CC BY
173
вался перенос высококачественного сырья на большие расстояния, иногда на сотни километров, чему способствовала упомянутая выше подвижность охотничьих групп. Причем сырье доставлялось в виде подготовленных в мастерских у мест его добычи полуфабрикатов - бифасов.
При общем сходстве состава объектов охотничьей деятельности в Сибири отсутствуют признаки специализированной добычи бизона, свойственные памятникам Великих Равнин. Впрочем, пишет С. А. Васильев, было бы не верно распространять данную модель на всю территорию североамериканского континента. Так, стоянки центральной части Аляски, демонстрирующие широкий спектр адаптаций (охота на крупного зверя, добыча птиц, рыболовство), вероятно, ближе к североазиатским образцам.
В целом же, заключает автор, несмотря на указанную специфику, ранние палеоиндейские культуры Северной Америки обнаруживают весь основной набор культурных достижений, свойственных верхнему палеолиту Евразии. К ним, в частности, относится развитая технология обработки камня, кости и бивня. При этом, однако, отличительной чертой палеоиндейских коллекций является поразительное однообразие орудийного набора, практически неизменного в большинстве культур (с. 119-122).
А.Е. Медовичев
2005.04.037. КОРЕНЕВСКИЙ С.Н. ДРЕВНЕЙШИЕ ЗЕМЛЕДЕЛЬЦЫ И СКОТОВОДЫ ПРЕДКАВКАЗЬЯ: МАЙКОПСКО-НОВОСВОБОД-
НЕНСКАЯ ОБЩНОСТЬ: ПРОБЛЕМЫ ВНУТРЕННЕЙ ТИПОЛОГИИ / РАН. Ин-т археологии. - М.: Наука, 2004. - 243 с. - Библиогр.: с. 106-113.
Ключевые слова: майкопско-новосвободненская общность, проблемы внутренней типологии, Северный Кавказ.
Монография посвящена анализу материалов майкопско-новосвободненской общности (МНО), известной также как майкопская культура, основной ареал которой охватывает предгорья и равнины Северного Кавказа, бассейны рек Кубани и Терека, от территории Чечни на востоке до Тамани на западе. Основными задачами настоящего исследования, как отмечает во введении сам автор, является характеристика и типология бытовых и погребальных памятников МНО, создание каталога форм майкопской керамики и типологии вещей погребального инвентаря, выделение локальных вариантов культуры на основе данных поселений и погребений. В книге рассматриваются также проблемы хронологии памятников МНО, ее хозяйственнокультурной типологии и уровня общественного развития.
Поселения майкопской культуры (глава 1) характеризуются незначительным по мощности культурным слоем (до 40 см) и отсутствием следов искусственной фортификации. Известны (и то предположительно) размеры только одного майкопского поселения - Г алюгаевское 1 - около 2 га. Жилища имели вид легких наземных турлучных конструкций подквадратно-овальной или круглой формы площадью от 5 до 72 м2 (с. 13). Находки на поселениях включают главным образом круговую и лепную керамику, изделия из бронзы (мотыга, шильца, нож), кремня и обсидиана (вкладыши серпов, ножи, наконечники стрел).
Погребальные памятники МНО (глава 2) представлены курганами с насыпями из земли или камня. По своим размерам они условно делятся на три группы: малые курганы - до 1 м высотой, средние - от 1 до 3 м и большие курганы, высотой от 3 до 12 м (с. 15). В конструкции погребальных сооружений, пишет автор, отчетливо прослеживаются две тенденции: немегалитическая и мегалитическая. К числу немегалитических конструкций относятся простые грунтовые ямы и ямы, снабженные деревянной рамой, деревянным срубом или каменной обкладкой. Мегалитические погребальные конструкции - это преимущественно наземные сооружения, сложенные из плоских каменных плит. К ним относятся каменные ящики и каменные гробницы (с. 16-18).
Третья глава представляет собой каталог форм майкопской керамики и каменных сосудов (с. 25-35), а в четвертой главе рассматриваются функциональное назначение отдельных категорий глиняной посуды, декоративные стили, а также типология металлической посуды, представленной главным образом сосудами, кубками и мисками из золота, серебра и бронзы.
Пятая глава посвящена классификации и анализу предметов военноохотничьего снаряжения, орудий труда и украшений, наиболее полное представление о которых дает погребальный инвентарь курганов. В его составе оружие является наиболее заметной категорией находок. Наиболее многочисленны ножи и кинжалы из бронзы, количество которых в ряде погребений колеблется в пределах от 1-2 до 13 экземпляров. Встречаются также бронзовые наконечники копий огромных размеров (отдельные предметы достигают длины 42, 46 и даже 54 см), бронзовые топоры и топоры-полуклевцы. Уникальна для столь раннего времени находка бронзового меча длиной 63 см. Оружие дистанционного боя представлено многочисленными находками кремневых и костяных наконечников дротиков и стрел. Наличие у племен майкопской культуры сложного лука, по мнению автора, позволяет предполагать рисунок из гробницы (28) урочища Клады (с. 45).
Находки земледельческих орудий ограничены бронзовыми мотыгами и теслами-мотыгами, сходными с образцами времени раннего Урука. Украшения и детали костюма представлены зачастую уникальными, высоко художественными изделиями, зооморфной пластикой из металла и камня, массой разнообразных бус из благородных металлов и полудрагоценных камней (сердолика, лазурита, горного хрусталя), а также золотой диадемой и кольцами из золота.
Однако, полагает автор, предметы погребальной практики племен МНО, по-видимому, демонстрируют не вообще ассортимент изделий материальной культуры этих племен, а только те предметы, которые выполняли функцию неких символов или знаков в погребальных обрядах, исходя из культовых представлений майкопцев (с. 48).
В шестой главе рассматривается вопрос о локальных вариантах май-копско-новосвободненской общности. Анализ самого массового керамического материала позволяет выделить группы поселений и погребений, объединенных общими и наиболее показательными формами посуды. Всего на территории МНО автору удалось выявить четыре такие группы, они же -локальные варианты майкопской культуры: галюгаевско-серегинский (включающий два подварианта - собственно галюгаевский, или центральнокавказский, и закубанский, или серегинский), псекупский, долинский и ново-свободненский. Кроме того, выделяются также типологически неопределенные комплексы Кубанского бассейна и памятники с майкопской керамикой в горной зоне Большого Кавказа и на реке Псыбе.
Глава седьмая посвящена проблеме хронологии памятников майкоп-ско-новосвободненской общности. Основной массив полученных на них ра-диокарбонных дат подразделяется на три диапазона: ранний - 3900-3600, средний - 3600-3300 и поздний - 3300-2900/2800 гг. до н.э. (с. 64). При этом, как отмечает автор, галюгаевско-серегинский вариант оказывается связан в основном с ранним и средним диапазонами и, таким образом, является наиболее древним. Радиокарбонные даты памятников остальных вариантов МНО в основном соответствуют среднему и позднему диапазонам (с. 69).
В главе восьмой реконструируются климатические условия в эпоху майкопско-новосвободненской общности и обусловленный ими (в значительной степени) хозяйственно-культурный тип этого образования. Именно климатические изменения в Предкавказье, полагает автор, скорее всего сыграли важную роль в становлении майкопской культуры. Они, судя по палинологическим данным, «явно были связаны с заметным переходом от большей сухости в домайкопский период к менее знойному климату эпохи раннего бронзо-
вого века, создавшему более благоприятные условия для поверхностного земледелия по долинам рек и придомного скотоводства» (с. 72).
Как полагает автор, земледельческо-скотоводческое хозяйство майкопских племен имело подвижно-оседлый характер, обусловленный периодическим истощением почвы речных долин из-за поверхностного метода ее обработки. Этим объясняется относительная подвижность населения МНО и, соответственно, незначительная толщина культурного слоя майкопских поселений и характер жилых построек. Тем не менее, пишет С.Н. Кореневский, данный тип хозяйства обеспечивал достаточно прочную основу для развития таких специализированных ремесел, как металлообработка, ювелирное дело, ткачество, гончарство. Не подлежит сомнению и тот факт, отмечает исследователь, что племенами майкопско-новосвободненской общности был создан мощный центр металлопроизводства с самыми совершенными для своего времени технологиями. Все это создавало предпосылки и для социальной стратификации общества, а также стимулировало его милитаризацию («военизацию»). Неслучайно, пишет автор, специфической чертой экономики общества носителей майкопской культуры стали отрасли, связанные с производством специальных типов оружия (т.е. оружия не охотничьего, а предназначенного исключительно для ведения боевых действий), а также с изготовлением вещей высокого социального престижа из драгоценных металлов (с. 74-76).
Различия в ассортименте вещей в погребениях (то, что автор называет «артефактной дифференциацией») служат основой для выявления статусноранговой структуры племен МНО (глава 9). При этом функциональные предметы автор трактует как символы, отражающие «статус» умершего (т.е. его место в обществе в зависимости от рода занятий), тогда как персональные украшения рассматриваются как символы, иллюстрирующие некий «ранг» погребенного. Последний может быть определен как «высший», или «супер-элитный», «высокий» («элитный») и «нефиксированный», или «ординарный» (с. 78). Группы комплексов, выделяемые с целью исследования символики инвентаря, обозначаются как артефактные группы, комбинаторика которых построена по принципу сочетаний предметов. Всего выделяется шесть таких групп, структура которых обнаруживает определенные закономерности. Примечательно, что если в первых трех группах, включающих комплексы с военно-охотничьим снаряжением, количество погребений, ранжированных золотом, составляет от 71% (в первой группе) до 34% (в третьей группе), а «супер-элитных» - соответственно, 87% и 16%, то в трех последних группах, где комплексы с военно-охотничьим вооружением отсутствуют, высшее ранжирование не фиксируется вообще, а высокое - крайне редко (с. 81).
Таким образом, отмечает С. Н. Кореневский, в количественном выражении на первое место в традициях майкопской погребальной практики выступает символизм военно-охотничьего, воинского снаряжения. В содержащих это снаряжение захоронениях и сосредоточены предметы из бронзы, золота и серебра. Данная ситуация, пишет автор в заключительной, десятой, главе, в целом согласуется с выводами исторической этнологии об усилении роли военного фактора, превращении войны в особую экономическую отрасль в предгосударственный период развития первобытного общества. В результате именно воинская прослойка становится одновременно и политической, и экономической, и духовной властью. Можно полагать, отмечает он, что развитие вооружения у майкопских племен, особый акцент на его положение в могилы, является отражением концентрации власти в среде военно-охотничьей элиты (с. 87).
Вместе с тем на ранней фазе предгосударственного развития племенная элита еще не порвала с трудовыми процессами. Престиж-ность некоторых ремесел документируется наборами соответствующих инструментов в элитарных погребениях МНО. «Отсюда, - пишет автор, - возможна постановка гипотезы, что общество племен майкопско-новосвободненской общности, в котором процветала символика захоронений элиты в сопровождении оружия и орудий труда, скорее всего, стояло на преполитарной фазе развития. Но это не было еще настоящее вождество или протополитарная модель предгосударст-венного периода, а только предшествующая ей ступень, которую можно назвать “протовожцеством”» (с. 88).
В «Заключении» затрагиваются отдельные проблемные вопросы в изучении майкопско-новосвободненской общности. В частности, рассматривается проблема миграции с юга племен-носителей традиций форм урукской круговой керамики в Предкавказье, где затем и происходит формирование майкопской культуры. Автор касается также проблем многокомпонентности МНО, ее этнической принадлежности и причин исчезновения. Среди последних решающее значение, по его мнению, принадлежит климатическому фактору. Исчезновение майкопской культуры, отмечает он, происходило на фоне очередных глобальных изменений климата в конце атлантического периода -в начале суббореального периода голоцена (с. 98).
А.Е. Медовичев
