CC BY
87
2008.03.045. ВЕНГРОУ Д. АРХЕОЛОГИЯ РАННЕГО ЕГИПТА: СОЦИАЛЬНЫЕ ИЗМЕНЕНИЯ В СЕВЕРО-ВОСТОЧНОЙ АФРИКЕ, 10000-2650 гг. ДО Н.Э.
WENGROW D. The Archaeology of Early Egypt: Social Transformations in North-East Africa, 10000 to 2650 BC. - Cambridge: Cambridge univ. press, 2006. - XXI, 343 p. - (Cambridge World Archaeology).
Ключевые слова: археология раннего Египта, 10000-2650 гг. до н.э., социальные изменения до возникновения династического государства.
Монография Д. Венгроу вышла в свет в кэмбриджской серии Мировой Археологии, адресованной как профессиональным археологам, так и исследователям, работающим в области смежных с археологией дисциплин. Тома этой серии знакомят читателей с результатами археологических исследований различных регионов мира в широком культурном контексте и предлагают современные интерпретации новых данных, базирующиеся на междисциплинарных подходах.
Реферируемое издание состоит из введения и двух частей. Первая часть включает пять глав под заголовком «Изменения в доистории», вторая - пять глав, посвященных проблеме становления государственности в Древнем Египте, и заключение. В книге анализируются социальные изменения, происшедшие в Египте с конца последнего ледникового периода до возникновения династического государства. Таким образом, временной диапазон исследования охватывает приблизительно семь тысячелетий. Книга иллюстрирована фотографиями, рисунками, картами, снабжена хронологическими таблицами и обширной библиографией.
Во введении автор формулирует цели и методы своего исследования, а также предлагает свои интерпретации социальных и культурных изменений в Египте и на прилегающих к нему территориях Азии и Африки от начала голоцена до раннединастического периода, основанные на анализе обширного археологического материала. Одну из важнейших задач своего исследования Д. Венгроу видит в том, чтобы показать корреляцию изменений в ритуальной практике и в политико-экономической сфере на археологической временной шкале.
В главе 1 Древний Египет рассматривается в широком контексте межкультурных связей и влияний со стороны Юго-Западной Азии и Северо-Восточной Африки на протяжении огромного периода времени с 10000 до 3300 г. до н.э. Основными изменениями, происшедшими в Египте в указанный период, являются начало доместикации животных и растений, изобретение новых технологий ремесленного производства, возникновение больших населенных центров, технологические инновации в использовании металлов, камня и других ресурсов, интенсификация межкультурных связей. Значительное внимание автор уделяет анализу влияния природно-климатических факторов на процесс становления древнеегипетской цивилизации.
Глава 2 посвящена проблеме формирования египетской неолитической экономики и общества. На широком археологическом материале проводится анализ изменений в материальной культуре Египта эпохи неолита. В долине Нила одомашнивание животных начинается раньше окультуривания растений. Эта особенность, по мнению автора, предопределила различие моделей культурного развития Египта и Юго-Западной Азии и Европы. Кроме того, как отмечает Д. Венгроу, в эпоху неолита более глубокие различия в области социального и культурного развития прослеживаются между долиной и дельтой Нила, нежели между Верхним Египтом и Суданом. Для характеристики неолитической культуры Египта Д. Венгроу вводит термин «первичное пастушеское сообщество» (с. 44).
Уже в эпоху верхнеегипетской культуры Бадари (конец VI тыс. - 4000 г. до н.э.) огромное значение придавалось заупокойному культу. Как правило, некрополи содержали от 50 до 300 могил. Самые большие из них, расположенные в Северном Судане, насчитывали свыше 1000 погребений. Умершего помещали в овальную яму в скорченном положении, тело заворачивалось в шкуру животного или тростниковую циновку и украшалось каменными бусами, раковинами, изделиями из кости. В могилу помещались керамические сосуды, косметические палетки. Повсеместно встречаются кусочки малахита, добываемого в Восточной пустыне, реже - галенита, а также следы их растирания на палетках. Примечательно, что в погребениях Хартума и Кадрука, относящихся к V тыс., появляются каменные навершия булав - артефакт, регуляр-
но встречающийся в IV тыс. (в эпоху Нагада 1-11). Среди интересных особенностей погребальной практики в египетской долине Нила и Судане автор выделяет обычай совмещения человеческих и животных погребений (с. 56-59).
В главе 3 рассматриваются особенности процесса доместикации в долине Нила в контексте тех изменений, которые происходили в Восточном Средиземноморье в натуфийский период (1300010000 гг. до н.э.) в связи с переходом от присваивающей к производящей экономике и появлением оседлых поселений. При этом автор указывает на различие между социальной морфологией долины Нила и неолитической зоны Плодородного полумесяца. В отличие от последней, в долине Нила не прослеживается длительной традиции оседлой жизни, предшествующей образованию государственности. Единственное ясное свидетельство постоянных поселений в эпоху неолита в Египте происходит из Меримде Бени Салама, неолитического поселка на окраине дельты. Доминантой культурных перемен в долине Нила, с точки зрения автора, явилась сфера заупокойного культа. И в главе 4 Д.Венгроу показывает, как ритуальная взаимосвязь между живыми и умершими постепенно структурировала организацию труда и сферу потребления в эпоху Нагада 1-11 (4000-3300 гг. до н.э.), предшествующую возникновению государственности в Древнем Египте, а потому получившую название «додинастической эпохи». Автор подробно анализирует археологический материал, происходящий из Иераконполя (древнеегипетский Нехен), расположенного на западном берегу Нила в Верхнем Египте. Археологические слои Иераконполя восходят к додинастической эпохе, представленной обширным поселением и целой группой некрополей, общее число погребений в которых исчисляется тысячами. Данный комплекс, хотя и выдающийся по своим масштабам, тем не менее является лишь одним из ряда до-династических некрополей, расположенных по всему Верхнему Египту и содержащих от одной-двух сотен до нескольких тысяч погребений. Небольшие некрополи имеются и южнее, в Нубии, причем, отмечает Д. Венгроу, можно говорить о единстве нубийской и верхнеегипетской погребальных практик в эту эпоху. Артефакты, сопровождающие верхнеегипетские погребения, включают широкий спектр предметов, приобретенных в результате торговых связей с весьма отдаленными регионами. Эти предметы относят к
категории престижных, и их наличие маркирует высокий социальный статус умершего. Именно в долине Нила, считает автор, сложились благоприятные условия для осуществления торговых связей (существенную роль здесь играла река), контролируемых отдельными группами лиц, образовавшими элиту. Приобретение экзотических товаров стимулировало процессы собственных технологических инноваций, которые, в свою очередь, привели к возникновению механизма управления местным производством и сбытом. Все эти социальные изменения были вызваны, в конечном итоге, потребностью обеспечения умерших подобающими дарами. «Урбанизация мертвых» (т.е. «привязка» их к определенным местам) и послужила, по мысли автора, существенным фактором в процессе «урбанизации живых», начавшемся в Верхнем Египте до возникновения единого государства в эпоху Нагада III.
В первой половине IV тыс. прослеживаются заметные различия в погребальных практиках между Нижним и Верхним Египтом. Сравнительно с погребениями долины Нила эпохи Нагада I—ИВ, нижнеегипетские некрополи в Маади, Вади Дигла, Гелиополе отличаются отсутствием в погребениях керамических сосудов, предметов иноземного производства, украшений. При этом отмечается любопытный факт: региональные различия в заупокойных обрядах резко контрастируют со сходством бытовой культуры Верхнего и Нижнего Египта. Однако уже в конце периода Нагада II стираются различия и в сфере заупокойного культа: погребения некрополей Фаюма, Абусир эль-Мелека и эль-Герзы практически неотличимы от верхнеегипетских, что позволяет сделать вывод о постепенном распространении южных заупокойных практик и соответствующего им комплекса идей на север. В течение Нагада III в Нижнем Египте наблюдается увеличение количества поселений. Нередко эти процессы объясняются миграцией на север значительных групп людей или даже целых сообществ. Возможно и иное объяснение: внутренние факторы способствовали усвоению нижнеегипетскими сообществами верхнеегипетских практик. Наиболее же вероятным автору представляется сочетание обоих процессов (с. 88).
В главе 5 автор затрагивает проблему образа, ритуала и формирования идентичности в конце доисторической эпохи. Подробно рассматривается и анализируется изобразительная программа гробницы 100 из Иераконполя, относящейся ко времени Нагада НС.
Иераконпольская гробница давно находится в фокусе внимания исследователей, занимающихся проблемой социальных и политических изменений в додинастическом Египте. Гробница содержит полихромные изображения лодок, животных, человеческих фигур, в том числе сцены борьбы. Автор обращает внимание на то, что сам процесс нанесения изображений был почти наверняка частью заупокойного ритуала (с. 115).
О разнообразии практик, связанных с отношением к телу умершего в эпоху Нагада II, можно судить по двум погребениям некрополя А из эль-Амры в Верхнем Египте. Одно из этих погребений особо примечательно тем, что обнаруживает практику расчленения тела, находящуюся в видимом противоречии с обычаем сохранения целостности тела в эпоху неолита. Подобные погребения имеются в Нагаде, Абидосе, эль-Герзе в Фаюмском регионе, эль-Адайме и Иераконполе. Практика расчленения сразу привлекла внимание исследователей, занимающихся проблемой происхождения осирического предания, в котором расчленение тела и его последующее восстановление играет центральную роль.
Находки, сделанные в ходе недавних раскопок в районе Ие-раконполя, свидетельствуют о существовании в Египте уже в доисторическую эпоху практик, направленных на обеспечение сохранности тела, т.е. «предтеч» мумификации. По мнению автора, склонность египтян к сохранению тела после смерти объясняется значимостью для сообщества сохранения положительного образа умершего в социальной памяти, причем решающую роль в этом играют заупокойные ритуалы, связывающие физические и социальные аспекты личности и являющиеся «социальными событиями» (с. 122).
Глава 6 посвящена проблеме «монархической памяти» - понятию, введенному Мишелем Бо для характеристики особой приверженности древних египтян к «хронологическим» спискам царских имен, к которым современные исследователи все еще нередко относятся как к древнейшей историографии. Автор указывает на неадекватность такого подхода и приходит к выводу о том, что «монархическая память» в Древнем Египте черпала многие свои формы и практики из «невербализованного хранилища социальной памяти» (с. 134).
Глава 7 посвящена связям Древнего Египта с внешним миром в период 3300-2500 гг. до н.э. Происходящий в конце IV тыс. в южной Месопотамии процесс урбанизации способствовал распространению шумерского влияния вдоль Среднего и Верхнего Евфрата. В сфере влияния шумерской культуры находились, кроме того, общества, располагающиеся за пределами Плодородного полумесяца, от Иранского плато до Египта. В течение всего периода формирования государства (3300-3000 гг. до н.э.) Египет расширял сферу отношений с южным Левантом, о чем можно судить, в частности, по предметам из гробницы U-j из Абидоса.
Церемониальные предметы эпохи Нагада III содержат неегипетские изобразительные мотивы, имеющие параллели в глиптике Месопотамии и юго-западного Ирана. Потребность в осуществлении контактов и товарообмена с отдаленными регионами, отмечает автор, усилила тенденцию к возникновению в Египте местной иерархии (с. 142). Выделившаяся элита претендовала на контроль ресурсов и проявляла заинтересованность в реструктуризации сельской экономики путем внедрения производственных технологий из Юго-Западной Азии. Результатом этих процессов явилась все большая поляризация сообщества, основная часть которого была занята в сфере производства, а меньшая сосредоточила в своих руках сферу управления и внешних контактов.
Начиная с III тыс. до н.э., пишет автор, сельское хозяйство в Египте находилось под царским или храмовым патронажем, сфера контроля внутренних ресурсов все более расширялась и концентрировалась в руках знати. Этот процесс, результатом которого стало формирование иерархических структур и развитие вертикальных связей, начался не позднее периода Нагада IIIB. Космологическим основанием данного процесса явился образ Египта как ограниченного мира, отличающегося от своих соседей присутствием внутри него царственности и богов (с. 146). Этот мир мыслился дуальным - две земли Верхнего и Нижнего Египта, связанные воедино посредством царственности, - и соотносился с миром «внешним» как космос и хаос. Пространство хаоса включало в себя и те регионы, с которыми Египет имел культурное родство и социальные связи (Нижняя Нубия и Левант), равно как пустыни к востоку и западу от долины Нила. Вызванное таким видением мира значительное ограничение регулярных наземных контактов с Юж-
ным Левантом сопровождалось укреплением морских связей с прибрежными сообществами севера, а также активным централизованным освоением природных ресурсов территорий, непосредственно примыкавших к Египту. В первой половине III тыс. усиливаются торговые связи с Библом, занимавшим центральное положение между Египтом и сетью городов-государств Сирийской степи. Торговые связи в раннединастический период осуществлялись посредством организации прямых контактов между ограниченными локальными группами, способными эффективно организовывать местное производство предметов потребления, часть которых могла использоваться для обмена.
Глава 8 содержит размышления автора о процессах, происходивших в эпоху Нагада III, суть которых охарактеризована им как «эволюция простоты». Становление древнеегипетской государственности, пишет он, сопровождалось, как это ни парадоксально, упрощением и «стандартизацией» материальной культуры, что особенно ярко прослеживается при сопоставлении керамических изделий этого периода с предшествующими. Упрощается и бытовая культура населения, и погребальные обряды. О последних можно судить по погребениям частных лиц из некрополя в эль-Кабе (Верхний Египет). Здесь не засвидетельствовано ни практики расчленения тела, ни попыток мумификации. Погребальный инвентарь достаточно скуден и прост, декоративные элементы, за редким исключением, отсутствуют. Керамика отличается грубостью и отсутствием разнообразия форм.
В период Нагада III происходит заметный рост поселений дельты, некрополи которых простираются в это время до ее восточных границ. К существенному изменению материальной культуры данного региона можно отнести появление многочисленных строений из кирпича. В целом отмечается централизация организации производственной деятельности в долине и дельте Нила.
Далее автор касается проблемы соотношения ритуала и политической централизации. Процесс формирования социальной иерархии в период Нагада III нашел отражение не только в погребальной практике Египта, но и Нубии. При этом, начиная уже с эпохи Нагада II, намечается различие заупокойных обрядов в данных регионах. Это различие касается как репертуара артефактов и характера изображений на них (в частности, в Нубии в конце
IV тыс. продолжали изготавливать искусно расписанную керамику), так и практик, связанных с отношением к телу. Новые элементы в погребальных практиках знати конституируют, по мнению автора, новые формы социальной идентичности и новые «социальные миры». Традиционные же «социальные миры», пишет он, «наполнялись новым комплексом идей, в которых иерархия представала как необходимая черта человеческого существования» (с. 173-175).
В главе 9 освещаются процессы, связанные с возникновением письменности в Древнем Египте. Автор анализирует содержание изображений на различных церемониальных предметах эпохи становления государственности (так называемый «бруклинский» нож, нож из Гебель эль-Арака, палетка Двух шакалов, палетка Охотников), а также на цилиндрических печатях, появление которых в Египте обусловлено культурными и торговыми связями с Месопотамией. Изобразительная программа церемониальных предметов и печатей несет определенную смысловую нагрузку, являясь тем самым предтечей письменности. «Церемониальные предметы можно понимать как престижные символы прежнего способа существования, пронизанного силой обычая и памятью предков», - считает автор (с. 185-186). Возникающая элита усвоила и трансформировала этот освященный временем архив социального знания, используя его в своих интересах.
Особый интерес представляют знаки, начертанные на ярлычках, прикрепленных к сосудам с заупокойными дарами, из гробницы U-j из Абидоса, относящейся к периоду Нагада IIIA1 (конец IV тыс. до н.э.). Коммуникативная система, к которой принадлежат знаки из гробницы U-j, является предшественницей системы иероглифического письма (с. 203). Рассуждая о функциональном назначении надписей, автор высказывает предположение, что они сделаны отнюдь не одним человеком, а группой лиц, которая представляла себя единым целым, обладающим идентичностью, и, как единое целое, участвовала в общем деле - отправлении заупокойного культа. Таким образом, надписи из гробницы U-j, по мнению Д. Венгроу, дают еще одно подтверждение усиления тенденций к централизации и объединению сообщества.
Наиболее ярким отражением процесса централизации в эпоху Нагада III является знаменитая палетка Нармера, происходящая из скопления вотивных предметов в Иераконполе, на которой изо-
бражена сцена поражения царем врагов и объединения страны. Это и другие изображения на различных церемониальных предметах, с точки зрения автора, свидетельствуют о том, что Египет в эпоху Нагада III мыслился тождественным «космизованной», т.е. упорядоченной части мироздания, в то время как поражаемые царем жертвы персонифицировали «внешние» враждебные силы хаоса, угрожающие сообществу. Царь предстает в данной системе координат защитником социального порядка, вместилищем сакральной силы (с. 217).
О том, сколь значимой стала роль царя в заупокойном контексте в эпоху Нагада III, можно судить по практике записи царских имен на керамических и каменных сосудах, которые клали в погребения. Наибольшей концентрации сосуды с такими надписями достигают в погребениях Абидоса, а также в районе Мемфиса.
В главе 10 рассматриваются погребальные практики царей и знати в первые столетия III тыс. до н.э. Д. Венгроу затрагивает ряд ключевых проблем, связанных с характером и целью раннедина-стических заупокойных ритуалов, что позволяет лучше понять суть происшедших в этот период социальных изменений. Основное изменение в сфере заупокойного культа связано с усвоением элитой новой системы заупокойных практик, направленных на сохранение умершего в пространстве мира живых, осуществляемое посредством жертвоприношений, культа, мумификации тела, строительства монументальных заупокойных комплексов. Практика расположения различных гробниц одного и того же царя, из которых лишь одна содержала тело умершего, и в Верхнем, и в Нижнем Египте (в Абидосе и Саккаре) иллюстрирует, по мнению автора, тождество царского тела, страны и космоса (с. 229-231). Особенностью погребений знати первых двух династий является сопровождение заупокойных даров именами царей, цариц и высших должностных лиц, написанными на сосудах, печатях, ярлыках и идентифицируемыми как имена дарителей, а не получателей заупокойных приношений. Причем надписи с одними и теми же именами сопровождали однотипные дары как на севере, так и на юге Египта. Из этого, по мнению автора, следует вывод о централизованном распределении заупокойных даров в некрополи обеих частей страны и о единстве погребальных обрядов в этих регионах. Гробницы Абидоса и Саккары имеют, кроме того, сходную архитектуру. Царские погре-
бения I династии сопровождались принесением беспрецедентного количества материальных даров, приобретенных за пределами Египта. Некоторые погребения царей и знати I династии и на севере, и на юге содержат костные останки, подтверждающие практику человеческих жертвоприношений (с. 243).
Исследование и интерпретация археологических материалов по доисторическому и раннединастическому Египту, отмечает в заключение автор, позволяет достаточно уверенно утверждать, что бюрократическая система в Древнем Египте явилась скорее следствием, нежели причиной государственного образования. Централизация власти была обусловлена сосредоточением контроля заупокойного культа в руках отдельных групп, что и привело к формированию в конце IV тыс. иерархического порядка. Легитимации и институциализации центральной власти, ритуальной по своему генезису, способствовала приобретенная ею монополия на межрегиональный товарообмен.
О.Р. Астапова
