_2004.02.006. ЭЙЗЕНШТАДТ Ш. ОСЕВЫЕ И НЕОСЕВЫЕ ЦИВИЛИЗАЦИИ: ЯПОНСКИЙ ОПЫТ В СРАВНИТЕЛЬНОЙ ПЕРСПЕКТИВЕ - КОНСТРУИРОВАНИЕ ГЕНЕРАЛИЗОВАННОГО ПАРТИКУЛЯРИСТСКОГО ДОВЕРИЯ.
EISENSTADT Sh.N. Axial and Non-Axial civilizations - the Japanese experience in a comparative perspective - The construction of generalized particularistic trust// Japan in contemporary perspective. - Kyoto: Intern. Center for Japan. studies, 1999. - P.1-18.
Япония, пишет Ш.Эйзенштадт (Еврейский университет Иерусалима, Израиль), была не только первым неевропейским обществом, которому удалось провести полную модернизацию, но и первой и последней неосевой цивилизацией, добившейся таких результатов (с.1). Две особенности японской модели развития существенно отличают ее как от осевых, так и доосевых цивилизаций. Первая - быстрый, похожий на европейский, темп институциональных изменений от племенной монархии к феодальному, а затем к относительно централизованному абсолютизму, за которым последовали революционный прорыв в современность и индустриализация. Вторая особенность - отличие ее институциональных форм от европейских, несмотря на структурное сходство.
Точкой бифуркации, определившей дальнейший ход истории Японии, были реформы Тайка в конце VII в. - попытка создать «имперское» клановое государство. В результате возникла система двойной, параллельной гегемонии имперского двора, которому не всегда хватало силы, и клановых аристократий, которым не хватало легитимности: если кланы - это power, то двор - authority. Такое разделение привело к тому, что в Японии не возникли центры или базы власти, автономные от феодально-клановых узлов и имперского центра (например, церковь).
Это отличает Японию как от Европы, так и от тех осевых цивилизаций, для которых был характерен рост различий между структурной дифференциацией общественного разделения труда и дифференциацией функций элиты (с.5). Кроме того, в осевых обществах возникали автономные элиты, нередко выдвигавшие радикальные концепции напряженности между мирским и трансцендентным порядками (тенденция к «идеологизированной политической жизни»).
Для институционального развития Японии характерна необычная комбинация крайне высокого уровня структурной дифференциации с низким уровнем обособления функций элиты: главные элитарные функ-
ции в Японии были четко предписаны, что исключало возможность появления автономных культурно-политических единиц.
Наиболее важными чертами японской семейной и родственной систем Эйзенштадт считает следующие: 1) комбинация относительно открытой унигенетуры с практикой включения в семью людей со стороны; 2) упор на функциональную адекватность и перфекционизм в рамках семейной солидарности; 3) решающая роль нуклеарной социальной единицы (система «иэ», сменившая «удзи»); 4) слабость более крупных, чем семья, родственных единиц.
Иэ - это корпоративная родственная группа, комбинированная открытость и закрытость. Модель иэ лежит в основе современных промышленных групп, как вертикальных (кэйрэцу), так и горизонтальных (сюдан). Общество в целом и его центры определялись в терминах родства, и это усиливало открытость родственных единиц как ячеек родственного целого. В результате социальные ячейки Японии были готовы демонстрировать лояльность практически любой силе, если она легитимизировалась «семейственным» («familistic») социальным порядком, воплощенным в фигуре императора. Отсюда, во-первых, верховенство в отличие от Китая лояльности по отношению к господину (lord) над таковой по отношению к отцу; во-вторых, готовность общества открыться внешним силам, если те включались в систему широкой родственной символики (с.8). С этим связана весьма сильная в различных секторах японского общества тенденция анализировать внешние изменения и связанные с ними ориентации на успех в русле реконструкции контекстов, определяемых в терминах культуры или родства. Эту тенденцию усиливала характерная для Японии относительная слабость связей между властью (power), богатством и статусом.
На практике, однако, слабость нередко оборачивалась гибкостью, и это позволило системе создавать институциональные «пустоты», т.е. социальные пространства, конкретное содержание которых не было предопределено и которые можно было в зависимости от обстоятельств наполнять различным содержанием. Если учесть децентрализованный характер власти, то становится ясно, что экономическая и социальная мобильность - явления, способствующие институциональным нововведением, - черты, не случайные в японском обществе.
Открытость семьи внешним силам в «поле», освящаемым фигурой императора, обусловливало расширение зоны доверия за пределами семьи. В результате возник феномен, который Эйзен-штадт называет «ге-
нерализованное партикуляристское доверие» (generalized particularistic trust). Конструирование и реконструирование этого доверия - вот в чем суть особой динамики японского общества. Речь идет о развитии-генерализации связей между множеством ячеек, но не на универсалистский, а на партикуляристский манер, который постоянно меняет свою конкурентную форму.
Переход из семьи в школу, из школы в институт, из института на работу не представляет в Японии социальный разрыв, это перемещение из одной организации семейно-родственного (партикуляристского) типа в другой. Японский универсум - это сеть однотипных партикуляристских ячеек, функционирующих на основе расширения доверия. В повседневной практике такого «генерализованного партикуляризма» поведение людей вполне предсказуемо; нововведения не шокируют, а встраиваются в систему преемственности и т.п.; социальное принуждение носит ограниченный характер (оно интериоризируется); неудачникам и побежденным всегда оставлялся минимум социального пространства. Расширение доверия является одной из главных форм разрешения социальных конфликтов. Элиты в такой системе регулируют общество на «семейный манер», становясь главными носителями как традиций, так и изменений и не вырываясь при этом из «первичной» социальной среды.
А.И.Фурсов