CC BY
29
2008.01.009. БУГОРСКАЯ Н.В. ПРОБЛЕМА ТЕРМИНА И ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ. - Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2007. - 390 с.
Цель монографии - «показать, что основная коллизия терми-новедения... представляет собой не столько результат столкновения традиционного и нового подходов в процессе развития терми-новедения как науки, сколько продукт противостояния двух мировоззренческих систем, лежащих в основе хотя и близких, но различных наук - логики и лингвистики» (с .12). Автор доказывает свою точку зрения, согласно которой традиционная концепция термина сформировалась в рамках логико-философского дискурса, а новое учение - продукт лингвистического взгляда на термин. Первая глава работы «Проблема термина в истории логико-философской мысли» посвящена выявлению истоков требований к термину, которые составляют суть традиционного подхода. Автор, вслед за «философски ориентированным современным терминове-дом А.Х. Султановым, считает это необходимым, поскольку даже в пределах названного подхода исследователи оперируют различным набором требований, а вопрос о природе термина еще не поставлен. Кроме того, сами наборы требований «к термину часто выглядят весьма произвольным перечнем слабо связанных друг с другом характеристик» (с .13). Автор полагает, что противники традиционного подхода, как правило, «не давали себе труда осмыслить его как целостное и органичное идейное образование» (с.13), и подчеркивает: «В отечественном терминоведении при наличии целого ряда работ по теории термина отсутствует анализ истоков традиционной концепции термина» (с. 13).
Автор прослеживает становление представлений о термине от Аристотеля до наших дней, анализируя позиции рационализма и эмпиризма Нового времени, рассматривая логический позитивизм и «анализ обыденного языка», инструментализм и прагматизм, научный реализм, исследуя позиции К. Поппера, историческое направление в философии науки и методологический анархизм П. Фейерабенда.
Основные выводы главы 1 сводятся к следующему. История термина - это история человеческих попыток сделать слово совершенным орудием мысли. Эта задача стоит в центре логико-
философской проблематики в течение почти двух с половиной тысячелетий. Термин - одно из центральных понятий логики, и признаки, составляющие понятие «термин», одновременно выступают как требования, которым должно подчиняться любое слово, чтобы не нарушать законы правильного мышления. Состав этих требований формировался под влиянием двух философских традиций - логицизма и психологизма. Первая акцентировала логическую форму слова, индифферентную к содержанию понятия. Формальные требования однозначности и определенности сложились уже в логике Аристотеля. Они контролировали в основном правильность процесса рассуждения и ведения дискуссии. Психологизм привлек внимание к содержательной стороне термина, акцентируя соотношение понятия и действительности. Поскольку философы Нового времени полагали непреложным опираться на истинные идеи, сложились еще два требования к термину - независимость от субъективных пристрастий и ясность понятий, которая контролировала их очевидную истинность. Однозначность и определенность классической логики фигурирует у философов Нового времени как отчетливость. С XVII в. термин прочно ассоциируется с наукой. Этому способствовала идея создания идеального языка науки в противовес неидеальному языку повседневности. В XX в. изменяется классическая субъект-объектная гносеологическая схема, подвергается критике теория «отражения», вследствие чего утверждается мысль, что содержание термина устанавливается опосредованно, через отношение к другим терминам, которые в совокупности покрывают некоторое проблемное поле. В этом заключается смысл требования системности термина.
В главе 2 «Проблема определения термина в терминоведе-нии» осмысляется попытка создания теории термина в терминове-дении. Акцентируется столкновение логико-философской и лингвистической (лексикологической) позиций, в результате которого возникают теоретические споры и противоречия в системе той и другой наук. Последнее - следствие введения в понятийную систему науки понятий, порожденных неспецифической проблематикой. Попытки выявления сущности термина исходили из установки на то, что термин - то же слово, что привело к квалификации термина как знака естественного языка. Тем самым подчеркивалось субстанциальное тождество «обычного» слова и термина. Однако
различные исследования приходили к одному и тому же выводу -термин - не обычное слово.
Острота дискуссии о природе термина стала следствием столкновения ценностных установок двух наук - критической (на которой искони стоит логика) и апологетической (которую исповедует в основе своей лингвистика), а также следствием категориальной ошибки - отождествления теоретического конструкта «этнический язык» с теоретическим конструктом «естественный язык». Отсюда возник целый ряд псевдопроблем, связанных со стремлением совместить в одной теории традиционно лингвистические и специфически логические понятия («научный стиль» и «стиль науки»). Спецификация термина осуществлялась в сопоставлении его с обыденным языком. Попытки определения термина через его функции приводили к указанию на особенности значения термина. Термин был приравнен к научному понятию, которое отличается от обычного слова «количественно» (не содержит коннотаций) и качественно (является точным определением). Термину возвращались признаки определенности, однозначности, «интеллектуальной чистоты» и инструментальности, хотя последняя и под названием «конвенциональность». Несмотря на декларирование требования системности термина, системность оставалась чуждой теории. Это объясняется тем, что терминоведение до сих пор стоит на точке зрения традиционной гносеологии, в которой непротиворечиво может быть применена только сенсуалистская схема. По мнению автора, именно требование системности невозможно в рамках традиционной гносеологии, и это порождает большую часть терминологических проблем.
В главе 3 «Концепция Фердинанда де Соссюра» анализируется соссюровский способ построения теории как иллюстрация позиции автора монографии. Н.В. Бугорская доказательно демонстрирует, что система научной теории далека от простой классификации с ее вертикалью родо-видовых связей. Образование понятий не исчерпывается двумя логическими операциями - делением родового понятия и обобщением единичных и видовых понятий до родового. Выбор видов логической работы в этом случае во многом зависит от того, к какому типу наук («науки о природе» или «науки о духе») исследователь относит свою науку. Построение теории начинается с выработки общего взгляда на предмет. Автор
подчеркивает, что «в процессе построения теории Ф. де Соссюр опирается «на те философские идеи, которые будут определять облик гносеологии ХХ в. Среди них едва ли не самой главной является идея зависимости объекта познания от познающего субъекта. В соссюровской системе эта эпистемологическая революция обнаруживает себя в идее точки зрения, которая создает объект» (с. 368). Теория Соссюра демонстрирует, «как философская идея адаптируется к нуждам конкретной науки» (там же), тогда как более частотно положение, при котором осуществляется чисто внешнее приложение методологической позиции к специальной проблеме.
Для Соссюра термин имеет прежде всего операциональный смысл. Поэтому модель языка создается в результате последовательных процедур: отбираются явления тождественной природы (отделение языка от речевой деятельности), затем - общее при игнорировании индивидуального (отделение языка от речи), далее следует различение за материальным явлением лингвистических фактов разной природы и объяснение, соответствующее природе факта (разведение диахронной и синхронной точек зрения). В результате используется антисубстанционалистский принцип выделения языковых элементов (суть системного подхода).
Именно специфика способа конструирования понятий отличает теоретические позиции Соссюра и Бодуэна, а сходство их исчерпывается лишь тем, что оба ученых обращались к одним и тем же методологическим проблемам. Автор настаивает, что «предлагаемые ими решения имели принципиальные отличия, несмотря на то, что подчас использовались сходные в материальном плане термины и высказывания» (с. 369). Так, Н.В. Бугорская полагает, что Соссюр «продвинулся дальше» в вопросе разграничения синхронии и диахронии, хотя первенство в этом вопросе традиционно числится за Бодуэном. Позиция Бодуэна «выдержана в духе младограмматиков»: для него оказалось более значимо, что лингвистика должна прежде всего непосредственно наблюдать «существующее и происходящее», а также «надлежаще освещать действительные факты путем постепенных отвлечений и обобщений». «Наблюдать мы должны жизнь, а не бессмысленно повторять, что о ней написано в книжках» (И.А. Бодуэн де Куртенэ, 1963. Т. 2. С. 138). Бодуэн утверждает в своем противопоставлении
статики и динамики примат изучения живых языков. Соссюровское противопоставление синхронии и диахронии основано на другом. Последовательное развитие идеи о том, что точка зрения создает объект, приводит Соссюра к необходимости выделять два объекта и соответственно две лингвистики. Это аргументируется несколькими доводами. Во-первых, невозможностью всеобщего охвата языковых фактов в конкретном исследовании («Множественность знаков. полностью препятствует одновременному изучению отношений знаков во времени и их отношений в системе» (Соссюр, 1977. С. 144)). Во-вторых, принципами отбора языкового материала («Объектом синхронического изучения является не все совпадающее по времени, а только совокупность фактов, относящихся к тому или другому языку... диахроническая лингвистика не только не требует подобной специализации, но и отвергает ее; рассматриваемые ею элементы не принадлежат обязательно к одному языку... Для сопоставления двух форм достаточно, если между ними есть историческая связь, какой бы косвенной она ни была» (Сос-сюр, 1977. С. 123)). Поэтому, в-третьих, обе лингвистики противопоставляются в отношении их методов. Наконец, в-четвертых, самое важное - это различение синхронических и диахронических фактов как продуктов точки зрения. В диахронии рассматриваются явления, связанные генетически, и задача лингвиста - определить черты сходства между явлениями и объяснить различия между ними на основе диахронических законов. В синхронии между явлениями имеет место противопоставление, которое и образует «существеннейшие грамматические феномены». Отсюда задача исследователя - выявление этих «существеннейших феноменов» на основе установления характера противопоставлений.
По Соссюру, между синхроническим и диахроническим фактами нет связи, они явления разного порядка («этимология и синхроническая значимость суть вещи различные»). Широко используемое в лингвистике генетическое объяснение, по Соссюру, -отнюдь не единственный способ объяснения. Противопоставление синхронии и диахронии - это противопоставление двух типов объяснения - генетического и структурного, которые довольно часто смешиваются. Генетическое объяснение более очевидно, поскольку оно базируется на изменении звуковой материи. Структурное объяснение требует обнаружения за этой материей и ее
изменением нематериальной сущности. Но критики Соссюра опирались на иное содержание понятий синхронии и диахронии, подменяя соссюровское гносеологическое противопоставление онтогенетическим (чему способствовало буквальное истолкование соссюровских аналогий).
Это же противопоставление лежит в основе споров о понимании системности языка: «1) либо отношения позволяют открыть сущности, но эти сущности "существуют" как научные, а не эмпирические объекты; 2) либо элементы целостности взаимообусловлены, подобно частям единого организма, и "существуют" физически, но могут пониматься лишь в зависимости от их роли в жизненном функционировании организма» (Серио, 2001. С. 315). Синхрония и система у Соссюра имеют одно значение (язык может быть представлен в системе оппозиций и различий), но разный смысл. Выявление позиции Соссюра осложняется, по мнению Н.В. Бугорской, тем, что у самого ученого фигурирует как эпистемологическое (язык - система оппозиций и различий), так и онтологическое (язык - система знаков) понимание системы. Автор монографии исследует также вопрос об объекте лингвистики в теории Ф. де Соссюра, различение langage - langue, langue - parole, вопрос о месте лингвистики среди других наук.
В.А. Пищальникова
