CC BY
133
ЛИТЕРАТУРА ХХ В.
Русская литература
2006.02.017. ДАВЫДОВА ТТ. РУССКИЙ НЕОРЕАЛИЗМ: ИДЕОЛОГИЯ, ПОЭТИКА, ТВОРЧЕСКАЯ ЭВОЛЮЦИЯ (Е. ЗАМЯТИН, И. ШМЕЛЁВ, М. ПРИШВИН, А. ПЛАТОНОВ, М. БУЛГАКОВ И ДР.). - М.: Флинта: Наука, 2005. - 336 с.
В книге рассматриваются история и типология литературного неореализма («синтетизма»), существовавшего в России в 1900-х -1930-х годах, а также в странах русской эмиграции - с 1917 по 1930-е годы. Доктор филол. наук Т.Т. Давыдова (Московск. гос. ун-т печати) прослеживает многообразные связи творчества писателей-неореалистов с философией и литературой ХХ в., характеризует проблематику их произведений, формы мифотворчества, типы героев, образность, поэтику, искания неореалистов в области жанра, стиля, языка. В книге три главы: «Становление неореализма в контексте русской литературы Серебряного века», «Расцвет творчества неореалистов в 1917-1920-х годах», «1930-е годы -заключительный этап творческой эволюции неореалистов».
Т.Т. Давыдова трактует неореализм как модернистское течение в литературе и искусстве, синтезирующее черты реализма, символизма и некоторых других течений. Свое понимание этого явления автор полагает родственным определению В.М. Жирмунского, который в статье «Преодолевшие символизм» (1916) назвал «неореализмом» творческий метод акмеистов в ознаменование выхода «из лирически погруженной в себя личности поэта-индивидуалиста в разнообразный и богатый чувственными впечатлениями внешний мир»1. В неореализме, обобщает Т.Т. Давыдова, «все же сохранены присущие символизму индивидуалистическая искушенность, декадентский эстетизм и аморализм, искаженное восприятие жизни» (с. 23).
Писатели-неореалисты изображали в своих произведениях, наряду с посюсторонней, земной действительностью, иные, трансцендентные, сущности. Интерес к метафизическому началу
1 См.: Жирмунский В.М. Преодолевшие символизм // Рус. мысль. - М.; Пг., 1916. - Кн. 2. - С. 52-54.
сближал их с символистами, а приверженность к осязаемому, конкретному миру, к предметной детали - с акмеистами. Внутри неореализма Т.Т. Давыдова выделяет два подтечения: религиозное и атеистическое. С последним автор связывает имена Е. Замятина (преодолевавшего трагедию жизни иронией), И. Эренбурга, В. Каверина, Л. Лунца, А. Платонова, а также А.Н. Толстого-фантаста и А. Беляева. Религиозность (хотя и разная) характеризует творчество И. Шмелёва (с его ортодоксальной верой), С. Сергеева-Ценского, М. Пришвина, В. Шишкова, К. Тренёва (с их пантеизмом), а также А. Ремизова и М. Булгакова (с их верой, близкой к ереси). Всех названных писателей сближает философичность, черты модернистской поэтики.
В первые десятилетия ХХ в. в русском эпосе возникли «жанровые перемещения» (с. 73) - от романа к рассказу и повести. Повесть с присущей ей мобильностью как нельзя лучше подходила для исследования основных закономерностей современной писателям жизни и перспектив дальнейшего развития России. В творчестве писателей-неореалистов «первой волны» - Ремизова, Шмелёва, Замятина - наиболее продуктивными оказались житие, хождение и апокриф, причудливо сочетавшиеся с основными свойствами сатирико-нравоописательной традиции жанра. Благодаря следованию древним традициям, обрели философско-этическую обобщенность, общечеловеческое звучание повести «Крестовые сестры» и «Пятая язва» А. Ремизова, «Человек из ресторана» И. Шмелёва, «Уездное» Е. Замятина.
Ведущим жанром эпической прозы Серебряного века стал и рассказ. Для неореалистов малая форма явилась своего рода художественной лабораторией, где первоначально были поставлены проблемы, получившие затем более сложную трактовку в жанрах повести и романа. По мнению автора монографии, об этом свидетельствует творческая история романа С. Сергеева-Ценского «Бабаев». Сначала главы будущего произведения существовали в виде самостоятельных рассказов и новелл, а затем они были объединены в «роман в новеллах». Писателю удалось создать целостное произведение с романной проблематикой; каждая глава связана с последующими центральным героем - описанием какого-то важного события его жизни. Художественным открытием Сергеева-Ценского можно считать и то, отмечает автор монографии, что он,
как и Ремизов, заговорил об экзистенциальном одиночестве человека в мире.
По убеждению Т.Т. Давыдовой, в произведениях неореалистов воссоздана в целом индетерминистская картина мира. Опираясь на традиции русской классической литературы, они экспериментировали в области жанра, форм повествования, создали разветвленную типологию персонажей; они обрели свою культурную «почву» в фольклоре, в древнерусском искусстве, в провинциальном разноречии. В произведениях неореалистов формировалась сказово-орнаментальная стилевая манера. В 20-х годах творчество писателей-неореалистов отличалось мифологизаторст-вом: оригинально комбинируя и переосмысляя традиционные мифологемы, в том числе «вечные» образы мировой культуры, они создавали свои универсальные «авторские мифы» (термин З.Г. Минц). У неореалистов сложился и новый тип мифотворчества -сциентистский, - созданный на основе научных концепций, предположений, гипотез; и такой миф является, как правило, безрелигиозным. Это относится и к роману-антиутопии Замятина «Мы», соединившему в себе также особенности «философского, социально-политического, любовно-психологического, авантюрного и фантастического романов» (с. 189).
В ту пору наибольший интерес вызывали связанные с феноменом русской революции проблемы свободы, национальной самобытности России, формирования новой человеческой «породы», а также проблемы соотношения цивилизации и культуры. В неореализме тех лет синтезированы реалистические, символистские, импрессионистические, экспрессионистические, примитивистские способы типизации, а также деформированная, субъективная образность и т.д. Творчество неореалистов отличала установка на жанровый синтез, на игровые формы, на создание жанров антиутопии и апокрифического «антиевангелия».
В послереволюционные годы в произведениях писателей-неореалистов «второй волны» выделяются две группы проблем -интеллигенция и революция, личность и коллектив. У Замятина это рассказы «Дракон», «Мамай», «Пещера», повесть «Островитяне», знаменитый роман-антиутопия «Мы», драма «Огни св. Доминика»; у Пришвина сходная проблематика реализуется в повестях «Мирская чаша», «Журавлиная родина» и в романе «Кащеева цепь»; у
Платонова это сатирические повести «Город Градов» и «Котлован», роман «Чевенгур», в которых сочетаются утопизм и антиутопия; у Булгакова - социально-фантастические и одновременно мистические повести «Дьяволиада», «Роковые яйца», «Собачье сердце», ставящие также проблемы существования интеллигенции в социалистическом мире, вмешательства в тайны природы, вопросы о праве выдающейся личности на научный эксперимент.
В публицистике, сказках, рассказах и повестях А. Ремизов, Е. Замятин, М. Пришвин, М. Булгаков, осуждая «красный террор», не принимали гражданской войны и многие жестокие реалии жизни послереволюционных лет. При этом, по преимуществу, писатели оставались приверженцами идеи революции. Положение о революции-энергии становилось центральным в замятинских и платоновских произведениях; основываясь на переработанных теориях немецких ученых Ю.Р. Майера и В. Оствальда. Понятия второго начала термодинамики (энтропия и энергия) органично соединяются у Е. Замятина с концепцией двух универсальных бытийных начал - аполлонического и дионисийского, воспринятой из работ Ф. Ницше, а также через ее рецепцию в эстетике Серебряного века (у А. Белого и Вяч. Иванова). Для Платонова важны идеи «философии общего дела» Н. Фёдорова, для Булгакова - положения книги Ф. Ницше «По ту сторону добра и зла» и некоторых работ Н. Бердяева.
Прозаики-неореалисты совершенствовали сказ - характерный элемент поэтики русской прозы первой половины 20-х годов. Е. Замятин, вслед за А. Ремизовым, использовал сказ для раскрытия национальных русских жизненных реалий. В то же время функция сказа у Замятина и В. Шишкова порой сближается с ролью комической сказовой манеры у М. Зощенко или комически-лирического сказа у И. Бабеля. В творчестве неореалистов появилась и манера письма, основанная на повествовании книжного типа, а также сочетающая метафоризацию и деметафоризацию. Языковое богатство неореалистической прозы было обусловлено использованием диалектных записей (например, из блокнотов Е. Замятина), лексики сибирских и алтайских народов (в романе В. Шишкова «Угрюм-река»), историзмов и архаизмов (в романе А. Чапыгина «Разин Степан»).
Особое место в литературе занимает драматургия Замятина (комедия-«игра» «Блоха», романтическая трагедия «Атилла»). «Блоха» тесно связана с эстетическими исканиями условного театра, характерными для драматургии Блока, Ремизова, с театральными идеями В. Мейерхольда, традициями русского фольклора и эстетическими принципами итальянской комедии масок. В «Блохе» преобладает и установка на создание гротескных образов героев, далеких от эстетики реалистической литературы. Это именно игра, которая дает полный простор фантазии, «оправдывающей любые чудеса, неожиданности, анахронизмы» (с. 240).
В трагедии «Атилла» (и в романе «Мы») отразилось замятин-ское понимание истории как внутренне циклического процесса, где периоды энергии, отрицания окостеневших идей и форм бытия сменяются периодами энтропии, превращения некогда революционных идей в догму. В вечной смене идей и борьбе против догмы -залог «бесконечного прогресса человеческой мысли», по определению самого писателя.
М. Булгаков, подобно Е. Замятину, создавал произведения в форме антижанров и предлагал зрителю жанровый синтетизм. Причем сферой воплощения антиутопии у него стала комедийная драматургия. Бесспорной антиутопией Т.Т. Давыдова признает лишь пьесу «Блаженство» - все прочие булгаковские комедии несут в себе пародийное начало. Жанровые особенности драматургии Булгакова обусловливают и такую устойчивую черту ее поэтики, как сопоставление разных исторических эпох и жизненных сфер, создающее неореалистический художественный эффект. Театральный и революционный миры в «Багровом острове», три разные эпохи в «Адаме и Еве» и «Блаженстве», два далеких одно от другого столетия в «Иване Васильевиче» бросают отсветы друг на друга; персонажи этих пьес взаимоотражаются, при этом нередко создается эффект «остранения». Своей композицией, как и основным художественным приемом «театр в театре», «Багровый остров» близок структуре замятинской «Блохи», в которой главные роли внутренней пьесы исполнялись Халдеями, персонажами обрамляющего действия. Подобная «двойная» театральность ведет к усилению художественной условности, что является одной из основных черт поэтики неореализма.
В 30-е годы ХХ в. для писателей особенно важной становится проблема художника, психологии творчества, взаимоотношений творца с обществом. Она, в частности, поставлена в романах Пришвина «Кащеева цепь» и М. Булгакова «Мастер и Маргарита». Пришвин создал тип трагического цивилизованного героя, творческой личности. «синтезирующей» готовность Христа принести себя в жертву ради всего живущего, а также энергичность, стремление к знаниям и героизм в духе Фауста, сочетающиеся с цельностью «естественного человека» Ж.-Ж. Руссо и Л. Толстого. Булгаков создал свой вариант универсалистского мифа о мире с помощью своеобразного «языка» - полигенетических и гетерогенных образов героев, сюжета и стиля. Булгаковское произведение, тяготеющее к жанровому синтетизму, обладает чертами менипповой сатиры, инфернальной фантастики, плутовского, готического, нравственно-философского и сатирического романа. Два романа - о Пилате и о Мастере - обретают композиционное единство: их связывают общая проблематика, сюжетные мотивы, циклическое время, герои-двойники. Картина мира, запечатленная в «Мастере и Маргарите», состоит из имманентного и трансцендентного начал. Религиозно-философской основой своего мировидения Булгаков, по мысли Т.Т. Давыдовой, близок к символистам. Вариант универсалистского мифа, созданный писателем, своей чуждостью ортодоксальным представлениям о мире сродни мифотворчеству символистов, а своим релятивизмом относительно божественного и дьявольского начал схож с мироощущением неореалистов с другими взглядами.
В неореалистической литературе 30-х годов развивалась тенденция, зародившаяся во второй половине 20-х - переход к более простой внешне, несказовой манере, при сохранении орнаменталь-ности. В творчестве Замятина, Пришвина, Булгакова, Чапыгина, Шишкова до конца преобладают неореалистическая субъективистская картина мира и соответствующие художественные способы ее создания (психологизм, философичность, условные формы).
О.В. Михайлова
