CC BY
60
ЯЗЫКИ МИРА
2007.02.026. ЯЗЫКИ МИРА: Индоарийские языки древнего и среднего периодов. Балтийские языки.
1. Языки мира: Балтийские языки / РАН. Ин-т языкознания; Ред. кол.: В.Н. Топоров, М.В Завьялова, А.А. Кибрик и др. - М.: Academia, 2006. - 224 с. - Библиогр. в конце отд. ст.
2. Языки мира: Индоарийские языки древнего и среднего периода / РАН. Ин-т языкознания; Ред. кол.: Т.Я. Елизаренкова, А.А. Кибрик, Л.И. Куликов. - М.: Academia, 2004. - 160 с. - Библиогр. в конце отд. ст.
Выделение индоарийских языков древнего и среднего периода в отдельный том серии «Языки мира» (2) представляется оправданным прежде всего в силу историко-типологического единства этого периода развития индоарийских языков и его отличия от индоарийских языков нового периода, представляющих иной типологический строй, для которого характерны аналитизм и элементы агглютинации. Все материалы тома написаны Т.Я. Елизаренковой, за исключением главки «Индийские письменности древнего и среднего периодов» (Ю.Б. Коряков).
Книга распадается на два раздела. Первый посвящен древнеиндийским языкам; здесь даны как общая характеристика этого периода индоарийской языковой истории, так и описания двух основных разновидностей древнеиндийского: ведийского языка и санскрита. Древнеиндийское состояние в последнее время было дополнено новым языковым материалом: наряду с ведийским языком и санскритом к этой фазе развития индоарийской языковой группы относятся «митаннийский арийский» (засвидетельствованный ближневосточными источниками середины 2 тыс. до н.э.) и «андроновский арийский», реконструируемый на основе заимствований в финно-угорских языках, носители которых соседствовали с
андроновской культурой, представлявшей, судя по всему, культуру древнейших ариев в период их передвижения по Евразии.
Соотношение ведийского языка и санскрита, как и соотношение разных вариантов санскрита - дело не столько абсолютной хронологии, сколько культурно-жанровых характеристик. В некоторых моментах ведийский соотносится с пракритами, давая, таким образом, более новые элементы, чем санскрит, считающийся хронологически более поздней формой индоарийского. Вопрос о статусе санскрита до сих пор остается спорным - был ли это исключительно культивированный язык социокультурной элиты или же в какое-то время он был также и языком живого общения. Сохранение или преобразование языковых форм диктовалось не только и не столько пространственно-временными параметрами, сколько принадлежностью к определенной социокультурной среде, функциональными характеристиками и традицией.
Еще одним важным и чрезвычайно своеобразным моментом истории индоарийских языков древнего периода является важная роль индийского языкознания. В Древней Индии очень рано возникла и достигла чрезвычайно высокого уровня наука о языке. Грамматика Панини (ок. V в. до н.э.) дает системное изложение правил, моделирующих санскрит, и «с момента создания грамматики Панини описанный им санскрит стал рассматриваться как "вечный" язык, образец для подражания. Употреблять следовало только "правильные" панинийские формы, а тот путь развития, которому следовал в дальнейшем реальный язык, рассматривался как отход от нормы» (с. 11). В соответствии с этими взглядами развитие санскрита «прекратилось». В действительности же в течение долгого времени санскрит сосуществовал с пракритами, разделяя с ними функции общения и определенным образом видоизменяясь (вплоть до форм гибридного буддийского санскрита).
Автор дает подробную грамматическую характеристику санскрита, ведийский описан менее детально, в основном по контрасту с санскритом.
Второй раздел посвящен среднеиндийским языкам. Здесь дана также их общая характеристика, включая соотношение древнеиндийского и среднеиндийского. Обозначение «среднеиндийские языки» является прежде всего лингвистической характеристикой определенной фазы развития индоарийских языков. В то же время
оно обозначает ряд литературных языков, «надстроенных» над исчезнувшими разговорными диалектами. Условные хронологические рамки среднеиндийского периода - середина 1 тыс. до н.э -X-XII вв. н.э. Среднеиндийские языки сосуществовали с санскритом, разделение шло по религиозным и жанровым признакам: буддисты использовали пракриты и пали, джайны - пракриты. Такая разновидность среднеиндийского состояния, как сценические пракриты, появляется в начале нашей эры в ходе становления классической индийской драмы. Общая периодизация среднеиндийских языков такова: 1) ранние среднеиндийские языки - пали, эпиграфические пракриты; 2) средние среднеиндийские языки - литературные и сценические пракриты; 3) поздние среднеиндийские языки - апабхранша с его поздней разновидностью авахаттха.
Наиболее очевидны отличия среднеиндийских языков от древнеиндийского состояния в области фонетики и фонологии. Для среднеиндийских языков характерны: отсутствие слоговых сонантов, отсутствие дифтонгов, запрет на консонантный исход слова, регулирование оппозиции доготы-краткости гласных законом двух мор, тенденция к сильному ограничению сочетаний согласных. В целом прослеживается тенденция парадигматической характеристики фонемы от синтагматической. Морфонологические вариации оказываются сильно суженными, чередования гласных представлены двумя ступенями вместо прежних трех. Морфология среднеин-дийского периода характеризуется размытостью морфемных швов. Основы могут могут оканчиваться только на гласные (есть только следы атематических основ). Склонение в значительной мере унифицировано. Максимальная падежная парадигма - шестичленная. Нет четкости в противопсотавлении глагольной флексии разных серий. Утрачено двойственное число и в именном, и в глагольном словизменении.
В целом тенденции, характерные для среднеиндийской морфологии, «сводятся к ослаблению синтетической структуры языка» (с. 72). В области синтаксиса для среднеиндийских языков, кроме пали, характерно появление проторгативной конструкции.
Дальше в отдельных главках рассмотрены: пали, пракриты, апабхранша и буддийский гибридный санскрит. Особое место пали в круге среднеиндийских языков и диалектов обусловлено двумя особенностями. С одной стороны, пали обладает целым рядом
черт, характерных для среднеиндийского состояния: отсутствие слоговых сонантов и дифтонгов, ограниченность консонантных сочетаний, подчинение количества гласного закону двух мор, от-стутствие двойственного числа, значительная роль местоименной флексии в именном словоизменении, упрощенность глагольной системы. С другой стороны, пали не разделяет ряда особенностей пракритов: изменение интервокальных смычных вплоть до их исчезновения, аналитизм имени, отсутствие личных форм глагола в прошедшем времени. Таким образом, пали отчетливо отличается как от санскрита, так и от пракритов. Что касается буддийского гибридного санскрита, то «в основе этого языка лежит среднеин-дийская модель, на которую с течением времени все более налагалась санскритская» (с. 136). Санскритизация буддийского гибридного санскрита шла по нарастающей, так что в результате он практически сравнялся с классическим санскритом, то есть перед нами своеобразный случай обратной эволюции языковой формы. Речь при этом идет о реальном языке, хотя и существовавшем, судя по всему, только в литературной форме.
Том, посвященный балтийским языкам (1), открывается «Предисловием» редколлегии. В нем отмечается важность представленного в томе материала - как с точки зрения сравнительно-исторического, так и типологического языкознания. Общая концепция тома была выработана под руководством В.Н. Топорова. Написанные авторами статьи носят значительные следы авторской индивидуальности, и эту особенность было решено сохранить при общем стремлении к унификации. При подготовке тома редколлегия столкнулась с рядом спорных вопросов современной балтисти-ки. В состав тома была включена отдельная статья «Латгальский язык», хотя этот идиом не всегда рассматривается в качестве отдельного языка, считается диалектом или группой говоров латышского языка. В то же время жемайтский идиом, иногда рассматриваемый как отдельный язык, в данном издании рассматривается как литовский диалект. Наречие курсениеков в силу традиции не рассматривается среди латышских диалектов, но ему посвящен небольшой раздел в общей статье «Балтийские языки».
Статья В.Н. Топорова «Балтийские языки» представляет собой обширное введение в балтистику. Автор дает общую характеристику современного состояния балтийских языков, историю их
изучения, генетическую основу балтийских языков как части индоевропейской языковой семьи. Особо подчеркиваются архаичность балтийских языков, их «верность» «исходному индоевропейскому типу в ряде важных особенностей (слоговая структура слова, просодические и морфонологические особенности, структура именных и глагольных категорий, флексия, синтаксические структуры, словарь)» (с. 15). Ряд инноваций при этом органично сочетается с архаичными чертами, сохраняющими свое значение и зримые очертания несущей конструкции.
Гипотеза о «преимущественной близости балтийских языков в наиболее глубокой реконструкции к определенному срезу в развитии индоевропейского языка в некоем локусе в более или менее надежно определяемый период, видимо, имеет под собой ряд важных оснований» (там же). Среди этих оснований: 1) высокая степень близости фрагментов балтийского языкового типа к соответствующим блокам индоевропейского состояния, как оно восстанавливается в последнее время с учетом ряда новых материалов; 2) особенности балтийской гидронимии, наиболее полно и точно воспроизводящей архаичную «центральноевропйскую» гидрони-мию; 3) обширность территории, на которой отмечается присутствие гидронимии балтийского типа; 4) обилие парадоксов, связанных с пространственно-временными рамками существования балтийских языков. С ареальной точки зрения балтийский оказывается в промежуточной позиции между восточными (иранцы) и западными (германцы) индоевропейцами. Что же касается балто-славянских отношений, то степень их близости совершенно иная, предполагающая особое рассмотрение.
Проанализировав историю балто-славянской проблемы, автор обращает особое внимание на то, что в последние десятилетия выкристаллизовывается новая позиция в этом вопросе. Ее суть - в «объяснении особой близости балтийского и славянского языков тем, что славянские языки представляют собой более позднее развитие периферийных балтийских диалектов, находившихся в южной части первоначально балтийского (или западнобалтийского) ареала» (с. 19-20). Протославянский (= прабалтийский периферийный диалект) приблизительно с V в. до н.э. развивается в прасла-вянский, уже живущий самостоятельной жизнью. Эта схема позволяет объяснить целый ряд парадоксов балто-славянских отношений
(в частности, особую близость славянского к прусскому, наличие «балтизмов» в южнославянских языках, неизвестность праславян-ского гидронимического ареала, изохронного балтийскому, и др.).
Традиционно балтийские языки делят на восточные и западные, однако вернее было бы говорить о центральной части прабал-тийского ареала (с ним связаны сформировавшиеся позднее латышский и литовский языки) и периферийной прабалтийской области, в которой сформировались прусский, ятвяжский и др. языки. Периферийная зона была зоной контактов и характеризовалась большей динамичностью, тогда как центральная зона характеризовалась большей стабильностью и сохранением архаичных языковых элементов.
Далее следует краткая характеристика мертвых балтийских языков (диалектов): галиндского (голядского), ятвяжского, курш-ского, земгальского, селийского (селонского). Как указывает автор, «нет оснований сомневаться, что существовали и другие языки и диалекты древних балтов, этнические названия которых нам неизвестны и определяются в основном по месту их распространения», отмеченному в первую очередь ономастикой (гидронимией) (с. 33). Имеющийся языковой материал как правило недостаточен для классификации этих балтизмов, хотя есть и исключения: например, к северо-западу от Москвы отмечен ряд гидронимов, тяготеющих к латышскому. Не вызывает сомнения балтийское присутствие на следующих территориях: бассейн Днепра до Киева и бассейн Оки. Недавно были обнаружены балтизмы в верховьях Дона. Отмечаются балтизмы в Новгородской и Тверской областях; балтийского происхождения, очевидно, и название Волги, распространившееся с ее истоков на все течение реки.
Заканчивается статья перечислением структурных особенностей балтийских языков.
Обстоятельность статьи В.Н. Топорова «Прусский язык» объясняется особым положением этого языка в общем массиве балтийского языкового материала: это единственный, хотя и не полно, но все же достаточно подробно засвидетельствованный, балтийский язык «западного» (т.е. периферийного) ареала. Среди периферийных языков он был ближе всего к ятвяжскому. В генетической перспективе особого внимания заслуживают «те многочисленные примеры, когда он, отличаясь от восточнобалтийских язы-
ков, совпадает со славянским» (с. 53). Пространственно-временная характеристика прусского языка (включая его диалектную картину) остается не совсем ясной в силу исторической судьбы пруссов как исчезнувшего народа. Автор подробно реконструирует на основе сохранившихся данных грамматическую структуру прусского языка.
Длаее следуют подробные очерки литовского (Т.В. Булы-гина, О.В. Синёва) и латышского языка (В.Э. Сталтмане), а также относительно краткая характеристика латгальского языка (А.Б. Брейдак). В приложении помещены карты балтийских языков разных исторических периодов: X в., XIII в. и нашего времени.
С.А. Ромашко
2007.02.027. КУМАХОВ М., ВАМЛИНГ К. ЭРГАТИВНОСТЬ В ЧЕРКЕССКИХ ЯЗЫКАХ. - Ма1шо: Ма1шо ишу., 2006. - XXXII, 213 с.
В монографии исследуется проблема эргативности в черкесских (адыгских) языках. Цель исследования - описание эргативного предложения, его грамматических, структурно-типологических и семантических особенностей. Исследование является результатом совместной работы Отдела типологии и общей компаративистики Института языкознания РАН (Москва), кафедры общей лингвистики Лундского университета и Отделения международных миграций и этнических отношений университета Мальмё (Швеция).
Монография состоит из предисловия, введения, девяти глав и библиографии, а также краткого английского резюме. Кроме того, на английском языке дублируется предисловие к книге и введение «О черкесах и черкесских языках», в котором даются общие социолингвистические сведения о языках данной группы - кабардинском (восточночеркесском) и адыгейском (западночеркесском).
Черкесская, или адыгская, подгруппа вместе с убыхским, абхазским и абазинским языками входит в северо-западную семью кавказских языков. Число черкесов (адыгов) на своей исторической родине, т.е. на Кавказе, а также в Российской Федерации в целом, по данным переписи 2002 г. составляет 717 тыс. человек; в настоящее время черкесы проживают также в Турции, Сирии, Иордании, Израиле, Германии, США и других странах.
В первой главе «Краткие сведения о структуре предложения» рассматриваются транзитивные и интранзитивные глаголы черкес-
