CC BY
40
2005.03.031. ВОРОНИН А.А. МИФ ТЕХНИКИ. - М.: Наука, 2004. - 199 с.
Древние мыслители обращались к проблеме «технэ» в силу универсализма их познавательной активности. Самостоятельной проблемой техника предстала на рубеже XVIII-XIX вв. Ныне, когда типичными мотивами стали критика Просвещения, обвинение рациональности в порче человеческой природы, пророчества близкого конца цивилизации и пр., философия техники озабочена поисками практической перспективы, обретения почвы «у себя под ногами». Именно техника расширяет рамки уверенности человека в реальности и осмысленности своего бытия, «раздвигая плацдарм достоверного прошлого и высвечивая в будущем надежды, уверенности... можно сказать, и веры... Наука лишь говорит о возможности расширения границ бытия, а техника доказывает это предметно» (с.4). Поэтому данная проблема имеет комплексный характер: не только теоретический и практический, но культурно-исторический, социологический, естественно-научный и т.д. Философия техники институциализирована как в исследовательских сообществах, так и в университетских курсах. Имеет место и многообразие взглядов и взаимоисключающих оценок роли техники («от демиурга, производящего нашу несвободу», разрушительного вируса культуры, несущего человечеству смертельную угрозу, до признания за ней воплощения лучших человеческих стремлений).
Выделяя междисциплинарные аспекты изучения техники, значение подхода к технике как резервуару человеческих стремлений (погоня за «лучшим автомобилем», но также и «воплощение лучших, часто трудно реализуемых человеческих добродетелей»), автор видит свою задачу в попытке «проанализировать технику как необходимое условие, средство и результат взаимодействия человека с человеком, как средство общения, включающее в себя все артефакты культуры» (с.13). Поэтому классификация многообразных точек зрения в дискуссиях о технике строится на основе признака «коммуникативности» и рассматривается как средство многообразных взаимодействий. В этом смысле техника - не только плод отчуждения, но и развитие творческой силы человека, его интеллекта, воли и ответственности.
Исходная позиция базируется на концепции «обращения», развиваемой в трудах Ф. Т. Михайлова, в которой полем развития «сущностных сил человека» является «обращение к другому», предстающее как реальное бытие культуры в целом.
Обратившись к дискуссиям о технике (глава первая), автор уделяет внимание междисциплинарным подходам к проблеме, связанным с анализом места техники внутри техники, с ценностным отношением к технике и пр. Классификация точек зрения не может быть строгой, но способна показать главные направления исследования проблемы. При этом надо стремиться к поискам оснований для целостного понимания предмета. В теории коммуникативного действия Ю.Хабермаса, альтернативной концепции рациональности М.Вебера, выделяется схема «целерационального действия», отличающая осмысление жизненного мира философией от естественнонаучного знания: философия гипотетична и самокритична; эксплицируя неявное знание о мире, о котором ничего определенного сказать не может, она противостоит любому типу рационального знания о его предметах. Поэтому философия способна лишь выделять проблемы и пытаться шаг за шагом трансформировать их в знание. Такого рода аргументация «способна вдохновить сугубо философские изыскания о природе "технического"» (с.17). Выделяются оптимистическое и пессимистическое отношения к технике.
Первое отражает эйфорию начала ХХ в. (Э.Капп: техника -прикладная естественная наука, использующая силы природы; Зиммель: техника - система средств, равнодушная к целям действия; Ф.Дессауэр: техника - средство достижения целей человечества, завет Бога, наделившего человека творческой мощью к преодолению своих границ). Пессимисты и скептики усматривают в технике большие беды. Вебер: крепостная зависимость от техники; М.Шелер видел в ней тягу к власти не только над природным, но и над социальным миром; А.Тойнби, Л.Клагес негативно относились к технической экспансии;
К.Ясперс в воздействии техники усматривал утрату людьми способности верить, в том числе друг другу. Для Х. Фрайера самодостаточность техники приводит к власти вещей над людьми, к утрате естественности труда и превращении работника в «винтик», к возникновению тоталитаризма. В трудах Ф. Юнгера техника предстает как демиург, как конструктор базисных онтологических структур мира (времени, пространства и социальности). А.Гелен полагал, что природная способность к усовершенствованию орудий труда приводит к возникновению технических суперструктур, подавляющих человека. По Х.Шельскому, техническая цивилизация отодвигает на второй план деятельность политических институтов и идеологической сферы. Т. Адорно и М. Хоркхаймер не верили в окончательное покорение
природы человеком, ибо это покорение привело к насилию над природными качествами человека; разум превратился в инструментальный рассудок. Г.Маркузе полагал, что противостояние природы и человека заложено в его биолого-генетической программе выживания. При капитализме рационализация жизни под воздейст-вием науки и техники приводит к институционализации контроля над универсумом, что свидетельствует о несвободе человека, его зависимости от стремления к власти. Освобождение от тупиков технического прогресса Маркузе видел в революционизировании общества, науки и техники. Э.Фромм взывал к возвращению человечества к «быть» и к отказу от «иметь», от потребительства как патологии современности. Необходим примат индивидуальности, снятие отчуждения путем преодоления потребительской психологии и переориентации техники на духовную сфере; ее использование необходимо подчинить переориентации культуры, которая должна дать людям то, что раньше давали религия и вера.
Соглашаясь с критикой технической цивилизации, Хабермас противопоставляет целерациональное и коммуникативное поведение. Идеология господства, как и социотехническая доминанта, по его мнению, уходят в прошлое вместе с прямым политическим господством. Средством гуманизации техники является приспособление человека к миру и мира к человеку не посредством целерационального действия, а с помощью коммуникативности, т.е. понимания своего социокультурного мира, открытия смыслов жизни. Поскольку коммуникативные акты (реализуемые в языке, эмоциональных, ценностно-нормативных системах, правовых, сексуальных, эстетических стандартах и пр.) несут продуктивно-творческий потенциал, их следует научиться правильно применять в творчески ориентированной деятельности, поставленной под контроль гуманитарно ориентированного знания.
Однако указанное понимание места техники в культуре не позволяет установить, по мнению автора, специфику технического в составе культуры и вписать целерациональную деятельность в ее содержание: техника существует в любой точке коммуникации - в познании (науке, искусстве, вере) и в практике (морали, праве, политике, хозяйстве). С помощью техники объективируются средства общения (она отвечает на вопрос о том, как добиваться поставленных целей; она присутствует в любом атоме общения).
Ее коммуникативные стратегии (рациональность, инструмен-тальность, дифференцированность продуктивно-креативных и репродуктивных компонентов деятельности, ее надежность, возможность взвешивания рисков, использование пространства между
возможностями и потребностями человека) «существуют и развиваются наряду с другими стратегиями, которые вырабатываются культурами для решения функциональных задач своего бытия» (с.33). Речь идет о науке, праве и политике, экономике и хозяйстве и пр.
Благодаря социальной критике человечество перешагнуло порог безумного насилия над природой. Обратившись к периодизации истории в связи с постановкой проблемы определения техники, обсуждая причины отличий в технике западной (христианской) и восточной (исламо-индо-китайско-буддийской) цивилизаций, автор подчеркивает во второй главе общность для них техники как «языка межнационального общения», а техническую экспансию Европы связывает не только с наукой и мировоззренческими установками, но и с особой социальной обстановкой, когда «идеалы и ценности господства и обладания... преодолели сословно-иерархические естественные барьеры» (с.37). Географическая и национальная экспансия породила мощную социальную мобильность, с помощью компаса, стремени и мушкета превращая плебея в богача.
Поэтому на Восток техника была завезена, на Западе же выращена также и с помощью мощной креативности секуляризи-рованной личности, разделившей миры на Горний и Дольний. Поэтому техника рассматривается как «культурный код» новоевропейского мира, как способ его самовыражения. Именно в технике наиболее заметен кумулятивный эффект и практически не отвергается проклинаемый ныне прогресс. Понять технический прогресс как суть революции, какую принес с собой ХХ в. в мышление, в производство, в соцокультурную сферу, можно только в связи с интеллектуальным контекстом.
Смена цивилизационных форм техники понимается неоднозначно и часто путем ее редукции к не-технике или отличения одного от другого. В ее основе усматривают доминирование социальных институтов (Л.Мамфорд, А.Турен, Б.Козлов) либо целесообразной деятельности, в первую очередь сознательного духа в его различных формах по преобразованию сырого материала для целей культуры в попытках воздействовать на тело и душу (Э.Майер, У.Вендт, Ф.Бонд, К.Ясперс). Как в последнем случае отличить технику от не-техники? При
этом следует понимать ее основы, истоки и пределы возможностей в связи с ответственностью человека за дела рук своих. Поэтому технику нельзя мыслить только технически, только рационально, т. е. негуманитарно.
Как бы ни отличались технические эпохи одна от другой, техника всегда была в основе своей «коммуникативным средством и преобразованием одной вещественно-энергетической предметности в другую» (с.45). В этом ее культурное призвание. Материя, энергия и информация суть последовательно сменяющие друг друга парадигмы натурфилософского воззрения человека на первоосновы мира, связанные с социально-историческими типами общественных структур. В Новое время в Европе удался «исторический эксперимент: был заключен брак между креативной способностью человека и его телесной, онтологической экспансией». Прогрессистский смысл общения стал результатом «отчуждения» формы общения от его сокровенных смыслов: воздействие на мир предметов не ограничивается манипуляцией веществом, а «заставляет само вещество шевелиться и меняться» (с. 47).
Преобразующая деятельность человека - мотор технического развития: в дотехническую эпоху артефакты стали орудиями, оружием и даже приборами, хотя и не имевшими массового использования; техническая эра, оперируя материальными средствами воздействия на природу, создала «второй мир» - искусственную среду; в пост-техническую эпоху возникает третий - виртуальный мир, мало похожий на прежние по своим онтологическим характеристикам. Суть техники все более полно раскрывается как средство взаимодействия людей; структура общения раздвигает пространство восприятия и возможностей. Коммуникативный акт как движение, преобразование, динамика, захватывая в свое поле предметность, энергетику, информацию, стремясь упорядочить все свои содержания и формы, создает собственное смысловое, символическое и в то же время материальное поле, включающее в себя целостность человека, природы и культуры.
В определении техники фиксируются ее важные компоненты. Она - посредник между природой и человеком, сфера способности суждения, сфера между свободой и законом, между морально должным и причинно данным. Выделяются подходы: категориальный (натуралистический, выводящий технику из организма, среды, природы, человека и пр.), антинатуралистический, представляющий технику как родовой или божественный атрибут человека, и рефлексивный, показывающий
эвристическую возможность реализации техники в истории культуры, в социуме, в системе знания. Развернутое онтологическое определение техники как части мира самого по себе представлено концепцией М.Хайдеггера, объясняющего феномен техники исторически в единстве ее истоков с культурой. Посредством идей в них выявляется становление высших возможностей бытия, принадлежность к истине. Однако онтологические, культурологические, аксиологические и т.п. характеристики в классифи-кации содержания техники не дают приращения знания.
Проблему коммуникативной природы техники поставил французский философ и психолог П.Рабатель, обсуждавший проблему антропотехнических систем, применяемую к человеческому окружению, где природа человека и артефакта тождественны, поскольку они связаны с психологической реальностью, в которой человек является не «вещным» придатком орудия или машины, а включен в работу посредством интуиции, скрытого знания, воображения, интецио-нальности и т.п. Тем самым такой подход вступает на территорию ценностей, подчиняя им технику (Л.Выготский развивал учение об орудии как средстве развития человека). К тому же артефакты - носители распределения и разделения труда. Таковы социальный и символический аспекты техники.
Далее речь идет о понятии техники как о посреднике между человеком и человеком, а также как о средстве самопознания человека. Шельский обратил внимание на новую форму идентификации человека в новейшее время - узнавании себя в собственных духовных конструкциях и в своей рациональной продукции. В обществе разделения труда, искусственного разложения душевных сил человека на «последние элементы» их сборка осуществляется по «техническому принципу наивысшей технической эффективности». Нет вопроса о смысле целого; наращивание могущества -главная задача любого развитого государства (здесь и лукавство, и небескорыстие, и стремление избежать ответственности, а затем и крах внеморального рационализма). Техника предстает как социальный механизм, в виде которого ее порождает проекция социума на предметность. Решение проблемы социальности технического - в осознании их комму-никативности, в понимании того, что при помощи артефакта человек общается со своим «родовым телом», «включающим и его самого, и его Другого, и коллективы, и прошлое, и будущее, и национальное, и транснациональное» (с.69). Поэтому необходимо смотреть на данный предмет с «генетически содержательной точки зрения» (с.70).
Глава третья посвящена анализу особенностей технического знания. Можно ли отделять техническое знание от других его видов, можно ли понять технику, исходя лишь из понимания специфики такого знания, каковы происхождение и особенности данного вида знания, какого рода деятельность оно обслуживает? Обратившись к рассмотрению логических, генетических, исторических и др. (К.Маркс, Э.Дюркгейм, Л.Мамфорд, Ф.Юнгер, Э.Капп и др.) схем знания, автор отвергает тезисы о том, что отправной точкой возникновения техники является разделение труда, что главным являются антропологические предпосылки и историческая обусловленность (они влияют весьма опосредованно). Язык и символическая культура, о чем писал Мамфорд, как основа и сущность человеческого поведения ближе всего подходят к фиксации смысла техники, являясь основой и сущностью любого действия. Таким образом, техника языка, техника мышления и техника коммуникации были «первыми мастерскими», где мир, человек и сообщество людей подверглись первым преобразованиям» (с.80). Хотя вопрос о том, «что же такое техническое знание, остается темным» (с.100), новейшее обсуждение особенностей теоретического и эмпирического знания, их состава, понимание технологии в единстве знания и деятельности, выводящее непосредственно на коммуникативную ситуацию, приводит к выводу, что исследование проблем техники и технического знания требует междисци-плинарного подхода.
Представление о современной технике и его основное отличие от многообразных до-, около-, вне-, пара-, антинаучных «знаниевых систем состоит в элиминации метафизического знания» (с.98-99), хотя изъять «богов из культуры» - процедура нелегкая, а наука до сих пор в целом небезразлична к «алхимии». «Твердь» технического знания начинается там, где «проложена гать» знания, полностью редуцированного к теории, отвечающей критерию фальсификации, который утилитарно направлен, прозрачен для причинного обоснования знания о потребностях человека, реализуемых в действительности посредством специальных устройств -ментальных, деятельностных, языковых, информационных, вплоть до виртуальных. Алгоритмы мышления и деятельности здесь все плотнее подгоняются друг к другу и почти полностью десакрализированы. При этом сама техника выступает как сильнейший стимул междисциплинарного знания и деятельности. И в этом смысле ее утилитарность (с ее модернизационным импульсом и с упованием на соразмерность запросов
человека) - не порок, а добродетель, если смотреть на нее с точки зрения организации знаний. В конечном счете, однако, автор принимает афоризм Ф.Юнгера: «Чтобы спасти нашу науку и нашу технику, мы должны прежде всего спасти человека» (цит. по: с.101).
Но, по Юнгеру, техника сильнее человека; развивая ее, человек подрывает основы собственного существования. Такой вывод мешает правильно понять значение творения рук человеческих.
Рассматривая коммуникативные аспекты техники (глава четвертая), автор стремится оценить ее конструктивные свойства. Коммуникация - род отношений между людьми, в которых «в закодированной, символической форме передается некоторая информация, служащая обмену мыслями, эмоциями, деятельностью, знаниями, идеальными предметами» (с.102-103). Техника показала единство коммуникативного и целерационального поведения человека, в котором слиты как творческие, так и рутинизированные действия, превращающиеся в алгоритмы, имеющие общие корни для любых отраслей знания и действия, в том числе и для конфликтных сфер жизни. В этом отношении технику нельзя «записать» либо в сферу познания, либо практики; техника опосредует связь между познанием и практикой, обеспечивая расширяющееся пространство для их эффективного взаимодействия.
Коммуникативная стратегия выражается и в генерализации многообразных способов общения в целостность, учитывающую рукотворность, надындивидуальность, функциональность, опредмечива-ние, продлевающее акт коммуникации в пространстве и времени созданием предметов и вещей, что обеспечивает историческую устойчивость культурных образований, стремление к совершенству, взаимодействие с другими коммуникативными стратегиями и в то же время некоторую их самодостаточность. Институциализация этих стратегий как форма их социализации никогда не бывает полной, сохраняя огромный ареал спонтанности и создавая интригу для анализа. Отмечается постоянство конфликта и гармонии между коммуникатив-ными стратегиями, защищающими или подрывающими стабильность, срывы в архаику либо в инновационный «впрыск».
Важную роль играет техника как способ организации общества в процессе коммуникации, когда способ производства влияет на производственные отношения (Маркс). С помощью коммуникативности человек стремится осуществить внеприродные программы, чтобы стать самим
собой (Ортега-и-Гассет). Это подобно управлению человеческими общностями, потребовавшему разделения умственного и физического труда и формирования «мегамашины», техника которой обеспечивает общественный контроль за эффективностью ее работы (Мамфорд). В измененных формах такая мегамашина существует и сегодня, и ее трансформация предполагает путем культивирования тех ее частей, которые были ею подавлены, вернуть в понимание коммуникатив-ности солидарность и творчество.
Рассматривая в пятой главе структуру коммуникации (актор, язык, цель, адресат, контекст, эффект и пр.), автор подчеркивает творческий характер любого коммуникативного акта, его принадлежность к культуре как пространству жизни. И техника как ее средство задает человеку «гуманитарные, точно так же как и "технические" вопросы, потому что она одухотворена экзистенциальной проблематикой не в меньшей степени, чем любой другой круг наших забот» (с. 124).
Поэтому прояснять соотношения продуктивных и репродуктивных аспектов техники, понятой не инструментально, необходимо в связи с творческим потенциалом человека. Обратив внимание на преодоление рутинных количественных компонентов и изменение структурных связей в развитии техники, автор отмечает особое значение информационных производств и новейших технологий, посягнувших на создание информационного общества, и на творческую функцию интеллекта. Быстрый рост когнитивного потенциала техники - возрастание роли обучения/образования являет собой усиление созидательной деятельности, направленной на преобразование творческих компонентов коммуникации.
О противоположности культуры и техники ныне не говорит только ленивый. В философской традиции данная проблема обозначается как тема отчуждения техники от культуры. Инновационная техника -составная часть европейской культуры (глава шестая), поэтому речь должна идти не только о культуре социума в целом, но и об особенностях коммуникативных стратегий в эпоху нарастающих технических инноваций (модернизации, глобализации, цивилизационных разломов и т.д.), когда человек не всегда «ведает, что творит». Автор видит корень проблемы отчуждения человека от целого культуры и ее частей. Это - плод «цветущей сложности» культуры, специализации производства, составляющих ее коммуникативных стратегий, когда технику как средство овладения миром, повернутое в «сторону культуры», влечет к дегуманизирующему миру, разрушающему духовно-ценностное ее
содержание культом богатства, комфорта, инноваций, инструментальностью знания, технологическим контролем, корыстностью эффективности, калькуляцией прибыли и пр. Тотальность отчуждения (отрицание телесности и духовности человека, снобизм авангарда и всеядность популярной культуры, опошление науки и искусства, усиление социального господства и нигилизма, и др.) - результат растущей дифференциации элементов культуры.
Поэтому любой инновационный импульс не всегда следует оценивать позитивно. Некоторые из них способны привести к декомпозиции и к разрушению системы. Важно, что в культурах выработаны органы «самоцензуры», препятствующие негативным нововведениям. Это своего рода полупроводники (неформальные санкции, общественные настроения как ускорители или тормоза перемен), оценочные фильтры социальных страт (поощряющие или отвергающие эксперименты), институциональные установления, поддерживающие формальную структуру общества, содействующие или блокирующие инновационный прогресс. В новейших условиях единственным средством избежать риска самоуничтожения является производство и институциализация новых инновационных фильтров, действующих в общих интересах. Что бы ни писали о внеморальности науки и техники, однако «скепсис в отношении культурных "полупроводников", может быть, можно и оправдать интеллекту-ально, но он совершенно недопустим морально. Свобода человека лежит вовсе не где-то вне его социальности, ибо в его социальности лежит и его свобода, и принуждение» (с .164).
И.С.Андреева
2005.03.032. И ДОЛЬШЕ ВЕКА ДЛИТСЯ ЭТОТ ДЕНЬ...: ВОСПОМИНАНИЯ ЧЕРНОБЫЛЬЦЕВ / Редкол. Никольский Б.Ф. и др. - М.: Энер-гомаш, 2004. - 237 с.
Российская общественная организация инвалидов (РООИ) представляет читателям вторую книгу воспоминаний чернобыльцев1.
Е.А.Панов («Сказание о своей картине») комментирует свою картину «Заложники Чернобыля» (в книге воспроизведена репродукция картины). К Чернобыльской катастрофе «не были готовы не только пожарные и официальные лица власти города, но и ученые. По их инициативе
1 Реферат на первую книгу см.: РЖ «Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература».- Сер.3 Философия. - М., 2003. - N 3. - С.146-150. - (Реф. 2003.04.035). - Прим. ред.
