Научная статья на тему '2003. 04. 016. Хорвард К. , туффин К. Концепция вытеснения в ретроспективе: конструирование истории в «Спорах о памяти». Howard Ch. , Tuffin K. repression in retrospect: constructing history in the "memory debate" // history of the human sciences. - L. , 2002. - Vol. 15, n 3. - P. 75-93'

2003. 04. 016. Хорвард К. , туффин К. Концепция вытеснения в ретроспективе: конструирование истории в «Спорах о памяти». Howard Ch. , Tuffin K. repression in retrospect: constructing history in the "memory debate" // history of the human sciences. - L. , 2002. - Vol. 15, n 3. - P. 75-93 Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
72
23
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
СИНДРОМ ЛОЖНОЙ ПАМЯТИ / ИСТОРИЯ / ВОЗВРАЩЕННЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ / ВЫТЕСНЕНИЕ
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «2003. 04. 016. Хорвард К. , туффин К. Концепция вытеснения в ретроспективе: конструирование истории в «Спорах о памяти». Howard Ch. , Tuffin K. repression in retrospect: constructing history in the "memory debate" // history of the human sciences. - L. , 2002. - Vol. 15, n 3. - P. 75-93»

2003.04.016. ХОРВАРД К., ТУФФИН К. КОНЦЕПЦИЯ ВЫТЕСНЕНИЯ В РЕТРОСПЕКТИВЕ: КОНСТРУИРОВАНИЕ ИСТОРИИ В «СПОРАХ О ПАМЯТИ».

HOWARD Ch., TUFFIN K. Repression in retrospect: Constructing history in the “memory debate” // History of the human sciences. - L., 2002. - Vol. 15, N 3. - P. 75-93.

Ключевые слова: синдром ложной памяти, история, возвращенные воспоминания, вытеснение.

Психологов, по словам новозеландских специалистов в области психологии, часто критикуют за их нежелание опираться на историю собственной науки. Это не только обедняет дисциплину, но и приводит к искаженному взгляду на природу психологического знания. В результате возникает представление об эпистемологической континджентности психологической науки, которая не способна генерировать универсальные законы человеческого поведения, поскольку психологическое знание — это продукт его исторического и культурного контекста, так же как и сами психологические «субъекты». Поэтому, как утверждает социолог К.Герген (Gergen, 1997), дисциплинарное отчуждение психологии от истории и недальновидно, и ограничивает ее.

Эта отчужденность может рассматриваться как результат приверженности психологии «стандартному взгляду» на науку. Одна из ключевых черт этого «стандартного взгляда» состоит в понимании научного знания как прогрессивного и кумулятивного. С этой точки зрения, новейшая теория или самые последние результаты дают более точную картину мира, чем те, которые предшествовали им. Большинство психологов понимают науку именно так и поэтому склонны игнорировать работу своих предшественников.

В этой ситуации было интересно обнаружить область, где история вопроса выдвигается на первый план, а именно в дебатах о «восстановленных воспоминаниях» («recovered memories»). На протяжении более десяти лет исследователи пытаются выяснить, возможно ли вытеснение (а позднее восстановление травматических детских воспоминаний), или люди, которые делают подобные заявления, конструируют ложные воспоминания как результат внушения. Несмотря на десятилетие интенсивных исследований, так и не удалось достигнуть определенных и бесспорных выводов. В 1996 г. совместная американо-

британская рабочая группа пришла к заключению, что имеющиеся данные поддерживают существование обоих явлений: и

«восстановленной памяти» (ВП), и «синдрома ложной памяти» (СЛП). Однако эти выводы мало повлияли на остроту споров.

Одна интересная особенность этого спора состоит в том, что оппоненты наряду с более привычными аргументами приводят исторические обоснования своей позиции. Причем одни и те же события прошлого интерпретируются различным образом и используются для усиления позиций как сторонников, так и противников концепции «возвращенных воспоминаний». Авторы анализируют, каким образом конструирование «фактов» подстраивается под интересы, цели и объяснения участников спора.

В качестве объекта своего исследования они выбрали тексты, написанные скорее для широкого читателя, чем для узкого академического круга. Такие книги, как «Смелость, чтобы выздороветь» («The courage to heal») Е.Басса (Bass) и Л. Дэвиса (Davis) (1988), выходят общим тиражом в сотни тысяч экземпляров, широко обсуждаются в СМИ и научных изданиях. Можно предположить, что авторы популярных текстов более свободны от принятых стандартов и поэтому используют более широкий набор риторических приемов и стратегий убеждения.

В свой анализ авторы включили десять наиболее цитируемых текстов, опубликованных в период с 1988 по 1997 г. Четыре из этих книг были написаны защитниками концепции ВП, а в шести других приводятся аргументы против этой концепции (с. 77).

Анализ авторов сосредоточен на двух весьма спорных «исторических событиях»: происхождении концепции «вытеснения» в конце XIX в. (прежде всего, благодаря работам Фрейда) и вытеснении психологической травмы участниками крупнейших военных конфликтов XX в. Основной вопрос, интересующий их: как эти события

интерпретируются разными «лагерями»?

Начало современным спорам было положено в 1875-1895 гг. - в период, когда работа над природой памяти была тесно связана с изучением истерии. Реконструкция этих ранних исследований оппонентами в споре о ВП/СЛП в значительной степени зависит от теоретической ориентации автора, как показывают два абсолютно разных описания Ж.Шарко.

В ходе своей клинической работы Шарко пришел к выводу, что истерия может быть связана с «эмоциональным шоком», пережитым

пациенткой в прошлом, который, отложившись в бессознательной части мозга, возвращается в форме истерических симптомов. Согласно представителям обоих лагерей, Шарко был первым исследователем, который предположил, что истерия - психогенное заболевание -вызывается душевными причинами. Однако их оценки Шарко и его работы радикально отличаются. Так, Дж.Херман (Herman, 1992), сторонник ВП, представляет его следующим образом: «Патриархом изучения истерии был великий французский невролог Ж.М.Шарко. Его королевством стал Сальпетриер - старинный, госпитальный комплекс, который долгое время был приютом для самых несчастных: нищих, проституток и сумасшедших. Шарко превратил это заведение во дворец современной науки, и наиболее одаренные и амбициозные представители новой дисциплины неврологии и психиатрии приезжали в Париж, чтобы работать вместе с мастером» (цит. по: с. 78).

М.Пендерграст (Pendergrast, 1997), противник ВП, представляет Шарко в совсем ином свете: «Ни одна история психосоматических расстройств не будет полной без изучения психиатрического цирка, созданного Ж.М.Шарко в его Сальпетриере, где соседствовали богадельня и приют для сумасшедших женщин. Шарко был великим неврологом-систематизатором, который в 1870 и 1880 гг. был покорен тем, что он назвал “истерией”» (цит. по: с. 79).

Эти отрывки служат прекрасной иллюстрацией власти языка и метафор, способных либо дискредитировать, либо упрочить авторитет одного из первых исследователей взаимоотношений между памятью и психологической травмой.

Аналогичную, хотя и более сложную модель можно наблюдать в описании работ З. Фрейда. Сторонники СЛП утверждают, что основная часть (если не вся) работы Фрейда имеет серьезные недостатки и ненадежна в научном отношении. Они дискредитируют авторитет Фрейда как в профессиональном, так и в личностном плане и используют разные стратегии, чтобы достичь этой цели. В отличие от этого, защитники ВП сталкиваются с более сложной задачей: дискредитировать более поздние психоаналитические теории Фрейда (которые предполагают, что сообщения о пережитом в детстве насилии — это фантазии, связанные с эдиповым комплексом), но одновременно поддержать его авторитет как первооткрывателя феномена вытеснения.

В своей ранней работе «Этюды по истерии» (1895), написанной совместно с Й.Брейером, Фрейд выдвинул теорию истерии, основанную

на вытеснении детских воспоминаний о «преждевременном сексуальном опыте». Впоследствии Фрейд от этой теории, известной как «гипотеза соблазнения» («seductive hypothesis»), отказался. Он пришел к выводу, что воспоминания женщин, страдающих истерией, касаются не реальных событий, но детских фантазий. Это убеждение легло в основу теории Фрейда об инфантильной сексуальности, которая предполагает, что нормальная стадия детского развития включает фантазии о сексуальном контакте с родителями (эдипов комплекс). Именно эти «фантазии» его пациенты вытесняют из сознания, которые затем оказывают на них патогенное воздействие.

Первоначальные представления Фрейда об истерии сторонники ВП приветствуют как научное открытие, поскольку оно опирается на «слушание» его пациенток. Напротив, более поздние психологические теории расцениваются как плод воображения Фрейда, прежде всего это касается эдипова комплекса. Аргументация в данном случае сводится к тому, что психоаналитическая теория в отличие от «гипотезы соблазнения» развивалась без опоры на эмпирические наблюдения и, таким образом, не может считаться валидной.

Сторонники ВП ставят под сомнение психоаналитическую теорию еще и потому, что, как они полагают, Фрейд отказался от «гипотезы соблазнения» по личным мотивам. Как утверждает Дж.Херман (Herman, 1992), ссылаясь на личную переписку Фрейда, он просто не хотел верить, что сексуальное насилие может быть столь распространенным в его собственном социальном окружении. Кроме того, эта теория была слишком радикальной и угрожала его профессиональной репутации (с. 81).

Совершенно очевидно, что сторонники ВП различными способами пытаются дискредитировать объективность и соответствие действительности более поздней психоаналитической теории Фрейда. Подобная стратегия была описана Дж.Гилбертом и М.Малкеем (1984) при проведении ими дискурс-анализа высказываний ученых. Они обнаружили, что ученые склонны говорить о своих собственных открытиях (или данных коллег, с кем они согласны) как отражающих природные закономерности (эмпирицистский репертуар). Тогда как противоположные данные (с которыми они не согласны) рассматриваются ими как следствие некоторых личных и субъективных факторов (континджентный репертуар).

Неудивительно, что авторы, выступающие в поддержку СЛП, в основном обращаются к «континджентному репертуару», описывая работы Фрейда. По их мнению, методы, которые Фрейд использовал для разработки теории вытеснения как психологического механизма защиты, нельзя считать «научными». Свои теории Фрейд строил на основе общения с крайне ограниченным числом пациентов. Кроме того, Фрейд, используя суггестивные терапевтические техники, навязывал собственные ожидания и допущения своим пациентам, и в итоге они продуцировали «воспоминания», которые поддерживали эти допущения. Для некоторых сторонников СЛП неудача Фрейда как ученого частично объясняется тем, что его построения, основанные на предположениях и анекдотах, устарели и не отвечают стандартам современной науки (с. 83).

Такие рассуждения согласуются с представлением о науке как об «устройстве по созданию истины», по терминологии Малкея и Гилберта, когда «экспериментальные данные... со временем становятся все более ясными и определенными и позволяют ученым опознать, а в конечном итоге и элиминировать влияние случайных факторов» (с. 83). Как отмечал в 1987 г. С.Гоулд (Gould), подобные представления опираются на понимание природы истории науки как линейной и прогрессивной. «История конструируется как неизбежно двигающая нас вперед - само течение времени создает более точную науку» (с. 83). Такое понимание истории служит эффективным оружием для ученых, для того чтобы обесценить релевантность и объективность результатов их предшественников.

Однако, согласно мнению сторонников СЛП, один лишь «исторический аргумент» не способен полностью объяснить, почему Фрейд потерпел неудачу как ученый. Поэтому они использовали еще один риторический прием, заключавшийся в обращении к особенностям его личности, которые мешали ему быть объективным и беспристрастным исследователем. Прежде всего, они подчеркивают, что Фрейд, сравнивавший себя с Коперником и Дарвином, был настолько увлечен созданием великой и всеохватывающей концепции, что пациенты выступали для него лишь средством подтверждения его теоретических построений» (с. 84). Так, М.Пендерграст (Pendergrast, 1997) описывает Фрейда как тщеславного, самонадеянного человека, которого больше интересовал его статус «мессии», чем благополучие его пациентов.

Некоторые сторонники СЛП, например Е.Лофтус и К.Кетчам (Loftus, Ketcham, 1994), прибегают к несколько иной риторической стратегии, полагая, что теория вытеснения Фрейда была неправильно истолкована современными терапевтами. Лофтус пишет: «Фрейд

использовал вытеснение как аллегорию. предназначенную для того, чтобы проиллюстрировать непознаваемость и бездонность человеческого разума. Мы же, современники, склонные понимать вещи буквально, вообразили, что можем держать бессознательное и его содержимое в своих руках» (цит. по: с. 85).

В этом описании Лофтус, используя литературный язык, пытается подчеркнуть, что Фрейд, собственно, и не хотел, чтобы вытеснение понималось как «реальный» психологический механизм. Концепция вытеснения - это не плохая наука, просто не предполагалось, что это наука вообще. Таким образом, Лофтус подчеркивает, что вина лежит скорее на читателях Фрейда, неверно его интерпретировавших, но не на нем самом.

Как полагают авторы, в своей книге Лофтус и Кетчам предпочли обесценить значение Фрейда как ученого, чем просто попытаться дискредитировать его (с. 85). Этот дискурсивный прием - один из вариантов риторической стратегии, известный как «онтологическая фальсификация» («ontological gerrymandering»). С.Вулгар и М.Полач (1985) изобрели этот термин, чтобы описать «аналитическую практику объяснения определенного феномена как социально конструируемого, тогда как другие феномены позиционируются как находящиеся за границами конструкционистского объяснения» (с. 85). Таким образом, описание работы Фрейда как иррелевантной по отношению к обсуждаемой проблеме означает, что необходимости в убедительной критике этой работы уже не существует.

Таким образом, анализ того, как история «концепции вытеснения» излагается в популярных текстах, отчетливо показывает селективную природу подобных описаний. Исследователи, столкнувшись с фактами или теориями, потенциально угрожающими их позиции, стоят перед выбором: либо они должны представить убедительную критику и сопутствующие аргументы для дискредитации этих фактов и теорий, либо они могут прибегнуть к «онтологической фальсификации», чтобы определить эти события как иррелевантные по отношению к отстаиваемой ими позиции. Обе эти стратегии используются также

авторами популярных текстов при обсуждении другого феномена -вытеснения психических травм, полученных во время войны.

Некоторые сторонники СЛП настаивают на том, что примеров «вытеснения травматических воспоминаний» после Фрейда просто не существует. Другие — прибегают к иной стратегии и приводят примеры, когда солдаты, страдающие посттравматическим синдромом, скорее конструируют ложные воспоминания, чем вытесняют реальные события. Пендерграст приводит слова одного психотерапевта: «Те, кто страдает посттравматическими стрессовыми расстройствами, например ветераны вьетнамской войны, никогда не забывают, что с ними произошло. Их проблема как раз и состоит в том, что они не могут забыть» (цит. по: с. 87).

Говоря о необыкновенной живучести теории «вытеснения», Пендерграст подчеркивает, что «коль скоро идея входит в культурный мейнстрим, она имеет способность всплывать на поверхность... каждые несколько лет» (цит. по: с. 87). Это красочное сравнение работает на то, чтобы обесценить примеры вытеснения, которые в таком случае - скорее продукт неизбежного возвращения культурных идей, чем истинный феномен.

Херман (1992), сторонница ВП, признает, что существуют простые циклические изменения в моде, которые влияют на интеллектуальные поиски. Однако периодические приступы обострения и убывания интереса к травме и «вытеснению» становятся результатом коллективного отступления общества, которое хочет спрятаться от неприятных реалий насилия и войны. Во время Первой и Второй мировых войн отмечалось краткое оживление интереса к «военным неврозам» (включая техники эмоционального отреагирования). Однако, жалуется Херман, лишь во время войны во Вьетнаме, когда антивоенное движение обеспечило соответствующий культурный контекст, было признано существование посттравматического синдрома и «психологическая травма стала рассматриваться как неизбежное наследие войны» (цит. по: с. 88).

Другие сторонники ВП строят аналогичные конструкции. Они представляют вытеснение как ответ на любую психическую травму, а не только сексуальное насилие, пережитое в детстве. Таким образом, случаи вытеснения травмирующих воспоминаний у людей, участвовавших в военных конфликтах, рассматриваются как доказательство «реального» существования этого феномена. Совпадающие сообщения независимых

свидетелей, живших в разные исторические эпохи, трудно опровергнуть с помощью риторических приемов.

Проведенное исследование различных риторических приемов и стратегий убеждения авторы считают чрезвычайно полезным и полагают, что оно должно помочь психологам в анализе их собственных неявных допущений, ложных установок и полемических приемов.

Т.В.Виноградова

2003.04.017. ВЕЙТ-БРАУС И. СОЗДАНИЕ СОВРЕМЕННОГО ОБРАЗА УЧЕНОГО: УЧЕНЫЙ КАК НРАВСТВЕННАЯ ЛИЧНОСТЬ? Э.ДЮБУА-РЕЙМОН И ЕГО ДРУЗЬЯ.

VEIT-BRAUSE I. The making of modem scientific personae: The scientist as moral person? Emil Du Bois-Reymond and his friends // History of the human sciences. - L., 2002. - Vol. 15, N 4. - P. 19-49.

Ключевые слова: коммерциализация науки, Дюбуа-Реймон,

Гельмгольц, научный этос, образ ученого.

Автор - австралийский социолог науки - рассматривает понятие «ученый как нравственная личность» в свете раннего этапа коммерциализации науки и превращения исследований в большое предприятие, действующее по принципу разделения труда.

Метаморфозы, произошедшие в научной жизни в конце XIX в., изменили представления общества об идеале ученого, отодвинув нравственные качества на задний план. Основной вопрос, интересующий автора, касается отношений между организационными формами науки и идеями добра и поиска истины, которые он рассматривает в качестве императива и цели нравственной личности. Действительно ли занятия научными исследованиями исподволь формируют специфические добродетели и качества, которые ученый переносит и на другие сферы жизни? Действительно ли практика науки и изучение природы обостряют понимание нравственных дилемм, которые стоят перед человечеством? Не создает ли разделение труда в современном научном предприятии непредвиденные проблемы с точки зрения ответственности и нравственных суждений тех, кто занят наукой?

Пытаясь найти ответы на эти вопросы, автор сосредоточил свои исследования на группе физиологов, друзей и коллег, в которую вошли Г.Гельмгольц, Э.Дюбуа-Реймон, Г.Брюкке, К.Людвиг, Р.Вирхов. Они

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.