CC BY
87
ЛОВУШКИ ДЛЯ ЭКОНОМИКИ АМЕРИКИ И МИРА (В связи с выходом книги Джозефа Е. Стиглица «Ревущие девяностые. Семена развала». М.: Современная экономика и право, 2005) 1
Выход в свет в конце 2003 г. в США новой книги лауреата Нобелевской премии 2001 г. по экономике Джозефа Стиглица «The Roaring Nineties. Seeds of Distruction». W.W. Norton & Company, NY, L. 2003 - значительное событие в мировой экономической науке. Автор книги является не только выдающимся американским ученым. Он возглавлял Совет экономических советников Президента США Б. Клинтона в 1993-1997 гг., был первым вице-президентом Мирового банка в 1997-январе 2001 гг., участвовал в проведении экономической политики в США и мире, посетил десятки стран. В России книга издана в переводе доктора политических наук Г.Г. Пирогова, которому удалось донести до читателя неистовый дух идей Дж. Стиглица и внести в виде примечаний важные дополнения и пояснения, развивающие идеи, изложенные в книге.
Ловушка дерегулирования. Дж. Стиглиц констатирует: «Мы оказались в ловушке заклинаний дерегулирования и бездумно демонтировали регулирующие системы в недавно дерегулированных секторах - электроэнергетика, телекоммуникации и финансы» [2, с. 54]. Это актуально и для России, где рыночные фундаменталисты, очевидно с оглядкой на США, давно и упорно проводят реформы по дерегулированию и свертыванию роли государства в экономике. Автор отмечает необходимость сохранения правил регулирования, чтобы обеспечить фактическую (в противоположность потенциальной) конкуренцию: «Мы восприняли язык дерегулирования2 и фактически сдали поле боя. Но для хорошего функционирования рыночной экономики всегда необходимы законы и регулирование, обеспечивающие потребителям и инвесторам защиту от мошенничества. Необходимо было реформирование3 регулирования, но отнюдь не дерегулирование» [2, с. 138].
Дж. Стиглиц показывает, как дерегулирование в телекоммуникационном секторе способствовало возникновению «большого мыльного пузыря» и краха в 2002 г. «Полмиллиона человек потеряло работу, потеря рыночной капитализации составила 2 трлн. долларов. Индекс Доу-Джонса фирм телекоммуникационного сектора упал на 86 процентов. Банкротства следовали повсеместно одно за другим. Обанкротились двадцать три телекоммуникационных компании, включая Уорлд Ком. Банкротство последней было крупнейшим в истории.
Дерегулирование выпустило из бутылки Джинна Золотой лихорадки, при этом дерегулирование в банковской сфере позволило этому Джинну устремиться по неверному и опасному пути, началась гонка на разорение» [2, с. 138-139].
Дж. Стиглиц отмечает, что на деле «предстояла конкуренция за захват рынка, но не конкуренция на рынке... Те, кто имел стартовые преимущества в этой гонке, лоббировали дерегулирование так упорно: они считали, что побегут по внутренней дорожке, и если они победят, выигрыш будет неисчислимым. Участники рынка были убеждены, что .«победитель забирает все» [2, с. 144].
К концу 2001 г. почти 65 млрд. долл. было вложено в сотни новых телекоммуникационных проектов. Но в результате гонки оказалось, что у Америки
1 Ранее, в 2002 г. в США вышла книга Дж. Стиглица «Globalization and its Discontents». Глубокий анализ этой книги дан акад. О.Т. Богомоловым в статье «Экономическая глобализация: критический анализ», опубликованной в журнале «Проблемы прогнозирования» [1].
2 Предложенный республиканской администрацией Рейгана-Буша.
3 Здесь и далее в цитатах курсив Дж. Стиглица.
огромная избыточная мощность сетевых систем, а степень концентрации во многих секторах рынка гораздо более высокая, чем раньше. Дерегулирование сектора телекоммуникаций сыграло центральную роль как в подъеме «Ревущих девяностых», так и в образовании «мыльных пузырей», которые за ним последовали, и спада в экономике в 2001-2003 гг.
Дерегулирование банковского сектора предстает в еще более мрачном свете. Америке следовало бы извлечь больше уроков из кризиса сберегательно-кредитной системы времен Рейгана. Дерегулирование трудно поддается правильному осуществлению.
Регулирование обычно вводилось потому, что в определенных случаях происходили «провалы» рыночного механизма. Отмена регулирования не устраняет возможности появления этих провалов. «Один из наиболее
существенных пробелов рыночного механизма, на который обращал внимание еще сам Адам Смит, заключается в стремлении бизнеса подавить конкуренцию. Дерегулирование мотивировалось скорее попытками увеличить прибыли, чем искренней заботой об эффективности американской экономики», - отмечает Дж. Стиглиц [2, с. 153].
Если бы США приняли нормы бухучета, существующие в остальном мире, не разразились бы некоторые из их корпоративных скандалов. «Обычно
коррумпированные государственные чиновники прикарманивают какие-нибудь жалкие тысячи или, на худой конец, миллионы. Но масштабы краж грабителей Энрон, Уорлд Ком и др. компаний, совершенных в девяностые годы, достигают миллиардов долларов», - пишет автор [2, с. 220].
Именно проблема информационной асимметрии, вследствие которой одна сторона (в данном случае менеджер) знает больше, чем другая (акционер), приводит к неэффективному функционированию рыночной экономики в результате злоупотреблений менеджмента.
Используя неквалифицированные опционы, компании могли вычитать доход своих служащих от исполнения опциона из своих налогов, но не обязаны были указывать эти расходы в счете прибылей и убытков. Таким образом, неквалифицированные опционы позволили компаниям одновременно завышать отчетные прибыли и минимизировать налоговые платежи [2, с. 408]. «Что мы говорили стране, нашей молодежи, когда снижали налоги на прибыль от переоценки капитала и поднимали их для тех, кто зарабатывает на жизнь своим трудом? Что гораздо проще зарабатывать на финансовых спекуляциях, чем любыми другими средствами?» - спрашивает автор [2, с. 231].
Пессимистичен вывод автора о том, что после всех катастроф, связанных с дерегулированием, те, кто составил состояние на дерегулировании, получил гораздо лучшие позиции для вербовки лобби в Конгрессе США, с целью еще более широкого и быстрого дерегулирования [2, с. 160].
Рассмотрев кратко дерегулирование в телекоммуникационном и банковском секторах экономики, изложенное в книге, перейдем к не менее поучительной истории с дерегулированием электроэнергетики.
Дерегулирование электроэнергетики и Энрон. Энрон - энергетическая компания США, «ставшая эмблемой всего ошибочного и нечестного, что происходило в период «Ревущих девяностых»: корпоративной алчности,
скандалов, связанных с бухгалтерской отчетностью, злоупотребления влиянием на публичную политику, банковских скандалов и свободно-рыночных заклинаний. Зарубежная деятельность корпорации тоже стала воплощением наиболее темных
сторон глобализации по-американски и злоупотребления корпоративной мощью США за рубежом», - считает Дж. Стиглиц [2, с. 292].
Кен Лей, главный исполнительный директор Энрон, был главным советником президента Джорджа У. Буша по энергетической политике. Крах Энрон в декабре 2001 г. повлек за собой крах одной из наиболее уважаемых аудиторских фирм -Артур Андерсен, которая, являясь аудитором Энрон, прикрывала ее ложную отчетность и запятнала репутацию своих банкиров: Дж. П. Морган Чейз, Сити Бэнк и Мерил Линч. После дерегулирования Энрон превратилась в торговую компанию по продаже электроэнергии и газа с поставками через неделю или через месяц.
«Энрон была продуктом дерегулирования в полном смысле этого слова. Первые деньги она сделала на природном газе после того, как рынок газа был дерегулирован. Но именно на дерегулировании электроэнергетики она создала себе по-настоящему имя и репутацию - и именно там ее деятельность наиболее ярко выявила все недостатки движения за дерегулирование», - отмечает Дж. Стиглиц [2, с. 299]. Пионером дерегулирования электроэнергетики США была Калифорния, для которой Энрон стала одним из ведущих поставщиков на оптовый рынок. В результате дерегулирования в Калифорнии тарифы, которые составляли в среднем 30 долл./МВт. ч в апреле 1998 г. (начало дерегулирования), возросли в 8 раз в начале первого полугодия 2001 г.
Дерегулирование электроэнергетики Калифорнии окончилось катастрофой в 2001 г., впервые возникли перебои с электроснабжением потребителей, характерные для бедных стран, а не для мирового центра высоких технологий. Бразилия столкнулась с энергетическим кризисом примерно в то же время, но у власти было правительство, в меньшей степени находившееся под влиянием манипуляторов рынков. Руководство Бразилии ввело двухступенчатые тарифы на электроэнергию, при которых потребители покупают электроэнергию по фиксированному (прошлогоднему или слегка повышенному) тарифу, если они покупают электроэнергию в меньших количествах, чем в прошлом году. Но за превышение прироста электропотребления по сравнению с прошлым годом они платят по свободной рыночной цене. «Бразилии удалось найти свой выход из энергетического кризиса, оказавшийся гораздо лучше, чем в Соединенных штатах», -отмечает Дж. Стиглиц [2, с. 306].
В России с 1996 г. в ряде регионов применяются двухступенчатые тарифы на электроэнергию для населения с учетом норм электропотребления, ФЭК России утверждена соответствующая методика.
Крупнейшие энергетические компании общественного пользования были вынуждены объявить о банкротстве, поскольку имели долгосрочные контракты с потребителями, предусматривающие фиксированные тарифы, и возможность закупать электроэнергию с нерегулируемого оптового рынка по свободным, все возрастающим ценам. Выправить положение губернатору Калифорнии удалось ценой более 45 млрд. долл. расходов бюджета.
После установления Федеральной комиссией по делам регулирования электроэнергетики (РБЯС) в июне верхнего предела тарифов произошло их снижение с 234 долл./МВт. ч в первом полугодии 2001 г. до всего лишь 59 долл./МВт. ч в период с июля по август 2001 г.
Дж. Стиглиц делает чрезвычайно важный вывод из провала дерегулирования электроэнергетики в Калифорнии: «Сторонники дерегулирования говорят, что оно было выполнено несовершенным образом, - но ничто в этом мире не делается совершенным образом. Они хотят навязать нам сопоставление несовершенной регулируемой экономики с идеализированным свободным рынком вместо того,
чтобы ее сравнивать с еще более несовершенным нерегулируемым рынком. Главный исполнительный директор Энрон имел обыкновение утверждать: несовершенный рынок лучше самого совершенного регулирования» [2, с. 302].
Не потому ли Кен Лэй утверждал так, что несовершенный рынок позволял высшему менеджменту Энрон и других компаний обогащаться, получая сверхприбыли за счет потребителей, а регулирование резко ограничивало их аппетиты?
Дж. Стиглиц отмечает, что президент Буш присоединился к риторике Энрон в пользу предоставления свободы рыночным силам. Это была новая форма социального дарвинизма - пусть выживает сильнейший. Самым большим грехом считалось вмешательство в рыночные процессы [2, с. 302]. Такой подход приводит только к дальнейшему росту неравенства в доходах населения. Высший менеджмент корпораций незаслуженно обогащается, у остальных слоев населения доходы падают.
Введенная ранее в США схема фондовых опционов обогащала высший менеджмент компаний, стимулируя их создавать «мыльный пузырь», вздувая курсы акций. Когда же возникла угроза, что «мыльный пузырь» лопнет и компания станет банкротом, высший менеджмент Энрон продал заблаговременно акции на сумму 1,1 млрд. долл. (в том числе Кен Лэй на более, чем 100 млн. долл.), уговаривая при этом остальных служащих не продавать акции [2, с. 293].
По сообщениям американской печати, 30 января 2006 г. перед судом предстали главные руководители компании Энрон - главный исполнительный директор Кен Лэй и главный менеджер Джефри Скиллинг, которые обвиняются в мошенничестве и сговоре. Прокуроры обвиняют их также в том, что они лгали на судебных процессах 2002-2005 гг., утверждая, что не знали о финансовых манипуляциях своих менеджеров, представших перед судом и, казалось, вышли сухими из воды [3].
Дж. Стиглиц пишет, что Калифорнийский энергетический кризис поставил фундаментальный вопрос: если дерегулирование и конкуренция должны были снизить тарифы, то почему же они повышались? В частности, почему в период дефицитов было остановлено так много генерирующих мощностей, якобы нуждающихся в ремонте? Почему цены на природный газ на Западном побережье были такими высокими при явной незагруженности (одной пятой) газопроводных мощностей? Ответ был дан в исследованиях американских и зарубежных экономистов.
Дело в том, что производители электроэнергии заинтересованы в дефиците мощностей, так как при дефиците свободные цены на электроэнергию резко возрастают до уровня удельного ущерба от недоотпуска электроэнергии потребителям, который на порядок выше стоимости электроэнергии при отсутствии дефицита мощностей. Ведь потребитель откажется от электроэнергии лишь в том случае, если ее цена превысит удельный ущерб от ее дефицита. На регулируемом рынке электроэнергии необходимые потребителям мощность и электроэнергия, а также уровень цены на электроэнергию утверждаются энергетической комиссией и создание искусственного дефицита мощностей исключено. После восстановления регулирования энергетический дефицит в Калифорнии был устранен.
Дж. Стиглиц пишет в эпилоге, что в США «не было консенсуса в пользу приватизации электроэнергетических компаний, находящихся в государственной собственности, меры такого рода не получили одобрения в Конгрессе» [2, с. 395].
Эти проблемы актуальны и для России, где рыночные фундаменталисты также выступают за дерегулирование электроэнергетики (см. [4]). Лоббистские
возможности руководства РАО «ЕЭС России» и Минэкономразвития России позволили навязать принятие в марте 2003 г. пакета законов по реформированию электроэнергетики. В основе их лежат те же идеи дерегулирования, что и в Калифорнии: создание конкурентного рынка со свободными ценами на
электроэнергию (пока еще не введены в полном объеме), ликвидация вертикальноинтегрированных региональных энергетических компаний (АО-энерго) и создание генерирующих и сетевых компаний (осуществлено в 2005 г.) и самоликвидация РАО «ЕЭС России» (отложена правительством России до конца 2008 г). Дробление АО-энерго на множество компаний по генерации, передаче, сбыту и сервису приведет только к росту трансакционных издержек и падению надежности энергетического снабжения (см. [5]).
Очевидно, что реализация этих законов приведет к тем же плачевным результатам, что и в Калифорнии. Достаточно упомянуть о энергетическом кризисе в центральной России в мае 2005 г. в разгар дерегулирования (ликвидации) региональных АО-энерго (см. [6]). Дж. Стиглиц отмечает, что алчность Энрон довела ее до собственного банкротства, и последовавшие судебные разбирательства вскрыли документы, свидетельствующие о том, как работал механизм манипулирования оптовым рынком электроэнергии Калифорнии. Энрон совместно с другими компаниями манипулировала рынком, создавая искусственный дефицит (переброска электроэнергии за пределы штата и другие стратегии: «Звезда смерти», «Достать коротышку»4).
След манипулирования рынком вел от электроэнергии к газу.
Владеющая газопроводом компания Эль Пасо (Е1 Ра8о) - крупнейший производитель газа - намеренно ограничивала пропуск газа через газопровод. Ее контроль над трубой даже при регулируемой государством цене на транспортировку газа по газопроводам давал ей возможность ограничивать весь объем перекачиваемого газа, чтобы обеспечить значительное повышение цен на газ. В условиях регулирования, когда цена добычи газа была фиксированной, у компании не было стимулов для таких действий. При свободных ценах на газ она их получила и предприняла именно те действия, к которым побуждает нежелательное стимулирование.
Потерю дохода от перекачки газа (по регулируемой цене) она с лихвой компенсировала высокой ценой продаваемого газа. В конечном счете ей пришлось удовлетворить претензии штата Калифорния, уплатив 2 млрд. долл. Но потребители выплатили Эль Пасо более 3 млрд. долл. сверх того, что они заплатили бы при отсутствии манипулирования.
Этот пример является уроком и для России: некоторые «рыночники» хотят ввести свободные цены на добываемый газ для «Газпрома», являющегося монополистом магистральных газопроводов. Однако в таком случае у Газпрома появляется стимул к ограничению всего объема перекачки газа, чтобы значительно повысить цену на газ даже в условиях регулируемой цены на его транспортировку.
Федеральной комиссии по регулированию энергетики США потребовалось два года тщательного анализа чрезвычайно сложной и засекреченной системы учета корпораций, чтобы выявить механизм манипулирования на рынках электроэнергии и природного газа, носившего «эпидемический характер». Энрон обвинялась в манипулировании тем и другим рынками.
4Названия взяты из популярных американских фильмов.
Энрон и приватизация государства. В книге дан анализ зарубежных энергетических проектов Энрон в Индии, которые были неэффективны с точки зрения Мирового банка и разорительны для страны. Однако они были приняты под прямым давлением американского посла в Индии (после выхода в отставку посол стал членом правления Энрон), а также, по-видимому, вследствие подкупа индийских чиновников.
Несмотря на то, что корпорация казалась «вскормленной» на почве дерегулирования - т. е. исключения государства из экономики - она была корпорацией, процветающей за счет того, что государство поддерживало ее проекты. На примере Энрон показана модель кланово-мафиозного капитализма американского образца, сращивания интересов высшего руководства США и Энрон.
Энрон выделила значительные пожертвования в партийные кассы - около трех пятых выделялось республиканцам, около двух пятых - демократам, чтобы сохранить влияние вне зависимости от того, какие партии у власти [2, с. 312].
Провозглашая борьбу за экономику свободного рынка и являясь суровым критиком государства, руководители компании Энрон с готовностью принимали помощь государства - миллиарды долларов и гарантии. «Лэй использовал своих друзей, находящихся на высоких должностях, а затем прибегал ко всем возможным способам для уклонения от налогов (и добавлю - чрезвычайно успешно). Америка, в особенности чиновники из министерства финансов предупреждали Восточную Азию о вреде кланово-мафиозного капитализма и одновременно сами практиковали его», - заключает Дж. Стиглиц [2, с. 313].
Ловушки новой экономики. Новая экономика привела к ловушке роста производительности в США. Когда экономика вступила в фазу спада, рост производительности продолжался, все более затрудняя решение проблемы рабочих мест. Когда экономика полностью использует свои ресурсы, рост производительности обеспечивает рост ВВП, более высокий рост заработной платы и повышение жизненного уровня.
«Если из-за ограниченности спроса выпуск растет только на 1 процент в год, но каждый работник может обеспечить выпуск на 3 процента больше, это значит, что требуется меньше работников - возрастает безработица.
В краткосрочном аспекте возможна даже ситуация, когда более высокий темп роста производительности ведет к более низкому уровню выпуска. Высокая безработица давит на заработную плату, а возрастающая неопределенность с рабочими местами подавляет потребление. Но в условиях наличия незагруженных мощностей ни более высокие прибыли за счет более низкой заработной платы, ни даже более низкие процентные ставки не могут привести к росту инвестиций. При замедлении роста потребления и отсутствии компенсирующей его замены совокупный выпуск падает», - отмечает Дж. Стиглиц [2, с. 234].
Новая экономика не подтвердила эффективность критерия максимума прибыли с точки зрения реальной эффективности коммерческой организации (корпорации), что соответствует интересам ее акционеров. Более того, высшим менеджментом корпораций была реализована стратегия «мыльного пузыря», раздувания стоимости акционерного капитала с целью максимизации вознаграждения высшего менеджмента, которое они могли в своих интересах распределять через бонусы, опционы.
Лауреат Нобелевской премии, специалист по теории организации Герберт Саймон писал: «Большинство товаропроизводителей являются наемными
работниками, а не собственниками фирм. им имеет смысл максимизировать прибыль фирмы только в пределах, в которых они находятся под контролем собственников.. Более того, в этом отношении нет никакой разницы между коммерческими фирмами, бесприбыльными организациями и бюрократическими организациями. Все сталкиваются с проблемой, как обеспечить, чтобы деятельность их наемных работников была направлена на цели организации. Вывод, что организации, чья деятельность мотивируется прибылью, будут более эффективными, чем другие организации, не следует из организационной экономики, построенной на неоклассических принципах» 5 [7].
Нерешенной проблемой остается оценка активов новой экономики. Многие фирмы владеют очень небольшими реальными (материальными) активами: арендуют здания, автомашины, иногда даже компьютеры и телефоны. Их активы заключены в программном обеспечении, а частью - в создании клиентуры, а также в кадровом персонале. Но главное - это добрая воля фирмы - ее престиж, деловая репутация, контракты, кадры, оценка способности фирмы генерировать прибыль, не воплощенную в физических активах, - часто составляла существенную часть стоимости предприятия, значительно превосходящей стоимость ее физических активов. Важность качественных учетных нормативов в таких фирмах является ключевым критерием для оценки активов фирмы. Широкий диапазон прав, предоставленной фирмам новой экономики инструкциями по бухгалтерскому учету, дает им возможность распространять дезинформацию о положении своих дел. Предложения Комиссии по ценным бумагам и биржам США об устанавливаемой законом прозрачности деятельности компаний новой экономики были отвергнуты большинством членов созданной в 2000 г. комиссии по проблемам оценивания активов в условиях новой экономики [2, с. 315].
Дж. Стиглиц замечает, что разработка новой энергетической политики в администрации Буша-младшего была поручена советникам, связанным с нефтегазовой промышленностью. Они были озабочены расширением своего производства, например, путем открытия для эксплуатации арктического рынка на Аляске, а также увеличением капитала в ближневосточных нефтедобывающих странах, что приведет к большему росту их прибыли, чем энергосбережение. Однако рост цен на нефть ослаблял экономику США, обогащая при этом нефтяные компании. Энергосбережение было бы гораздо эффективнее, так как позволило бы сократить спрос и тем самым снизить нефтяные цены. Это усиливало экономику США. Но Буш и его команда проводили политику, которую можно охарактеризовать как «сначала исчерпаем ресурсы Америки», что означало в будущем еще большую нефтяную зависимость от Ближнего Востока [2, с. 316].
Ловушки глобализации. «Громогласно провозглашенный с обещаниями
беспрецедентного процветания переход бывших коммунистических стран к рыночной экономике обернулся на деле беспрецедентной бедностью.
В России ВВП снизился на 40% и бедность возросла в десять раз. Китай, следовавший собственным курсом, . добился успехов и снижения уровня бедности», - констатирует Дж. Стиглиц [2, с. 65-66].
Как отмечает автор, в периоды мировых финансовых кризисов 1990-х годов, по советам Министерства финансов США и МВФ, страны, подобные Таиланду, начинали распродажу активов, западные финансовые фирмы по дешевке скупали корпорации в охваченных кризисом странах, иногда только для того, чтобы перепродать тем же прежним владельцам. «Денежные потоки должны
направляться из богатых стран в бедные. Однако Америка, самая богатая страна
5 Эта цитата Г. Саймона приведена в предисловии Г.Ю. Семигина к книге Дж. Стиглица [2, с. 5].
мира, по-видимому, не способна жить по средствам и заимствует у других более чем по миллиарду долларов в день.
Бедные страны вынуждены держать значительные валютные резервы, как правило в низкопроцентных государственных облигациях США (или в еврооблигациях). Доходность этих фондов много ниже, чем если бы они использовали эти деньги для крайне необходимых им инвестиций в образование, здравоохранение, инфраструктуру или заводы», - делает вывод Дж. Стиглиц [2, с. 274-275].
Эти рассуждения крайне важны для России, вкладывающей огромный стабилизационный фонд (более 40 млрд.долл.) в казначейские обязательства США (дающие 2% годовых) вместо более эффективного использования его на развитие экономики. Получается, что российское правительство также действует под диктовку Министерства финансов США и МВФ. В то же время и правительство, и частные компании берут внешние кредиты под высокий процент (7% и более).
Внешние кредиты, которые берут предприятия развивающихся стран в банках США под достаточно высокий процент, должны страховаться правительствами этих стран путем увеличения валютных резервов, чтобы сумма их превышала все их заимствования (государства и частных компаний). Дж. Стиглиц доказывает, что в чистом виде страна в целом не получает ничего, даже несет потери на разнице между процентами по внешним займам и валютными резервами страны. Из общей суммы валютных резервов более 2 трлн. долл. по миру в целом значительную долю составляют резервы развивающихся стран.
Примечателен вывод Дж. Стиглица о попытках Министерства финансов США защитить тайну операций оффшорных банков. «После 11 сентября выяснилось, что эта банковская тайна была ключевым звеном финансирования Алькаиды» [2, с. 273].
Критический анализ автора политики Министерства финансов США и МВФ для разрешения мировых финансовых кризисов характеризует следующее положение: «в Индонезии, где кризис разразился в октябре 1997 г. МВФ по указанию Министерства финансов США ответило своим обычным рецептом бюджетной и кредитно-финансовой экономики - ссылаясь на "успех" в мексиканском случае. МВФ был готов предоставлять выкупные миллиарды западным банкам, но когда дело дошло до сумм, предназначенных для помощи бедным (субсидии на продовольствие и топливо), оказалось, что деньги кончились. Через день после объявления об урезании субсидий мятежи действительно вспыхнули: произошла предсказанная нами катастрофа.
МВФ (и Минфин США по умолчанию) признали, что его политика оказалась провальной. Но когда с кризисом столкнулась Аргентина, фискальные ограничения вновь были включены в повестку дня, и снова с предсказуемыми результатами -ростом безработицы, падением ВВП и социальными беспорядками. Корея фактически национализировала свою банковскую систему и вышла из кризиса» [2, с. 269-270].
Вашингтонский консенсус, разработанный Министерством финансов США и МВФ в начале 1990-х годов для проведения экономической политики в мире состоял в проведении максимальной приватизации, либерализации и устранения государства из экономики. За рубежом Америка проповедовала вариант капитализма с минимальной ролью государства, который сама она отвергала.
В США существует мнение, что вашингтонский консенсус не годится для Америки - каковы бы ни были его достоинства для остального мира.
Известно, что с наиболее высокими долгосрочными темпами роста были страны, где государство регулировало движение капиталов с целью его стабилизации. «В условиях, когда Министерство финансов США сделалось
центром разработки мировой экономической политики, неудивительно, что главный акцент политики был перенесен на свободу движения капитала. Это обеспечивало Уолл-Стриту новые возможности обогащения», - отмечает Дж. Стиглиц [2, с. 330].
США оказались в настолько сильном плену собственной мифологии и управления глобализацией в своих краткосрочных интересах, что не замечали последствий этого для себя и всего мира.
Миф о «невидимой руке». «Исследования последствий несовершенной и асимметричной информации, которые велись мною и другими учеными на протяжении последней четверти века, показали, что одна из причин невидимости руки состоит в том, что она не существует», - заключает Дж. Стиглиц [2, с. 57].
Как пишет Лауреат Нобелевской премии 2002 г. по экономике Вермонт Смит, шотландские философы и вслед за ними Адам Смит вовсе не утверждали, что следование собственным интересам является необходимым условием эффективного функционирования рыночного механизма. Правильная интерпретация их концепции состоит в том, что следование собственным интересам может не противоречить функционированию этого механизма в интересах общего блага. Сам Адам Смит считал возможным эффективное действие
«невидимой руки» только при условии отсутствия сверхприбылей в экономике,
6
отсутствия утечки капитала из экономики .
В бизнесе США в 1990-х годах наступил кризис взаимного доверия. Экономические системы, в которых сильны моральные качества (взаимное доверие), фактически функционируют лучше, чем те, где они отсутствуют.
«Дерегулирование . чаще создает новые источники конфликта интересов, новые возможности манипулирования рынком, чем обеспечивает долгосрочный рост», - отмечает Дж. Стиглиц [2, с. 328].
Автор отмечает, что в администрации Клинтона «искали третий путь, где-то между социализмом и его излишне вмешивающимся в экономику государством и рейганистско-тэтчеровским минимальным государством правых, но поиск потерпел неудачу: слишком увлеклись дерегулированием, так и не выступив в защиту роли, которую государство может и должно играть» [2, с. 333].
Дж. Стиглиц пишет, что консервативные заверения идеологов рыночного фундаментализма в том, что чем меньше государство и ниже налоги, тем лучше, что деньги расходуются государством, как правило впустую, а в частном секторе - с пользой, были опровергнуты событиями 1990-х годов. Частный сектор транжирит деньги в таком темпе и таким образом, какие и не снились никогда большинству государственных чиновников, главы корпораций управляли своими империями без всякого сдерживания, соперничая с наименее демократическими правительствами [2, с. 335].
Дж. Стиглиц критикует рейгановскую программу снижения налогов на богатых, которая якобы окупится в процессе экономического роста, а от него выиграют и бедные. Однако в реальности произошло обратное: поступления налогов не увеличились, население ощущало падение своих реальных доходов на протяжении двух десятилетий с 1973 по 1993 г. [2, с. 338].
Инфляция, безработица, экономический рост и роль государства в экономике. Значительное внимание уделено автором решению проблем инфляции, безработицы, экономического роста и роли государства, Федеральной резервной системы (ФРС) США.
6 Примечания переводчика Г.Г. Пирогова [2, с. 326], см. [8].
ФРС США независима, и в то же время в ней доминируют финансовые рынки и бизнес, но голоса наемных работников или потребителей там не слышны. При этом ее устав обязывает не только поддерживать стабильность цен, но и содействовать росту занятости, т. е. обеспечивать баланс между ними.
«В Швеции, например, в Центральном банке есть представители труда. ЦБ ЕС отвечает только за инфляцию евро, это привело к низким темпам экономического роста. Республиканцы предложили поправку к конституции, предусматривающую сбалансированный бюджет, согласно которому доходы устанавливались автоматически на уровне налоговых поступлений. Но тогда, во время рецессии 2001 г., когда поступления резко упали, Бушу нужно было либо сократить расходы, либо повысить налоги», - считает Дж. Стиглиц [2, с. 128-131].
Налоговые поступления до 2001 г. стремительно росли отчасти потому, что открылось «золотое дно» «мыльного пузыря» фондовых рынков. Но если «пузырь» лопнет, то поступления столь же стремительно станут сокращаться. Оценивавшийся в апреле 2001 г. профицит 3,1 трлн. долл. стал к февралю 2002 г. дефицитом в 1,65 трлн. долл. Это результат замедления роста экономики и снижения налогов Бушем.
Более высокие процентные ставки могут приводить к более высокой безработице. Она в свою очередь оказывает давление на заработную плату. А поскольку одна седьмая заработной платы среднего наемного работника уходит на обслуживание долга, более высокие процентные ставки означают, что у него еще меньше остается на прочие расходы [2, с. 127].
По модели ФРС США критический уровень безработицы равен 6-6,2%, если он ниже, то неизбежна инфляция.
Вывод, что высокий уровень инфляции ставит по угрозу долгосрочный рост -верен лишь при высоких темпах инфляции. Но в 1994-1995 гг. безработица в США снизилась до 3,8% без влияния на инфляцию и резко сократилась преступность, -отмечает Дж. Стиглиц [2, с. 118-119].
Автор подчеркивает необходимость усиления роли государства и государственного регулирования в экономике США, которые резко ослабли в последние
25 лет, что привело к росту неравенства, двойным стандартам морали в бизнесе и «мыльным пузырям». Важна роль государства в развитии инфраструктуры, охраны окружающей среды, науки, образования и здравоохранения - областях, где очевидны «провалы» рынка.
Дж. Стиглиц отмечает, что «государственные расходы - будь то на дорожное строительство, инфраструктуру или науку рассматривались как обычное потребление. Если мы делали займы для финансирования этих инвестиций, государственная система бухгалтерского учета признавала их как обязательства, но не учитывала соответственно возникавшие активы. Эта система была направлена на свертывание деятельности государства и предотвращение долгосрочного инвестирования..
В то время, как Рейган и Буш обрушивали критику на государство, занятость в государственном секторе за время их президентства фактически возросла» [2, с. 63]. То же происходит при проводимом рыночными фундаменталистами экономическом курсе в России, где численность государственных служащих превысила показатели СССР.
В своей оценке роли государства в экономике США Дж. Стиглиц не одинок. Выдающиеся американские экономисты Пол Э. Самуэльсон и Вильям Нордхауз в своем классическом учебнике «Экономика» пишут: «С сокращением
государственного вмешательства в работу рыночного механизма в стране стало
больше бездомных, увеличилось количество семей, живущих в бедности, резко снизился жизненный уровень в центральных городах Америки. Бедной считается семья, которая потребляет менее 50% продовольствия, одежды и жилья, чем средняя семья в США. Прожиточный минимум для семьи из четырех человек в 1995 г. составлял в США 15569 долл. - это черта бедности» [9, с. 56, 327].
В России рыночные фундаменталисты также стремились свести к минимуму роль государства в экономике в 1990-е годы, приватизируя хозяйство страны, продавая его новоиспеченным олигархам за бесценок. Акад. О.Т. Богомолов пишет, что взгляды Дж. Стиглица разделяют многие видные авторитетные ученые. В частности, с середины 1990-х годов с тех же позиций действует группа экономических преобразований, объединяющая американских экономистов, включая несколько нобелевских лауреатов и ведущих российских академиков. Группа опубликовала в 1996 г. книгу «Реформы в России глазами американских и российских ученых», направила первому и второму президентам России «Обращения» с предложениями новой повестки дня экономических реформ в стране. Однако руководство России проигнорировало мнение ученых [1].
«Рыночные фундаменталисты» в России пошли по пути рейганомики уже в XXI в., снизив подоходные налоги на богатых, введя 13-процентную плоскую шкалу налога для всех категорий работников, под теми же лозунгами, что и Рейган, и с теми же негативными результатами. По инициативе Правительства России, Государственная Дума приняла закон о монетизации льгот, вступивший в силу в январе 2005 г., ухудшающий положение малоимущих и пенсионеров. Лишь массовые протесты пенсионеров и трудящихся заставили руководство страны пересмотреть этот закон.
Дж. Стиглиц пишет и об ошибках администрации Клинтона, которая проводила дерегулирование еще более энергично, чем любой консерватор, сокращая расходы еще более беспощадно, провела снижение налога на прибыль от переоценки капитала в пользу богатых [2, с. 340].
Автор считает «первоприоритетной ответственностью государства
поддержание экономики на уровне полной занятости», однако в настоящее время слишком много стран отказалось от поддержания полной занятости из-за опасений инфляции. Как известно, риск есть основа предпринимательства. При росте безработицы склонность к принятию риска снижается, и это наносит ущерб экономике [2, с. 344-345].
Опыт развития Восточной Азии показал, что в тех странах, где удалось ограничить неравенство, экономический рост ускорился, лучше использовались людские ресурсы, упрочилась социальная и политическая стабильность [2, с. 348].
Дж. Стиглиц пишет о двойной морали корпоративного управления в США: «Те же самые высшие менеджеры, что нажились на бонусах в сотни миллионов долларов, стали требовать гибкости рынков труда - что означало снижение степени защиты рабочего места, заработной платы и доходов наемных работников» [2, с. 392].
После серии корпоративных скандалов в начале XXI в., связанных с «мыльными пузырями» и обманом акционеров высшим менеджментом корпораций, в США начались судебные процессы над руководителями корпораций.
В качестве средства борьбы с коррупцией демократическая партия США представила в январе 2006 г. законопроект, направленный на борьбу с лоббизмом, - «Акт о честном руководстве и открытом правительстве». Демократы уверяют, что республиканцы создали в конгрессе «культуру коррупции» и обещают
положить ей конец [10, с. 9]. Однако общий курс социально-экономической политики остался старый. В России же все признают, что коррупция и лоббизм пронизывают государственную вертикаль власти, однако борьбы с этим злом практически не ведется. В социально-экономической политике по-прежнему доминирует Вашингтонский консенсус - рыночный фундаментализм.
В заключение Дж. Стиглиц отмечает: «я представлял альтернативу точке зрения, что существует единственный тип рыночной экономики. Может быть, следующей американской администрации удастся избежать ловушек, в которые попала Америка. Может быть, следующая администрация будет более успешно обеспечивать долгосрочные нужды Америки и всего мира» [2, с. 399].
Литература
1. Богомолов О.Т. Экономическая глобализация: критический анализ //Проблемы прогнозирования. 2003. № 4.
2. Джозеф Е. Стиглиц. Ревущие девяностые. Семена развала. М.: Современная экономика и право, 2005.
3. Hartford Courant. 31 декабря 2005.
4. Хлебников В.В. Оценка возможностей функционирования оптовых генерирующих компаний как основных субъектов конкурентного рынка электроэнергии // Проблемы прогнозирования. 2003. № 2.
5. Некрасов А.С. Комментарий к статье В.В. Хлебникова // Проблемы прогнозирования. 2003. № 2.
6. Кузовкин А.И. Энергетический кризис и энергореформа в России: конкуренция вместо надежности // Проблемы прогнозирования. 2006. № 2.
7. Simon H. Organizations and Markets// Journal of Economic Perspectives. Vol. 5. № 2 (1991). P.28.
8. Smith Vernon L. Constructivists and Ecological Rationality in Economic. Nobel Prize Lecture. Stockholm. Dec. 2002.
9. Самуэльсон Пол Э., Нордхауз Вильям Д. Экономика. Пер. с англ. 16-е изд. М.: Издательский дом
«Вильямс», 2003.
10. Коммерсант, 20 января 2006 г.
