CC BY
36
2007.03.004. ПАПАВА В. НЕКРОЭКОНОМИКА: ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭКОНОМИЯ ПОСТКОММУНИСТИЧЕСКОГО КАПИТАЛИЗМА (УРОКИ ГРУЗИИ).
PAPAVA V. Necroeconomics: the political economy of post-communist capitalism (lessons from Georgia). - N.Y. et al.: iUnivers, Inc., 2005. - 201 p.
В своей книге профессор, министр экономики Грузии с 1994 по 2000 г. представляет политэкономический анализ перехода от посткоммунистической к капиталистической экономике, рассматривая преобразования, происходящие в странах с переходной экономикой, в частности в Грузии.
Определяющими чертами советской системы, по мнению автора, были чрезмерная централизация управления и доминирующая роль коммунистической партии. Практически все средства производства были собственностью государства, а все сферы экономики находились под государственным контролем, что исключало проявление частной инициативы и индивидуального выбора. Советская экономика с самого начала формировалась как натуральное хозяйство, где отношения между экономическими субъектами основывались на регулируемом государством бартерном обмене. Политический контроль и централизованное управление создали условия, в которых работник потерял личную независимость, что выражалось в обязанности каждого трудиться.
Согласно марксистско-ленинской теории, концентрация земли и средств производства в руках одного владельца, натуральное хозяйство, принуждение к труду, эксплуатация человека человеком присущи феодальной экономике. Таким образом, по этой классификации советское государство являлось феодалом, обладающим монополией на владение землей и средствами производства, а экономическая система Советского Союза представляла собой государственно-монополистический феодализм, который, будучи по сути своей архаичным, препятствовал какому-либо развитию. Вследствие чего, по мнению автора, коллапс советской системы и переход к рыночной экономике следует рассматривать с марксистско-ленинской точки зрения как позитивный момент, так как капиталистическая модель более прогрессивна, чем феодальная (с. 11).
Автор определяет модель капитализма, формирующуюся в бывших социалистических странах, как посткоммунистический капитализм, подчеркивая ее отличие от американской, европейской или японской моделей. Он считает необходимым выделить три стратегии трансформации экономики, реализованные в рассматриваемых странах: градуализм (Венгрия), шоковая терапия (Польша, Чехословакия) и третий путь (Балканские страны). Третья стратегия по сути представляет собой постепенный градуализм (gradual gradualism) и подразумевает длительный процесс рыночных реформ с возможностью приватизации лишь мелких предприятий и существованием частной собственности лишь в сфере торговли, услуг и туризме.
Шоковая терапия (осуществленная впервые в ФРГ после Второй мировой войны, а в недавнем прошлом во многих посткоммунистических странах, в том числе и в бывших советских республиках) предполагает радикальную трансформацию в максимально короткий период времени. Ключевой элемент данной стратегии - ликвидация бюджетного дефицита посредством жесткой кредитно-денежной политики в сочетании с ограничением денежного предложения или фиксированным валютным курсом.
Стратегия градуализма представляет собой поэтапное реформирование экономики. По мнению автора, ключевыми факторами успешности данной стратегии являются политическая стабильность и мощная финансовая поддержка. Сочетание этих необходимых условий лежит в основе успеха китайских реформ, которому также способствуют высокая доля ВВП, идущая на внутренние инвестиции; последовательность правительства в принятии и реализации решений, направленных на поэтапное внедрение в экономику рыночных элементов; привлечение в китайские компании менеджеров китайского происхождения, получивших особые навыки, работая в иностранных компаниях по всему миру; а также относительно низкий процент занятых на госпредприятиях. Во многом эффективность градуалистской стратегии в Китае связана с национальной спецификой, что ограничивает возможности использования опыта Китая в других странах.
В целом ни одна страна, переживающая процесс посткоммунистических преобразований, не может избежать спада производства, сокращения производительности труда, инвестиций и реальных доходов населения. Очевидно, что такой «трансформационный кризис» часто ставит под сомнение способность реформаторов сохранить по-
литическую стабильность, и по этой причине инициаторы «шоковых» реформ, как правило, вынуждены уходить в отставку (например, Бальцерович в Польше и Гайдар в России) (с. 23).
Возвращаясь к теоретическому анализу командной экономики, автор приводит мнение Адама Липовски, утверждавшего, что такая экономическая система не может быть отнесена ни к группе развитых, ни к группе развивающихся экономик, поэтому точнее ее называть неправильно развивающаяся (misdeveloped). Такая система обладает следующими признаками: чрезмерно большая по сравнению со сферой услуг доля промышленного производства в ВВП; значительный перекос в сторону производства средств производства по сравнению с потребительскими товарами; низкая доля в промышленном производстве товаров, конкурентоспособных на мировых рынках; насыщение рынка потребительских товаров продуктами низкого качества; преобладание в промышленном производстве выпуска устаревших продуктов (с. 31).
В результате за редким исключением почти все товары, производимые в таких странах, не соответствовали мировым стандартам и не могли конкурировать с западными аналогами. Такую экономику автор называет «мертвой», или некроэкономикой, отдельные сферы которой тем не менее могут представлять собой витаэкономику, т.е. «живую» экономику. Значительная часть материально-технической базы командной экономики составила основу некроэкономики в посткоммунистических странах.
Для анализа взаимодействия некро- и витаэкономики автор выделяет в посткоммунистической экономике следующие составляющие.
1. Некроэкономика, существующая в государственном секторе.
2. Витаэкономика, существующая в государственном секторе.
3. Приватизированная часть некроэкономики.
4. Приватизированная часть витаэкономики.
5. Частный сектор, в основе которого лежат новые инвестиционные ресурсы витаэкономики.
К первой группе относятся крупные и средние предприятия стратегической важности, продукция которых, однако, неконкурентоспособна на внешнем рынке. Вторая группа, витаэкономика госсектора, состоит из энергетического сектора (электричество, нефть, газ), транспортной и коммуникационной инфраструктур. Часть предпри-
ятий этой группы в результате их приватизации переходят в четвертую группу. Третья группа формируется из приватизированных предприятий, входивших в первую. Соответственно, пятая группа представляет собой наиболее здоровый сегмент посткоммунистической экономики, функционирующий по принципам рыночной экономики.
Человека, живущего в условиях посткоммунистической экономики, автор называет homo transformations. Он еще окончательно не освободился от страха перед государством и, сохраняя свой прежний образ жизни, все еще зависит от него, но тем не менее в его поведении появляются элементы личного интереса и мотивации. Управленцев, возглавлявших предприятия во времена командной системы, автор называет «дельцами», подчеркивая при этом, что как homo transformations не стал еще homo eoonomions, так и «дельцы» в посткоммунистическом обществе не превратились еще в полноценных предпринимателей, и поэтому их следует называть не предприниматели, а «постдельцы». Именно они управляют государственной и приватизированной частью некроэкономики, сохраняя стереотипы поведения командной экономики. Воспользовавшись своими старыми связями, «постдельцам» удалось войти в правящие структуры (парламент и исполнительную власть) и продлить существование некроэкономики. Положить конец некроэкономике и таким образом завершить процесс посткоммунистической трансформации можно, создавая институциональную инфраструктуру рыночной экономики и обеспечив приход предпринимателей на смену «постдельцам».
Рассматривая институциональные особенности теневой экономики, автор подчеркивает, что если в странах с рыночной экономикой теневой бизнес прежде всего связан с уклонением от уплаты налогов, то в коммунистических странах он был связан с манипуляцией данными по выпуску продукции и выполнению плана, воровством на рабочем месте, злоупотреблением служебным положением и взяточничеством. Ключевым элементом для понимания проблемы теневого бизнеса в посткоммунистической экономике, по мнению автора, является феномен «постдельцов». Если в прошлом директора государственных предприятий пытались занизить плановые показатели для того, чтобы иметь возможность перевыполнить план, и завышали заработную плату и число работающих, прикарманивая часть фонда оплаты труда, то теперь директора частных предприятий (в большинстве своем те же самые люди) в официальной отчетности пытаются зани-
зить объемы производства, суммы заключаемых сделок и размер официальной зарплаты работников для сокращения налоговых выплат. Вместе с тем, несмотря на возможность легализовать теневые предприятия в новых рыночных условиях, многие из них прекратили свое существование, продемонстрировав неспособность «постдельцов» существовать в условиях нецентрализованного распределения ресурсов и без государственной поддержки.
Новый этап в развитии теневой экономики связан с созданием так называемых свободных экономических зон, целью которых изначально было привлечение прогрессивных технологий, стимулирующих экономический рост в конкретном регионе. На деле такие зоны стали прибежищем финансовых преступников. Во многих посткоммунистических странах наибольший приток теневых денег происходит через компании, зарегистрированные в свободных экономических зонах.
В целом проблема теневой экономики в странах посткоммунистического капитализма в первую очередь связана с отсутствием развитых рыночных институтов.
Равенство в условиях свободной рыночной экономики означает равенство возможностей экономических агентов с точки зрения существования на рынке, возможности изменять вид своей деятельности, свободы доступа к информации, свободы принятия решений и т.д. Вопрос равенства на рынке особенно важен в странах, осуществляющих посткоммунистическую трансформацию, где рыночные отношения находятся на стадии формирования. С одной стороны, равенство в таких условиях почти невозможно, с другой стороны, на фазе зарождения новых экономических отношений важно задать правильные курс на развитие «идеального» рынка. На фоне еще незрелой институциональной инфраструктуры возникает механизм поиска политической ренты (political rent-seeking) в виде спекуляции (доступ чиновников к закупке редких товаров по низкой цене и продажа на рынке по завышенной цене), субсидирования импорта, особых условий предоставления кредитов и номенклатурной приватизации (занижение стоимости активов при приватизации в результате сговора и взяток).
Коммунистическое государство как монополист-феодал в течение десятилетий отстаивало идею равенства в ее самой извращенной форме - в виде уравнительной системы, что отразилось на выборе типа приватизации (бесплатного распределения посредством ваучеров
всей или части приватизируемой собственности) во многих посткоммунистических странах. По мнению автора, обмен ваучеров на акции предприятий делал граждан владельцами слишком малой доли собственности для возможности участия в экономической деятельности.
Для достижения равенства на рынке очень важна проводимая государством экономическая политика. По мнению автора, посткоммунистическим странам следует сочетать элементы либертариа-низма (НЬейайа^ш) (стремление к созданию условий равенства возможностей) и либерализма (стремление к повышению благосостояния беднейших членов общества) с доминированием последнего. Либертарианская экономическая политика поможет направить процесс посткоммунистической трансформации по пути к созданию «идеального» рыночного равенства, тогда как акцент на либеральную экономическую политику позволит обществу избежать социального напряжения. В результате общество должно добиться установления горизонтального равенства, которое подразумевает равенство участников рынка перед государством и невмешательство последнего в коммерческую деятельность экономических агентов в сочетании с совершенной системой наказания нарушителей законов и целевой государственной поддержкой бедных слоев населения. Только в таких условиях представители среднего класса получат возможность, реализуя свои интеллектуальные и физические способности, создать условия для достойного уровня жизни. Государство, со своей стороны, должно усилить борьбу с коррупцией, легализовать теневой бизнес и интенсифицировать создание демократических институтов. Все эти шаги постепенно приблизят общество к идеальному равенству на рынке -равенству возможностей (с. 80).
Анализируя особенности налогообложения в странах посткоммунистической трансформации, автор обращается к концепции кривой Лаффера, которая была сформулирована в США и явилась основой «рейганомики». Кривая Лаффера отражает зависимость налоговых доходов бюджета от среднего уровня ставок налога: изначально с увеличением ставок налогов растут и бюджетные поступления, но достигнув определенной точки (точка Лаффера), доход от налогов начинает падать. Многие экономисты ставят под сомнение эффект Лаффера, основываясь на эмпирическом анализе опыта стран - членов ОЭСР, однако в случае посткоммунистической экономики вопрос существования данного эффекта остается открытым. Так, в Грузии
сокращение ставок некоторых налогов в 1996 г. привело к росту налоговых доходов государства; сокращение в 1997 г. ставок платежей в Фонд социального и медицинского страхования с 37 до 27% привело к росту поступлений на 41% (с. 107).
Одна из определяющих черт, типичных для посткоммунистической экономики, - доступность простаивающих производственных мощностей, в результате чего реальный рост производства может быть достигнут без значительных инвестиционных вложений, что, в свою очередь, создает благоприятные условия для реализации эффекта Лаффера. Вместе с тем, так как большинство предприятий в посткоммунистических странах не могут производить конкурентоспособные товары и являются частью некроэкономики, то, по мнению автора, «мертвые» предприятия не могут иметь производственных мощностей как таковых.
Если при переходе от командной экономики к рыночной сокращение налогового бремени способствует росту рыночного предложения, то в не меньшей степени оно способствует и росту спроса. Такой эффект был назван эффектом Лаффера - Кейнса и лег в основу политики «налоговой терапии», цель - стимулировать развитие в посткоммунистической экономике. Кейнсианский подход базируется на допущении, что сокращение налоговых ставок приводит к увеличению потребления; в краткосрочной перспективе увеличение потребительских расходов способствует росту спроса на товары и услуги, а как следствие - росту производства и занятости. Вместе с тем сокращение сбережений на фоне увеличения потребления приводит к росту конкуренции среди инвесторов, что в долгосрочной перспективе способствует росту процентных ставок, снижает активность инвесторов и создает спрос на иностранный капитал. Считается, что данный эффект отрицательно влияет на экономику развитых стран. Однако в посткоммунистической экономике можно ожидать положительные изменения: во-первых, сокращение налогового бремени может косвенно способствовать по крайней мере загрузке части простаивающих производственных мощностей и расширению производства; во-вторых, замещение некроэкономики конкурентным бизнесом может быть реальным только при привлечении иностранных инвестиций.
Продолжая тему налогов, автор переходит к рассмотрению региональных особенностей построения фискальной системы в посткоммунистических странах, в частности в Грузии, подчеркивая, что
все большую популярность у правительств данных стран приобретает подход, предполагающий взимание местных налогов, поступления от которых получают регионы, и федеральных налогов, пополняющих федеральный бюджет. Автор называет такой метод выстраивания фискальных отношений «все или ничего» и полагает, что рано или поздно он приводит к такому явлению, как налоговый сепаратизм, когда интересы регионов не учитываются и идут вразрез с национальными интересами, которые касаются поступлений в федеральный бюджет.
Для Грузии на современном этапе построения своей государственности, когда территориальная интегрированность еще не достигнута и не решен вопрос ее административно-территориального деления, особое значение приобретают экономические инструменты создания заинтересованности регионов в нахождении «регионального консенсуса». Этому может способствовать фискальная система, в основе которой лежит доктрина налогового консенсуса, предусматривающая разделение налоговых поступлений между разными уровнями бюджетов по всем видам налогов без их разделения на местные и федеральные.
Рассматривая особенности экономических реформ в Грузии, автор утверждает, что после распада СССР в этой стране был применен так называемый «дефективный» вариант шоковой терапии, который заключался, в основном, лишь в либерализации цен на фоне отсутствия соответствующей институциональной инфраструктуры. Не было уделено должного внимания ужесточению процедур бюджетного субсидирования и контролю над денежным предложением. Таким образом, экономика Грузии была не готова к ни к полномасштабным военным операциям в Абхазии летом 1992 г., ни к гражданской войне, разгоревшейся осенью 1993 г. Эти события привели к значительному бюджетному дефициту, который покрывался за счет денежной эмиссии. Этот этап реформирования (1992-1993 гг.) характеризовался слабым контролем над внешней торговлей, сокращением товарных запасов, падением номинальной заработной платы, ростом теневой экономики и нецелевым расходованием иностранной гуманитарной помощи. В начале 1994 г. Эдуард Шеварднадзе инициировал подготовку и реализацию антикризисной программы макроэкономической стабилизации, а в конце того же года началось сотрудничество с МВФ, который и по сей день является партнером Грузии в деле построения на-
дежной и здоровой финансово-экономической системы. В 1995 г. в Грузии, как и во многих других посткоммунистических странах, была проведена ваучерная приватизация.
«Революция роз» осенью 2003 г. стала поворотным пунктом в истории независимой Грузии. Говоря об экономической ситуации, предшествовавшей смене власти, автор подчеркивает, что, пожалуй, единственной стабильной сферой экономики в этот период была монетарная сфера, где благодаря действиям Национального банка Грузии удавалось удерживать относительно низкую инфляцию (7% в 2003 г.) и стабильный курс грузинской валюты. Кроме того, существовала позитивная тенденция роста экономики, который, соответственно, составил 4,8% в 2001 г. и 5,5% в 2002 г., а в 2003 г. благодаря введению в эксплуатацию нефтепровода Баку - Тбилиси - Джейхан рост ВВП составил 11,1% (с. 158). При этом в стране на протяжении почти десятилетия велась так называемая «война бюджетов» между национальным бюджетом и автономной Республикой Аджария, которая заключалась в отказе властей Аджарии перечислять часть собираемых налогов в бюджет Грузии. В результате такого бюджетного кризиса другие регионы страны не могли в полном объеме получать трансферты из национального бюджета. Таким образом, в 2003 г. бюджетный дефицит достиг 90 млн. долл., или 15%, а внутренний долг, в основном по выплате пенсий и заработной платы бюджетникам, составил 120 млн. долл. (с. 162).
Первые месяцы после революции показали, что позитивные экономические тенденции все еще сохраняются: так, рост ВВП в первом квартале 2004 г. составил 9,5%, а инфляция - всего 1%. Смена власти в Аджарии в мае 2004 г. привели к восстановлению нормального бюджетного процесса и росту поступлений в национальный бюджет, что дало новому правительству возможность выполнить свои обязательства по выплате пенсий и зарплат. Кроме того, новым властям Грузии удалось начать эффективную борьбу с коррупцией: были выдвинуты многочисленные официальные обвинения против высокопоставленных чиновников и их родственников, вовлеченных в коррупционную деятельность. В 2004 г. правительство Грузии выдвинуло амбициозные планы по приватизации крупных промышленных предприятий в сфере энергетики, портового хозяйства, железных дорог и т.д.
О.Н. Пряжникова
