CC BY
27
МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ
2009.02.050-052. БУШ И АЗИЯ: РАЗВИТИЕ ОТНОШЕНИЙ США С ВОСТОЧНОЙ АЗИЕЙ.
Bush and Asia: America's evolving relations with East Asia / Ed. by M. Beeson. - L.; N.Y.: Routledge, 2006. - XVI, 270 p.
From the cont.:
2009.02.050. VAN NESS P. Bush's search for absolute security and the rise of China. - P. 99-108.
2009.02.051. MULGAN AG. Japan and the Bush agenda: alignment or divergence? - Р. 109-127.
2009.02.052. REID B. Bush and the Philippines after September 11: Hegemony, mutual opportunism and democratic retreat. - P. 145-161.
Преподаватель кафедры международных отношений Австралийского национального университета П. Ван Несс (050) анализирует отношения США и Китая в период администрации Дж. Буша-младшего с прогнозом перспектив.
Некоторые аналитики рассматривают китайско-американские отношения как борьбу двух гегемонов или баланс сил, но ситуация сложнее. Китай - еще не гегемон и не пытается уравновесить США. Две страны предлагают альтернативные картины будущего Азии, точки зрения на роль войны в решении споров и подходы к достижению стабильности в Азиатско-Тихоокеанском регионе.
По мнению Д. Хендриксона1, логика доктрины Буша - это «поиски абсолютной безопасности» (050, с. 98). Ключевые элементы этих бесплодных поисков - односторонность и стратегическая доктрина превентивной войны. Образцом этих поисков для администрации Буша стало вторжение в Ирак - «изменение режима» военной силой с целью наказать любого соперника США. Однако ухудшение условий безопасности в Ираке и Афганистане и продолжение кровопролития в конфликте Израиль - Палестина демонстрируют, что даже у самого могущественного государства есть предел возможностей в навязывании своей воли другим нациям.
В ряде отношений администрация Буша опасно отличается от прежних консервативных правительств США: 1) сочетание
1 Hendrickson D. Toward universal empire: the dangerous quest for absolute security // World policy j. - 2002. - N 19 (052). - Здесь и далее описание дано по реф. источнику.
идеологии и теологии (по выражению Б. Мойерса): христианский фундаментализм, связывающий президента и его чиновников с их правым электоратом; 2) культура бесконечной войны («мировая война с террором») с целью поддерживать высокий уровень тревоги в обществе; 3) постоянная и явная манипуляция СМИ; 4) законодательство в сфере безопасности (например, Акт о патриотизме), ограничивающее важные гражданские свободы; 5) наступление на судебную систему и вызов конституционному принципу разделения властей; 6) наступление на свободу университетов; 7) решения исполнительной власти (например, санкция на пытки), основанные на юридическом допущении, будто президент США в качестве главнокомандующего в военное время стоит над законом.
Теракты 11 сентября принесли президенту США поддержку всего мира. Однако за четыре года Буш растратил этот «капитал» стремлением к «абсолютной безопасности» страны, попранием международного права и институтов и презрением к инакомыслящим. Часто отмечают, что после распада СССР в мире больше нет государства или группы государств, политическая воля и материальные возможности которых уравновешивали бы мощь США. Между тем многие задаются вопросом: что можно противопоставить доктрине Буша? Одна из наиболее важных альтернатив - позиция КНР.
В своих ранних речах о национальной безопасности Буш называл главной угрозой США «государства-изгои». Однако многие аналитики сделали вывод, что под главным из них подразумевался Китай. При утечке содержания Nuclear Posture Review 2002 г. оказалось, что одной из семи вероятных мишеней ядерного удара США назван Китай, а одной из трех возможных ситуаций применения ядерного оружия - конфликт КНР с Тайванем.
Официальная реакция КНР на доктрину Буша прошла три этапа: избегание, сотрудничество и стратегический ответ. Сначала политика Китая состояла в том, чтобы уклоняться от конфронтации с США. После 11 сентября у КНР появилась возможность найти с новой американской администрацией общие интересы - сотрудничать в объявленной ею «войне с террором» (тем более что террористы активны и в Китае, среди его 10-миллионного мусульманского населения). Однако после вторжения в Ирак Китай оказался в оппозиции вместе с Францией и Россией. Затем он начал мало-помалу разрабатывать стратегический ответ доктрине Буша.
«Ядром китайской альтернативы был основанный на коллективной безопасности (cooperative security) ответ односторонней стратегии превентивной войны Буша. По контрасту с устремлением США переделать мир силой Китай предложил строить сотрудничество между различными группами государств с целью создать новые международные институты, достигая таких решений общих проблем, при которых все оказались бы в выигрыше. Для Пекина эти инициативы беспрецедентны. С династической эпохи до настоящего времени лидеры Китая руководствовались по большей части реалистическим видением мира и, подобно США, предпочитали двусторонние отношения с другими странами: играть на противоречиях "варваров" (версия Китая) или налаживать связи безопасности как "спицы" в американском "колесе" (версия США). Более того, как в своем династическом прошлом, так и в своем коммунистическом настоящем Китай не более, чем большинство великих держав, был благожелателен к своим соседям или колебался использовать военную силу во внешней политике... Основывать свою внешнюю политику на принципах многосторонности и сотрудничества в сфере безопасности явилось для Китая важным нововведением» (050, с. 102).
К середине 1990-х годов некоторые аналитики стали определять Китай как «ответственную державу», указывая на рост участия Пекина в таких международных институтах как АТЭС, региональный форум АСЕАН, ВТО. Китай не упустил возможности принимать у себя Олимпийские игры 2008 г. и вообще начал сигнализировать, что сознает свою растущую роль в мировых делах. Это и стало основой стратегического ответа доктрине Буша, что называют «новой дипломатией Китая». По инициативе Пекина созданы группа АСЕАН+1, первая международная организация в Центральной Азии - ШОС. Во имя «нетрадиционного» сотрудничества для борьбы с терроризмом и другими видами международной преступности Китай даже нормализовал отношения с Индией.
Новый подход Китая - вовсе не некая пацифистская программа. КНР по-прежнему стремится модернизировать свои вооруженные силы для возможного конфликта, включая потенциальную угрозу со стороны США. Однако это не значит, будто Китай нацелен на гонку вооружений. Китайцы сознают значительное превосходство военного, финансового и технологического потенциала
США, а также то, что один из ключевых факторов, способствовавших поражению СССР, состоял в его неспособности поддерживать гонку вооружений. Китайские аналитики называют стратегию своей страны «мирным подъемом», отметая опасения того, что могучий Китай обязательно представляет кому-то угрозу. Центральная задача новой стратегии - налаживание взаимовыгодных отношений со всеми соседями. По мнению аналитика Э. Чжоу, эта стратегия напоминает систему дани в древнем Китае. Эта система обеспечивала Китаю безопасность границ, причем император предоставлял царствам-данникам больше выгод, чем получал от них, и за свою щедрость приобретал их уважение и добрую волю1.
Новая стратегия Пекина еще нуждается в проверке на практике. Пока неясно, как она соотносится с поисками Китаем доступа к источникам энергии, которые предполагают налаживание дружественных связей с такими тираническими режимами, как власти Судана, Узбекистана и Зимбабве. Пока неясно, сохранится ли стремление Пекина к коллективной безопасности, если обострятся пограничные конфликты или политические разногласия с соседями (включая Тайвань). Однако в сравнении с результатами политики Буша в Афганистане и Ираке ответ Китая привлекает многих, особенно что касается стран АСЕАН, где идея коллективной безопасности давно пользуется популярностью.
«Стратегический ответ Китая доктрине Буша не предполагает конфронтации с США и не требует от азиатских соседей Китая выбирать между Пекином и Вашингтоном... На самом деле он не представляет собой плана, который политики-реалисты назвали бы "уравновешиванием" США, но вместе с тем заставляет Вашингтон при попытке устранять разногласия в международных отношениях думать и действовать совершенно по-иному» (050, с. 105).
К концу 2004 г. лидеры США и КНР укрепили свою власть: Буша переизбрали президентом, а Ху Цзиньтао занял руководящие должности в партии, армии и государственных институтах. Однако в то время как Пекин пытался устранить перегрев экономики (ее рост продолжал составлять 9% в год), США, похоже, достигли сверхрастяжения своих сил и обязательств по всему миру. Вопреки обычным заявлениям официальных лиц о сотрудничестве и гармо-
1 Cheow E.T.C. An ancient model for China's new power: paying tribute to Beijing // Intern. Herald Tribune. - 2004. - 21 January.
нии в китайско-американских отношениях, бывший вице-премьер и министр иностранных дел КНР Цянь Цичень опубликовал статью с нападками на доктрину Буша. Опубликованная непосредственно перед президентскими выборами в США, она, возможно, правдивее передает позицию китайского руководства, чем заявления МИДа. Цянь утверждал, что доктрина Буша открыла «ящик Пандоры», США стремятся править всем миром, опираясь на военную силу, и администрация Буша проводит «ту же катастрофическую стратегию, что и прежние империи в истории» (050, с. 106).
Между тем Китаю хватает внутренних проблем. Их не может не быть у страны с населением 1,3 млрд. человек, где власть принадлежит коммунистической партии, которая настаивает на своей монополии политической власти, одновременно пытаясь управлять все более открытой рыночной экономикой. По паритету покупательной способности и потреблению энергии экономика Китая -уже вторая в мире. За последние десять лет Китай из экспортера нефти превратился в ее импортера; сейчас ввоз удовлетворяет его потребности в нефти на 40%, а к 2025 г. показатель, возможно, вырастет до 75% (050, с. 106).
Что касается внешнеполитических проблем Китая, то он в первую очередь озабочен участием Японии в противоракетной системе США, новым законодательством, позволяющим вооруженным силам Японии играть более значительную роль в военных операциях, а также возможным пересмотром пацифистской конституции Японии. И все же, исключая возможные просчеты по вопросу Тайваня, прямая конфронтация между США и Китаем в регионе маловероятна. Сегодня Пекин и Вашингтон понимают друг друга намного лучше, чем в середине 1990-х годов, когда Китай затеял ракетные испытания в безуспешной попытке повлиять на президентские выборы в Тайване.
Тайвань по-прежнему будет проблемой в китайско-американских отношениях, но лучшим показателем стратегического соперничества двух стран будут их позиции по вопросу государств «оси зла». Наиболее серьезным случаем является Ирак. Во-первых, Китай, как и другие державы, опасается перебоев в импорте нефти с Ближнего Востока; во-вторых, он явно не приветствует американской политики одностороннего военного вмешательства.
В случае с Ираном США в ближайшем будущем едва ли будут в силах угрожать этой стране вторжением. Возможно, они одобрят воздушный удар Израиля по ядерным объектам Ирана (подобный удару в 1981 г. по иракскому реактору в Осираке), но, скорее, будут проводить политику «контрраспространения» заместителя госсекретаря Дж. Болтона с целью заставить его отказаться от ядерной программы (как это сделала Ливия). Китай, как и многие европейские союзники США, отвергают этот подход в пользу более привычного контроля над вооружениями или обычного «нераспространения».
В случае с Северной Кореей Китай, проводя у себя шести-сторонние переговоры, бросает прямой вызов доктрине Буша, противопоставив ему собственный подход «коллективной безопасности». Для Китая КНДР - нечто вроде непокорного союзника, которого надо реформировать и сохранять сильным, тогда как для США эта страна - потенциальная мишень для ядерного удара. Если администрация Буша смотрит на северокорейский вопрос с точки зрения игры с нулевой суммой и видит в переговорах инструмент с целью заставить режим Пхеньяна уступить или привести его к краху, то Пекин стремится к такой ситуации, в которой все остались бы в выигрыше (поддержка неядерной КНДР) и которая способствовала бы созданию новых многосторонних институтов безопасности в Северо-Восточной Азии.
Преподаватель Школы политики (Австралийская академия обороны) А.Дж. Малган (051) анализирует последствия интеграции Японии в орбиту США и созданные этим процессом проблемы.
Превращение Японии в военный сателлит США отвечало ее национальным интересам. Двусторонние отношения принесли Японии асимметричные выгоды в сфере безопасности и экономики. Во-первых, американское присутствие играло в регионе стабилизирующую роль, поддерживая баланс сил, гася региональное соперничество и сдерживая территориальные споры. Во-вторых, США создали для восточноазиатских стран благоприятную ситуацию для экономического роста, индустриализации и развития внутрирегиональной торговли и потока инвестиций. В-третьих, подчиненная роль Японии в американской системе безопасности облегчила ее дипломатическую и экономическую реинтеграцию в регионе, гарантировав невозможность новой японской агрессии. В этой ситуа-
ции Япония могла позволить себе такую роскошь, как доктрина Йосиды: приоритет экономического развития с уменьшенным бременем национальной обороны.
При администрации Буша не только возросло сотрудничество Японии с США в сфере безопасности, но и произошла «глобализация» союза, так как поддержка Японией американских инициатив перешла с регионального уровня на мировой.
В соответствии с Законом о специальных мерах против терроризма японские силы самообороны (ССО) участвовали в операциях американских войск в Афганистане. Тыловая поддержка, оказанная американскому и британскому флотам в Индийском океане, стала первым случаем военного применения японских ССО. В соответствии с Законом об особых мерах по гуманитарной и восстановительной помощи в Ираке 2003 г. японское правительство отправило сухопутные ССО в Ирак, хотя функции японских военных исключали участие в боевых действиях. В том же 2003 г. президент Дж. Буш и премьер-министр Юничиро Коидзуми договорились укрепить сотрудничество в противоракетной обороне.
Таким образом, японо-американские отношения в первое президентство Буша «либо ставят Японию на грань нарушения ее собственного запрета участвовать в коллективной самообороне, либо приводят к действительному его нарушению» (051, с. 113). При этом правительство Японии в состоянии поддерживать иллюзию, будто запрет на коллективную самооборону остается в силе.
Противоракетная программа Японии придает этой проблеме новое измерение. Поскольку США озабочены главным образом обороной заморских баз и собственной территории, различные аспекты программы сделают едва ли возможным для Японии избежать втягивания в систему коллективной обороны американских сил в Восточной Азии и континентальных США. Проблема может получить дополнительную остроту из-за нарастающего регионального соперничества Японии с Китаем.
Готовность Коидзуми следовать за Бушем привела к ряду проблем во внешней политике Японии. Налицо ряд расхождений между интересами и подходами Японии и США.
Во-первых, изменения в американской стратегии после 11 сентября и неспособность некоторых партнеров по НАТО оказать поддержку США в Ираке существенно преобразили точку зре-
ния администрации Буша на союзы, что не обязательно отвечает интересам Японии. Союзы нового типа, к которым стремятся США, организованы на американских условиях и не подразумевают взаимность обязательств. Американцы рассматривают их исключительно как инструменты сохранения своего господства. Администрация Буша перешла от открытой гегемонии к закрытой, лишив государства-партнеров возможности влиять на способ осуществления власти гегемона. Стимулы к взаимности уступили место угрозам и санкциям. Все это сильно тревожит часть политического истеблишмента Японии.
Во-вторых, хотя Япония в поддержке стратегических операций США в мире пошла дальше, чем когда-либо, американцы ждут от нее еще более активного военного сотрудничества. Ключевое конституционное препятствие здесь - запрет Японии участвовать в коллективной самообороне. С одной стороны, Япония стремится стать «нормальным» государством; с другой - она не хочет, чтобы это повлекло «нормальный» союз с США, поскольку такой союз почти автоматически привел бы к участию в региональных и глобальных конфликтах на стороне США. Учитывая готовность администрации Буша к превентивным войнам, многие японцы опасаются втягивания в конфликт, несовместимый с их собственными интересами в сфере внешней политики и безопасности. Несмотря на тесные связи на официальном уровне, поддержка Японией доктрины Буша двойственна и неоднозначна. До сих пор запрет на участие японских вооруженных сил в коллективной самообороне позволяет стране избегать попадания в ловушку.
В-третьих, сомнения относительно того, куда может завести интервенционизм администрации Буша, более других факторов заставляют часть элиты в Токио стремиться к большей независимости внутри союза с США. Эти сомнения отражают тревогу относительно сущности американских действий и того, нарушают ли они международное право. В японских СМИ раздаются голоса, призывающие к пересмотру союза на принципе большего равенства. Например, ключевая фигура в группе давления внутри правящей ЛДП -Сиодзаки Ясухиса - пишет, «что Токио не следует получать приказы из Вашингтона» (051, с. 119). Соответственно, японское правительство пытается расширить сферу своей военной автономии, например, запуская собственные спутники-шпионы, главная цель
которых - предупредить Японию о возможном запуске ракет Северной Кореей.
В-четвертых, Япония и США по-разному смотрят на значение многосторонних организаций в поддержании международной безопасности. Для Японии многосторонность имеет ключевое значение, тем более что она стремится к лидерству в регионе, при котором может демонстрировать готовность действовать заодно с другими игроками. К тому же многосторонние институты в Восточной Азии - это сфера, где Япония может осуществлять свои дипломатические, финансовые и экономические инициативы независимо от США. Япония придает большое значение и ООН. С начала 1990-х годов она играет жизненно важную роль в эволюции роли Японии в обеспечении международной безопасности (отправка ССО с миротворческими миссиями). Что касается США, то они, будучи мировым гегемоном, выступают за действия в рамках международных организаций лишь в том случае, если те поддерживают их цели. Неудивительно, что некоторые политические группировки Японии считают, что международные организации надо использовать в качестве противовеса американской мощи.
В-пятых, Япония и США по-разному видят географические пределы действия своего договора о безопасности. Его статьи 5 и 6 оговаривают оборону самой Японии и поддержание мира и безопасности на Дальнем Востоке. Однако Пентагон планирует расширить эти ограниченные географические рамки. Администрация Буша видит в Японии региональный центр мировой сети военных баз. США планируют перевести штаб-квартиру 1-го армейского корпуса с собственной территории в лагерь Дзама в префектуре Канагава. МИД Японии сопротивляется предложению США расширить зону ответственности 1-го корпуса, включив в него всю «дугу нестабильности» от Северо-Восточной Азии до Ближнего Востока. Согласно статье 6 договора, Япония всегда имела право отказаться участвовать в американских операциях за пределами Дальнего Востока.
«В конечном счете США стремятся к полномасштабному стратегическому партнерству с Японией по образцу своих отношений с Соединенным Королевством. Согласно этому подходу, Соединенное Королевство и Япония становятся стратегическими центрами (hubs) США соответственно в Европе и Азиатско-
Тихоокеанском регионе. Такая трансформация союза потребовала бы от Японии устранить конституционные препятствия к совместным действиям двух стран» (051, с. 123). Однако, несмотря на меры Коидзуми, японское правительство не стремится к полномасштабному партнерству с США. Главная цель Японии - быть «нормальным» государством, а не «нормальным» союзником Америки.
Преподаватель Центра изучения развития (Университет Бата, Великобритания) Б. Рэйд (052) анализирует историю отношений Филиппин с США и влияние на них терактов 11 сентября.
США стали колониальным хозяином Филиппин в 1898 г., в разгар обострения соперничества между европейскими державами. Главной целью американцев было установить свое стратегическое присутствие в Восточной Азии, которое позволило бы им состязаться с европейскими конкурентами. С самого начала США заключили союз с землевладельческой элитой Филиппин (ilustrado), сделав ей уступки по экспортным пошлинам и блокировав перераспределительные земельные реформы. В результате возникли тесные связи патрон - клиент. Также США колонизовали и включили в филиппинское государство исторически самостоятельный и по большей части мусульманский район расселения народа моро (Бангсаморо) на Минданао. Моро стали эксплуатируемым национальным меньшинством. Возникший клубок социальных отношений имел пять важных следствий.
1. Развилась тесная взаимосвязь между властью землевладельческого класса, государством и гегемонией США. Землевладельцы ради сохранения своего положения опирались на покровительство американцев, а те использовали поддержку элит ради сохранения своих стратегических интересов на Филиппинах. 2. Страна не достигла ни подлинной национальной независимости, ни демократии, так как государственные институты и крупнейшие политические партии (националисты и либералы) были тесно связаны с землевладельческой элитой. 3. В военно-политическом отношении Филиппины оставались надежным элементом стратегической структуры США во время «холодной войны». 4. Режим «неравноправных договоров» узаконил важные уступки экономическим интересам США на Филиппинах. Взамен американцы допустили на свой рынок ряд экспортных товаров Филиппин, таких как сахар. В результате экономика Филиппин оказалась тесно завя-
занной на США. В 1950-1975 гг. более половины прямых иностранных инвестиций на Филиппинах были американскими, а рынок Северной Америки поглощал 30-40% филиппинского экспорта (052, с. 149). 5. На филиппинских политике и государстве продолжает сказываться поражение антиколониальной республиканской революции 1896-1898 гг. Вмешательство США лишило Филиппины возможности создать крепкое независимое государство без засилья землевладельцев.
К 1970-м годам, однако, парадоксы и противоречия американского господства стали подрывать отношения с Филиппинами. Поскольку в стране продолжал господствовать землевладельческий капитал, стимулов к развитию промышленности было (и остается) немного. Лишь в период с 1948 по 1962 г. в стране происходила частичная импортзамещающая индустриализация в сочетании с умеренной политикой перераспределения земли.
Избрание президентом в 1968 г. Ф. Маркоса и введение им чрезвычайного положения в 1972 г. стали симптомом предела, к которому подошли транснациональный классовый союз и социально-экономические кризисы после отказа от импортзамещающей индустриализации. Однако администрация Маркоса мало сделала для решения этих проблем. Маркос установил авторитарную власть, оправдывая ее риторикой борьбы с подрывной деятельностью коммунистов с помощью социальных реформ. На самом деле санкции и репрессии были направлены против политических врагов Маркоса. Его диктатура пала в результате «первого восстания на АЭДС1» в 1986 г., и принятая в следующем году конституция ограничила иностранное военное присутствие и собственность иностранцев в ключевых секторах экономики. В 1992 г. филиппинский парламент решил не продлевать соглашение с США о военных базах.
Несмотря на это, правительства К. Акино и Ф. Рамоса продолжали опираться на их поддержку в области обороны и борьбе против Новой народной армии во главе с коммунистами, а также сепаратистов моро. При Рамосе правительство инициировало ряд неолиберальных программ, которые подорвали риторику промыш-
1 Крупнейшая магистраль Манилы - авеню Эпифанио де лос Сантос, где проходили массовые выражения протеста. - Прим. реф.
ленного развития. К концу 1990-х годов гегемония США на Филиппинах ослабла, но не намного.
Нынешняя президент Г. Макапагал-Арройо стремится укреплять связи с США, но ее действия ограничивает влияние ее сторонников из среды продемократического электората, который помог прийти ей к власти в ходе «второго восстания на АЭДС» в 2001 г. против президента Дж. Эстрады. Главным рычагом, с помощью которого власти осуществили отход от прежней политики, послужила риторика антитерроризма и рост американской помощи для борьбы с вялотекущим восстанием на Минданао.
У этого восстания долгая история. Исторически оно связано с сопротивлением мороиспанской и американской колонизации, а после независимости - с конфликтом с Малайзией по поводу статуса Сабаха. Вооруженное восстание продолжается с 1968 г. Первой и крупнейшей группировкой был Национальный фронт освобождения моро (НФОМ) во главе с Нуром Мисуари. При Рамосе стороны договорились создать Автономный район мусульманского Минданао, но к 1999 г. здесь окрепло разочарование переговорами и сепаратистские настроения обострились. В 1985 г. от НФОМ откололась более радикальная группировка - Исламский фронт освобождения моро (ИФОМ). Если первая организация была скорее светской и националистической, то вторая - религиозной и фундаменталистской; ее боевики проходили подготовку в Афганистане. Главная цель ИФОМ - исламизация, хотя среди лидеров существуют разногласия о ее сущности. В 1992 г. от ИФОМ откололась еще более радикальная группировка - Группа Абу Сайяфа (ГАС), которая занималась похищениями ради выкупа, наладила связи с «Аль-Каидой» и руководствовалась принципами ваххабитского ислама.
Правительство Арройо активно использовало риторику антитерроризма, чтобы оправдать восстановление военных отношений с США (оно началось еще при Дж. Эстраде). Арройо поддержала «войну с террором», включая военное вмешательство США в Афганистане. Также она сумела использовать связи «Аль-Каиды» с ГАС, чтобы акцентировать ключевую роль Филиппин как театра войны с терроризмом. В результате Филиппинам удалось получить от США даров и займов на 92 млн. долл., что превосходит 10% военного бюджета страны (052, с. 155).
Вскоре усиление сотрудничества привело к прямому вмешательству США на Минданао. К апрелю 2002 г. американский кон -тингент в совместных учениях на Филиппинах превысил 6 тыс. человек. Это привело к охоте на руководителей ГАС и их уничтожению. Фактически США восстановили свое военное присутствие на Филиппинах. Однако с ИФОМ продолжается перемирие, а США вычеркнули эту группировку из списка террористических организаций.
Хотя правительство Арройо вместе с другими странами Юго-Восточной Азии выступило против американского вторжения в Ирак, на деле президент поддержала вторжение и позволила американским ВВС пролетать над Филиппинами и использовать их военно-воздушные базы для заправки. В Ирак даже была направлена небольшая группа из 75 военных и полицейских в целях «реконструкции и поддержания мира». Однако похищение в Ираке водителя-филиппинца Ангело де ла Круса изменило ситуацию. Арройо согласилась вывести группу.
«Придя к власти на волне народного восстания, Арройо пришлось сделать значительные уступки выступающим за независимость и демократию силам в филиппинском обществе и своем собственном правительстве» (052, с. 158). Однако «гегемония США оказывала и продолжает оказывать значительное воздействие на Филиппины, хотя оппозиционные силы время от времени пытаются ей противодействовать... филиппинская элита и США пытаются взаимным и оппортунистическим образом использовать реакции на нападения 11 сентября, чтобы обратить вспять успехи на пути к демократии и независимости, достигнутые Филиппинами в 19801990-е годы. Результаты этого процесса частично будут определяться тем, как международные и национальные социальные движения отреагируют на "благовидное" объяснение ремилитаризации, а также тем, смогут ли они успешно защитить демократические завоевания АЭДС» (052, с. 160-161).
К.А. Фурсов
