CC BY
14
По сравнению с более ранними стадиями функционализма неофункционализм представляет собой новую исследовательскую стратегию. Если стратегия функционализма состояла в том, чтобы создать единую всеохватывающую концептуальную схему, которая увязывала бы различные конкретные области исследования в один плотный пакет, то неофункционалисты видят свою задачу в том, чтобы упаковка этого пакета была свободной, даже рыхлой благодаря наличию общей логической схемы и самых разнообразных, более или менее автономных "разновидностей" и направлений "пролифера-ции" на самых разных уровнях, в самых различных эмпирических областях. Изменения затронули как область онтологических, эпистемологических и идеологических посылок и предположений функционализма, так и конкретные исследовательские программы. Наиболее развитые исследовательские программы неофункциона-лизма относятся к областям социальных изменений, социологии культуры, политической социологии, средств массовой коммуника-ции, феминистских исследований, исследований профессиональной сферы и экономической социологии. В итоге теоретическое ядро неофункционализма постепенно консолидируется в общую теорию, вокруг которой группируется все больше эмпирически ориентиро-ванных исследований, а в целом он становится одним из наиболее продвинутых, интенсивно развивающихся направлений современной американской социологии.
З. Каганова
2001.01.006. СКОКПОЛ Т. ИСТОРИЧЕСКОЕ ВООБРАЖЕНИЕ В СОЦИОЛОГИИ.
SKOCPOL Т. Sociology's historical imagination. - The classical tradition in sociology: The American tradition / Ed. by Alexander J, etc. - L.: SAGE, 1997. - Vol. IV. - P. 120-137.
Теда Скокпол рассматривает одну из наиболее существенных граней современной социологии, а именно - ее историческую ипостась. Для социологии вопрос о ее связях с историей имеет принципиальное значение, так как, с одной стороны, история и философия истории послужили одним из теоретических источников социологии, а с другой -современная социально-политическая мысль находится под сильным влиянием принципа антиисторизма или, говоря языком К. Поппера, "нищеты историцизма". Теда Скокпол полагает, что каждая общественная наука, каждое серьезное социальное исследование требует
всеобъемлющего исторического подхода на концептуальном уровне и полного использования исторического материала. По ее мнению, социология не является исключением из этого правила: она всегда была исторически обоснованной и исторически ориентированной дисциплиной. Все основоположники современной социологии, в особенности Карл Маркс, Алексис де Токвиль, Эмиль Дюркгейм и Макс Вебер, стремились исторически осмыслить современную им эпоху, исторически понять и объяснить современные социальные структуры и процесс их изменений.
После Второй мировой войны, когда социология в США институционализировалась как академическая дисциплина, ее историческая ориентация стала гораздо слабее. Некоторые крупные ученые продолжали работать в исторической традиции, но самые престижные теоретические и эмпирические парадигмы порвали с ней. Одной из характеристик "большой теории" и "абстрактного эмпиризма" стал антиисторизм. Эволюционные теории "развития" или "модернизации", во множестве появившиеся в 50-60-х годах, считали "социетальную дифференциацию" ключевым понятием, позволяющим классифицировать и упорядочить любые типы общества и объяснить их трансформацию от традиционного общества до современного. Если учесть международную гегемонию США после Второй мировой войны и холодную войну между США и СССР, то совсем не удивительно, что именно такие теории социетальных изменений, как теория модернизации намечали те стандартные направления, в которых рано или поздно будут происходить изме-нения во всех нормально развивающихся странах. Предполагалось, что при правильном курсе развития они в конечном итоге будут соответствовать тому состоянию, в котором США находились в конце 50-х - начале 60-х годов; иными словами для них будут характерны экономическая экспансия и инновации, высокий уровень образования, ориентация на высокие достижения, политический плюрализм и прагматическая деидеологизация.
Между тем в Советском Союзе благодаря сталинистскому прочтению марксистской теории установилось как бы зеркальное подобие этой эволюционистской схемы. Согласно советской версии теории модернизации, любая нация в своем экономическом развитии должна пройти определенные стадии развития. Каждая стадия характеризуется определенным способом производства с присущим ему уровнем технологии, которому соответствуют определенные модели
классового господства и классовых конфликтов. Пройдя ряд последовательных стадий, нации должны вступить в бесклассовое социалистическое общество и в конечном итоге - осуществить свободную от конфликтов социалистическую утопию. Между 50-80-ми годами обе эти версии структурно-функционального подхода - как статичная, так и базировавшаяся на принципе развития — потеряли былое значение благодаря политическим конфликтам, происходившим в США и во всем мире. Экономико-детерминистское и линейно-эволюционное прочтения марксизма также потеряли былую привлекательность, которую они некогда имели для многих западных интеллектуалов. Тем временем, однако, различные версии марксистских идей, делавшие упор на классовое сознание, исторический прогресс, роль культурных и политических структур, приобрели привлекательность для молодых социологов, пытавшихся изыскать способы критики ортодоксальных социологи-ческих теорий. Не только работы исторически мыслившего западного теоретика Антонио Грамши, но и труды самого Маркса были выборочно проработаны, чтобы их можно было использовать для решения спорных проблем сознания и политической борьбы.
В этот же период идеи Токвиля и особенно идеи Вебера снова стали представлять интерес для исследователей социальных изменений и структур. Они обратились к работам социологов-классиков, которые лучше всех могли им помочь снова ввести в макросоциологические объяснения и конкретные исследования идеи социокультурного многообразия, процесса, протекающего во времени, конкретного явления, диалектику сознательной деятель-ности и ее структурных детерминантов. Возрождение интереса к историческим работам Вебера сопровождалось отключением макросоциологических теорий от идей Дюркгейма и Парсонса, с одной стороны, и неомарксизма — с другой. Со временем идентифи-кация исторической социологии с М. Вебером сохранилось лишь отчасти. Стали появляться историко-социологические концепции в духе Дюркгейма или Маркса - в качестве дополнения или альтернатив "веберовским" подходам.
Сама Теда Скокпол считает, что историческая социология - это постоянно существующая и постоянно возобновляющаяся традиция, необходимая для познания природы и последствий крупномасштабных структур и фундаментальных изменений. Ее движущая сила - это желание ответить на исторически обоснованные вопросы, а не возродить
классические теоретические парадигмы. Разумеется, всегда были и всегда будут социологи, которые даже не пытаются решать исторически обоснованные макроскопические проблемы. Хотя никто не может позволить себе игнорировать структурно-исторический контекст событий, далеко не каждый социолог должен непосредственно изучать такие вопросы, как происхождение и развитие капитализма и национальных государств, распространение идеологий и религий, причин и последствий рево-люций, влияние экономических и геополитических трансформаций на судьбы сообществ, групп и организаций. Более того, известно много случаев, когда ученые, интересующиеся макроскопическими вопросами, создавали антиисторические способы их решения (одним из таких случаев является структурный функционализм Парсонса в качестве всеобъемлющей теории общества).
Однако реалии современной общественной жизни так глубоко укоренены в конфликтах и изменениях, происходящих в сооб-ществах, регионах, нациях и во всем мире в целом, что социологи никогда не переставали и никогда не перестанут моделировать новые теории и интерпретации, освещающие многообразие социальных структур, факторы, ограничивающие возможности изменения той или иной эпохи и возможность альтернативных изменений, взаимосвязи различных структурных контекстов и группового опыта, развертывание событий и способов деятельности во времени. Исторически ориентированный анализ представляет особую привле-кательность в такие периоды, как наш собственный, когда для всего мира — как для лидеров и победителей на прошедших стадиях экономического развития и геополитических конфликтов, так и для периферийных, развивающихся и индустриализирующихся наций - остается неясным, как в дальнейшем будут развиваться сущест-вующие в настоящее время тенденции и отношения. Исторический анализ, понимаемый в широком смысле, обещает новые возможности для познания того, какие образцы и альтернативные траектории, сложившиеся в прошлом, могут оказаться уместными или неуместными в настоящее время. Таким образом, хорошая историческая социология в действительности может сказать о проблемах реальной жизни гораздо больше, чем узкие эмпирические исследования, которые гордятся своей "политической релевантностью".
Классические вопросы и ответы на них, данные Вебером, Марксом, Токвилем, Дюркгеймом и др., естественно, продолжают присутствовать в делах современной исторической социологии. Это
происходит отчасти потому, что ответы, данные ее основателями на поставленные ими важные вопросы, относящиеся как к их собственной эпохе, так и к предшествующим временам, были не всегда правильными или полными. В гораздо большей мере это происходит потому, что идеи основоположников по-прежнему обеспечивают высокий уровень многих социологических теорий. Однако главным признаком неиссякаемой жизненной силы истори-ческой социологии в двадцатом столетии вплоть до настоящего времени является то, что социологи всегда рассматривают новые вопросы и идеи, выходящие за пределы буквы, если не духа трудов основоположников, в сравнительной перспективе и стремятся понять социальные структуры и трансформации с точки зрения их принадлежности к определенному времени и месту.
Основные представители исторической социологии (М. Блок, Б. Мур, К. Поланьи, И. Валлерстайн, Р. Бендикс, П. Андерсон, Е.П. Томпсон, Ч. Тилли, С.И. Айзенштадт и др.) продолжают изучать предысторию, природу и последствия ранних буржуазных и демократических революций в Европе, хотя проблемы, к которым они обращаются, отличаются от тех, которые интересовали основоположников, и они часто предлагают свежие решения.
Внимание основоположников привлекали в основном английская индустриализация, французская революция и германская бюрократизация. Они хотели концептуально выразить специфич-ность и динамику капиталистического индустриализма и демократии в противоположность другим способам общественной жизни. Эти же вопросы анализируются и ведущими представителями современной исторической социологии. Несмотря на то, что они широко представлены в основных академических и университетских центрах Запада и, следовательно, работают в основном русле современной социологии, каждый из них в каком-то смысле является маргиналом либо находится в оппозиции к ортодоксальному академическому сообществу. Их маргинальность или оппозиционизм вызваны тем (и приводят к тому), что они способны ставить крупномасштабные вопросы, о постановке которых большинство социологов не может даже мечтать. Задавая такие вопросы, они привыкли пользоваться смешанными формами теоретизирования, обще- или сравнительно-историческим анализом, обрели способность хорошо ощущать все детали контекста и временной характер социальных процессов. Все это делает их научные достижения столь притягательными.
Сочетание подлинно оппозиционной маргинальности с принадлежностью к главному руслу академического теоретизирования, постановка крупномасштабных вопросов и умение находить неортодоксальные ответы свойственны главным образом для ученых левой политической ориентации, хотя никто из них никогда не был связан с какой-либо коммунистической или социалистической партией.
Разумеется, умение мыслить крупномасштабно и подходить к социальному анализу исторически не обязательно идут рука об руку. В течение многих десятилетий в академическом дискурсе по поводу социетальных структур и социоэкономических изменений доминировали три "больших парадигмы" - структурный функционализм Парсонса, либерально-экономическая парадигма и экономико-детерминистическая парадигма марксизма, а также их приложение к проблемам развития с помощью теории модернизации и марксистского эволюционизма. Аргументация всех основных представителей исторической социологии формировалась в процессе критики абстрактных обобщений, предлагаемых последователями одного или нескольких из этих направлений.
Сама форма социально-исторических исследований для многих из них в значительной мере определялась диалогом с имеющимися "большими теориями". Для других первичным был интерес к историческим проблемам как таковым, и, соответственно, их критический диалог с общими теориями имел гораздо больше нюансов. Как у одних, так и у других собственно исторические исследования развивались благодаря тесной, хотя и носящей критический характер, связи с доминирующими макротеорети-ческими парадигмами современной социологии.
Кроме того, существует группа исследователей (Карл Поланьи, Марк Блок и Бэррингтон Мур), чьи работы также ведут критический диалог с грандами социологической теории, но основное внимание уделяют практическому историко-социальному анализу, который автор называет "проблемно ориентированным". Их главная задача состоит не в том, чтобы выявить неприменимость существующих теоретических перспектив, и не в том, чтобы создать альтернативную парадигму, заменяющую современные. Скорее, приоритетная цель этих исследователей состоит в том, чтобы осмыслить характер исторического процесса независимо от того, какие теоретические средства кажутся нам полезными или подходящими для этой цели.
Таковы, по мнению автора, происхождение и суть исторической социологии.
З. Каганова
2001.01.007. ТИЛЛИ Ч. ВСТРЕЧА ИСТОРИИ И СОЦИОЛОГИИ. TILLY CH. Sociology, meet history. - The classical tradition in sociology: The American tradition / Ed. by Alexander J. etc. -L.: SAGE, 1997. -Vol. IV. - P. 172-220.
Подобно Теде Скокпол, Чарлз Тилли рассматривает встречу истории и социологии. Однако их подходы существенно различаются по широте охвата: Т. Скокпол сосредоточивает внимание главным образом на становлении и сущности "исторической социологии", тогда как Ч. Тилли интересует именно процесс стыковки этих двух фундаментальных научных дисциплин во всех его многообразных аспектах. Для авторского стиля Ч. Тилли характерна дифференцированная, детальная и тщательная проработка затрагиваемых им вопросов, но в реферате, по-видимому, стоит остановиться лишь на главных из них. К ним можно отнести три фундаментальных проблемы: 1. Вызов, который история бросает общественным наукам. 2. Интеграция истории и общественных наук (хотя сам Ч. Тилли не употребляет термина "интеграция", а говорит об их "срастании"). 3. Встреча истории и социологии. Рассмотрим их по порядку.
Читая описания тех или иных исторических событий, сделанные их современниками, мы начинаем улавливать, что в этих описаниях содержится определенная трактовка общественных явлений. Более того, мы чувствуем, что у нас тоже складывается свое понимание событий, описанных их современниками, и общества, в котором они происходили. В общей форме вызов, бросаемый нам историей, заключается в необходимости сопоставления этих интерпретаций и в трудностях его осуществления.
Почему отношения истории и обществоведения носят характер вызова?
Во-первых, в общественных науках подспудно сложилась широко распространенная убежденность в ничтожном интел-лектуальном значении практической работы историка; источником этой убежденности служит отнесение истории к "идеографическим" дисциплинам, а всех остальных общественных наук — к "номотетическим". Очень часто задачу ученых-обществоведов видят в том, чтобы формулировать общие
