CC BY
40
ПО СТРАНИЦАМ ИСТОРИЧЕСКИХ ЖУРНАЛОВ
2005.04.040-044. ДИПЛОМАТИЯ И ПОЛИТИКА НА СТРАНИЦАХ ЖУРНАЛА «ИСТОРИЯ ДИПЛОМАТИИ». DIPLOMATIC HISTORY. - Boston, 2004. - Vol. 28. - № 3.
1. ПЕСКИН Л.А. УРОКИ НЕЗАВИСИМОСТИ. КАК АЛЖИРСКИЙ КРИЗИС СПОСОБСТВОВАЛ ФОРМИРОВАНИЮ НАЦИОНАЛЬНОГО САМОСОЗНАНИЯ В НАЧАЛЬНЫЙ ПЕРИОД ИСТОРИИ США. PESKIN L.A. Lessons of independence: how the Algerian crisis shaped early American identity, p. 297-320
2. ОЛДРИДЖ Д.У. ВОЙНА ГЛАЗАМИ ЦВЕТНЫХ. ПОЛИТИКА НЕВМЕШАТЕЛЬСТВА И АФРОАМЕРИКАНСКАЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ. 1939-1941 ГГ.
ALDRIDGE D.W. A war for the colored races: anti-intrventionism and the African-Anerican intelligentsia, 1939-1941, p. 321-352.
3. Мэуч П. Возвращаясь к дипломатии Номуры. Роль посла Номуры в переговорах Японии и США в 1941 г.
MAUCH P. Revisiting Nomura's diplomacy: ambassador Nomura's role in the Japanese-American negotiations, 1941. p. 353-384
4. ЗИКМЕЙЕР ДЖ.Ф. ДИПЛОМАТ-ПЕРВОПРОХОДЕЦ. ПОПЫТКИ ПОСЛА БОЛИВИИ ВИКТОРА АНДРАДЕ УЗКИАНО ОКАЗЫВАТЬ ВЛИЯНИЕ НА ПОЛИТИКУ США В ПЕРИОД С 1944 ПО 1962 Г. SICKMEIER J.F. Trailblazer diplomat: Bolivian ambassador Victor Andrade Uzquiano's efforts to influence U.S. policy, 1944-1962, p. 385-406.
5. ДЕЛЬ ПЕРО М. НАЖИМ США НА ИТАЛИЮ И ПРОТИВОДЕЙСТВИЕ ЕМУ ПРИ ПОСЛЕ КЛЭР БУТ ЛЬЮС В 1953-1956 ГГ.
DEL PERO M. American pressures and their containment in Italy during the ambassadorship of Clare Boothe Luce, 1953-1956, p. 407-440.
Ключевые слова: дипломатия и политика, журнал «Diplomatic history».
В проблемных статьях авторитетного американского журнала по истории дипломатии рассматривается история взаимосвязи и взаимозависимости дипломатии и внутриполитических процессов в ходе формирования внешней политики государства.
Журнал открывается статьей Лоренса А. Пескина (1), анализирующей влияние захвата в 1785 г. алжирскими пиратами американских торговых судов и безуспешных попыток американской дипломатии до-
биться их возвращения на формирование реалистичного представления американского правительства о месте и значении США в мировой политике того времени.
Как отмечается в статье, до американской революции торговые суда североамериканских штатов могли не особенно опасаться нападения со стороны пиратов «варварских» стран, поскольку находились под защитой флага Великобритании, обладавшей самым мощным в мире военно-морским флотом. Произошедший инцидент показал, что положение изменилось коренным образом (1, с. 297). Американцы вдруг осознали, что означает выступить на международной арене в качестве слабой нации.
Освобождение от колониальной зависимости не только создало для нового государства проблемы международного характера, но и спровоцировало серьезный экономический кризис, поскольку бывшие колонии полностью зависели как от английского импорта, так и от возможности торговать с британскими островными колониями в Карибском бассейне. Вместо того чтобы праздновать победу над величайшей сверхдержавой мира, пишет автор, многие американцы после революции сомневались, сможет ли молодое государство выжить в условиях независимости. В этой атмосфере алжирские события усугубляли чувство оторванности от «материнской страны». Среди массы американцев, непосредственно пострадавших от кризиса, росло ощущение бессилия, они осознали, что «независимость несет с собой не только свободу, но и несчастья, и новую ответственность» (1, с. 298). Один из попавших в плен американских моряков, замечает автор, долгое время называл себя и своих товарищей «жертвами независимости» (там же).
Нападение алжирских пиратов, державших под контролем движение через Гибралтарский пролив, поставило Соединенные Штаты перед выбором возможного пути выхода из кризиса. Таких, по мнению автора, было три. Во-первых, можно было бы попытаться добиться освобождения американских моряков из алжирского плена силой. Однако, учитывая отсутствие у Америки военно-морского флота, этот путь предполагал необходимость вступления в коалицию с какими-либо европейскими морскими державами, например Португалией. «В лучшем случае, - считает автор, - вступление в подобную коалицию прочно утвердило бы США в качестве союзника слабейших европейских государств» (1, с. 302).
Большей популярностью среди американской общественности пользовался второй возможный путь выхода из кризиса: заплатить выкуп за американских моряков. Наконец, третий путь предполагал добиваться освобождения американских моряков «дипломатическими средствами». Но у США не было дипломатических кадров, способных выполнить подобное задание. Так, ведение переговоров в Алжире было поручено некоему капитану Джону Лэмбу, имевшему опыт торговли с алжирцами лошадьми и мулами. Помимо отсутствия у Лэмба дипломатической подготовки Конгресс на протяжении долгого времени не снабжал его внятными инструкциями относительно размеров выкупа. «По замечанию Джефферсона, - пишет автор, - даже ангел с крыльями не смог бы в подобных обстоятельствах справиться с этой задачей» (1, с. 206).
Попытка собрать сумму, необходимую для выкупа, еще раз убедила американских дипломатов в структурной слабости Конгресса. Министр иностранных дел Джон Джей, указывается в статье, был твердо убежден, что неудача Лэмба в Алжире отразила существенные недостатки Конституции Конфедерации. Неспособность Конгресса собрать со штатов деньги, необходимые для выкупа, была следствием того, что такие и им подобные сборы могли, по Конституции, производиться исключительно на добровольной основе. «Для Джэя, - пишет автор, - провалы во внешней политике, в частности в случае Алжира, являлись главной причиной необходимости написания и утверждения Конгрессом новой Конституции» (1. с. 307).
Алжирский кризис, отмечается в статье, помимо всего прочего, обострил противоречие между антибританскими и пробританскими настроениями в американском обществе. Многие американцы, указывает автор, видели в захвате алжирскими пиратами американских судов «руку своей бывшей материнской страны» (1, с. 309). В докладе государственного секретаря США Т. Джефферсона «О привилегиях и ограничениях американской внешней торговли», опубликованном в 1793 г., прямо указывалось на то, что Великобритания создала коммерческую систему, направленную на то, чтобы сделать американцев зависимыми от нее в своих торговых отношениях (1, с. 314).
В 1794 г. антибритански настроенные сторонники «торговой дискриминации», в основном Республиканцы, организовали ряд митингов в крупнейших городах страны. Подобные настроения достигли апогея после того, как стало известно о решении Британии установить полную блокаду французской Вест-Индии, следствием чего стало задержание
англичанами 250 американских судов в водах Карибского Моря (1, с. 315). Хотя американские корабли были в конце концов освобождены, а условия блокады смягчены, указывается в статье, англо-американский кризис 1974 г. оказал большое влияние на развитие американской политической культуры. «Обострение антибританских настроений, - пишет автор, - несомненно, способствовало вызреванию патриотических чувств американцев, одновременно ускорив процесс образования политических партий. Так, в этот период возникли многочисленные клубы и общества профранцузских Демократических Республиканцев» (1, с. 316).
Непосредственным результатом инцидента с захватом алжирцами американских кораблей, подчеркивается в статье, стало решение Конгресса от 1794 г. о начале строительства военно-морского флота. Без этого, указывал в своем прощальном послании президент США Д. Вашингтон, американская торговля в Средиземноморье навсегда останется беспомощной, а американские граждане будут подвергаться риску. Алжирский опыт, подчеркивал президент, показал необходимость строительства Америкой военно-морского флота для защиты своей нейтральной торговли (1, с. 318).
Отношение афро-американского меньшинства к внешней политике США, в частности в вопросе вступления во Вторую мировую войну, начавшуюся в 1939 г., анализируется в статье Дэниела У. Олдриджа (2).
Интерес афро-американского меньшинства к внешней политике, отмечается в статье, пробудился в первой половине XIX в., когда чернокожие лидеры, такие как Поль Кафе, Мартин Делании и Генри Хайленд Гарнет, поддержали эмиграцию чернокожих американцев в Африку, страны Карибского бассейна и Центральной Америки в стремлении спастись от расизма в своей стране и построить собственные общества.
Афро-американцы, освобожденные от рабства в 1863 г., на протяжении долгого периода, продолжавшегося до 1960-х годов, оставались на положении граждан второго сорта. Их угнетенное состояние совпало по времени с колониальной экспансией европейских держав и США. Неудивительно, что афроамериканцы связывали это с мировым угнетением европейцами цветных наций. «Чернокожие американцы, - указывается в статье, - черпали вдохновение в победе японцев над Российской империей в 1905 г., показавшей, что цветные могут побить белых, как говорится, в их собственной игре, и ряд афро-американцев наивно полагали, что Япония способна выступить в качестве защитников угнетенных цветных народов всего мира (2, с. 323).
1930-е и 1940-е годы, считает автор, явились поворотным периодом в истории афроамериканцев в целом и в их отношении к вопросам внешней политики в частности. Постоянно растущая миграция цветного населения с Юга на Север страны создавала более урбанизированную и космополитичную общность чернокожих американцев. На Севере они имели право голоса, оказывая растущую поддержку Демократической партии в период Нового курса президента Рузвельта.
В 30-е годы среди чернокожих американцев сформировались два политических и идеологических течения. Одно, вдохновляясь примером Японии, выработало идеологию «черного интернационализма», подчеркивавшего роль расы и расизма в мировой политике. Второе, ориентировавшееся на левых, отстаивало идеологию и политику «африканской диаспоры», призванных укреплять связи и солидарность антиимпериалистически и антикапиталистически настроенных чернокожих по всему миру. «Это течение продержалось до начала Холодной войны, разрушившей солидарность чернокожих либералов и левых» (2, с. 325).
Когда в сентябре 1939 г. вспыхнула Вторая мировая война, подавляющее большинство афроамериканских общественных деятелей, от ориентирующегося на коммунистов Поля Робсона до независимого левого Дю Буа, антикоммуниста Уилкинса и известного своей правой ориентацией и идиосинкразией по отношению к белым Шуйлера, решительно выступали за невмешательство США в войну. Они рассматривали внешнюю политику США с точки зрения ее отношения к расизму, колониализму и проблемам «третьего мира». Ряд известных чернокожих деятелей, включая Филиппа Рэндольфа, Ральфа Банча, Уильяма Пикенза и Альфреда Бэйкера Льюиса, правда, с самого начала поддерживали союзников, но они были в абсолютном меньшинстве (2, с. 329).
Враждебность чернокожего населения Америки, указывает автор, определялась рядом факторов, не в последнюю очередь особой позицией афроамериканского меньшинства в оценке Первой мировой войны и ее отношением к колониализму. Многие чернокожие американцы считали, что их предали в Первую мировую войну. «Практически все чернокожие лидеры считали, - подчеркивает автор, - что афроамериканцы, прежде чем оказать поддержку вступлению США в очередную мировую войну, должны получить твердые гарантии того, что они будут иметь равные с белыми права» (2, с. 330).
Автор обращает внимание на то, что до известий о Холокосте аф-роамериканские интеллектуалы считали империализм таким же великим
преступлением, как и гитлеризм, и что новая война, ведущаяся, якобы, в защиту демократии, на самом деле ведется за право эксплуатировать цветные народы. К январю 1940 г., указывается в статье, афроамериканские газеты и лидеры чернокожих американцев - от коммунистов, до нейтралов и правых - заняли безоговорочную позицию противодействия вмешательству США в войну и выступали с резкой критикой союзников (2, с. 336). Завоевание нацистами Франции, Бельгии, Голландии, начало боевых действий против Англии только усилили настроенность афроамериканцев против вступления США в европейскую войну. Чернокожие интеллектуалы были уверены, что, несмотря на официальную расистскую идеологию, нацисты всерьез рассчитывают на помощь и поддержку со стороны японцев, индийцев и других угнетенных цветных народов (2, с. 342).
Эти настроения начали медленно меняться с середины 1940 г., когда до Америки дошли известия о том, как обращались нацисты с цветными в оккупированной Франции (2, с. 343). Решительный же поворот в сторону поддержки вступления США в войну в среде чернокожего меньшинства населения Америки наметился только после нападения гитлеровской Германии на СССР (2. с. 348). Последний гвоздь в гроб движения за невмешательство Америки в войну, пишет автор в заключение статьи, был забит нападением японцев на американский флот в Пирл Харборе. Однако это не означало прекращения борьбы афроамериканцев за свои гражданские права и свободы (2, с. 351).
Влияние скрытых от внешнего наблюдателя политических процессов на ход дипломатических переговоров анализируется в статье Питера Мауча, посвященной японо-американским переговорам о сотрудничестве накануне Пирл Харбора (3). Переговоры между послом Японии в США, адмиралом императорского военно-морского флота Китисабуро Номура и государственным секретарем США Корделлом Халлом продолжались больше года и закончились, подчеркивает автор, провалом 8 декабря 1941 г., через 40 минут после того, как японская торпедоносная авиация нанесла сокрушительный удар по американскому флоту, базировавшемуся в Пирл Харборе. До недавнего времени, с подачи Корделла Халла, историки относили провал переговоров на счет некомпетентности Ному-ра в области дипломатии, а также общего упадка японской дипломатической школы в 1930-е годы, по мере усиления влияния военных на международную политику страны (3, с. 353).
Опубликованные не так давно в Японии оригинальные дипломатические документы той поры, считает автор, дают все основания пере-
смотреть роль Номура и его влияние на попытки японского правительства накануне войны достичь мирного соглашения с Америкой и избежать военного столкновения с ней. Прежде всего, считает автор статьи, Ному-ра вряд ли можно считать новичком в политике. Закончив в 1898 г. вторым в своем выпуске Японскую военно-морскую академию в Этадзима, Номура принимал участие в Русско-японской войне 1904-1905 гг., с 1908 по 1911 г. находился на дипломатической работе в Германии и Австрии. С 1914 по 1918 г. он служил военно-морским атташе в посольстве Японии в Вашингтоне, где познакомился с заместителем военно-морского секретаря США Франклином Делано Рузвельтом. Он был в составе японской делегации на Парижской мирной конференции с 1918 по 1920 г., после чего занимал ряд ключевых должностей в министерстве военно-морского флота Японии и был участником Шанхайского инцидента 1932 г. (3, с. 355).
Выйдя в 1937 г. в отставку, Номура по просьбе премьер-министра генерала Кобэ возглавил Министерство военно-морского флота Японии. Он последовательно отстаивал точку зрения, что развитие Японии прочно связано с поддержанием добрососедских отношений с Америкой. Однако это шло вразрез с фаталистической убежденностью военно-дипломатических кругов Японии в том, что война между Японией и США является исторически неизбежной. «Начиная со своего вторжения в Манчжурию в 1931 г. и достигнув кульминации в «китайском инциденте» (вторжении в Китай - прим реф.) в 1937 г., - пишет автор, - Япония проявляла агрессивное, экспансионисткое отношение к своим соседям по Юго-Восточной Азии и полное пренебрежение сохранением существовавшего в этом регионе статус кво» (3, с. 357).
Директивы, данные министром иностранных дел Мацуока Номура перед его отправкой в Вашингтон в январе 1941 г., содержали указание, что любые договоренности со США должны базироваться на принципах выполнения Японией своих обязательств перед союзниками по оси Берлин - Рим - Токио, а также на следовании политике установления Японией «Великой зоны процветания в Восточной Азии» (3, с. 361). В этих условиях, пишет автор, Номура не мог предложить Рузвельту и Халлу ничего кроме собственной доброй воли.
В своих сообщениях из Вашингтона Номура предупреждал Токио о том, что США находятся на пике развития своей промышленности, что в отличие от Японии Америка готовится к продолжительной войне, и в случае если эта война обернется против Японии, ей придется иметь дело
с объединенным англо-американским флотом. Он также предложил на рассмотрение кабинета министров проект улаживания отношений со США, предусматривавший вывод японских войск из Китая взамен признания Китаем независимости Манчжурии. Проект нашел понимание у членов кабинета министров, хотя его окончательное рассмотрение было отложено до возвращения Мацуока из европейской поездки (3, с. 366367).
Однако Мацуока, вернувшись из поездки, возобновил свои воинственные высказывания в адрес США. Подтверждение Мацуока «жесткой линии» по отношению к Соединенным Штатам, отмечается в статье, не встретило сопротивления со стороны министров, еще недавно поддержавших инициативу Номура. В ответ он просит разрешения вернуться домой (3, с. 369). Но отставка Мацуока, формирование принцем Коноэ третьего кабинета министров и назначение министром иностранных дел контр-адмирала Тойода Тедзиро помешали возвращению Номура в Токио. Вслед за оккупацией Японией 21 июля Индокитая Коноэ направляет в адрес американского правительства предложение о встрече с Рузвельтом и Черчиллем где-либо на Тихом Океане. «Рузвельт, - отмечается в статье, - вдохновленный подписанием Атлантической хартии, встретил это предложение с энтузиазмом и даже предложил в качестве места встречи Аляску» (3, с. 373).
Однако Номура обоснованно указывал в своих телеграммах, что американцы не собираются отказываться от изложенных ими в начале переговоров четырех принципов: уважения территориальной целостности; невмешательства во внутренние дела друг друга; равенства возможностей в торговле и достижения любых перемен в тихоокеанском бассейне исключительно мирными средствами. Перекладывая эти принципы на контекст непосредственной действительности, Халл указал Номура, что вывод японских войск из Китая и Индокитая явился бы очевидным подтверждением серьезности намерений вести переговоры о сотрудничестве (3, с. 374). В свою очередь Номура по собственной инициативе предложил проект сохранения «модус вивенди», позволявший, по мнению автора, выиграть время для их продолжения.
Кабинет министров Японии в ходе 17-часового совещания рассмотрел предложение Номуры, в результате чего Номура получил из Токио два предложения: план «А» и план «Б». Последний содержал незначительные уступки со стороны Японии. Одновременно Номура был предупрежден, что крайним сроком переговоров является 30 ноября.
Убедившись, что план «Б» так же неприемлем для американцев, как и план «А», Номура принял решение выйти за рамки полученных им из Токио директив и по своей инициативе предложил на рассмотрение американской стороны собственный план, предусматривавший вывод японских войск из южной части Индокитая, в ответ на что США должны были разморозить японские счета в своих банках. Остальные пункты предложения Номуры совпадали с положениями Атлантической хартии (3, с. 378-379).
В статье подробно описывается лихорадочная деятельность министерств иностранных дел США и Японии, пытавшихся найти относительно приемлемый выход из ситуации, спровоцированной несанкционированными предложениями Номура. Выхода найдено не было. В заключение статьи автор пишет: «Согласие американцев на предложения Японии могло быть получено только силой или угрозой силы. Однако сила, имевшаяся в распоряжении Японии, была лишь малой частью той силы, которой обладали американцы. Руководствуясь этим реалистичным пониманием ситуации, Номура в ходе переговоров 1941 г. прилагал последовательные шаги к тому, чтобы направить эти переговоры в сторону сближения двух наций» (3, с. 383).
В статье Джеймса Зикмайера (4) анализируется роль посла Колумбии в США Виктора Андраде Узкиано в укреплении престижа своей страны на международной арене. Отмечая, что Боливия начала 50-х годов прошлого века стала одной из немногих латиноамериканских стран с победившими революционными режимами, получавших помощь от США, автор пишет, что это произошло во многом благодаря личным качествам и выдающимся дипломатическим усилиям ее посла Виктора Ан-драде Узкиано (4, с. 386). Рассматривая ход революции и ее составляющие, автор подчеркивает, что реакция США на боливийскую революцию была по меньшей мере необычной. После непродолжительного замешательства, вызванного опасением, что боливийские революционеры являются перонистами, США не только признали революционный режим, но и оказали республике, многие члены руководства которой стояли на проамериканских позициях, экономическую помощь. Для Соединенных Штатов в то время, подчеркивается в статье, было важно не допустить, чтобы в самом сердце латиноамериканского континента возник «очаг хаоса и нестабильности, и к власти пришло резко антиамерикански настроенное правительство» (4, с. 392).
В Вашингтоне правительство Национально-революционного движения Боливии (НРД) представлял в качестве посла Виктор Андраде Уз-киано. Во многих отношениях, замечает автор, он был типичным представителем среднего класса, возникшего в Латинской Америке после Второй мировой войны, на волне технической революции. Он мечтал о модернизации своей страны по образцу Соединенных Штатов, о которых рассказывали его преподаватели-методисты.
На посту посла Андраде особое внимание уделял ознакомлению широких политических, деловых и академических кругов США с Боливией, о которой многие из них до того практически ничего не знали. Главным для него было, во-первых, убедить влиятельные экономические и политические круги США в необходимости выделения Боливии экономической помощи в качестве капитала для инвестиций в хозяйство страны. Во-вторых, убедить официальные круги в том, что режим НРД является антикоммунистическим, умеренным и проамериканским.
Деятельность Андраде подкреплялась позицией президента Боливии Пас Эснесорро, который убеждал американское правительство, что Боливия не поддерживает другие революции на латиноамериканском континенте. Аграрная реформа, по его словам, «была проведена с целью расчистить путь для боливийского капитализма, а национализация холдингов трех "оловянных баронов" не будет распространена на другие сферы экономики» (4, с. 398). В свою очередь, Андраде убеждал американские официальные лица в том, что Боливия не только традиционно поддерживала партнерские отношения со США, но и всегда была заинтересована в открытом рынке для американских товаров (4, с. 400).
Дипломатические усилия Андрадо сочетались с его личным обаянием и умением налаживать контакты и связи с влиятельными лицами. Это особое умение находить общий язык с нужными для дела людьми получило даже, по словам автора, наименование «техника Андрадо» (4, с. 401).
К середине 50-х годов, однако, положение Боливии ухудшилось. Резкое падение мировых цен на олово показало всю зависимость страны как производителя сырья от конъюнктуры на мировых рынках. В этих условиях необходимость выплачивать внешние долги повлекла стагнацию экономики. Предложенный консерваторами НРД по совету Мирового банка и Международного валютного фонда стабилизационный план, повлекший серьезное ухудшение условий жизни большинства населения
страны, привел в 1964 г. к падению правительства НРД и установлению в Боливии военного режима (4, с. 405).
В статье Марио дель Перо (5) анализируются попытки посла США в Италии Клэр Бут Льюс осуществлять жесткий политический и экономический нажим с целью обеспечить антикоммунистический курс итальянского правительства в 1953-1956 гг. Автор показывает тесную связь между внутренней политикой правительства Эйзенхауэра и его отношениями с «младшими» союзниками по «холодной» войне. По мнению автора, пример Италии «позволяет оценить пределы, устанавливаемые внутриполитическим противодействием в европейских странах попыткам США ограничить их национальный суверенитет» (5, с. 408).
В июне 1955 г. американский посол в Риме Клэр Бут Льюс выступила с рядом резких критических замечаний в адрес партий, входящих в коалиционное правительство Италии, в особенности против партии Христианской демократии (ХДП), и призвала правительство своей страны прекратить оказывать им скрытую финансовую помощь и политическую поддержку. Автор обращает внимание на аргументацию Льюс, считавшей, что американская помощь, оказываемая некоммунистическим партиям Италии с 1948 г., не только не приносит плодов, но, напротив, расхолаживает их волю и желание активно противостоять коммунистической угрозе. В связи с этим Льюс предлагала перенаправить скрытую помощь США от демохристиан и их союзников в адрес «представителей имущих классов и патриотически настроенных групп» с целью усиления их антикоммунистического потенциала (5, с. 409).
Как отмечается в статье, выступление Льюс основывалось на существенном изменении курса американского правительства в отношении их европейских партнеров в период первого срока президентства Д. Эйзенхаура, стремившегося перейти от «пассивного» антикоммунизма своего предшественника Гарри Трумэна к более решительным действиям (5, с. 410). Импульсом к изменению политического курса США в Италии послужило разочарование американского правительства итогами общенациональных выборов 1951-1952 гг., ознаменовавшихся существенным усилением просоветских «левых» (социалистов и коммунистов), а также «правых» (неофашистов и монархистов), потеснивших «светские» партии левого центра (республиканцев и социал-демократов). В ответ на это вновь созданный в США Совет по психологической стратегии (СПС) приступил к разработке планов вмешательства в политику Италии и Франции с целью «ослабить там коммунистические партии и уменьшить их привлекатель-
ность, а впоследствии добиться главной цели - объявления их вне закона» (5, с. 413).
Льюс прибыла в Италию в апреле 1953 г., в самый разгар предвыборной кампании первых с 1948 г. всеобщих парламентских выборов. Посольство США в Риме, ЦРУ и Государственный Департамент предсказывали формирование четырехпартийного правительства в составе представителей христианских демократов, республиканцев, либералов и социал-демократов. Пропорциональная система выборов была по желанию Соединенных Штатов изменена таким образом, чтобы обеспечить абсолютное большинство в правительстве христианских демократов.
Результаты выборов 1953 г. не удовлетворили американцев. Коалиция четырех партий не смогла обеспечить себе абсолютного большинства в парламенте. Автор указывает на основные ошибки американской дипломатии, не сумевшей оценить системную принадлежность «левых» к политической палитре страны. Так, например, считает он, американцы видели в Итальянской социалистической партии лишь «троянского коня коммунистов» и недооценивали потенциал легитимности Итальянской коммунистической партии, завоеванный ей в ходе Второй мировой войны (5, с. 421).
В августе 1953 г. христианским демократам удалось, наконец, сформировать неустойчивое однопартийное правительство во главе с бывшим министром финансов Джузеппе Пелла. Клэр Бут Льюс, отмечается в статье, привлекли как выраженный национализм Пелла, так и его «политическая живучесть». Поддержка Пелла означала, однако, утрату влияния американцев среди большинства христианских демократов, возглавляемых Де Гаспери. Кроме того, Льюс взяла курс на поддержку неправительственных «правых» (монархистов, либералов и республиканцев) (5, с. 422). Льюс и Государственный департамент США, пишет автор, поддерживали создание новой правоцентристской коалиции, которая включала бы монархистов. Стремясь усилить давление на христианских демократов справа, отмечается в статье, посольство установило также связи с неофашистской партией (5, с. 427). Обсуждались также и возможности военного вмешательства США и НАТО в случае прихода к власти в Италии коммунистов (5, с. 427). Эйзенхаур и Даллес, пишет автор, частично приняли новый сценарий такого вмешательства, разработанный Льюс и Объединенным комитетом начальников штабов (5. с. 430).
На последнем этапе своей деятельности на посту посла Кэрол Бут Льюс сосредоточила внимание на противодействии принятию 10-летнего плана экономического развития Италии, разработанному министром финансов Эцио Ванони. Обнародованный в начале 1955 г. план исходил из того, что частная промышленность страны была слишком слаба, чтобы обеспечить темпы экономического развития, способные справиться с растущей безработицей. Соответственно предлагалось увеличить государственные инвестиции в промышленность. Льюс видела в плане, представленном Ванони, проект массированной национализации предприятий, который призван «открыть дорогу в правительство левым силам» (5, с. 433).
В целом же результаты дипломатических усилий Льюс, подчеркивает автор, не оправдали ожиданий. Она явно переоценила способность Государственного Департамента США оказывать влияние на итальянскую внутреннюю политику, которая развивалась автономно и, в конечном итоге, привела к власти левоцентристскую коалицию демохристиан и социалистов. План Ванони также был утвержден. Льюс, пишет автор, «была разочарована и преисполнена пессимизма относительно возможности организовать решительные выступления против итальянских коммунистов» (5, с. 435). Спустя несколько месяцев она оставила пост посла.
Б.А. Лапшов
