CC BY
9
2000.04.022. ВОЙЕР P. ТРИДЦАТЬ ЛЕТ КАНАДСКОЙ НАУЧНОЙ ПОЛИТИКИ: ОТ 1,5% - К 1,5%.
VOYER R. Thirty years of Canadian science policy: from 1,5 to 1,5 // Science a. publ. policy. — Guildford, 1999. — Vol.26, №4. — P.277-282.
Автор в прошлом советник Канадского совета по науке, член Постоянного канадского представительства при ОЭСР, исполнительный директор Канадского института экономической политики, руководитель отдела в министерстве науки и технологии Канада. В реферируемой статье автор, основываясь на опыте, приобретенном на указанных высоких постах, представляет свой взгляд на развитие канадской научной политики.
Доля валовых исследовательских затрат в ВВП Канады, отмечает Войер, на протяжении последних 30 лет остается неизменной и равной 1,5%. Исключение составили 70-е годы, когда этот показатель упал ниже 1,0%. Сопоставительный анализ ОЭСР с использованием указанной доли показал, что в 60-е годы Канада уступала своим основным конкурентам. Обеспокоенный этим обстоятельством Канадский совет по науке в 1968 г, выступил с предложением увеличить в ближайшем будущем данный показатель с 1,47 до 2,0% (с.277). Однако даже к середине 90-x годов эта цель так и не была достигнута. Доля затрат на ИР в ВВП Канады составляла в то время 1,55% (с.278).
Пытаясь объяснить этот “застывший” показатель, правительственные аналитики предложили целый “набор” причин.
Во-первых, утверждалось, что, обладая богатыми природными ресурсами, Канада не нуждается в усиленных ИР и развитии высоких технологий.
Во-вторых, причину видели в высокой доле иностранной собственности в канадском промышленном потенциале; иностранные инвесторы не желали вкладывать средства в местные ИР, поскольку проводили
соответствующие изыскания в материнских компаниях у себя
на родине.
В-третьих, на активность канадских ученых повлиял усиленный приток знаний из соседних США.
Четвертую причину видели в недостаточно “адекватном” финансировании национальной науки со стороны частного сектора.
В-пятых, объяснение низкого уровня прямых затрат на ИР находили в компенсации в виде “щедрых налоговых стимулов”.
Наконец, в-шестых, аналитики провозгласили, что фокус финансирования сейчас должен быть нацелен не на ИР, как таковые, а на инновации.
Характеризуя историю канадской научной политики в целом, автор утверждает: было много аналитических объяснений и
риторики, но мало конкретных действий. Последние свелись в основном к перестройкам механизма научной политики.
В истории организации управления канадской наукой автор различает два периода: 60-70-е годы — “эпоха оптимизма и реструктуризации”; 80-90-е годы — “осознание реальности”.
Каждому из периодов посвящен соответствующий раздел реферируемой статьи.
Характеризуя первый из перечисленных периодов, автор подчеркивает, что основные организации, составившие научнотехнический аппарат руководства ИР, возникли в 60-е годы не на пустом месте. С 1916 г. в этой стране действовал Национальный исследовательский совет (КЯС). Принятие решений в первый период носило в основном неформальный характер и основывалось главным образом на личных связях элиты канадского научного сообщества и высших правительственных чиновников. Исследовательская деятельность, поддерживаемая из государственных фондов, не была объектом строго контроля и вообще не вызывала пристрастного интереса.
Первая критика научной политики прозвучала в 1962 г. в докладе Королевской комиссии по организации правительства (Комиссия Гласско). Здесь критиковалась некоординируемая “экспансия” научной и технической деятельности. Составители доклада предлагали возложить ответственность за научную политику на премьер-министра, при Кабинете министров должен быть образован Секретариат по науке, наконец предусматривалось
сформировать Канадский совет по науке, в который вошли бы ученые, представлявшие научное сообщество, университеты и промышленность. Предложения Комиссии Гласско были одобрены правительством, значительная их часть стала реализовываться в середине 60-х годов.
В 1964 г. был образован Секретариат по науке. Перед ним поставили задачу сбора и анализа информации о правительственных научных программах и их связи с прочими видами научной деятельности на территории страны. Секретариат просуществовал до 1971 г., когда он влился во вновь образованное Государственное министерство по науке и технике. Роспуск Секретариата по науке, утверждает автор, означал, что отныне проблемы науки и техники не имеют более центрального значения для правительства. С этого времени и поныне научная политика уже никогда не “восстановила своей главенствующей позиции в правительственных кругах, принимающих решения”.
Главной задачей Совета по науке, созданного в июле 1966 г., по словам тогдашнего премьер-министра Пирсона, должно было стать “консультирование правительства по вопросам оптимального использования научных ресурсов для блага страны”. Эта организация не должна была располагать собственными лабораториями или исследовательскими фондами. В октябре 1968 г. был опубликован первый важный доклад Совета “Национальная научная политика для Канады”. Составители этого документа подчеркивали значимость крупных программ, в рамках которых наука и технология могли бы быть использованы для достижения социальных и экономических целей страны. Реализация таких программ должна была сконцентрироваться в промышленном и вузовском секторе ИР. Доклад получил большой общественный резонанс и, по словам автора, определил программу работы Совета на последующие 25 лет.
При премьер-министре Трюдо Совет в значительной мере утратил свое влияние, в этих условиях его усилия сконцентрировались на организации научно-политических дискуссий; руководство Совета рассчитывало таким косвенным путем оказать влияние на правительственную научную политику. Совету удалось организовать несколько интересных обсуждений, однако в 1992 г. при правительстве Малруни он был распущен.
Определенный вклад в научную политику страны внес Специальный сенатский комитет, сформированный в 1968 г. и распущенный в 1977 г. За этот период Комитет опубликовал четыре тома своих анализов и рекомендаций по созданию более согласованной структуры для проведения научной деятельности.
В конце 60-х годов состояние научной политики Канады обследовала специальная комиссия ОЭСР. В 1969 г, был опубликован доклад этой комиссии. Комиссия, в которую входили эксперты из разных стран, подняла в своем докладе вопрос о недостаточной согласованности в канадской научной деятельности. Составители обратили внимание на “слишком либеральный подход” по отношению к проникновению американских фирм в канадскую промышленность. Эта проблема стала объектом .дискуссии в канадских научных и промышленных кругах; итогом последней стало образование Управления регулирования иностранных инвестиций. Позднее под давлением США эта организация была распущена.
Проблема согласования научно-технической деятельности, выявленная экспертами ОЭСР, была поставлена перед Государственным министерством по науке и технике, созданном в 1971 г. С самого начала, подчеркивает автор, это ведомство не получило достаточных полномочий, чтобы влиять на политику отраслевых ведомств, реализующих собственные научные программы. За время с 1971 по 1986 г. министерство по науке и технике прошло через пять реорганизаций, здесь сменилось 13 министров и в конце 80-х это ведомство было распущено (с.280).
Характеризуя в целом первый период в канадской научной политике, автор пишет, что это было время активного экспериментирования с организационным аппаратом такой политики. При этом правительство не проявило должной государственной воли, чтобы придать научно-политическим решениям ту роль в системе государственных задач, которую можно было бы считать центральной.
Второй период начался с объявленного в 1980 г. намерения Совета по науке поднять долю затрат на ИР в ВВП с 1,02 до 1,5% (с.280). В научной политике наметились два отчетливых направления: политика для науки как таковой и политика для технологии, ориентированная на поддержку инновационных и экономических целей.
В 1983 г. правительство либералов обнародовало документ о технологической политике Канады. Целью такой политики провозглашалось “укрепление национальной экономики на базе создания, использования и распространения современных технологий“. Конкретные меры включали льготное налогообложение для затрат на ИР, дополнительное финансирование Программы содействия промышленным ИР и так называемых “развивающих технологий”: биотехнологии, коммуникаций и микроэлектроники.
В 1987 г. был воссоздан в новом обличии Национальный консультативный комитет по науке и технике, призванный консультировать премьер-министра. Правда, последний почти не пользовался консультациями экспертов Комитета. В ноябре 1987 г. правительство консерваторов объявило о собственной стратегии для науки и технологии. На реализацию программы было обещано выделить 1,5 млрд. канадских долл., в этих целях перепрофилировали фонды, сняв их с других программ (с.280). Интересная инициатива на взгляд автора, — “всеканадская сеть центров превосходства”. В рамках этой программы ученые из различных университетов группируются для разработки передовых исследовательских программ (с участием промышленных подразделений ИР).
В 80-е годы выросла заинтересованность в проведении собственной научной политики на уровне отдельных провинций. К разработке программ науки и технологии и механизма их реализации приступили Квебек, Онтарио, Альберта и Британская Колумбия. В марте 1987 г. в Ванкувере министры по науке из центрального, провинциальных и территориальных правительств подписали документ о национальной политике в области науки и технологии, однако до его реализации дело так и не дошло.
Тем не менее в Канаде, как и в других странах, возникли и развиваются центры знаниеёмкой технологии — технополисы. Автор полагает, что в настоящее время в стране действует десять технополисов: Торонто, Монреаль, регион Южной части Онтарио, Оттава, Ванкувер, Калгари, Саскатун, Виннипег, Эдмонтон и Галифакс. Технополисы южных канадских провинций поддерживают связи с прилегающими американскими центрами ИР. Децентрализация
инновационной деятельности является, на взгляд автора, наиболее характерной тенденцией в системе канадских научно-технических усилий.
Какие признаки характеризуют второй период канадской научной политики? Главным автор считает смещение научно-политических приоритетов в сторону инноваций, растущую интеграцию науки и технологии с экономической политикой. Такие приоритеты определены осознанием того, что будущее страны зависит от наукоемких отраслей, тесно связанных с передовой наукой и технологией. В таких условиях разработчики государственной научной политики видят свою главную задачу в формировании среды, благоприятной для появления инноваций. В этой связи традиционный, “узкосфокусированный подход к принятию научно-политических решений” и соответствующий ему, организационный механизм, унаследованный от 60-х и 70-х годов, все больше ставится под сомнение.
В заключение автор отмечает, что, несмотря на постоянные призывы и обещания канадских политиков, доля исследовательских затрат этой страны в ВВП на протяжении 30 последних лет остается неизменной — 1,5%. Проблемы науки и технологии, подчеркивает в этой связи автор, никогда не находились в центре политики канадского правительства. Исключением является лишь короткий период в конце 60-х годов, когда существовал Секретариат по науке. В последние годы страна растрачивает даже тот механизм, который составлял аналитический компонент научной политики. Распущен Совет по науке, в секторе университетов не проводятся “прорывные исследования” (исключение составляет лишь Квебекский
университет).
Сохранение на протяжении 30 лет неизменной доли затрат на ИР в ВВП свидетельствует о том, что государственное финансирование все больше замещается частным. Таким образом, все большая сфера принятия решений “уходит из рук правительства”.
Т.В.Горбунова
