической тенденцией» [5, с. 195].
Значительный вклад в изучение древнерусских миниатюр был внесен А.В. Арциховским. Рассматривая миниатюры Радзивиловской летописи в источниковедческом аспекте, он отмечал «повторяемую индивидуальность» черт лица некоторых князей. При этом многие миниатюры Радзивиловской летописи оказались довольно точными иллюстрациями описания наружности некоторых князей у В.Н. Татищева. Так, «Владимир Всеволодович Мономах, по Татищеву, широкобород, кудряв и плотен. Из двадцати миниатюр, относящихся к этому князю, такому описанию соответствует пятнадцать, в пяти он неясен» [1, с. 17].
Социальная иерархия, по мнению Арциховского, особенно четко прослеживается при изображении головных уборов. «Князья от Рюрика (есть и раньше) до Всеволода Юрьевича за редкими, специально обусловленными текстом исключениями (князья изгнанные, низложенные), имеют одни и те же шапки, мягкие, сферической формы, с меховой опушкой. Этот тип, встреченный в Кенигс-бергской летописи в нескольких стах миниатюр по нескольку раз, известен и из других источников» [1, с. 28]. Арциховский особо подчеркивал, что «в Кенигсбергской летописи шапка имеет исключительное значение. Ею увенчаны почти все князья, число и расположение которых на рисунках строго соответствует тексту. Изредка отмечены еще князья в сводчатых золотых венцах и в туфах. Никто, кроме князей, ее не носит. Только изредка не упомянутые в тексте лица удостоены этих шапок, но и то всегда по смыслу можно предположить, что это мелкие феодалы, предстоящие перед сюзереном» [1, с. 28]. В начале рукописи обычно княжеские шапки красные, затем этот цвет реже, чаще желтые и синие, есть и другие цвета. Характерно, что в батальных сценах княжеские шапки сотни раз контрастируют как с окружающими их шлемами, так и с доспехами самих князей. Еще показательнее, что в шапках изображены князья даже на молитве. Княжеская шапка, таким образом, имела символическое значение.
Понятие о социальном ранге далее передается длиною одежды. «Длинные платья у старцев городских, у дружинников в домашней обстановке, у зрителей исторических событий, короткие рубахи у ремесленников, землекопов, гребцов, крестьян» [1, с. 28]. Перед князьями все обыкновенно стоят: сидят только тогда, когда это прямо требуется текстом. Почти все князья Радзивилов-ской летописи сидят на своеобразных плоских столо-видных сидениях без спинок. Сидение это снабжено
подушкой и подножием. Судя по всему, власть также означало изображение меча. Арциховский отмечал, что «предводители вооружены мечами или саблями, а рядовые воины имеют обычно только копья. Это можно проследить и по изображениям отрядов, и по фигурам отдельных воинов» [1, с. 19].
Относительно «схемы феодальной организации власти» Арциховский считал, что «русские князья долго были фактически равноправны (конечно, сильнейшие из них) и власть великого князя была преимущественно номинальна. Это хорошо иллюстрируется многими миниатюрами» [1, с. 30]. Примером здесь могут служить изображения княжеских съездов, собиравшихся при Свято-полке Изяславиче. Речь о них пойдет ниже.
Для трактовки образа Владимира Мономаха, зафиксированного в рисунках Радзивиловской летописи, выделенные А.В. Арциховским реалии имеют принципиальное значение.
Новый литературно-искусствоведческий аспект в исследовании миниатюр был дан Д.С. Лихачевым. Обобщая свои наблюдения над иллюстрированием исторических памятников, он писал, что древнерусскими художниками были выработаны особые «повествовательные приемы». Они характерны и для Радзивилов-ской летописи. Поэтому, несмотря на «эскизную манеру» миниатюр, они демонстрируют нам «необыкновенное искусство живописного повествования». Этот прием имел целью преодолеть временную и пространственную ограниченность изображенного на миниатюре. Лихачев отмечал, что в рисунках Радзивиловской летописи иллюстраторы использовали также символы и аллегории, поэтому при решении вопроса о достоверности и выявлении в миниатюрах реального необходимо исключить все нереальное - условное [6, с. 38 - 44]. Существенную роль для понимания иконографических источников играют также наблюдения Б.В. Раушенбаха над спецификой языка, на котором передаются визуальные образы пространства. Принципиально важен его вывод, что «методы передачи пространства на плоскости в древнем мире и средневековье были ближе к современным приемам технического черчения и аксонометрии, нежели к привычным нам способам передачи естественного зрительного восприятия» [цит. по: 7, с. 229 - 230].
В современной историографии значительное внимание стало уделяться символической стороне средневековых источников. Это предопределило интерес к изобразительным источникам, которые заключают в себе подобную информацию. И.Н. Данилевский на примере миниатюр Радзивиловской летописи указывал на произвольность истолкования в советской историографии данных изобразительных источников и на сложность понимания заключенных в них смыслов и образов. В качестве гипотезы он выдвинул предположение «об особом месте, которую играло в интеллектуальной жизни средневековья искусство памяти, породившее образную систему того времени (в том числе, систему визуальных образов)» [7, с. 235]. Было также обращено внимание на сложность смысловой нагрузки визуальной информации изобразительных источников. В частности в них через язык жестов сюзерена и вассала, изображенных на миниатюрах,
передают сложность и противоречивость отношений между ними. Эти отношения заключали одновременно вольность и верность, свободу и подчинение [8].
В методологическом плане определенную ценность представляет также работа Ж. Баше, посвященная отношениям между исторической реальностью и изобразительным искусством. По его словам, «если осознавать специфику сферы визуального выражения и сложность отношений между произведением и его окружением, изучение образов может стать значительным вкладом в историческое знание об обществе. Или, скажем резче, коль скоро изображения играют важную роль в социальной и ментальной практике средневекового Запада, достичь полного понимания такого общества не представляется возможным без глубокого анализа его изобразительного опыта и поля визуальной культуры» [9, с. 153].
Ж. Баше сосредоточил свое внимание на возможностях иконографического подхода. По его выражению «изображения "мыслят" - мыслят образами». При этом «если визуальный образ предстает как мыслительный акт, то воплощающие его формальные приемы перестают казаться просто внешней оболочкой заранее заданной доктрины или системы понятий. Они значимы сами по себе и участвуют в создании смысла образа» [9, с. 156]. Решающую роль здесь играют композиция, расположение фигур и связи между ними, масштаб каждого из компонентов изображения, жесты и позы. Важную роль в конструировании смысла произведения играет также цвет, который «кроме эстетической ценности несет и символическую нагрузку», аналогичную функцию выполняет одежда.
Ж. Баше обращает внимание на неопределенность и многозначность смысла средневековых изображений, останавливается на таких проблемах, как объективный и воспринимаемый смысл, изобретательность средневекового искусства, а также проблемах, связанных с серийностью изображений.
Таким образом, миниатюры Радзивиловской летописи представляют собой довольно сложный исторический источник, требующий не только буквального «прочтения», но и образно-символической интерпретации. И здесь все еще приходится согласиться с мнением А.А. Амосова, что «знаковый язык миниатюристов до настоящего времени во многом еще остается нерасшифрованным и для понимания его пока лишь намечены некоторые пути» [10, с. 232]. Большинство из выдвинутых исследователями проблем, связанных с изучением миниатюр, требуют своего дальнейшего развития и уточнения.
По подсчетам исследователей, Радзивиловская летопись содержит 618 миниатюр. При этом «простой арифметический подсчет свидетельствует, что изученность миниатюр Радзивиловской летописи очень невелика. Лишь 340 миниатюр из 618, то есть 55 процентов, в той или иной мере исследовались учеными. Намного меньшее количество рисунков воспроизводилось в качестве иллюстраций в монографиях и статьях» [11, т. 2, с. 11].
Согласно описанию миниатюр Радзивиловской летописи, составленному М.В. Кукушкиной, О.А. Белобровой, А.А. Амосовым и И.Н. Сергеевым, помещенному во
втором томе ее новейшего издания, Владимиру Мономаху и событиям с его участием посвящено 24 миниатюры. Говорить об изображении непосредственно самого князя можно примерно в 20 случаях.
По наблюдению Б.А. Рыбакова, даже «беглый просмотр миниатюр показывает, что единой системы в отборе сюжетов (для иллюстрирования. - А.И.) нет, что в них часто проглядывают противоречивые тенденции, неравномерное распределение материала» [5, с. 193]. Так, под 1093 г. помещены три миниатюры, посвященные нашествию половцев на Русскую землю. События, предшествующие этому, - смерть Всеволода Ярославича, раздумья Владимира Мономаха о судьбе великокняжеского стола и приглашение им на великое княжение Святополка Изя-славича - в рисунках летописи отражения не получили. Первый рисунок следующего 1094 г. изображает уход Владимира Мономаха из Чернигова в Переяславль на отцовский стол и приближение к Чернигову Олега Святославича. Художник изобразил Владимира идущим пешком, но в высокой двухъярусной короне [11, т. 1, с. 129].
События, связанные с ослеплением Василька Тере-бовльского и последовавшими затем усобицами, иллюстрированы, по оценке Б.А. Рыбакова, «вполне в духе Мономаха» [5, с. 217]. Одна из миниатюр изображает встречу Владимира Мономаха с отрядами князей Давыда и Олега Святославичей для совета о совместных действиях против Давыда Игоревича и Святополка Изяславича. Затем показано объяснение Владимиру Мономаху послами Святополка причин ослепления Василька Ростиславича и целование креста Мономахом и Святополком в знак примирения [11, т. 1, с. 142 - 143]. Особой миниатюрой иллюстрирован княжеский съезд в Уветичах: «Четыре князя сидят на общей изогнутой скамье и разговаривают. Равенство их подчеркнуто композицией. Среди них по выдержанным в летописи портретным типам легко узнать самого Святополка, а также Олега Святославича и Владимира Мономаха (четвертый Давид Святославич). Справа стоит группа подданных без шапок» [1, с. 31].
Ряд миниатюр посвящен борьбе Владимира Мономаха с половцами. Небольшой цикл отражает борьбу Мономаха в Переяславле с половецким ханом Итла-рем. Далее показан совет Владимира Мономаха и Свя-тополка о походе на половцев, захват войсками Святополка и Владимира, пленных в походе [11, т. 1, с. 131]. Другой небольшой цикл, по словам Б.А. Рыбакова, «должен был показать последовательную твердость Мономаха в половецкой политике» [5, с. 217]. Изображены переговоры Святополка и Владимира Мономаха в шатре в Долобске перед походом на половцев, две битвы 1103 г., допрос половецкого хана Белдюзя Владимиром Мономахом и расправа с Белдюзем по повелению Владимира. Ряд миниатюр иллюстрируют походы на половцев 1107, 1110 и 1112 гг.
Одна из миниатюр с изображением Владимира Мономаха представляет сцену инвеституры - «Владимир Всеволодович посылает княжить во Владимир-Волынский Андрея Владимировича и протягивает ему меч в желтых (золотых) ножнах. Андрей без шапки» [1, с. 34]. Иконография подобной сцены устойчива на протяжении всей летописи: сюзерен сидит на столе в
княжеской шапке и держит меч за нижнюю часть обеими руками, вассал стоит перед ним и протягивает тоже обе руки. По наблюдению О.И. Подобедовой, батальная тема и тема феодальных отношений занимают в Радзивилов-ской летописи основное место, заслоняя не только церковную, но и чисто жанровую (бытовую) тематику. «Нет семейных сцен (например, отсутствуют сцены рождения наследника у великого князя), крайне мало сцен труда, полностью отсутствуют изображения сельскохозяйственных работ. В то же время последовательно иллюстрируется момент передачи великим князем удела в княжение князьям "молодшим"» [4, с. 99].
Обобщая наблюдения за особенностями изображения на миниатюрах Радзивиловской летописи Владимира Мономаха, можно отметить следующее. На большинстве рисунков Владимир Мономах представлен сидящим на столе или скамье. Стоящим он изображен на миниатюрах, иллюстрирующих его уход из Чернигова в Переяс-лавль в 1094 г., когда князь покидает город пешком, переговоры со Святополком в шатре в Долобске, перед походом на половцев и допрос князем половецкого хана Бел-дюзя. Произнесение слов изображается на миниатюрах обычно с помощью соответствующих жестов. Фигуре Владимира Мономаха на большинстве рисунков свойственна жестикуляция, иногда он указывает пальцем. «Жесты эти, - отмечал Д.С. Лихачев, - требуют своего изучения. Можно различить жесты извещения, жесты указания, приказания» [6, с. 41]. Как и другие князья, Владимир Мономах на всех рисунках изображен в княжеской шапке, имеющей сферическую форму и отороченную меховой опушкой. Особый интерес представляет нижняя миниатюра на листе 129, изображающая, как уже отмечалось, уход князя из Чернигова в Переяславль, где он представлен в высокой двухъярусной короне, близкой к короне, в которой изображен основатель династии Рюрик, едущий княжить на Русь [11, т. 1, с. 8]. Также Владимир Мономах изображался в длинном платье красного или иногда зеленого цвета. В этой связи возможно отметить выявленные А.А. Амосовым весьма любопытные закономерности в символическом использовании красного цвета в Лицевом своде XVI в. Им было установлено, что «помимо "естественного" значения... красный цвет в миниатюрах Свода имеет еще и значение функциональное, именно: обозначение старшего в иерархии - великого князя среди удельных, представителя "ангельского небесного полка" среди земных воинов и т.п.». При этом он имеет и определенную эмоциональную нагрузку: «Торжественность этого цвета, контрастность его сравнительно с другими позволяла использовать его и для передачи мажорных оттенков. Насыщенность красным характерна для тех миниатюр, которые предсказывают радость,... И, напротив, в миниатюрах, скорбных по содержанию, красного, как правило, очень мало, он используется лишь для организации изобразительного пространства» [10, с. 232 - 233]. Несмотря на то, что инвариантность цветовой символики в древнерусских миниатюрах XII - XVI вв. не доказана, выявленные Амосовым закономерности представляют значительный интерес. Как отмечал Ж. Баше, «средневековое искусство и в целом средневековая культура придавали огромное значение
традициям. Авторитет произведения часто зависел от того, насколько оно повторяло черты своего почитаемого прототипа», что впрочем, «не мешало художнику вносить свои изменения под знаком такого почтения» [9, с. 168].
Относительно внешнего оформления рисунков, изображающих Владимира Мономаха, остается добавить, что для большинства из них характерна прири-совка меча, причем в большем количестве случаев, чем для других князей этого времени.
Таким образом, изображение Владимира Мономаха на миниатюрах Радзивиловской летописи во многом соответствует тому положению, которое отводилось князю киевскими летописцами. Во всех случаях, когда с определенностью можно говорить о Владимире Мономахе, он изображался как могущественный князь. На большинстве миниатюр он с мечом и на всех - в шапке, знаке княжеского достоинства. Даже будучи вынужденным уступить Олегу Святославичу Чернигов, Мономах покидает город в короне. Об особом положении князя в сравнении с другими персонажами миниатюр говорит и его пространственное положение. В то же время не все важные моменты в жизни князя получили выражение в рисунках, так 1093 г., насыщенный важными событиями в жизни Владимира Мономаха (смерть Всеволода Ярославича, размышления Владимира о судьбе киевского стола, приглашение им на великое княжение Святополка и др.), остался не иллюстрирован. Кончина самого Владимира, удостоенного восторженных панегириков в Лаврентьевской и Ипатьевской летописях, изобразительного выражения также не получила. Это, на наш взгляд, подтверждает предположение Б.А. Рыбакова о том, что при создании Радзивиловской летописи использовалось несколько лицевых рукописей с различной политической тенденцией. В целом, соответствуя образу Мономаха, сложившемуся в киевском летописании, миниатюры Радзивиловской летописи в силу своей специфики дают дополнительные возможности для характеристики образа князя.
Литература
1. Арциховский А.В. Древнерусские миниатюры как исторический источник. М., 1944.
2. Лаппо-Данилевский А.С. Методология истории. СПб., 1913. Вып. 2. С. 381 - 382.
3. Шахматов А.А. Исследование о Радзивиловской, или Кенигсбергской летописи // Радзивиловская, или Кенигс-бергская летопись. Вып. 2. Статьи о тексте и миниатюрах рукописи. СПб., 1902.
4. Подобедова О.И. Миниатюры русских исторических рукописей. К истории русского лицевого летописания. М., 1965.
5. Рыбаков Б.А. Миниатюры Радзивиловской летописи и русские лицевые рукописи X - XII вв. // Из истории культуры древней Руси. Исследования и заметки. М., 1984. С. 188 - 235.
6. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. М., 1979.
7. Данилевский И.Н. Символика миниатюр Радзивилов-ской летописи // Одиссей. Человек в истории. 2002. М., 2002. С. 228 - 236.
8. См.: Кулаева С.Б. Символические жесты зависимости в оформлении средневекового оммажа // Там же. С. 151 -168; Мининкова Л.В. Сюзеренитет-вассалитет в домонгольской Руси. Ростов н/Д, 2007. С. 142.
Поступила в редакцию
9. Баше Ж. Средневековые изображения и социальная история: новые возможности иконографии // Одиссей. Человек в истории. М., 2005. С. 152 - 190.
10. Амосов А.А. Лицевой летописный свод Ивана Грозного: Комплексное кодикологическое исследование. СПб., 1998.
11. Радзивиловская летопись. Текст. Исследования. Описание миниатюр: в 2 т. СПб.; М., 1994.
3 ноября 2010 г.
