2006.03.053. СИКОРА Я. КОНЦЕПЦИЯ РЫНОЧНЫХ ПРИНЦИПОВ В ЯПОНИИ НАЧАЛА НОВОГО ВРЕМЕНИ. SYKORA Y. Concept of market principles in early modern Japan // Acta Orientalia Vilnensia. - Vilnius, 2004. - N 5. - P. 8-19.
Ян Сикора (Институт восточноазиатских исследований, Прага) отмечает, что идеи о природе богатства, законах его распределения возникали в различные эпохи и во многих обществах, где были глубокое разделение труда, сложные системы торговли, процветающие города. В таких обществах политические и социальные отношения все более приобретали экономическую окраску. Их процветание не определялось более военным могуществом, политической преемственностью, но зависело от таинственных и внешне безличных сил - таких, как уровень цен или нехватка природных ресурсов. В такой обстановке формировались взгляды на экономику и экономические отношения в японской мысли эпохи Токугава (1603-1867).
Кумадзава Бандзан (1619-1691), один из ведущих интеллектуалов Японии XVII в., был первым из японских мыслителей, кто систематически рассматривал богатство и бедность как взаимосвязанные проблемы, считая последнюю неизбежным следствием первого. Нищета в деревне - обычное явление для Японии того времени, ее объясняли тогда, как правило, нехваткой сельскохозяйственных земель и недостаточно развитым денежным обращением, а решение этих проблем видели в истреблении лесов для распашки новых земель. Бандзан признавал такой путь неверным. Причиной нищеты он считал рост влияния денежной экономики. Подобно французским физиократам, он видел в сельском хозяйстве источник всех богатств. Как и они, он полагал, что, сняв бремя аграрных налогов, можно настолько облегчить положение крестьян, что у них появится желание производить больше зерна.
Но, в отличие от Кенэ (1694-1774), он не рассматривал экономику как взаимосвязанное целое и полагал, что надо отказаться от денежной экономики и вновь сделать рис основной мерой стоимости и средством обмена. Он признавал связь между денежной экономикой и социальной системой и полагал, что сужение сферы денежного обмена приведет к воссозданию
прежнего порядка, когда самураи жили вместе с простым народом на положении «крестьян-солдат» (нохэй). С возвращением самураев на землю крестьянству не придется содержать правящий класс, и сельское хозяйство станет процветать. Хотя предложенные решения были анахроничными, но в них ставился вопрос о факторах расширения рынка и монетаризации всей экономики. Поэтому можно сказать, что Кумадзава Бандзан был «первым мыслителем, кто ... определил причины, приведшие в конце концов к падению режима» Токугава (с. 13).
В конце XVII в. развитие рыночной экономики в токугавской Японии привело к росту денежного спроса и появлению связанных с ним новых проблем, привлекших внимание крупнейших японских мыслителей, в том числе Араи Хакусэки (1657-1725) и Огю Сорая (1666-1728). Взгляды Сорая были более консервативными, чем у Хакусэки. Поддерживая идею Бандзана о возвращении самураев в деревню, он был противником превращения риса в средство обмена и сторонником денежного обращения. В то же время он предлагал ограничить его влияние путем увеличения натуральных налогов.
Хакусэки же отдавал предпочтение драгоценным металлам, указывая, что это те невозобновимые ресурсы, на которых должна основываться экономика, поскольку «золото и серебро сотворены Небом и Землей. Если использовать как метафору человеческое тело, то можно сказать, что они подобны костям, в то время как все остальные ценные продукты подобны крови, мускулам, коже и волосам», которые способны к восстановлению, но «кости, будучи повреждены, не в состоянии восстановиться. Золото и серебро являются костями неба и земли. Будучи поврежденными, они не могут быть воссозданы», - писал он.
Различие в экономических взглядах Сорая и Хакусэки в немалой степени объясняется их профессиональными и социальными позициями. Сорай был прежде всего философ, дававший лишь изредка политические советы. Хакусэки же, напротив, был человеком с очень практическим и эмпирическим складом ума, и как советник при двух сегунах был прямо связан с выработкой экономической политики.
Относительно начавшейся в самом конце XVII в. высокой инфляции Хакусэки считал, что причина ее не в низком качестве
монет, как было принято считать, а в их избыточном количестве. Это была очень прогрессивная и «современная» позиция, но в стране в те времена проблемы качества и количества в денежном обращении не различались. Хакусэки предложил реализовать свою теорию на практике, что включало перечеканку монет. Но его экономическая политика привела к неудаче и позволила сопернику, Сораю, критиковать его количественную теорию денег. Сорай считал, что политика перечеканки денег была ошибочной, поскольку она игнорировала моральные и социальные причины инфляции. В этом отношении его позиция была более консервативной и менее оригинальной, чем денежная теория Хакусэки, но она интересна тем, что исходила из признания множественности причин инфляции. В то время как Хакусэки концентрировал внимание исключительно на финансовых аспектах, Сорай придавал большое значение производственным затратам, балансу спроса и предложения, кредиту и денежному обращению.
Эти новые идеи о сдерживании роста цен и о рынке не включали признания торговли как существенной части экономической активности. На это обратили внимание не «ученые-самураи», а появившиеся в XVIII в. философы из купеческой среды, среди которых самым известным является Исида Байган (1685-1744). Происходя из крестьянской семьи, он получил воспитание и образование в купеческом доме. Байган не предлагал изменить токугавскую статусную систему, но пытался утвердить в ней почетное (а не последнее) место для торгового класса. Американский социолог и историк Р. Белла1 считает, что этическая система Байгана способствовала рождению в Японии религиозной среды, которая, подобно европейскому протестантизму, была исключительно благоприятна для модернизации и рационализации. Его логика оправдания получения прибыли перекликается с логикой просвещенного эгоизма классических экономистов Европы.
Различие между получаемыми самураями пайками и прибылью торговцев состоит в том, что первые фиксированы, а
1 Bellah R. Tokugawa religion: The values of preindustrial Japan. - Glencoe (Ill.), 1957.
вторые меняются согласно условиям рынка и воле торговца, но этическая система Байгана не оправдывает безграничности прибылей, а признает лишь прибыль, основанную на честности (седзики). Механизм рынка гарантирует, что получение нечестной прибыли обернется в конце концов против получателя, «как поедание сладкого яда, который вас самих, очевидно, и умертвит». Торговцы же, которые достигли своего рода «просветления» (сатори), обогащают все общество, добиваясь своей законной прибыли, и поэтому являются «жемчугами неба и земли».
Дальнейшим развитием новых идей стало рождение понятия «рынок как мера всех вещей» у Кайхо Сэйрё (1755-1817). Находясь под глубоким влиянием конфуцианства, он в то же время отказывался принять его идею благожелательного, гуманного правителя, просвещенное правление которого должно принести мир и процветание всей стране. Согласно Сэйрё, путь к процветанию и миру иной, а именно: упорный труд и инициатива всего населения, и поэтому самураи должны отказаться от своего презрения к торговцам и заняться прибыльной торговой деятельностью. Его логика основывается на мысли, что все социальные отношения базируются на рыночном механизме. Продолжая эту мысль, он отождествляет рыночный механизм с конфуцианским принципом ли, который несет порядок и гармонию в человеческое общество. Все социальные отношения основываются на обмене, а обмен мотивируется желанием получить прибыль. Поэтому торговлю и направленную на получение прибыли деятельность можно считать жизненно важными силами, регулирующими естественный порядок всех вещей. В его работах язык конфуцианства трансформировался в рациональность рыночной логики, и ценности конфуцианской этики подвергались метаморфозам, чтобы возродиться в качестве ценностей нарождающейся капиталистической экономики.
Подводя итоги, автор отмечает, что, хотя японская мысль в период Токугава и не пользовалась категориями, соответствующими западному пониманию рыночной экономики в XX в., она не только признала существование денежной экономики, но и исследовала ее влияние на социальный порядок. В результате западная экономическая мысль, как только она появилась в Японии, нашла здесь достаточно благоприятную
идеологическую среду. И, наконец, можно отметить, что не только западная мысль влияла на восточную, но и наоборот. Французские физиократы во главе с Кенэ, оказавшие большое влияние на Адама Смита, были хорошо знакомы с восточной, прежде всего конфуцианской мыслью, а самого Кенэ современники называли «почтенным Конфуцием Европы». И сама методология физиократической системы Кенэ, его концепция государства и принципы политики родились из крайних форм доктрины естественного права. Признание этой доктрины привело его к утверждению, что Ы88ег^а1ге в экономике является воплощением естественного права, и поэтому представляет божественно определенный экономический порядок. Несомненно, эта доктрина испытала на себе определенное влияние конфуцианской идеи ли (япон. ри) - принципа, или естественного порядка, свойственного всем вещам и всем социальным системам. Согласно этому мировосприятию, идеальное государство должно соответствовать его естественному ли. И поэтому можно сказать, что сходство между европейской экономической мыслью XVIII в. и японскими экономическими идеями - не просто случайное совпадение.
М.Н. Корнилов
2006.03.054. ЯН ЧЖИЦЗЮАНЬ. НАЦИОНАЛИЗМ И НАЦИОНАЛЬНОЕ ПРОБУЖДЕНИЕ В КИТАЕ В НОВОЕ ВРЕМЯ - НА ПРИМЕРЕ КРИЗИСОВ В СЕВЕРНЫХ И ЗАПАДНЫХ ПОГРАНИЧНЫХ РАЙОНАХ КИТАЯ.
ЯН ЧЖИЦЗЮАНЬ. Миньцзучжуи юй цзиньдай чжунго миньцзу цзюэсин - и цзиньдай чжунго бэйбу, сибу бяньцзян вэйцзи вэй ле // Ланьчжоу дасюэ бао. - Ланьчжоу, 2005. - № 3. - С. 59-64. Кит. яз.
Понятие «нация» (миньцзу), пишет автор (Центр изучения национальных меньшинств Северо-Запада Китая при Ланьчжоуском университете), было выработано западными учеными для описания происхождения национального государства как продукта националистического движения и изначально включало в себя и политическое содержание.
Проникновение в Китай западных идей национализма и национального государства послужило толчком к формированию у китайцев представления о современном государстве и постепенному национальному пробуждению народа. В начале XX