CC BY
2379
УДК 81.00 ББК81
В.П. Даниленко СИНХРОНИЯ И ДИАХРОНИЯ В ЛИНГВИСТИКЕ
Синхронический подход к изучению языка фиксирует определённое состояние языка как нечто застывшее во времени. Диахронический подход, напротив, держит в центре своего внимания изменения, произошедшие в истории языка.
Ключевые слова: синхрония; диахрония; статика; динамика; В.Гумбольдт; И.А. Бодуэн де Куртенэ; Ф. де Соссюр; ВМатезиус
У.Р. ОапИепко
ON SYNCHRONIC VS DIACHRONIC IDEOLOGY IN LINGUISTICS
The synchronic approach to the language research fixes a sertain state of the language as something unchangeable. On the contrary, the diachronic approach takes into consideration the changes that evolve through the history of the language.
Key words: synchrony; diachrony; statics; dynamics; V. Humboldt; L.A. Baudouin de Courtenay; F. de Saussure; V. Mathesius
Синхронический подход к изучению языка направлен на описание языка, взятого в определённый (например, современный) период времени, а диахронический - на описание его истории.
Вплоть до XIX в. европейские грамматики были синхроническими по преимуществу. История языка в них присутствовала лишь эпизодически. Так, в «De lingua latina» М.Т. Вар-рона (I в. до н.э.) преобладает синхрония, однако в ней мы находим и начало исторического словообразования, поскольку её автор представил в своей грамматике принципы этимологического анализа, сформулированные как предостережения начинающему исследователю [Даниленко, 2009, с. 153]. Первые диахронические грамматики появляются лишь в XIX в. Младограмматики называли их историческими, а синхронические - описательными.
Теоретическому осмыслению разницы между синхронией и диахронией (статикой и динамикой) положил начало В. Гумбольдт. Он не употреблял терминов «синхрония» и «диахрония», но отсюда не следует, что он не видел разницы между синхронической лингвистикой и диахронической. В своём докладе «О сравнительном изучении языков применительно к различным эпохам их развития», прочи-
танном им в 1820 г., используя иную терминологию, он делит сравнительное языкознание на два раздела: «изучение организма языков» и «изучение языков в состоянии их развития» [Гумбольдт, 1984, с. 311]. Первый из этих разделов соотносится с соссюровской синхронией, а другой - диахронией.
Собственная концепция языка у В. Гумбольдта имеет синхроническую доминанту, однако диахронизм пронизывает её насквозь. Более того, ему принадлежит фраза, которую А.А. Потебня воспринимал как основополагающую для своей собственной позиции в языкознании: «Истинное определение языка может быть только генетическим» [Там же.
С. 70]. Как это понимать?
Лозунг о генетическом определении языка для В. Гумбольдта означал, что при рассмотрении языка вообще, языкового типа или отдельного языка в частности он не останавливался лишь на их синхроническом описании, но обращался к вопросу об их генезисе, происхождении. На синхроническое состояние языка в этом случае смотрят с генетической точки зрения. За определённым состоянием языка эта точка зрения ищет его истоки, его первоначальные корни.
Генетическая точка зрения (в гумбольдтов-ском понимании этого термина) должна расцениваться как одна из форм эволюционистского мировоззрения. Её особенность состоит в том, что в центр своего внимания в этом случае исследователь ставит не весь эволюционный путь изучаемого объекта, а лишь его происхождение. Подобным образом подходил к изучению языка В. Гумбольдт. Его эволюционизм, таким образом, может быть определён как генетический.
Вполне определёнными были взгляды на соотношении синхронии и диахронии у младограмматиков. Синхронию они ставили в подчинённое положение по отношению к диахронии. Вот как глава немецкого младограм-матизма Герман Пауль объяснял приоритет исторического подхода к изучению языка по отношению к описательному: «Как только исследователь переступает за пределы простой констатации единичных фактов, как только он делает попытку уловить связь между явлениями и понять их, так сразу же начинается область истории» [Пауль, 1960, с. 43]. Автор этих слов, таким образом, считал, что описательное языкознание не обладает объяснительной силой. С его точки зрения, объяснение того или иного состояния языка невозможно без обращения к его истории. Подобную позицию занимал И.А. Бодуэн де Куртенэ: «Понятие развития и эволюции должно стать основой лингвистического мышления» [Березин, 1973, с. 396]. Синхронический подход к изучению языка И. А. Бодуэн де Куртенэ называл статическим, а диахронический -динамическим. Первый направлен на исследование языка, взятого в определённый период его существования, а второй - на изучение его истории. Так, по поводу фонетики учёный говорил: «Первая физиологическая и вторая морфологическая части фонетики исследуют и разбирают законы и условия жизни звуков в состоянии языка в один данный момент (статика звуков), третья же часть - историческая -законы и условия развития звуков во времени (динамика звуков)» [Бодуэн де Куртенэ, 1963, с. 66].
Учёный выступал против смешения статической и динамической точек зрения на язык, считая неуместным «измерять строй языка в известное время категориями какого-нибудь предшествующего или последующего време-
ни. Задача исследователя состоит в том, чтобы подробным рассмотрением языка в отдельные периоды определить его состояние, сообразное с этими периодами, и только впоследствии показать, каким образом из такого-то и такого-то строя и состава предшествующего времени мог развиться такой-то и такой-то строй и состав времени последующего» [Там же. С. 68].
Наиболее распространённой формой применения синхронического подхода к изучению языка является исследование современного (живого) языка. И. А. Бодуэн де Куртенэ работал в условиях, когда в языкознании большим почётом пользовались сплошь и рядом мёртвые языки. Но они доходят до нас лишь в памятниках письменности. Однако письмо
- это вторичная форма существования языка. Первичной формой его существования является устный (живой) язык.
Изучать язык по письменной форме его существования в прошлом - всё равно, что биологу исследовать организм по его трупу. Подлинная, как тогда было принято говорить, жизнь языка в этом случае ускользает от внимания исследователя. Чтобы добраться до биофизической и психокультурной природы языка, при таком подходе ему приходится пробираться сквозь его «мёртвую» оболочку. Вот почему немецкие младограмматики Г. Осхоф и К. Бругман писали в 1878 г.: «Никто не может отрицать, что прежнее языкознание подходило к объекту своего исследования - индоевропейским языкам, не составив себе предварительно ясного представления о том, как живёт и развивается человеческий язык вообще, какие факторы действуют в речевой деятельности и как совместное действие этих факторов влияет на дальнейшее развитие и преобразование языкового материала. С исключительным рвением исследовали языки, но слишком мало - говорящего человека» [Звегинцев, 1960, с. 153].
Подобным образом относился к проблеме, о которой идёт речь, и И.А. Бодуэн де Куртенэ: «Для языковедения <...> гораздо важнее исследование живых, т.е. теперь существующих языков, нежели языков исчезнувших и воспроизводимых только по письменным памятникам <...> Только лингвист, изучивший всесторонне живой язык, может позволить себе делать предположение об особенностях язы-
ков умерших. Изучение языков живых должно предшествовать исследованию языков исчезнувших» [Бодуэн де Куртенэ, 1963, с. 349].
Ф.де Соссюр, как мы увидим в дальнейшем, отдавал предпочтение синхронии перед диахронией. И.А. Бодуэн де Куртенэ, как и немецкие младограмматики, напротив, отдавал приоритет динамике перед статикой. «Истинно научными, - указывал он, - они (грамматики - В.Д.) могут быть, только рассматривая этот известный момент в связи с полным развитием языка» [Там же. С. 67-68]. В статике он видел лишь частный случай динамики: «Нет неподвижности в языке. Принимаемые, например, многими лингвистами одинаковые, неизменные корни, одинаковые, неизменные основы склонения, спряжения и т.д. во всех родственных языках - есть учёная выдумка, учёная фикция и вместе с тем тормоз для объективного исследования. В языке, как и вообще в природе, всё живет, всё движется, всё изменяется. Спокойствие, остановка, застой -явление кажущееся; это частный случай движения при условии минимальных изменений. Статика есть только частный случай динамики или скорее кинематики» [Там же. С. 349].
Ф.Ф. Фортунатов ушёл дальше всех в пропаганде исторического подхода к изучению языка. Несмотря на то, что его учение о форме в языке имеет по преимуществу синхроническую направленность, всю науку о языке он сводил к историческому языкознанию: «Предметом языковедения является язык в его истории» [Фортунатов, 1956, с. 23]. Он настаивал: «Языковедение, имеющее предметом изучения человеческий язык в его истории, может быть, следовательно, определяемо иначе как история человеческого языка или как историческое изучение человеческого языка, т.е. историческое изучение всех доступных для исследования отдельных человеческих языков...» [Там же. С. 24]. Диахронический максимализм Ф.Ф.Фортунатова здесь налицо! Он стал естественным следствием из господства исторического языкознания над описательным в лингвистике XIX в.
Историзм господствовал в науке в XIX в. не только в языкознании, но и в других науках
- в особенности во второй его половине. Во многом это объясняется триумфальным успехом книги Ч. Дарвина «Происхождение видов путём естественного отбора или сохранение
благоприятных рас в борьбе за жизнь», которая вышла в свет в 1858 г. Свет эволюционизма, исходящий от этой книги, осветил всю науку. Его лучи достигли и культурологии, куда входит, как мы помним, и лингвистика. Достаточно в связи с этим привести такой пример: французский историк Шарль Летурно (1831-1902) издал в конце XIX в. следующие книги: «Эволюция морали» (1884), «Эволюция брака и семьи» (1888), «Эволюция собственности» (1889), «Политическая эволюция» (1890), «Юридическая эволюция у различных человеческих рас» (1891), «Религиозная эволюция» (1892), «Эволюция рабства» (1897) и др. К сожалению, Ш. Летурно не обладал системным мышлением. Вот почему его «эволюции» изображаются изолированно друг от друга. Его картина культуры, таким образом, рассыпается на отдельные фрагменты, не связанные между собою в единую систему.
Системным мышлением в науке обладал самый великий универсальный эволюционист XIX в. Герберт Спенсер (1820-1904). Он обладал мирообъемлющим умом. «Мирообъ-емлющий ум» (выражение В.Г. Белинского о В. Шекспире) имел и М.В. Ломоносов (1711-1765), но он не успел написать всеобъемлющего труда о мироздании в целом. Он не успел даже завершить задуманную им «Систему всей физики». Г.Спенсеру же посчастливилось построить эволюционную модель почти всего мироздания. Только культуру он не успел охватить целиком. Начиная с 1862 г. и заканчивая 1896 г., выходили в свет его книги: «Основные принципы», «Принципы биологии», «Принципы психологии», «Принципы социологии» и «Принципы этики». Сам порядок их написания отражает эволюция: первая посвящена физиогенезу, вторая - биогенезу, третья - психогенезу, четвёртая и пятая генезису двух сфер культуры - нравственности и политики, но в них речь идёт также о генезисе религии, науки, искусства и языка. Во всех своих книгах их автор исходил из положения о всеобщности, универсальности эволюции. Недаром он снискал себе славу апостола эволюции.
Г. Спенсер совершенно справедливо считал, что эволюционный подход позволяет построить единую систему мироздания. Между прочим, в этом он и видел задачу философии. «Философия, - указывал он, - вполне ин-
тегрированное знание» [Антология мировой философии, 1971, с. 609]. Чуть ниже он уточнял: «Объединённое знание возможно и <...> цель философии - достижение его» [Там же]. Очевидно, подобная философия перерастает в науку вообще - в научную картину мира.
Описывая физиогенез, биогенез, психогенез и культурогенез, Г. Спенсер опирался на выработанное им общее понимание хода эволюции. В самом кратком варианте это понимание он формулировал так: «Эволюция всегда представляет собой интеграцию материи и рассеяние движения» [Там же. С. 612].
Расшифровывая общее понимание хода эволюции на конкретном материале, Г. Спенсер писал: «Вещество, входящее в состав нашей Солнечной системы, принимая более плотную форму, вместе с тем изменялось путем перехода от единства распределения к его многообразию. Затвердевание Земли сопровождалось переходом от сравнительного однообразия к чрезвычайному разнообразию. Развиваясь из зародыша в тело сравнительно большого объёма, каждое животное или растение также переходит от простого к сложному. Возрастание общества как в отношении его численности, так и прочности, сопровождается возрастанием разнородности его политической и экономический организации. То же самое относится ко всем надорганическим продуктам
- языку, науке, искусству и литературе» [Там же. С. 613].
Становится понятным теперь, почему Фердинанд де Соссюр (1857-1913) ощущал себя в научном сообществе одиноким: диахроническая атмосфера, господствующая в науке его времени, действовала на него удушающе. Он был апостолом синхронии.
Обосновывая правомерность употребления терминов «синхрония» и «диахрония» в языкознании, Фердинанд де Соссюр (1857-1913) писал: «Термины «история» и «историческая лингвистика» непригоды, так как они связаны со слишком расплывчатыми понятиями <...> Термины «эволюция» и «эволюционная лингвистика» более точны, и мы часто будем ими пользоваться; по контрасту другую науку можно было бы называть наукой о состояниях языка или статической лингвистикой. Однако, чтобы резче оттенить это противопоставление и это скрещение двоякого рода явлений, относящихся к одному объекту, мы предпочи-
таем говорить о синхронической лингвистике и диахронической лингвистике. Синхронично всё, что относится к статическому аспекту нашей науки, диахронично всё, что касается эволюции. Существительные же «синхрония» и «диахрония» будут соответственно обозначать состояние языка и фазу эволюции» [Соссюр, 1977, с. 114].
В решении вопроса о соотношении синхронии и диахронии в языкознании Ф. де Соссюр занимал альтернативистскую позицию - пози-зицю «или/или». Это означает, что он противопоставлял их друг другу абсолютно и бескомпромиссно. Он говорил: «Противоположность двух точек зрения - синхронической и диахронической - совершенно абсолютна и не терпит компромисса» [Там же. С. 116]. Отсюда следует, что в синхронии он не признавал элементов диахронии, а в диахронии - элементов синхронии. Иначе говоря, он целиком и полностью отрицал относительность разницы между синхронией и диахронией. Вот почему он стремился в своём курсе лекций излагать синхроническую лингвистику и диахроническую как две науки, совершенно независимые друг от друга. При этом он, в отличие от младограмматиков, отдавал приоритет синхронии перед диахронией.
В отличие от Г. Пауля, который отказывал описательному языкознанию в объяснительной силе, Ф. де Соссюр стал приписывать эту силу главным образом не диахронической, а синхронической лингвистике. При этом он прибегал к сравнению с шахматной игрой. Если мы застаём шахматную партию в том или ином состоянии, рассуждал Ф. де Соссюр, то нам не нужно изучать её истории, чтобы вместе с игроками думать о следующем ходе. Он говорил: «В шахматной партии любая данная позиция характеризуется, между прочим, тем, что она совершенно независима от всего того, что ей предшествовало; совершенно безразлично, каким путём она сложилась; зритель, следивший за всей партией с самого начала не имеет ни малейшего преимущества перед тем, кто пришёл взглянуть на положение партии в критический момент; для описания данной шахматной позиции совершенно незачем вспоминать о том, что происходило на доске десять секунд тому назад. Всё это рассуждение применимо и к языку и ещё раз подчёркивает коренное различие, проводимое нами
между диахронией и синхронией» [Соссюр, 1977, с. 122].
Синхронист, таким образом, не нуждается, по Ф. де Соссюру, в помощи диахрониста. Дело первого - описание языковой системы, взятой в определённый период времени, а дело второго - описывать изменения, которые происходили в истории этого языка. Синхронист не нуждается в помощи диахрониста потому, что сама языковая система обладает объяснительной силой (как шахматная позиция, взятая в определённый момент). Состояние её элементов объясняется не их историей, а состоянием системы, к которой они принадлежат.
Преимущество синхронии перед диахронией Ф. де Соссюр видел в первую очередь в том, что именно синхроническому рассмотрению доступна языковая система как таковая, тогда как диахроническая лингвистика занимается изменениями, которые происходят первоначально не в языке, а в речи отдельных говорящих. Диахронической лингвистике, таким образом, недоступен, как говорил Ф. де Соссюр, «единственный и истинный объект лингвистики», а именно: «язык, рассматриваемый в самом себе и для себя» [Там же. С. 269].
Мышление Ф. де Соссюра было абсолютистским (альтернативистским). Он резко противопоставлял друг другу язык и речь, внутреннюю лингвистику и внешнюю, синхронию и диахронию. Отсюда не следует, что мы должны преуменьшать значение его «Курса общей лингвистики» для нашей науки. Соссюровские дихотомии были и остаются её краеугольными камнями. Всё дело лишь в том, чтобы мы умели проводить не абсолютную грань между языком и речью, внутренней лингвистикой и внешней, синхронией и диахронией, а относительную. Но отсюда не следует, что мы имеем право стирать эту грань. Нам запрещает это делать великий Фердинанд де Соссюр.
Мышление другого великого языковеда -Вилема Матезиуса (1882-1945) - было не абсолютистским, а диалектическим. Мы обратимся сейчас к его взглядам на соотношение синхронии и диахронии.
Разграничение синхронии и диахронии. Научную равноценность синхронии и диахронии В. Матезиус выводил из специфики задач, которые стоят перед историческим
и описательным языкознанием. Он указывал: «В то время, как динамический (в сос-сюровской терминологии - диахронический) метод анализирует факты языка в их хронологической последовательности, метод статический (в соссюровской терминологии - синхронический) ограничивает исследование языковым состоянием, как оно представлено в данный период» [МаЛевшэ, 1972, р. 6].
Зависимость диахронии от синхронии.
Отправным пунктом для В. Матезиуса было синхроническое рассмотрение языка, от которого он переходил к его диахроническому рассмотрению. Иной путь и невозможен: прежде, чем расположить те или иные факты языка в хронологической последовательности, необходимо восстановить их на синхронической плоскости. На это указывал Г. Пауль в цитированном нами отрывке из его «Принципов истории языка», но он истолковывал этот факт в сторону зависимости описательного языкознания от исторического, тогда как В. Матезиус интерпретировал его в обратном направлении. Прежде всего, объяснял он, исследователь устанавливает факт А2 в современном языке и факт А1 в истории этого языка, и только затем он протягивает историческую нить между этими фактами: А1 —► А2 [Там же. С. 7]. Диахроническое исследование, таким образом, базируется на синхроническом.
Значение синхронической лингвистики для диахронической В. Матезиус расценивал как стимулирующее. Так, пояснял он, в современном английском языке представлена тенденция выражать основу высказывания (тему) посредством подлежащего. Обнаружение этой тенденции приводит исследователя к вопросу о причинах её развития в данном языке. Но на этом не заканчивается значение синхронической лингвистики для развития диахронической. Выявление исторических корней той или иной тенденции, действующей в современном языке, приводит исследователя к обнаружению и объяснению новых фактов в истории языка. Так, указанная тенденция, действующая в английском языке более активно, чем в немецком, оказывается связанной в английском языке с развитием новых личных конструкций. В результате действия данной тенденции в английском языке средне-
го периода некоторые безличные конструкции были заменены на личные. Этим объясняется тот факт, что на месте безличных конструкций в современном немецком языке мы находим часто соответственные личные конструкции в современном английском (ср. Es ist mir halt «Мне холодно» cl am cold). В истории немецкого языка действие тенденции, о которой идёт речь, не было таким же сильным, как и истории английского.
Зависимость синхронии от диахронии. Грамматическая модель В. Матезиуса построена так, что она неизбежно выводит исследование за пределы современного языка. Это связано с особым характером отношений, которые В. Матезиус стремился выявить в системе современного языка. Он стремился к обнаружению причинно-следственных отношений между наиболее характерными особенностями изучаемого языка. Природа данных отношений такова, что для их выявления материала современного языка недостаточно. Так, с точки зрения современного английского языка нельзя установить, почему в этом языке отсутствует развитая система падежных окончаний. Чтобы в этой особенности современного английского языка увидеть результат действия определённых факторов, необходимо обратиться к истории этого языка. Ориентация грамматики В. Матезиуса на изучение причинных отношений в языке придаёт этой грамматике диахроническую перспективу.
Причинный характер системных отношений в языке служит основой для относительно быстрой перестройки его системы. Одна особенность становится причиной другой, эта последняя становится причиной третьей и т.д. В итоге причинные отношения в языке охватывают все наиболее существенные черты этого языка. Поскольку для разрешения противоречий, возникающих в языке между господствующими тенденциями, говорящие находят те или иные средства, система языка может сохранять относительное равновесие и тем самым противостоять действию новых тенденций.
Причинный характер системных отношений в языке служит основой для относительно быстрой перестройки его системы. Как только та или иная особенность языка выходит из-под контроля его других особенностей, связи данной языковой особенности с другими ста-
новятся ослабленными. Это позволяет новым тенденциям распространить своё действие на оставшуюся без активной системной поддержки старую тенденцию, тем самым ослабляя её. Вместе с этим ослабляются также и позиции других господствующих тенденций в языке. Причинный характер системных отношений в таком переходном состоянии языка обеспечивает относительно быструю замену старых господствующих тенденций окрепшими новыми. В результате такой замены устанавливается новое относительно устойчивое состояние языковой системы.
Таким образом, грамматическая концепция В. Матезиуса глубоко исторична. Говоря о методах современной лингвистики, В.М. Жирмунский писал: «Методы эти не разрывают синхронию и диахронию: они вносят в синхронию элемент развития, т.е. историзм» [Жирмунский, 1957, с. 52]. Эти слова могут быть вполне отнесены к грамматической теории В. Матезиуса.
Библиографический список
1. Антология мировой философии [Текст]: в 4 т. / Под ред. И.Ф. Нарского [и др.]. - М.: Мысль, 1971. -Т.З.
2. Бодуэн де Куртенэ, И.А. Избранные труды по общему языкознанию [Текст]: в 2 т. / И.А. Бодуэн де Куртенэ. - М. : Изд-во АН СССР, 1963. - Т. 1.
3. Гумбольдт, В. Избранные труды по языкознанию [Текст] / В. Гумбольдт. - М.: Прогресс, 1985.
4. Даниленко, В.П. Общее языкознание и история языкознания [Текст]: курс лекций / В.П. Даниленко. - М.: Флинта: Наука, 2009.
5. Зеегинцее, В.А. История языкознания XIX и XX веков в очерках и извлечениях [Текст]: в 2 ч. / В.А. Звегинцев. - М.: Учпедгиз, 1960. -4.1.
6. Жирмунский, В.М. О синхронии и диахронии в языкознании [Текст] / В.М. Жирмунский // Вопросы языкознания. - 1957. - № 5. - С. 42-52.
7. Пауль, Г. Принципы истории языка [Текст] / Г. Пауль. -М.: Изд-во ин. лит-ры, 1960.
8. Соссюр, Ф. Труды по языкознанию [Текст] / Ф. де Соссюр. - М.: Прогресс, 1977.
9. Фортунатов Ф.Ф. Избранные сочинения [Текст]: в 2 т. / Ф.Ф. Фортунатов. - М.: Учпедгиз, 1956. -Т. 1.
10. Хрестоматия по истории русского языкознания [Текст] / Сост. Ф.М. Березин. - М.: Высш. шк., 1973.
11. Mathesius, V. Nove proudy a smery v jazykovednem badani [Text] / V, Mathesius // Z klasickeho obdobi Prazske skoly 1925-1945. Cesk. akad. ved. Prameny ceske a slovenske lingvistiky. Rada ceska. - Praha, 1972,-№2.
