CC BY
167
или мертв, его имя и образ еще долго будут влиять на приверженцев ислама. Не говоря уже о реальном влиянии созданных им структур, которые сохранятся и без него» (с. 251).
Терроризм, подчеркивает Д.Ольшанский, как глобальное, вездесущее теперь явление, может «прятаться» за углом дома, в темном подъезде, в мусорном ящике, куда «бомбисты» чаще всего закладывают свое оружие смерти. Именно шок от массового террора - достояние нашего времени, и его надо побыстрее преодолевать.
В.М. Соломатина
ДРЕВНИЙ МИР
2005.01.003. ШЕРКОВА Т. А. РОЖДЕНИЕ ОКА ХОРА: ЕГИПЕТ НА ПУТИ К РАННЕМУ ГОСУДАРСТВУ. - М.: Праксис, 2004. - 376 с. - Библиогр.: с.351-366.
Ключевые слова: Древний Египет, Х-1Утыс. до н.э.
В монографии на основе широкого круга источников реконструируется процесс создания первого египетского государства, рассматриваются эколого-экономические, социально-политические и религиозно-мифологические аспекты жизни общества додинастического и раннеди-настического Египта. Привлекаемые автором новейшие археологические материалы позволяют в некоторых случаях по-новому интерпретировать ход событий, связанных с объединением Египта. Значительное внимание уделяется также проблеме формирования основных религиозно-мифологических идей и образов, присущих древнеегипетской культуре.
В идеологическом осмыслении процесса развития общественных отношений, приведших к возникновению государства в Египте, основную роль, как отмечает в «Предисловии» Т.А.Шеркова, играли мифологические образы, причастные к обожествлению верховной власти в социуме. Око Хора среди них стало, пишет она, своего рода квинтэссенцией осевой идеи устойчивости общества, важнейшим символом представлений о восстановлении нового миропорядка, следовавшего после разрушения старого мира. Символизируя, как считает автор, древнеегипетскую культуру в целом, этот образ отразился не только в религиозно-мифологической сфере общественного бытия, но и в таких вполне прак-
тических сферах, как социальная, экологическая, экономическая и политическая (с.7).
В части I («Египет в эпоху первобытности») рассматриваются природно-климатические условия, в которых происходило развитие археологических культур долины Нила и сопредельных территорий в эпоху верхнего палеолита - неолита. Как отмечает автор, неоднократные изменения климата, связанные с засушливыми периодами в рамках X, VI, V и III тыс. до н.э., и обусловленные ими резкие колебания уровней реки, катастрофически отражались на жизни обитателей долины, прерывали развитие археологических культур, создавая во многих случаях ситуацию отсутствия преемственности между ними. Тем не менее, как показывают новейшие исследования, следы протоземледельческой активности фиксируются уже на памятниках культуры исна (XII-X тыс. до н.э.). Однако ухудшение климатических условий во второй половине X-IX/VIII тыс. до н.э., наступление сухого и холодного климата вместе с резким падением уровня Нила, надолго затормозило развитие неолитических культур в Египте (с.16-21).
Неолитические хозяйственно-культурные комплексы появляются в Египте как бы внезапно и сразу в развитой форме в начале V тыс. до н.э. на фоне рецидива засушливости климата, и как следствие этого - инфильтрации в долину Нила жителей оазисов Сахары и Ливийской пустыни (носителей каспийско-ливийской неолитической культуры), имевших некоторые навыки земледелия и разведения домашнего скота. Заметным было здесь и влияние сахаро-суданской неолитической традиции. Неоли-тизация Нижнего Египта происходила под воздействием продвинувшихся сюда с территории Синая и Леванта групп населения, также освоившего уже производящие формы хозяйства. Внешние влияния, по мнению автора, сыграли существенную роль в формировании различий между основными регионами Египта, где сложились разные по материальному облику неолитические культуры: в дельте - культуры Меримде, Фаюм А, Эль Омари; в долине - тарифская и бадарийская культуры. К середине IV тыс. до н.э. окончательно оформляются две крупные историко-культурные области, представленные в Низовье маадийским культурным ком-
плексом (буто-маадийской культурой), а в Верхнем Египте - культурой Нагада. Несмотря на общность их хозяйственной основы - земледелие и скотоводство - природно-климатические и ландшафтные условия предопределили различное соотношение этих отраслей в двух регионах, которые сохраняли свою хозяйственную и культурную специфику на протяжении всей последующей истории Египта (с.51, 66).
Как полагает Т.А.Шеркова, рецидив засушливости климата начала V тыс. до н.э., вероятно, уже тогда повлек за собой создание первых простейших ирригационных систем. Но в основном их строительство развернулось в первой половине IV тыс. до н.э. (период Нагада I), когда возникла замкнутая система каналов, дамб и водоемов, работающая в режиме сезонных разливов Нила. Ирригационное строительство, требовавшее значительного количества рабочих рук, способствовало концентрации населения, укрупнению коллективов и росту размеров поселений, часть которых превращалась в локальные центры будущих номов Египта.
Анализу развития социальной системы культурных общностей Египта в V-IV тыс. до н.э. посвящена часть II исследования, состоящая из двух глав. В главе 1 рассматриваются археологические комплексы маа-дийской культуры, границы распространения которой в середине IV тыс. до н.э. охватывали практически всю дельту Нила. Материалы некрополей (Маади, Вади Дигла I и др.) демонстрируют полное отсутствие следов социально-имущественной дифференциации (за исключением некрополя в Гелиополе), а также указывают, вероятно, на доминирующую роль общины по отношению к малой семье и существование в рамках каждой общины нескольких родовых групп. В погребальном обряде фиксируется возникновение религиозно-мифологических представлений, связанных с солярным культом, на основе которых позднее сложился гелиопольский космогонический миф (с.88-91).
Жилые постройки на поселениях маадийской культуры представлены полуземлянками столбовой конструкции, и лишь в конце фазы Буто III (ок. 3300 г. до н.э.) появляются архитектурные сооружения из сырцового кирпича качественно нового типа. Распространение практики возведения подобных сооружений (примером которых может служить храм в Телль Ибрагим Аваде на востоке дельты) автор связывает с продвижением на север культуры Нагада, которое прервало развитие маадийской культуры (с.96-97).
Находки на поселении Маади предметов из меди, пишет Т.А.Шеркова, в литературе иногда трактуются как свидетельство контак-
тов с районами медных месторождений Синая и Восточной пустыни. Предполагается даже, что само основание поселения было связано с освоением синайских рудников и имело целью создание центра производства медных изделий. Однако единичность их находок и бедность облика материальной культуры Маади в целом, по мнению автора, не дают оснований для таких выводов. Имеющиеся материалы, полагает Т.А.Шеркова, указывают лишь на первые шаги в обработке меди. Только с приходом в дельту культуры Нагада, на поздних фазах ее развития начинается история разработки синайских рудников, а также активная египетская колонизация на Северном Синае и в Южном Ханаане (с.109).
Глава 2 посвящена изучению культур Среднего и Верхнего Египта - бадарийской и нагадской, относительно которых, однако, как отмечает автор, в науке пока окончательно не решен вопрос: являлись ли они хронологическими этапами одной культуры или были самостоятельными, хотя и родственными культурами. Не вполне ясна также и проблема происхождения бадарийской культуры. Тем не менее, учитывая отсутствие каких-либо данных о глобальной смене населения в долине Нила на протяжении всего IV тыс. до н.э., пишет Т.А.Шеркова, «есть основания рассматривать материальные источники этих археологических культур как отражающие поступательные этапы в развитии общества додинастиче-ского Египта» (с .112).
Материалы бадарийских поселений характеризуются исключительной фрагментарностью. Однако тот факт, что бадарийское общество представляло собой уже довольно сложный социальный организм, позволяют судить материалы, относящиеся к погребальной практике. Монолитность секторов некрополей с элитарными погребениями свидетельствует, по мнению Т.А.Шерковой, о том, что определяющим пока был коллективный социальный статус аристократических (старших) родов (с.121-122).
Дальнейшее развитие верхнеегипетского общества происходило на основе культуры Нагада, памятники которой с самых ранних фаз ее развития были распространены по всей долине Нила. Раскопки в самой На-гаде, а также в Абидосе, Балласе, Иераконполе, фиксируют пространственное структурирование исторических локальных территорий (номов), на которых возникают протоцентры («додинастические города») с окружающими их некрополями и поселениями. Этот процесс сопровождался существенным усовершенствованием строительной техники, появлением жилых и монументальных общественных построек, возведенных с ис-
пользованием сырцового кирпича, а также престижных многокамерных погребальных сооружений.
Широкомасштабные археологические исследования в Иераконпо-ле, пишет автор, выявили систему расселения и инфраструктуру исторической области, которая может рассматриваться как модель социально-экономического устройства древнеегипетского общества додинастическо-го времени.
Материалы иераконпольских некрополей свидетельствуют о достаточно глубокой социальной дифференциации верхнеегипетского общества, выделении социальной элиты и сложении института царской власти уже во второй половине IV тыс. до н.э. Особый интерес в этом плане, как отмечает автор, представляет гробница правителя Иераконполя периода Нагада II (ок. 3300 г. до н.э.). Анализ настенной росписи гробницы позволяет, по мнению автора, предположить, что правители Иераконполя уже тогда наделялись именем Хора и почитались как его земные воплощения (с.167).
В целом, пишет Т.А.Шеркова, сложившаяся здесь в третьей четверти IV тыс. до н.э социально-политическая структура соответствовала по-тестарной модели общества с концентрацией военной, административной и сакральной власти в руках вождя, опиравшегося на местную родовую аристократию. Ее центристский характер отразился в организации пространства Иераконполя с выделенным ядром - «додинастическим городом», в котором находилось монументальное сооружение - церемониальный центр, связанный с культом верховного правителя. Как полагает автор, основываясь на этнографических данных, «додинастический город» в Иераконполе вырос, по-видимому, на месте укрупнившейся общины с доминировавшим в ней родом, чьим тотемом являлся сокол Хор, ставший символом этого вождества и патроном его верховного правителя, а затем, в раннединастическую эпоху, - важнейшим божеством царя и всего Египта (с.178).
Процесс объединения Египта и формирования института царской власти рассматривается в части III. Во второй половине IV тыс. до н.э. в долине Нила на основе единой культуры Нагада сложился ряд локальных сообществ («номовых государств»), среди которых Иераконполь еще до начала своей экспансии приобрел, как считает автор, черты территориального государства и играл доминирующую роль в Верхнем Египте. Хронологический интервал между началом собирания египетских земель иераконпольскими вождями и образованием единого государства от пер-
вых порогов до дельты приходится на конец II и на III фазы культуры На-гада, т.е. приблизительно от 3200 до 3100 г. до н.э. Последняя из указанных дат принята большинством исследователей как начало I (общеегипетской) династии. При этом, сложившаяся в Иераконполе «политархия» во главе с вождем, облеченным сакральными и военными функциями, легла в основу института царской власти и государственного устройства египетского территориального государства.
Автором подробно анализируются различные аспекты культа священного царя на основе материалов, полученных при раскопках храма Хора в Нехене и сопоставлении их с артефактами традиционных африканских культур. Эти храмы, с точки зрения автора, определяли геополитические и религиозные границы Древнего Египта с западной пустыней, Синайским полуостровом и Нубией и являлись материальным воплощением идеи замкнутого на себе космоса, подобием которого мыслился Египет. Причем, локализация одного из храмов в глубине дельты (храм в Телль Ибрагим Аваде), наряду с другими материалами новейших археологических исследований в Низовье, не оставляет сомнений в том, пишет Т.А.Шеркова, что уже первые правители Верхнего Египта, причисляемые к так называемой 0 династии, контролировали, по крайней мере, часть дельты Нила. Соответственно, отмечает она, теряет под собой основу и утвердившаяся в египтологии концепция существования в дельте до образования единого государства самостоятельного нижнеегипетского царства, а сама идея двух царств выглядит скорее политико-теологической догмой, чем исторической реальностью (с.206-215).
В части IV рассматриваются религиозно-мифологические представления и ритуальная практика в додинастическом Египте. Эти представления, как подчеркивает автор, формировались в гомогенной по своей природе культуре Нагада, что нашло отражение в единстве образной системы, представленной в изобразительном материале памятников разных регионов Египта, а также в единстве художественных приемов воплощения образов.
Значительное внимание Т.А.Шеркова уделяет ранним этапам развития солярного мифа и формирования образов, отражавших символику глаза, являвшуюся важнейшей в религиозных и мифологических представлениях древних египтян. Идеи, мотивы и образы, связанные с представлениями о солнце как о небесном глазе, отразились в магических текстах и ритуальных изображениях, иллюстрирующих представления о небесном глазе космических богов: Оке Хора, Ра или Атума. В качестве
древнейших напластований в них сохранился синкретический по природе центральный образ небесной коровы, характерный для периодов Нагада I и II, в котором воплощались богини Нут, Хатхор, Исида. Однако в про-то/раннединастическое время этот образ отошел на второй план и уступил место мужскому божеству в образе быка, олицетворявшему солярные представления, отраженные в ритуальном окрашивании глаз «малахитовой зеленью». Отмечается также тесная связь ритуала жертвоприношения быка и соответствующего мифа о жертвоприношении бога в обличии быка с мифом об Оке Хора. Эти мифы иллюстрирует серия археологического и изобразительного материала додинастического и раннединастическо-го времени. Подобно умирающему и воскресающему божественному быку, верховный правитель также циклически возрождался после прохождения ритуалов, воспроизводивших действие мифа о возвращении Хору его глаза. Тем самым обеспечивалось возрождение физической и военной мощи царя, гарантирующей сохранение целостности Египта, олицетворением которой царь являлся (с.289-294).
Проблема становления первого государства в Египте, пишет в «Заключении» Т.А.Шеркова, неразрывно связана с проблемой формирования стиля древнеегипетской культуры. Рассмотренные в данном исследовании процессы, приведшие к объединению страны, отмечает она, выявляют важнейшую стилистическую черту позднего додинастического Египта. Это центричность, которая проявилась в геополитическом и социальном устройстве государства и в целом ряде явлений культуры. Окончательное оформление «центрического стиля» автор относит к периоду разрозненных номовых государств, существовавших в Египте в IV тыс. до н.э. непосредственно перед образованием единого государства. Идея цен-тричности служит важ-
нейшим признаком построения композиций на произведениях изобразительного искусства, особенно на сакральных предметах, позволяющих интерпретировать религиозно-мифологические представления. Воплощением идеи центричности выглядит и сама социальная структура Египта, которая может быть уподоблена кругу с выделенным центром или пирамиде, увенчанной фигурой вождя/царя, опиравшейся на расширявшееся книзу основание социально и имущественно структурированного общества. Город или «протогород», по мнению Т.А.Шерковой, восходит к той же модели. «На уровне космологического осмысления мира, - пишет она,
- город, маркировавший центр физического и социального пространства, воплощал центр вселенной и символизировал верховную власть. Таким образом, города возникали как необходимый атрибут социально-стратифицированного централизованного общества, как оплот верховной власти с ее управленческими функциями по отношению к сельской периферии» (с.303).
В «Приложении» (с.307-337) публикуется каталог церемониальных палеток и рассматривается генезис этой категории ритуальных предметов в свете религиозно-мифологических представлений древних египтян додинастического периода.
А.Е. Медовичев СРЕДНИЕ ВЕКА И РАННЕЕ НОВОЕ ВРЕМЯ
2005.01.004. ВРЕМЯ В СРЕДНЕВЕКОВЬЕ.
Time in medieval world / Ed. by Humphrey Ch., Ormrod W. - York, 2002. -176 p.
Ключевые слова: время в Средневековье, VI—XVI вв.
Реферируемый сборник, составленный на основе материалов конференции, проходившей в Йорке в 2000 г., посвящен восприятию времени людьми Среднековья. Как указывает в предисловии один из составителей
- К.Хамфри, (ун-т Йорка) поставленная проблема обсуждается в книге с новых позиций. Вместо того, чтобы обсуждать понятие времени, существовавшее в средневековом мире, авторы обращаются к вопросу о том, что люди Средневековья делали со временем. Предметом рассмотрения становятся не абсолютные характеристики времени как явления, а конкретные временные деления, датировки, хронологические схемы в том виде, в
