CC BY
28
которые создавали свои филиалы в Европе. Кроме того, развитие бесплатного университетского образования в европейских странах и увеличение расходов на НИОКР способствовали повышению производительности труда и преодолению разрыва с уровнем США. Более того, в некоторых отраслях промышленности (например, в автомобилестроении и общем машиностроении) США стали отставать от своих конкурентов из Японии и стран Европы. По оценкам, в 2000 г. показатель численности промышленных роботов на душу населения в Японии был в 10 раз, а в Германии в 3,5 раза выше, чем в США (с. 38).
В середине 90-х годов США предприняли мощный рывок в развитии информационно-коммуникационной технологии, что во многом явилось результатом плодотворного сотрудничества между промышленностью, университетами и индустрией. К этому следует добавить такие факторы, как организация патентной защиты, регулирование рынка ценных бумаг, развитие венчурного капитала и усиление роли банков в финансировании многочисленных высокотехнологичных фирм. Развитие новой технологии дало основание говорить о появлении «новой экономики». Хотя Европа в целом отставала от США в развитии новейшей технологии, некоторым европейским странам (Ирландии, Швеции, Финляндии) удалось в 90-х годах обеспечить более высокие, чем в США, темпы роста производительности. В 2000 г. уровень производительности в Бельгии был на 6%, во Франции на 4 и в Нидерландах - на 2% выше, чем в США (с. 41).
В заключение автор пишет, что ХХ1 в. начинается с того, что Европа стала переживать технологический бум, который наблюдался в США в 90-х годах прошлого века. Это будет способствовать росту производительности и, вероятно, через 10 лет американские университеты будут организовывать конференции для обсуждения источников и факторов европейского превосходства в развитии экономики.
Л.А.Зубченко
2004.02.002. АБРАМ-ФРУА Ж., ДЕЗЭГ Б. ОТ «ВАШИНГТОНСКОГО КОНСЕНСУСА» К «КОНСЕНСУСУ СТИГЛИЦА». ABRAHAM-FROIS G., DESAIGUES B. Du «consensus de Washington» au «consensus Stiglitzien» // Rev. d'economie polit. - P., 2003. - Vol.113, N 1. -P. 1-13.
В конце 1980-х годов на заседании группы экономистов и экспертов МВФ и Всемирного банка (ВБ) была сформирована серия мер неоли-
берального характера, направленных на обеспечение стабильности и роста экономики стран с формирующимся рынком. Комплекс этих мер, включавший большую открытость внешнему рынку, приватизацию государственных предприятий, контроль над инфляцией, дерегулирование и соблюдение бюджетной дисциплины, получил название «вашингтонского консенсуса».
В последние годы Дж.Стиглиц, лауреат Нобелевской премии по экономике, бывший главный экономист ВБ (он оставил этот пост досрочно), профессор ведущих американских университетов, в своих работах и публичных выступлениях подверг острой критике «вашингтонский консенсус» и опирающуюся на его принципы политику МВФ и ВБ. Это нашло широкий отклик в научных кругах и среди широкой мировой общественности.
Дж. Стиглиц согласен с тем, что меры, предложенные сторонниками «вашингтонского консенсуса» - приватизация, обеспечение макроэкономической стабильности, конкурентные цены, - будучи необходимыми для развития, все-таки явно недостаточны, тем более что чаще всего они осуществляются в условиях неэффективного управления. Хорошее функционирование рынка нуждается не только в низком уровне инфляции, но и в строгом финансовом регулировании, в политике конкуренции, в передаче технологии и обеспечении прозрачности (с. 2). Одним из главных уроков азиатского кризиса конца 90-х годов ХХ в. является вывод о недостаточности правительственной политики. Государственные власти недооценили значение финансового регулирования и эффективного управления предприятиями, сделав акцент на борьбе с инфляцией. Правительства затронутых кризисом стран не смогли разработать адекватной экономической политики, обеспечивающей долгосрочный экономический рост, и оставили без внимания такие причины макроэкономической нестабильности, как слабость финансовой системы. При этом приоритет был отдан мерам либерализации, приватизации и дерегулирования рынков, что привело к усилению макроэкономической нестабильности.
Признавая, что дефицит государственного бюджета и отрицательное сальдо платежного баланса по текущим операциям негативно влияют на темпы экономического роста, Дж. Стиглиц вместе с тем отмечает, что не существует простой формулы, которая определяла бы оптимальный уровень дефицита госбюджета. Последний зависит от циклического состояния экономики, перспектив роста, направлений бюджетных расхо-
дов, объема финансового рынка и национальных уровней сбережения и инвестиций (с. 3).
Традиционно для стимулирования долгосрочного роста применяются меры макроэкономического характера, в том числе меры денежно-кредитной и финансовой политики, позволяющие обеспечить действие автоматических стабилизаторов. Однако, отмечает Дж. Стиглиц, в последние годы финансовые кризисы становятся все более частыми и острыми, что объясняется усилением воздействия на экономическую конъюнктуру таких факторов, как ограничение кредитов, банкротство предприятий или банков. Потери, связанные с крахом сберегательных учреждений в США, во много раз превышали потери, понесенные в годы Великой депрессии. Вместе с тем их отношение к ВВП США составило всего 3,2%, что гораздо меньше, чем в других странах. Потери от кризиса в Аргентине в 1980-1982 гг. оцениваются в 55,3% аргентинского ВВП, в Израиле (1977-1983)- в 30% ВВП, в Испании (1977-1985) - в 16,8% ВВП (с. 3). Все это подчеркивает необходимость создания надежных финансовых систем, для чего обеспечения прозрачности (о чем сегодня так много говорят) недостаточно. Главной проблемой, по мнению Дж. Стиглица, является при этом не либерализация или дерегулирование, а, напротив, создание таких рамок регулирования, которые обеспечивали бы эффективное функционирование финансовой системы. Если валютный кризис -следствие краха финансового сектора, то традиционное решение этой проблемы путем повышения уровня процентных ставок рискует быть весьма непродуктивным.
Главное, что нужно сделать для обеспечения долгосрочного роста, полагает Дж. Стиглиц, состоит в том, чтобы создать конкурентную среду. Либерализация торговли может усилить конкуренцию, но это происходит не автоматически. Кроме того, связь между международным обменом, конкуренцией и либерализацией часто понимается неверно. Как показывает опыт, главные доходы от развития международного обмена возникают не от межотраслевого перелива капиталов, а от расширения границ для производства.
Что касается приватизации, то ее выгоды были преувеличены, а издержки преуменьшены. Доходы от приватизации получили не органы власти, а представители частного сектора. Между тем, по мнению Дж. Стиглица, следовало бы сначала создать конкурентные механизмы. Сравнение опыта Китая и России показывает, что Китай, расширив сферы конкуренции без приватизации государственных предприятий, добил-
ся гораздо больших успехов в развитии экономики по сравнению с Россией, в которой была приватизирована значительная часть экономики и почти ничего не было сделано для развития конкуренции. Хотя это не единственная причина, объясняющая различия в результатах развития экономики двух стран, она также сыграла свою роль. Современный уровень производства в России почти вдвое ниже уровня десятилетней давности, тогда как китайская экономики за последние 20 лет развивалась темпами, выражающимися двузначными цифрами, что привело к удвоению объема ВВП по сравнению с 1989 г. (с. 4). Снижение объема производства в России сопровождалось значительным усилением неравенства в распределении доходов (с. 7).
Провал реформ во многих странах с формирующейся рыночной экономикой объяснялся, по мнению Дж. Стиглица, тем, что рекомендации сторонников «вашингтонского консенсуса» осуществлялись некомпетентными и коррумпированными правительствами, не понимавшими самой основы рыночной экономики (с. 8). Базовые учебники по экономике, распространенные в США и опирающиеся на неоклассические модели, хороши для обучения студентов, а не для рекомендаций правительствам, стремящимся создать рыночную экономику. В то же время положения экономистов других направлений (например, Й. Шумпетера) могли бы быть более полезными. Дж. Стиглиц отмечает также, что применение «шоковой терапии» к институциональным изменениям сродни политике якобинцев во время Великой французской революции и действиям большевиков в революции 1917 г. в России.
Что касается финансового кризиса в азиатских странах, то его главной причиной Дж. Стиглиц считает недостаточность, неэффективность, а иногда и вредоносный характер государственного вмешательства в одних областях и слабый контроль - в других. Некоторые меры, в том числе и осуществленные по рекомендации МВФ, только усилили уязвимость экономики многих стран и увеличили их внешнюю задолженность. В числе таких мер называются: привязывание национальной валюты к доллару в целях борьбы с инфляцией, что не было главной проблемой; стерилизация притока капиталов, что приводило к росту валютных резервов, повышению уровню процентных ставок и дальнейшему росту внешней задолженности; либерализация движения капитала, что усиливало уязвимость национальной экономики; неадекватное финансовое регулирование (с. 9).
Дж. Стиглиц предлагает увеличить численность целей экономического развития, включив в их число улучшение здравоохранения и образования, устойчивое и справедливое экономическое развитие, обеспечивающее получение всеми социальными группами выгод от развития, и демократическое развитие, обеспечивающее участие каждого в процессе принятия решений (с. 4-5). Для разработки новой концепции развития следует прежде всего пересмотреть роль государства, преодолев традиционный подход, заключающийся в разделения функций государства и частного сектора, которые должны рассматриваться не как оппоненты, а как партнеры. С этой целью выдвигается пять предложений: 1) ограничить государственное вмешательство в тех областях, где частные группы обладают значительным влиянием; 2) не допускать никаких акций государства, ограничивающих конкуренцию; 3) обеспечение прозрачности государственной политики; 4) стимулировать частное производство общественных благ, особенно с участием посреднических неправительственных учреждений; 5) стремиться к наилучшему соотношению между способностью осуществлять экспертизу, с одной стороны, и ответственностью и демократическим представительством - с другой (с. 6).
В числе мер, необходимых для стимулирования развития развивающихся стран (РС), Дж. Стиглиц называет отказ от чисто технократических моделей развития и переход к развитию как процессу демократического и социального обучения, которое может осуществляться только в рамках диалога и участия с целью достижения консенсуса (с. 10). Что касается вопроса о связи между экономическим ростом и демократией, то он еще далек от разрешения. Исторический опыт развития СССР и некоторых стран Юго-Восточной Азии показывает, что достижение высоких темпов роста возможно и в условиях отсутствия демократии (с. 11). Тем не менее, считает Дж. Стиглиц, необходимо расширять участие населения в разработке стратегии и политики развития, что может привести к повышению темпов долгосрочного роста. По его мнению, это в первую очередь предполагает обеспечение свободы слова и прессы, чтобы не только ограничить «чрезмерные» действия властей, но и повысить вероятность удовлетворения социальных потребностей. При этом он ссылается на мнение нобелевского лауреата А. Сена (A. Sen) о том, что «в обществе, в котором царит свобода прессы, нищета не рождается» (с. 12).
Л.А.Зубченко
