CC BY
87
2009.01.020. ЛАРЮЭЛЬ М., ПЕЙРУЗ С. «РУССКИЙ ВОПРОС» В НЕЗАВИСИМОМ КАЗАХСТАНЕ: ИСТОРИЯ, ПОЛИТИКА, ИДЕНТИЧНОСТЬ: Пер. с франц. - М.: Наталис, 2007. - 360 с.
Ключевые слова: Казахстан, постсоветский период, политическая жизнь, «русский вопрос».
Книга французских ученых М. Ларюэль и С. Пейруза, состоящая из 5 разделов, посвящена проблеме русских в Казахстане. В фокусе внимания - политическая жизнь республики в первое десятилетие ее самостоятельного развития. Под «русским вопросом» понимаются прежде всего специфика русской колонизации территорий, составляющих современный северо-восток Казахстана (Рудный Алтай), и ее отражение в повестке дня русских объединений и идеологии их лидеров; борьба за символическое обладание степью через переписывание истории; противоречивое прошлое казахстанского казачества; расколы и альянсы внутри русских движений, их трудный диалог с церковью, восприятие ислама.
Массовое внедрение русских в центр казахской территории произошло во второй половине XIX в. В начале 1870-х годов славяне составляли уже 8% всего населения региона; их было особенно много в Акмолинске и Уральске (около 25%). Отмена крепостного права (1861 г.), введение Временных правил перемещения крестьян (1881 г.), а затем Закон о добровольном переезде (1889 г.) подхлестнули их миграцию. К 1897 г. число русских, осевших на правом берегу Иртыша, достигло уже 544 тыс. человек - 12,8% всего населения (с. 32).
С 1897 по 1916 г., в рамках столыпинской реформы, в казахских степях обосновалось более миллиона колонистов. Русские составляли 57% жителей севера и востока Казахстана. По социальному составу это были чиновники, военные, крестьяне, многочисленные рабочие, которые трудились на строительстве железных дорог и предприятий тяжелой промышленности на севере и в центре будущего Казахстана.
В советский период русификация Казахстана набирала темпы. Предполагалось превратить регион в один из промышленных центров СССР, в то время как в других республиках Центральной Азии основной упор делался на развитии сельского хозяйства, осо-
бенно хлопководства. Первые программы индустриализации, запущенные в 1920-е и 1930-е годы, привели к глубоким этнодемо-графическим сдвигам: между 1926 и 1939 гг. доля казахов в общей численности населения снизилась с 58 до 37%, а русских, наоборот, выросла с 20 до 40% (с.33).
Великая Отечественная война способствовала дальнейшей русификации. В 1941 г. на восток были эвакуированы более 1500 промышленных предприятий, из них пятая часть - в Центральную Азию. Более сотни предприятий были размещены в Казахстане, что довело их общее число почти до 500. Сотни тысяч людей, относящихся к «наказанным народам» (немцы, крымские татары, выходцы с Северного Кавказа, корейцы, греки и пр.), были сосланы в Сибирь и Центральную Азию, усилив этнокультурную пестроту этих территорий.
Русификация продолжалась и после войны. В ходе целинной эпопеи (с 1954 г.) в республику прибыло около 2 млн. «добровольцев», что впоследствии вынудило многих казахов покинуть ареалы своего традиционного проживания. Были созданы крупные колхозы и совхозы, где работали в основном русские, приехавшие из Центральной России и Западной Сибири.
Начиная с 1960 г. Москва старалась гармонизировать отношения с республиками, предоставив им определенную самостоятельность и содействуя «коренизации» местных органов власти. Миграции в регион постепенно «затихали»: в 1970-е годы вся Центральная Азия уже не считалась территорией приоритетного развития. Совокупность названных факторов обусловила замедление темпов роста численности населения в Казахстане. Составив 40% между 1959 и 1970 гг., этот показатель снизился до 12,9% в 19701979 гг. и до 12,1% в 1979-1989 гг. (с. 34).
Таким образом, разрыв в соотношении численности русских и казахов начал преодолеваться еще в позднесоветское время, но само количественное доминирование русских в Казахстане сохранялось. Вот почему в СССР он пользовался особым статусом и часто уподоблялся группе «славянских» республик (Россия, Украина и Белоруссия), что отделяло его от «настоящей» Центральной Азии.
В 1991 г. Казахстан оказался единственной независимой республикой, в которой титульное население не составляло большинства в количественном плане. С этно-политической точки зрения
ситуация осложнялась наличием здесь не только большого числа русских, но и сильной русификацией/советизацией казахов. Кроме того, из-за специфики географического положения и сложившегося типа хозяйства страна особенно болезненно отреагировала на резкий разрыв экономических связей, вызванных распадом СССР.
Проводя курс на «коренизацию» периферийных элит, Москва предполагала, что новые кадры будут оставаться в своих республиках, находясь под влиянием центра. Но с наступлением независимости карьера местного масштаба неожиданно приобрела значимость и признание на государственном и даже международном уровне. Таким образом, для русских и представителей других европейских меньшинств 1991 год стал символической точкой зарождения того процесса, который они расценили по отношению к себе как дискриминацию, узаконенную в Конституции и других законодательных актах.
Ссылки на национальность и на владение титульным языком постоянно звучали в публичных дискуссиях и аргументах, выдвигаемых противоборствующими сторонами. Дискриминация меньшинств по сути прикрывает процесс складывания казахской буржуазии, которая делает ставку на национальную (а точнее - клановую) принадлежность для достижения политической и экономической власти. Казахизация страны (иногда этот процесс называют этно-кратизацией) вызвала бурную реакцию со стороны русских, которые болезненно восприняли свое исключение из сферы государственного управления, где в советское время занимали большинство должностей.
Развитие страны в период независимости, при рассмотрении «русского вопроса», характеризуется авторами как процесс инспирированной властями «национализации» (в данном случае - каза-хизации) важнейших сфер общественной жизни: государственного управления, системы представительных органов власти, школьного образования и др. При этом ухудшение положения русских и каза-хизация отнюдь не были самоцелью властей, а стали побочным результатом решения последними задач укрепления режима авторитаризма и создания экономической базы его долгосрочного процветания.
Касаясь политической стратегии и тактики русских движений в Казахстане, авторы отмечают, что их лидеры, концентриру-
ясь на своих особых бедах, выбирают «игру на обособление», тем самым лишая русских той поддержки, которую они могли бы получить от критически настроенной по отношению к властям части казахстанского общества, где «не чувствуется желание любой ценой поддерживать волюнтаристскую официальную политику каза-хизации» (с. 159).
В книге немало страниц посвящено анализу идеологии русских объединений, основанному на изучении издаваемой ими периодики и бесед с активистами, представляющими различные группы и течения в русском движении. Хотя оно весьма неоднородно и взгляды его лидеров претерпели с 1991 г. определенную динамику, общим местом остаются колониальное мышление, стремление к реабилитации имперского прошлого, ностальгия по советскому величию; резко негативное видение Запада, основанное на идее заговора против «славянского мира»; пренебрежительное отношение к языку и культуре казахов, что отталкивает от русских движений русофильски настроенную часть последних, и, наконец, понимание этничности как кровно-биологической связи, а нации -лишь как этнокультурной общности. Как отмечают авторы, «по своему восприятию "этнического" русские объединения Казахстана приближаются к самым радикальным движениям современного русского национализма» (с. 281). При этом авторы убеждены, что население, представителями которого считают себя русские организации, в массе своей подобные взгляды не поддерживает, и в целом после периода социально-политической активности 1992-1995 гг. русские движения постепенно лишились поддержки «снизу» (с. 280). В книге рассказывается о регулярно сотрясающих русские и казачьи движения скандалах и личностном соперничестве за руководящие кресла, о карьерных устремлениях активистов и т.п.
В начале 1990-х годов идея казахстанской гражданской идентичности, по словам авторов, могла показаться жизнеспособной: сама личность Н. Назарбаева, его внимание к статусу русского языка и отрицательное отношение к требованиям казахских националистов, казалось, свидетельствовали в пользу такого решения. Ситуация изменилась во второй половине десятилетия. Русские объединения стали воспринимать свое сообщество как диаспору, устремленную к матери-родине более, чем к стране проживания. Требования культурной автономии, а также обостренное внимание
к вопросам школы и языка сегодня ясно свидетельствуют о состоянии их идентичности. Многие из активистов считают русских уже не русскоязычными казахстанцами, а русскими из России, живущими, хотя и не без российского гражданства, в другом государстве. Движения пребывают, таким образом, в ожидании какого-то «внетерриториального» оформления своего статуса и своих прав, сожалея, что желаемое для них решение (два равных народа - соучредителя одного государства) так и не было реализовано.
В действительности очень немногие казахи выступают за моноэтничное государство, которое должно вытеснить меньшинства из страны и учредить ценности «казахизации» во всех сферах общественной жизни. Далеко не все поверили в дискурс власти, желающей любой ценой воссоздать «первоначальную» казахскую идентичность - «подлинную», освобожденную от наслоений русификации имперского периода. Подавляющее большинство казахов, по мнению авторов, воспринимают Россию как соседа, возможно, властного и доставляющего беспокойство, но «достойного». Это чувство подкрепляется страхом перед Узбекистаном и Китаем, которые, как представляется, в будущем могут оказывать давление на страну, не давая ей той европейской культуры, которую принесли русские. Многие, однако, хотели бы реабилитировать и справедливо оценить казахские язык и культуру, считая, что русские не предпринимают должных усилий для адаптации. Пренебрежительные отзывы русских таким образом только оскорбляют русофильски настроенных казахов и приводят к нежеланию солидаризироваться с ними в урегулировании «русского вопроса».
Таким образом, дискриминация, которую ощущают русские, часто направлена не против них как представителей конкретной этнической группы; иногда речь идет только о том, чтобы предоставить приоритет члену определенной семьи или клана, где неказахи в принципе не могут найти себе места. Некоторым русским удается сделать карьеру, оставаясь верными тому или иному клану, доказывая этим, что реальные правила игры диктуются властями и не зависят от национальности. Однако большинством русских дискриминация по-прежнему воспринимается как этническая: зачем изучать казахский язык и интегрироваться в систему, где доступ в государственный сектор в любом случае будет для них закрыт по причине их национальности?
Однако постепенное исчезновение «русского вопроса» в Казахстане, в том числе и по причине отъезда «главных заинтересованных лиц», доказывает, что идея соответствия этнической нации, государства и территории кажется всем отражающей неизбежную и долговременную тенденцию развития. И меньшинства, и группы, представляющие большинство, похоже, разделяют позицию интеллектуальных и политических элит: для полноценной интеграции в международное сообщество нужно иметь нечто «нормальное» -государство-нацию.
В. С. Коновалов
