CC BY
16
2002.04.040. ВАНЧУГОВ В.В. РУССКАЯ МЫСЛЬ В ПОИСКАХ «НОВОГО СВЕТА»: «ЗОЛОТОЙ ВЕК» АМЕРИКАНСКОЙ ФИЛОСОФИИ В КОНТЕКСТЕ РОССИЙСКОГО САМОПОЗНАНИЯ. - М.: Уникум-Центр, 2001. - 327 с.
С какого времени в России начинается восприятие американской философии, в какой период и почему оно оказалось наиболее интенсивным, оказала ли эта философия влияние на российский историко-философский процесс — таковы задачи, поставленные автором. Прежде чем обратиться к их решению, В.В.Ванчугов определил методические и методологические аспекты анализа, которые имеют значение для историко-философского исследования.
Ученый, решая общие и частные задачи, должен помнить, что истина, которую ищет философия, сияет не впереди, а лишь на миг появляется за спинами тех, кто шел к ней прежде: она глядит на нас в трудах мыслителей прошлого, проступает в отдельных эпизодах их жизни и некоторых разделах учения. Философ ищет истину, и соучастником в этих поисках является прошлое философии. Но обращение к прошлому не должно быть самоцелью; нельзя забывать, что и великие заблуждались и что эрудиция, и чрезмерная забота о полноте подробностей могут служить лишь точкой опоры для герменевтики, необходимой тогда, когда недостает материала: «Необходимо придерживаться "диеты" и не быть падким на "сахарные" факты» (с.4). В историческом описании автор предлагает использовать «средний» путь: эпическое повествование и верность последовательности фактов следует сочетать с наглядностью по-иному осмысленного материала, создающего эффект живой истории философии. Обратившись к методологическим проблемам, автор задается вопросом, является ли история философии наукой или искусством.
В индуктивном методе, переходящем от множества частностей к общему, а от частностей первого порядка к частностям второго уровня и далее, в конце концов «добираются до сферы чистого вымысла» (с.23), которого стремились избегнуть. В другом случае мысль, вдохновляющая исследователя, предваряет отбор фактов и их интерпретацию как интуитивное озарение или как
аксиома, принятая по совету мудрых; здесь смысл событий задается изначально, факты подбираются, как краски под образ художника.
Все дело в том, что до сих пор нет единства в понимании сути философии: для одних она ближе к науке, для других — к искусству. В истории философии, представляя текст по-своему, каждый заново переживает установленный им самим процесс понимания. Но любой персонаж прошлого мысли может теперь работать на вас, если вы преследуете общие с ним цели, т.е. поиск истины: историк философии предстает проводником прошлого в настоящее.
Важной проблемой является решение прикладной задачи — исследование дисциплины, выявляющей «реакцию этноса на новую для него мысль» (с.27), в данном случае на философию американского прагматизма, что позволяет получить философскую характеристику изучаемого этноса, т.е. понять не только преломление сознания, но и скрытые ресурсы «русской мысли» под воздействием прагматизма.
Философия для каждой цивилизации — необходимый элемент мировоззрения, проблемы которого (в чем смысл жизни, откуда все произошло, что значит знать и т.п.) остаются неизменными, передаются от поколения к поколению; они вечны и поддаются лишь условному решению. Но форма, приемы и терминология находятся в процессе постоянного обновления и применительно к своему времени решаются каждый раз по-своему. Системно философия распространяется не только вширь (географически), но в глубь цивилизации, и в этом случае следует учитывать так называемый «дух народа», т.е. его сущностную идею; в философских терминах воспроизводится то, что философия «сама думает о себе», рассуждая о «национальной идее». Рассуждения такого рода становятся традицией, хотя и не всегда получают академический статус. Этот вид философствования автор называет «этнософией» (с.32).
Основываясь на свидетельствах историков философии и публицистов XIX в., автор рисует этнософические портреты мысли — французской (оплот Просвещения; приверженность к риторике при отсутствии глубины и склонности к отвлеченной мысли), немецкой (безбрежный океан абстракции; индивидуализм со времен Рефор-
мации; сомнение в сверхличности), английской (скептицизм; чуждость пантеизму; слабость философского анализа; эмпиризм), русской (фанатическое увлечение идеями, даже пришедшими извне, причем русская точка зрения становится совершенно непохожей на заимствованную; практичность в их восприятии; признание возможности, по словам А.И.Герцена, «бросить нашу северную гривну в хранилищницу человеческого разумения, соединив науку и жизнь, слова и дела»).
Что касается американской этнософии, то она долгое время оставалась белым пятном на интеллектуальной карте мира. А. де Токвиль, И.Киреевский сопоставляли «молодость» американской мысли с российской. Характерная черта американизма виделась в «расчетливости» (В.В.Розанов, Н.Ф.Федоров, К.Э.Циолковский), в жизни без идей («ни богов, ни бесов, ни вины, ни правды»), в гипертрофии общеевропейского демократизма и буржуазности и пр. В религиозной жизни Америки подчеркивали уравновешенность духовных и физических сил, здоровую практическую мыслительность и соответствующую ей деятельность. Н.А.Бердяев («Судьба России», 1918), предсказывая перемещение центра тяжести Западной Европы в Америку, подчеркивал значение прагматизма для любой цивилизации и не удивлялся популярности прагматизма в Америке.
В 1774 г. в Санкт-Петербург поступил первый выпуск трудов Американского философского общества, а в 1778 г. его почетным членом стала Е.Р.Дашкова, президент Российской академии наук. «Философский рассвет» американской мысли в России был связан с деятельностью трасценденталистов (А.Олкотт, Г.Торо, Р.Эмерсон), объединившихся в 1836 г. в «Трансцендентальный клуб», интересом которого стали проблемы умозрения. Объектом спекуляций «этих полумистиков, полуромантиков» (с.64) были не метафизические, а «посюсторонние» проблемы; на одном из первых мест была природа.
Л.Н.Толстой способствовал распространению в России работ трансценденталистов, отрывки из которых появились в «Круге чтения» и в «Пути жизни»; он был инициатором издания в России книги Г.Торо «Гражданское неповиновение». В начале ХХ в. были изданы труды Р.Эмерсона, в которых критики отмечали посюсторонность, полезность,
проповедничество на почве лирического транса («вместо философской трансцендентности — экзальтация»), мысли без плана и системы, которые, однако, способны вознаградить за терпение и найти в его творениях «целый мир этических красот». Профессиональные философы России не обратили на них особого внимания.
«Золотой век» своей философии американцы связывают прежде всего с прагматизмом, провозвестником которого был Ч.С.Пирс, едва замеченный в России. Классический прагматизм (Дж.Дьюи, Дж.Ройс, Дж.Сантаяна и др.) предстал в России в изложении его крупнейшего представителя У.Джеймса, идеи которого распространились намного быстрее и освоены были более интенсивно, чем в Европе.
Джеймс называл свое направление радикальным эмпиризмом, который работает с фактами как простыми гипотезами, способными подвергаться изменениям по мере накопления опыта, причем доктрина монизма тоже рассматривается как простая гипотеза.
В этой связи понятие плюрализма обрело второе рождение: отвергая монизм, Джеймс утверждал теорию истины как теорию истин во множественном числе из-за конечного неведения разума. Прагматизм в первую очередь был обращен к поискам истины: «Если все философские гипотезы безразличны в практическом отношении, то что же в том, что одни из них мы признаем истинными, а другие ложными?» (цит. по: с.113). Антиинтеллектуализм — сущность прагматизма; Джеймс обращается к частному, подчеркивает практические аспекты действительности; его прагматизм родственен позитивизму, отрицая метафизические абстракции; в науке о религии Джеймс обращается к переживанию и многообразию религиозного опыта, которые посредством индукции рационализируются. Значение идей и ценность религии определяются их полезностью для человека, который в них верит, и полезностью человека для остального мира. Прагматизм расширяет поприще для искания Бога, следуя как за логикой, так и за чувствами, и считаясь с самыми личными переживаниями.
Известность в России Джеймсу доставили работы по психологии и религии и особенно «Прагматизм» (1907, русский перевод — 1910). Первую весть о прагматизме принесли П.В.Моки-
евский (1905) и создатель неаристотелевской логики Н.А.Васильев, побывавший на III Международном философском конгрессе в Гейдельберге, где выступал Джеймс.
В.В.Ванчугов подробно описывает философскую ситуацию в России, предопределившую как жесткую критику, так и благосклонное отношение к прагматизму. Он выделяет уходящее в прошлое гегельянство (Н.Г.Дебольский и др.), неокантианство (Ф.А.Степун, С.И.Гессен, М.М.Рубинштейн). А.И.Введенский — последователь Канта — критически встретил прагматизм; реформаторы не только гносеологии, но и социальной теории марксизма — эмпириокритики П.С.Юшкевич (с его эмпириосимволизмом), А.А.Богданов (эмпириомонизм), Валентинов (Н.В.Вольский) и др. — наиболее критически высказывались о прагматизме. Далекой от философии критике прагматизм был подвергнут в «Материализме и эмпириокритицизме» В.И.Ленина. В критических отзывах отмечались эпигонский характер прагматизма, его обыденность, сопоставляемая с буржуазностью и мещанством, сомнение в синтезе, отказ от поисков объективного критерия истины и пр.
Активное участие в обсуждении нового учения приняли «идеалисты по их философии и неославянофилы по мировоззрению» (В.Ф.Эрн, Н.А.Бердяев, С.Н.Булгаков, Л.М.Лопатин и др.). Содержанием их идеализма была не только кабинетная метафизика, но и социальная направленность мировоззрения. Их приверженность интеллектуализму, против которого выступал прагматизм, «снималась активным служением жизни» (с.100). Поэтому они были благосклонны к тем идеям Джеймса, которые были близки им, и «не поступались принципами», когда они им противоречили. К примеру, Эрн считал, что прагматический метод, отрицая Логос, не имеет ценности с теоретической точки зрения. Вместе с тем философия Джеймса как любовь к мудрости, наполненная Эросом, т.е. страстью к одухотворению стихии прагматического искания истины, принималась благосклонно, хотя указывалось, что такой поиск оплодотворяется все же лишь Логосом.
Н.А.Бердяев отмечал, что в философии Джеймса больше здорового реализма и больше живого опыта, чем в формализме современной немецкой философии.
Зимой 1909—1910 гг. состоялся так называемый «Спор о прагматизме» в философском кружке М.К.Морозовой. С.Л.Франк в докладе «Прагматизм как философское учение» дал ему резко отрицательную характеристику. По его мнению, высшей ценностью философии является отвлеченная истина; интуиция как переживание истины — лишь низший этап в ее поисках. Поэтому принцип полезности или бесполезности для философии не имеет значения, он важен лишь для религии. Прагматизм видится Франку «не как новая философская теория, а как проповедь, направленная на пересмотр целей и ценностей жизни» (цит. по: с.121). Это утонченный и радикальный скептицизм, утверждающий ненужность истины. «Прагматизм есть явление болезненное и порочное, отражающее язвы и пороки современной философии» (там же).
В последовавшей затем дискуссии Л.Лопатин советовал приват-доценту Франку понимать мнение противника в наиболее благоприятном для его концепции смысле; С.Лурье, восторгавшийся прагматизмом, упрекал Франка в приверженности к абсолютным нормам немецкого духа. А.Топорков заметил, что аргументы против прагматизма имеют значение всего лишь в сфере рационализма, но еще нужно доказать, должна ли логичность быть обязательной. С.Булгаков соглашался с тем, что прагматизм является «скептическим релятивизмом», но, с другой стороны, он, по его мнению, «оказывается прорывом к действительности», потому что подобно русской философии пытается избежать отвлеченности, какая свойственна западному идеализму. Именно поэтому русские должны отнестись к прагматизму иначе, чем западные мыслители. Е.Н.Трубецкой подчеркнул значение гуманизма как важной положительной ценности прагматизма. Лишь П.Б.Струве целиком поддержал С.Франка, заметив, что «люди фабрикуют истину, как Луну делают в Гамбурге, — себе на потребу... Поэтому на всякой научной аудитории должно быть вывешено объявление: прагматизму вход запрещен» (цит. по: с.137).
Широко обсуждалась также работа Джеймса «Наука о религиях». Здесь тоже не было единодушия, но критиков было больше, а «сердечный прием», особенно сторонниками «нового религиозного сознания», объяснялся (Н.Шемелиным) испорченностью русской интеллигенции, «которая с самого начала порвала живую связь... с религиозным бытом миллионов простого народа и здоровым направлением восточного мистицизм» (цит. по: с. 159). Наряду с интересом к американскому прагматизму оживилось внимание и к англосаксонской школе, к «философии действия» А.Бергсона, к идеям Ф.К.Шиллера и Э.Леруа. Несмотря на широкое распространение прагматизма, почти никто из русских мыслителей не взял его «в гении-вдохновители». Его словами часто озвучивали все же свои мысли: он был взят в спутники, но не в путеводители. Хотя элементы прагматизма находили, например, у Хомякова (Бердяев) и у Булгакова (автор данной книги), никто из русских мыслителей (за исключением преподавателя Московского университета В.М.Хвостова, «впавшего в плюрализм») так и не стал последователем прагматизма.
После 1917 г. оценка прагматизма в эмигрантской литературе не изменилась. К тому же в середине 30-х годов, когда после аннексии Гитлером Австрии почти все члены Венского кружка оказались в США, аналитическая философия, которую Лосский встретил с ужасом и назвал оскудением философии, отодвинула прагматизм, а вместе с ним и проблему человека, на задний план. Лишь в 90-е годы Рорти стал одним из первых, кто попытался вернуть человека в философию, главным образом с помощью прагматизма; ныне и другие аналитики пытаются идти по этому пути.
В Советском Союзе в 20-х годах имелись попытки сблизить марксистскую философию с реализмом, упраздняющим антагонизм философской теории и жизненной практики (Бабынин, Ф.Бережков, А.И.Огнев). В работе В.Н.Муравьева (продолжателя «Общего дела» Н.Ф.Федорова) «Овладение временем как основная задача организации труда» (1924) заметны отголоски «проективной философии» и прагматизма Дж.Дьюи. Но тогда же закладывались основы идеологической борьбы с идеализмом. Так, М.Дынник в 1926 г. подчер-
кивал, что гносеологический реализм, таящий в себе материалистическую тенденцию, повернулся теперь в сторону идеализма. Под знаменем воинствующего материализма прагматизм (как и вся зарубежная философия) постоянно разоблачался как воинствующая реакционная теория американского империализма (Б.Э.Быховский, М.Розенталь, П.Юдин, А.М.Деборин и др.). Д.Ю.Квитко в первой советской истории англо-американской философии утверждал, что ее основным вопросом является борьба с материализмом. Главным методом этой идеологической борьбы были искажение смысла, апелляция к предрассудкам, искаженное цитирование. Однако в конце 60-х и в 70-е годы положение несколько изменилось. В этой связи автор отмечает объективный характер работ А.М.Каримского, А.С.Богомолова, Н.С.Юлиной.
И.С.Андреева
