CC BY
49
2010.01.017. САЙМОНДС М., ПАДСИ Дж. ПОНЯТИЕ «ПАРАДОКС» В ТВОРЧЕСТВЕ МАКСА ВЕБЕРА.
SYMONDS M., PUDSEY J. The concept of «paradox» in the work of Max Weber // Sociology. - L., 2008. - Vol. 42, N 2. - P. 223-241.
Майкл Саймондс (университет Западного Сиднея, Австралия) и Джейсон Падси (университет Флиндерс, Аделаида, Австралия) анализируют понятие «парадокс» в работах Макса Вебера. Свою цель авторы видят в том, чтобы продемонстрировать все случаи применения данного понятия в концепции Вебера, а также дать краткий обзор литературы, касающейся этой проблемы. С их точки зрения, попытки исследователей систематизировать использование термина «парадокс» в текстах Вебера и выявить его адекватное значение в контексте веберовской социологии до сих пор были весьма поверхностными.
Вебер прибегает к термину «парадокс» при анализе целого ряда проблем теории и истории культуры, подчеркивают Саймондс и Падси. В качестве основных случаев применения этого термина авторы называют использование его в качестве универсального условия человеческой деятельности и как характеристику логики развития современного западноевропейского общества (с. 223). По их мнению, в работах Вебера содержание «парадокса» сводится к двум моментам: 1) основные ценности или цели теряют свою определенность и могут быть утрачены или подвергнуты пересмотру по мере своей реализации; 2) этого процесса нельзя избежать и на него нельзя повлиять посредством человеческой деятельности: это «судьба» в высоком значении этого слова. Вебер анализирует данное понятие на уровне: а) универсальных социальных действий и б) описания отличительных черт современного западного общества.
Что касается комментаторской литературы, то она так или иначе обходит вопрос об особенностях использования Вебером термина «парадокс». Исключение составляют работы Б. Тернера, Р. Мертона и Ф. Гуттандина1. Б. Тернер полагает, что Вебер прибегает к данному понятию, рассуждая о судьбах человечества. Со-
1 Turner B.S. For Weber: Essays on the sociology of fate. - L.: Routledge, 1981; Merton R.K. Unanticipated consequences of purposive social action // American sociological rev. - Wash., 1936. - Vol. 1, N 6. - P. 894-904; Guttandin F. Einführung in die «Protestantische Ethik» Max Webers. - Opladen: Westdeutscher Verl., 1998.
глашаясь с этой точкой зрения, Саймондс и Падси подчеркивают, что Вебер демонстрирует роковой, непреодолимый характер парадокса на примере взаимовлияния протестантской этики и западного капитализма. Р. Мертон расширяет понимание парадокса Вебером, связывая этот термин с «базовыми», или «основополагающими ценностями», о которых идет речь в исследовании протестантской этики и капитализма. Согласно Мертону, Вебер убедительно показывает, что аскетизм парадоксальным образом приходит к собственному исчезновению посредством накопления богатства. То есть основной парадокс социального действия, по Веберу, состоит в том, что принятие ценностей может привести к отказу от них, замечает Мертон, и называет непреднамеренные последствия социальных действий «парадоксальными».
Ф. Гуттандин, акцентируя парадоксальный характер отношений протестантской этики и капитализма в творчестве Вебера, показывает, что протестантизм опять же парадоксальным образом подавлял себя в качестве религии. Гуттандин сравнивает парадоксы Вебера с парадоксами А. Смита / Б. Мандевиля (парадокс производства социальных благ в собственных интересах) и с парадоксами Э. Берка (радикальные социальные действия с необходимостью приводят к неизвестным результатам, намного худшим, чем изначально предполагалось). Однако он не указывает на главное различие этих позиций, состоящее в том, что, по Веберу, парадоксальных последствий нельзя избежать. Даже появление харизматического лидера не гарантирует такой возможности, поскольку сама харизма парадоксальным образом подвержена процессу рутинизации. Авторы статьи полагают, что «парадокс»» Вебера является более масштабным и существенными, чем показывает Гуттандин, и, кроме того, это понятие нуждается в более широком определении в контексте веберовской социологии (с. 226).
Переходя к анализу парадокса как общей характеристики человеческого действия у Вебера, авторы замечают, что последний оперирует данным понятием, подразумевая универсальный человеческий опыт, который свидетельствует о том, что намерения не подтверждаются фактическими событиями, а средства достижения цели нередко подрывают эту цель. Универсальный характер такого парадоксального опыта наиболее ярко описан Вебером в работах, посвященных мировым религиям. Так, парадокс любого рацио-
нального аскетизма заключается в том, что он сам создал те самые богатства, к которым относился с презрением. Кроме того, по свидетельству Саймондса и Падси, во многих случаях парадоксы средств и целей, намерений и результатов Вебер связывает с диалектикой харизмы и рутинизацией. Попытки харизматических лидеров уничтожить структуры повседневного мира обычно предпринимались в надежде создать и «защитить» оригинальное харизматическое сообщение. В связи с этим авторы ссылаются на описанные Вебером попытки избежать организованной иерархии в государственном устройстве, предпринимавшиеся буддистами. Буддисты настаивали на неструктурированном государстве, но это привело к возникновению сект и ересей, поэтому жесткий порядок и строгое обучение религиозным истинам закрепились вопреки намерениям первых учителей: исходный харизматический призыв фактически был потерян в стремлении предотвратить рутинизацию. По Веберу, большинство религий рождаются в харизматических коммунистических общинах. Однако такие сообщества изначально нестабильны, потому что по мере угасания эсхатологических ожиданий «увядает» и преобразовывается сам харизматический коммунизм. По мнению авторов, это яркий пример парадокса, где община теряет свои ценности в процессе рутинизации харизмы (с. 227).
Вебер называл также «парадоксальной» связь между капитализмом и протестантизмом; это ключевой пример парадокса в его творчестве. Рациональная пуританская этика с ее внемирской ориентацией и трансцендентными целями привела к формированию современного западного капитализма; религиозные цели в конечном итоге были заменены самим средством их достижения - экономическим рационализмом (с. 229). Богато «парадоксами» и знаменитое веберовское положение о «расколдовании» западного мира. Парадокс, по Веберу, является отличительной чертой современной жизни как неизбежное последствие всех социальных действий эпохи модерна. Вебер был убежден, что только в западной истории культуры парадокс средств и целей проявляется в поисках экзистенциального смысла. Здесь аскетический протестантизм снова становится ключевым элементом, поскольку он проясняет парадокс на уровне смысла, который обеспечивает определенную общую форму социальных структур и ценностей западного общества, включая политику и науку.
Чтобы понять, почему этот парадокс был столь важен для Вебера, авторы возвращаются к его анализу мировых религий. По мысли Вебера, у человечества есть универсальная потребность, которая «запускает» процесс религиозной рационализации: это поиск смысла жизни. Все мировые религии касаются вопросов о смысле смерти и страданий в мире (теодицея). С исчезновением примитивных магических верований проблема теодицеи встала особенно остро. Вебер полагал, что индуизм, зороастризм и кальвинизм обеспечили более или менее согласованные решения этой проблемы. Но кальвинизм создал парадоксы, которые в итоге отрицали саму возможность ответа на главные вопросы человеческого существования. Пуританство как христианская доктрина инициировало самые «нехристианские последствия». Братская любовь и стремление к спасению как будто предлагали убедительный ответ на вопрос о смысле жизни, результатом этого мировоззрения стал самоотверженный труд в рамках выбранной профессии. Однако это было только психологическое решение проблемы, состоявшее в изыскании признаков своей избранности, вопрос же о смысле смерти и спасения души так и остался без ответа (с. 229-230).
В пуританстве парадоксальным образом тема страданий не признается в качестве проблемы, и потому первоначальное христианское ее решение, основанное на идее братской любви, теряется по мере развития теории. У первых христиан братская любовь была средством совладания со страданиями. Братские отношения - это личностные связи, противоположные безличным отношениям, которые как раз и характерны для современного западного капитализма. Безличный характер капитализма соединился с внутренней логикой протестантизма, в котором братская любовь преобразовалась в безличные формы. Пуританин не станет рассматривать грех ближнего с позиций сочувствия и понимания, он исполнен ненависти и презрениям к «врагу Господа». Так из этой системы ценностей постепенно исчезает любовь. Таким образом, пишут авторы, протестантизм привел к полному отрицанию проблемы теодицеи и вопросов о смысле жизни, его профессиональная этика перестала быть религией спасения (с. 231).
Парадоксальный характер современного общества отражают наука и интеллектуальная культура, которые, в свою очередь, наследуют парадоксы пуританской картины мира, продолжают свою
реконструкцию идей Вебера Саймондс и Падси. По Веберу, современная наука не способна ответить на толстовские вопросы о том, как нам следует жить и что мы должны делать. В античности наука искала вечные истины и отвечала на вопрос о том, как стать истинным гражданином. Во времена Ренессанса главным методом науки стал эксперимент, служивший поискам подлинного искусства и истинной природы, как, например, у Леонардо да Винчи. В протестантской этике наука должна была показать дорогу к Богу и в поисках смысла развивала свои аналитические средства познания. Естественные науки были задуманы как попытка ответить на конечные вопросы о жизни и смерти, но религиозная логика протестантизма привела к утрате этой цели (с. 233).
Следующие два парадокса веберовской теории связаны именно с этой парадоксальной логикой истории науки. Во-первых, смерть не имеет смысла для современного человека, поскольку стремление к самосовершенствованию, достижение или создание культурных ценностей, характерное для современного мира, представляются как бесконечный процесс. Получается, что современные культурные ценности не могут быть реализованы. Еще один парадокс науки обусловлен тем, что ее результаты должны быть достойными признания, но наука, изначально призванная решать проблемы, связанные с ценностями, освобождается от всяких ценностей и потому не имеет доступа к решению этих вопросов (с. 234).
В работе «Политика как призвание и профессия»1 Вебер рассуждает о политических способах достижения справедливости и равенства, в частности посредством революции, и предупреждает о парадоксальности такого действия, поскольку политические средства часто разрушают этические цели (например, в случае применения насилия). Кроме того, добиваясь лояльности своих адептов, политик вынужден использовать самые худшие человеческие качества - мстительность, стремление к власти, алчность. Этическая легитимация этих качеств противоречит благородным устремлениям. Данная дилемма средств и целей, по мнению авторов статьи, является не единственным парадоксом в сфере политики, сюда же можно отнести и рутинизацию харизмы (с. 234). Вебер настаивает
1 Вебер М. Политика как призвание и профессия // Вебер М. Избранные произведения / Под ред. Ю.Н. Давыдова. - М.: Прогресс, 1990. - С. 643-706.
на том, что политик должен понимать и принимать эти парадоксы, это является основанием его дихотомии этики ответственности и этики убеждения. Можно признавать (в случае этики ответственности) или не признавать (в случае этики убеждения) парадоксы политических действий, но только человек с истинным призванием к политике может понять и принять эти парадоксальные последствия (с. 235).
Парадокс, связанный с феноменом бюрократии (на который обратил внимание Р. Мертон), возникает из противоречия между тем, что бюрократия выступает необходимым компонентом административного управления национального государства и любой большой организации вообще, и тем, что сила бюрократии угрожает самим целям государства и организации. Этот процесс развивается в двух направлениях. Во-первых, если государство стремится к демократии, бюрократия будет стремиться к демонстрации того, что все демократически организовано и без демократического управления. То есть власть и ресурсы, которыми располагает бюрократия для достижения демократических целей и ценностей, приводят к новому уровню власти и социального контроля. Во-вторых, власть и положение бюрократии предполагают, что цель правительства (или крупной организации) вряд ли будет реализована, поскольку ведущими будут цели самой бюрократии. По Ве-беру, эти бюрократические угрозы могут иметь мгновенные политические последствия. Первое из них - стремление к демократическому равенству, достигающее своего пика в политике левых, - приводит к убеждению в необходимости централизованного контроля в экономике, что оборачивается еще большим неравенством. Второе состоит в том, что административный контроль над деятельностью организаций характерен для политики правых и ведет к неограниченной власти бюрократии.
По мнению авторов статьи, возникновение современной бюрократии можно рассматривать как заключительную фазу парадоксальной логики западной религиозной рационализации. Увеличивающаяся экспансия экономики и появление демократического национального государства в Западной Европе отчасти обусловлены парадоксом поисков смысла. Для реализации ценностей в сфере политики и экономики стало необходимым бюрократическое управление, поставившее под угрозу социальные и прочие ценности.
В заключение авторы подчеркивают, что понятие парадокса является органичной составляющей творчества Вебера: оно занимает одно из ключевых мест в его теории и имеет самое широкое применение в его эмпирической социологии. Хотя внимание Вебе-ра было в основном сосредоточено на социологии религии, он широко применял понятие «парадокс» при анализе современного общества. При этом авторы выражают сомнение в том, что истоки этого понятия следует искать в веберовской философии истории. Парадокс у Вебера выступает скорее в качестве предсказательной модели, возможно, даже «идеального типа», который появляется в процессе исследования протестантской этики. Какой бы сферы социальной жизни ни касался Вебер - науки, культуры, религии, экономики, политики или бюрократии, - он везде акцентировал очевидные парадоксальные последствия. Именно поэтому Саймондс и Падси полагают, что логика современности направляется парадоксом.
А.К. Амирагян, О.А Симонова
