Научная статья на тему '2000. 04. 014. Нокс К. Безумные видения: пророчества, знаки и научное знание в Лондоне 1790-х годов. Knox K. Lunatick visions: prophecy, signs and scientific knowledge in 1790s London // history of science. - Chalfont St. Giles, 1999. – Vol. 37, Pt. 4. – P. 427-457'

2000. 04. 014. Нокс К. Безумные видения: пророчества, знаки и научное знание в Лондоне 1790-х годов. Knox K. Lunatick visions: prophecy, signs and scientific knowledge in 1790s London // history of science. - Chalfont St. Giles, 1999. – Vol. 37, Pt. 4. – P. 427-457 Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
62
20
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ЗНАНИЕ НАУЧНОЕ – СОЦИОКУЛЬТУРНЫЕ ФАКТОРЫ / НАУКА – В ВЕЛИКОБРИТАНИИ – – ИСТОРИЯ / НАУКА – И ПАРАНАУКА / РАЦИОНАЛЬНОЕ И ИРРАЦИОНАЛЬНОЕ
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «2000. 04. 014. Нокс К. Безумные видения: пророчества, знаки и научное знание в Лондоне 1790-х годов. Knox K. Lunatick visions: prophecy, signs and scientific knowledge in 1790s London // history of science. - Chalfont St. Giles, 1999. – Vol. 37, Pt. 4. – P. 427-457»

2000.04.014. НОКС К. БЕЗУМНЫЕ ВИДЕНИЯ: ПРОРОЧЕСТВА, ЗНАКИ И НАУЧНОЕ ЗНАНИЕ В ЛОНДОНЕ 1790-х ГОДОВ. KNOX K. Lunatick visions: Prophecy, signs and scientific knowledge in 1790s London // History of science.- Chalfont St. Giles, 1999. - Vol. 37, pt.4. - P. 427-457.

Автор, сотрудник Калифорнийского технологического института (США), рассматривает споры относительно интерпретации некоторых знаков, которые имели распространение в Лондоне в конце XVIII в., и их взаимоотношения с рациональной наукой.

Любая культура имеет свою развитую систему знаков. Однако конец XVIII в., века Просвещения, в Британии стал не только периодом бурного политического брожения, но и уникального взаимопроникновения разнообразных систем знаков. В конце правления Георга III1 появилось большое число символов (ярко горящие кометы, масонские рукопожатия, красные колпаки свободы, новая химическая номенклатура, англиканские символы и пр.), возбуждавшие умы и ставшие предметом спора. В определенном смысле Лондон на переломе веком представляет собой, по словам автора, "семантическое поле сражения". "Выиграть право на интерпретацию специфических знаков (прежде всего тех, которые теперь принято классифицировать как научные) значило выиграть право предсказывать будущее, а также решать, какую "публику" и порождаемое ею общественное мнение2 можно считать рациональными и отличать от мнений, которые выходят за рамки здравого смысла" (с. 428).

Как писал один из историков науки о "раблезианской Франции", "ни у кого тогда не было представления о том, какие явления или события в принципе невозможны в нашем мире" (с. 428). В последнее десятилетие XVIII в. британцы оказались в аналогичной ситуации. Хотя выдвигалось немало гипотез о том, чего не может произойти, тем не менее единого мнения относительно "невозможного" не было даже у членов Лондонского королевского

1 Георг III (1788-1820) - англ. король с 1760 г., в 1811 г. при Георге III было назначено регентство принца Уэльского. - прим. реф.

2 Идея о том, что общественное мнение порождается публикой, впервые была предложена французским социологом Т.Тардом в его книге "Общественное мнение и толпа" (1902). - Прим. реф.

общества. С дискуссиями по поводу фантастических монстров и "солнечных жителей" можно было столкнуться как на страницах "философских трудов", так и в детских сказках. Даже те, кому было нетрудно исключать определенные феномены из сферы "возможного", были не в состоянии противостоять огромному валу пророческой литературы и новых периодических изданий, посвященных оккультным наукам. Авторы подобных публикаций не только нападали на такие фигуры, как Ньютон и Бэкон, ставшие символом рациональности, но и ставили под сомнение тексты этих натурфилософов. По мере того как Лондонское королевское общество и Медицинский колледж теряли монополию на своих "героев", научное знание, которое для многих представляло собой "черный ящик", стало утрачивать свой авторитет. Именно в связи с этим французский историк и философ науки П.Бурдье (Bourdieu) ввел понятие "доктрина" (doxy ) как "совокупность предположений, представляющих собой область пересечения неортодоксальных и ортодоксальных представлений, которые сторонниками антагонистических подходов принимаются на веру и не обсуждаются" (с. 429). Эта "доктрина" в 1790-е годы подверглась значительной эрозии.

В конце эпохи Георга III, как принято считать, происходило конструирование науки как "публичной культуры", о чем свидетельствуют многочисленные научные шоу (демонстрация научных опытов, различных приборов и изобретений, проводившихся в этот период). Однако именно 1790-е годы могут служить примером того, насколько хрупкими и спорными могут быть уже сформировавшиеся "сообщества рациональных исследователей" и насколько трудно бывает определить аудиторию, способную выступать в качестве арбитра хорошего вкуса и здравого смысла. Несмотря на упорные попытки, в 1790-е годы становилось все труднее указать на конкретную социальную группу, которая последовательно поддерживала бы такие "символические качества натурфилософов, как бесстрастность и объективность" (с. 429).

Критики теории Ю.Хабермаса относительно активной "политически функционирующей общественности" утверждают, что понятие "общественность", или "публика" в терминологии Тарда, весьма призрачно, поскольку всегда существует целый ряд социальных групп с разным стилем мышления, ценностями и

установками, которые конкурируют между собой. Общественное мнение, формировавшееся в издательстве Джозефа Джонсона или на заседаниях Лондонского королевского общества, явно отличалось от мнения заключенных Ньюгейтской тюрьмы. Было высказано предположение, согласно которому разные сферы общества могут быть определены в терминах того, что они читают, например, потребители периодики типа "Журнал для джентельменов" ("Gentelmen's magazine ), "Филосовские труды", с одной стороны, и "Журнал для магов" (ТИе conjuror's magazine ) — с другой. В связи с этим, для того, чтобы понять особенности науки конца правления Георга III, необходимо обратить внимание на семантические споры, соперничество между конфликтующими дискурсами и мутации текстов/знаков в тех случаях, когда они пересекали социальные барьеры.

В своем анализе автор отталкивается от наблюдения, согласно которому было бы неверно "проводить жесткие границы между утонченной и респектабельной ученостью таких людей конца века, как Дж.Пристли, и неграмотным энтузиазмом тех, кто своими корнями уходит в народную культуру" (с. 430). Это наблюдение, а также необычные научные дебаты этой эпохи позволяют выявить две проблемы, с которыми столкнулось британское общество в конце XVIII в.: первая касалась попыток отличить "правдоподобные" идеи и описания от "абсурдных", а вторая связана с невозможностью провести четкие границы между рационально мыслящей "публикой" и той, чьи мнения выходят за рамки здравого смысла.

Читающей публике в Лондоне в 1790-х годах было представлено огромное разнообразие утверждений о природных и надприродных явлениях. Многие авторы и издатели, создававшие это разнообразие, в настоящее время либо забыты, либо считаются шарлатанами и безумцами. Их абсурдным высказываниям противопоставляется вклад честных научных практиков. Но даже беглый взгляд на публикации этих авторов и издателей обнаруживает, что в большой степени они рассматривали те же вопросы, обращались к тем же текстам, пользовались теми же интерпретативными техниками и дискурсивными стратегиями, что и их уважаемые современники. Доказательством этого положения может служить сопоставление астрономических наблюдений У.Гершеля и видений самого известного прорицателя этой эпохи

Р.Бросерса (Brothers). Огромный интерес к прорицательной литературе и появление периодических изданий типа "Небесного телеграфа" (Celestial telegraph), по мнению автора, "свидетельствуют как об отсутствии у лондонцев четкого представления о научном правдоподобии, так и о настойчивости, с которой они пытались вытеснить традиционные организации, имеющие право на создание и публикацию научной продукции" (с. 430).

Во второй половине века в лондонской философской и медицинской периодике развернулась целая серия дискуссий. Предпринимавшиеся попытки прояснить отдельные разделы "Principia" Ньютона привели к разногласиям относительно оснований и системы обозначений в алгебре и математическом анализе. В свою очередь, натурфилософы, занимавшиеся химией, обсуждали проблему обозначений в своей дисциплине. Для одних новая химическая номенклатура, пришедшая из Франции, была символом прогресса, для других она означала тиранию Французской республики. В это же самое время в медицинских и химических кругах обсуждалась проблема истинных отношений между материей, духом и разумом. В этот спор включились и теологи, которые понимали, что, если разум и дух будут сконструированы в качестве материальных сущностей, англиканское духовенство потеряет свое влияние. Большую озабоченность у теологов вызывали споры относительно множественности миров, истории небесных светил и особенно истории Земли. С возникновением в конце XVIII в. концепции нептунизма1 дата всемирного потопа была значительно отодвинута в глубь веков. Сторонники вулканизма2, такие как Дж.Хаттон (Hatton), пошли еще дальше, утверждая, что "Земля не имеет ни признаков начала, ни перспективы, конца" (с. 432).

В отличие от богословов, напуганных подобными идеями, У.Гершель встретил их с восторгом, поскольку положения Хаттона соответствовали его собственной концепции образования звезд путем

1 Нептунизм - геол. концепция конца XVIII - начала XIX вв., основанная на представлениях о происхождении всех горных пород (в том числе изверженных) из вод первичного Мирового океана и из вод "всемирного потопа". - Прим. реф.

2 Вулканизм - геол. концепция конца XVIII - начала XIX вв., основанная на представлении о происхождении горных пород благодаря проникновению магмы из глубин Земли на ее поверхность. - Прим. реф.

сгущения рассеянного туманного вещества. Гершель (1738-1822), основоположник звездной астрономии, с помощью изготовленных им телескопов производил систематические обозрения звездного неба, исследовал звездные скопления, двойные звезды и туманности. В конце XVIII в. он обнаружил движение Солнца относительно звезд, открыл орбитальное движение у двойных звезд и высказал идеи о строении Млечного пути. Подобно "истории Земли" Хаттона, "небесная наука" Гершеля оставляла мало места для божественного вмешательства. Кроме того, использование телескопов для астрономических наблюдений помогало бороться с предрассудками и легковерием. Например, в XVIII в. удалось вычислить траектории движения комет, что позволило астрономам заявить, что как предсказуемые и периодически появляющиеся объекты кометы не могут служить предзнаменованием каких-либо событий на Земле. Тем не менее в Англии Георга III они продолжали оставаться символами господнего гнева — так, кометы, наблюдавшиеся в 1807 г. и 1811 г., получили прозвище "комет Наполеона" и рассматривались как предзнаменования Страшного суда. Даже респектабельный и здравомыслящий "Журнал для джентльменов" опубликовал отчеты с данными о влиянии кометы на погоду, вкус оленины и количество двойняшек, родившихся в стране" (с. 432). И в самом творчестве Гершеля материалистическая философия и естественнонаучная направленность его работ соседствовали с самым неожиданными гипотезами. В 1790-е годы Гершель много размышлял о структуре Солнца, комет, туманностей и планет. Он намеревался доказать, что все небесные тела состоят из взаимозаменяемого вещества. Поэтому отдельные составляющие звездного здания, точно так же как растительный, животный и минеральные миры, должны быть связаны между собой родственными связями. Отсюда он делал весьма неожиданный вывод, что планеты и звезды населены живыми разумными существами. Как утверждал Гершель в 1794 г., он "пришел к выводу, опираясь на астрономические принципы, что Солнце — это населенный мир" (цит. по: с. 434).

В 1790-е годы он опубликовал серию статей в "Философских трудах", в которых описывал признаки, свидетельствующие об обитаемости планет и Солнца. Казалось бы, подобные фантазии, нарушающие нормы и этикет Лондонского королевского общества, должны были быть им отвергнуты. И тем не менее никто не

попытался отговорить Гершеля от чтения своих статей в "Сомерсет хаузе". Сообщения об удивительных событиях или явлениях регулярно практиковались на заседаниях Лондонского королевского общества. Тем не менее утверждения Гершеля своей экстравагантностью выходили за эти даже весьма широкие рамки рациональной науки.

У некоторых современников и коллег Гершеля такая его убежденность вызвала недоумение и сожаление. Самыми яростными критиками космологии Гершеля стали его коллега Г.Броугхам (Brougham), осмеивавший утверждения Гершеля о том, что пятна на Солнце влияют на урожайность, а также редактор "Ежемесячного обозрения" (Monthly review), который считал признаком буйного помешательства гипотезу о том, что планеты образовались из "огромного газового яйца" (с. 434). Других, например, создателя Лондонского планетария У.Джонса (Jones) выводы Гершеля о множественности миров лишь развеселили. Немало было и тех, кто воспринял эти выводы с большим интересом. Например, Р.Харрингтон (Нат^оп) полагал, что авторитет Гершеля поможет пробиться его труду "Новая система огня и планетарной жизни" (New system of fire and planetary life), который и был опубликован в 1796 г. Объединив гершелевскую космологию с собственной исправленной версией ньютоновской философии, Харрингтон пришел к выводу, что "нет никаких сомнений в том, что те же люди, животные, растения и минералы, которые есть на Земле, присутствуют и на Марсе" (цит. по: с. 434). Англо-американский просветитель Т.Пейн в своем трактате "Век разума" (1794) высмеивал христианские пророчества и одобрительно отзывался об идее множественности миров.

Конец XVIII в. в Англии был ознаменован душевным заболеванием короля. В ноябре 1788 г. у Георге III появились "видения": то ему казалось, что в Лондоне случился потоп, то, что с помощью телескопа Гершеля он видел Ганновер и др. У короля были и другие признаки психического расстройства. Однако "после четырех месяцев прикладывания пиявок, горчичников, банок, приема слабительного, надевания смирительной рубашки и использования "проникающего газа доктора Виллиса" ему стало лучше" (с. 427).

Георг III был не единственным, кому привиделся потоп, охвативший столицу. В 1789 г. Р.Бросесрса, бывшего морского офицера, посетила целая череда видений. Бросерс, в частности, предсказывал потоп и землетрясение, которые должны произойти в столице в момент прихода следующего столетия. В 1794 г. он опубликовал книгу со своими пророчествами, касавшимися как событий в стране, так и за рубежом. Как и его современники — астрологи, астрономы, странствующие преподаватели и пророки, — Бросерс прилагал много усилий, чтобы доказать свой божественный авторитет. Он рассказывал, как Создатель дважды намеревался уничтожить Лондон. Но, к счастью для столицы, Бросерс ходатайствовал перед своим "Дядей", и тот внял его просьбе.

Успех книги Бросерса в Лондоне был огромен и прежде всего у тех, кого принято называть "толпой". Этот успех, как отмечает автор, не был случайным. Лондонцы знали, что они принадлежат культуре, которая имеет глубокие традиции пророчества. "Нам трудно представить, что интеллигентные люди могли принимать такие пророчества всерьез, но это лишь показатель нашего анахронизма и слепоты. Если для отдельных натурфилософов пророческих дискурс был однозначно связан с иррациональностью, то для большинства лондонцев эта связь вовсе не была очевидной" (с. 435).

Поэтому не стоит удивляться, что члены парламента, врачи, химики и математики сочли утверждения Бросерса правдоподобными, и некоторые из них проводили сложные вычисления, чтобы продемонстрировать приближение Миллениума. Одним из наиболее горячих прозелитов Бросерса стал известный ученый востоковед Н.Халхед (Halhed). В своей книге "Вычисление начала Миллениума" (Calculation on the commencement of the Millenium), опубликованной в 1795 г., Халхед дал высокую оценку пророческому дару Бросерса, описав те его предсказания, которые на тот момент уже сбылись (в том числе цареубийство в Швеции и некоторые детали континентальных войн). Ставя знак равенства между библейским годом и календарным и оценивая его продолжительность в 360 дней, он подтвердил предсказание Бросерса, что "Миллениум наступи 19 ноября в момент восхода Солнца на широте Иерусалима" (с. 436).

Члены Лондонского королевского общества в основном воздерживались от публичной поддержки Бросерса. Однако среди

них встречались и такие натурфилософы, которые открыто превознисили "племянника Господа". Одним из них стал коллега Дж.Пристли, член Лондонского королевского общества, лауреат его престижной награды П.Вулф (Woulfe). Он регулярно приглашал своих "избранных друзей" к Бросерсу, где они обсуждали связи между химическими силами и приближающимся Воскрешением.

Пытаясь избавиться от этой "пророческой эпидемии", Питт арестовал Бросерса. Он заявил, что Бросерс "воображал смерть короля", что считалось изменой со времени Генриха XVIII. Но до суда дело не дошло. Врачи, которые были приглашены правительством для освидетельствования новоявленного пророка, признали его душевнобольным. Столь решительные действия Питта не имели успеха. Точно так же не имели успеха попытки других государственных деятелей и философов развеять мифы о Роке. Число работ, написанных сторонниками Бросерса, как показывает автор, значительно превышало объем антибросерской литературы.

На переломе веков появилось большое число публикаций, содержащих разного рода предсказания, с которыми члены Лондонского королевского общества безуспешно пытались бороться. Точно так же они были не в силах пресечь разного рода колкости и оскорбления, направляемые в адрес Общества. Члены Общества обвинялись в непоследовательности, "глупости и одержимости лунными жителями, циклопическими свиньями, ведьмами, двухголовыми монстрами и пр." (с. 438), тогда как Паркинсон (Parkinson), создатель Геологического общества, упрекал их в смирении перед англиканством: "Лондонское королевское общество создано под прямым патронажем короля, и, если самый мудрый человек на свете попытается вступить в него, его непременно отвергнут, если он не признает, что три это один, а один это три" (цит. по: с. 439).

В середине 1790-х годов в "Философских трудах" стали появляться статьи апокалиптического характера. Так, в 1796 г. Э.Грей (Gray) на заседании Общества прочел свою работу "Описание землетрясения, ощущаемого в различных частях Англии" (Account of the earthquake felt in various parts of England). Примечательно, что дата сейсмической активности была та же, что и в предсказании Бросерса. Трудно точно установить, сколько времени в Лондонском королевском обществе отводилось подобным философствованиям.

Некоторые историки высказывают сожаление, что Общество много времени тратило на всякие чудеса и "безумства" за счет занятий "реальной" физикой, другие же считают, что чтение работ, подобных трактату Грейя, было эпизодическим и Общество "принимало большие усилия для демаркации "серьезных поставщиков" натурфилософии от шарлатанов" (с. 439).

Но в любом случае за пределами "Сомерсет хауза" оставалось много места для радикальных и необычных описаний природного мира. Тиражи всяких околонаучных и псевдонаучных изданий в сотни раз превышали небольшой тираж "Философских трудов". В ряде этих публикаций излагались различные версии и примеры взаимодействия научных законов с Провидением. Другие пытались конкурировать с Лондонским королевским обществом, беря за основу доктрины натурфилософов Ньютона или Лавуазье и "дополняя" их. Так, в 1788 г. жители столицы могли приобрести руководство Э.Сибли (Sibly) "Небесная наука астрология" (Celectial science of astrology) объемом в 1300 страниц. Выдержавшая дюжину изданий до начала Регенства, работа Сибли представляла собой смесь последних научных достижений с многовековой натуральной магией. Легко перетасовывая идеи Ньютона, Пристли, Лавуазье, Парацельса и Гермаса Трисмегиста, Сибли убеждала своих читателей в том, что Лондонское королевское общество игнорировало существенные элементы природного мира. Успехом пользовался и "Журнал для магов", начавший выходить с 1791 г. В этом журнале столь же легко, как и в работе Сибли, представления алхимиков переплетались с теориями И.Ньютона и Э.Сведенборга (с. 441).

Противник всяческой магии и наиболее активный автор "Философских трудов", химик, философ-материалист Дж.Пристли, тем не менее, как считает автор, опирался на те же источники, что и редакторы "Журнала для магов". Он пытался модифицировать сложившиеся интерпретации Исаака Ньютона для того, чтобы установить связь между натуральной философией и Провидением. Пристли, как создатель теории флогистона, не доверял французской номенклатуре, предложенной А.Лавуазье. Он опасался, что принятие французской номенклатуры приведет к "научному господству галльских философов" (с. 442).

Хотя Пристли и пытался дистанцироваться от неграмотных фанатов типа Бросерса, тем не менее в 1790-е годы проповедческая

направленность его работ становилась все более выраженной. На карикатурах того времени его изображали сектантом, проповедующим с кафедры учение о флогистоне (с. 442). Перед своим отъездом в США в 1794 г. Пристли прочел лекцию с примечательным названием "Древние пророчества и современное состояние Европы" (The present state of Europe compared with ancient prophecies). Как и многие другие толкователи, Пристли был уверен, что французская революция ознаменовала новую эру: "Хотя Спаситель и не мог назвать точную дату второго пришествия, тем не менее, совершенно очевидно, что времена бедствий, предсказанные в Писании, уже близки" (с. 442).

Будучи унитарием, Пристли полагал, что Христос не был единосущим с Высшим разумом, но лишь "самым выдающимся из пророков". Пристли полагал, что его натуральная философия разрушит догмы, которые охватили Вестминстер и Парламент, и покажет христианам, почему англиканские принципы, такие как учение о Троице, не что иное, как идолопоклонство. В конце 1780-х годов Пристли со своими ближайшими помощниками взялся за новый английский перевод Библии. Вычеркивая ключевые слова, такие как "дух" и "троица", они надеялись привести Писание в соответствие с последними материалистическими разработками в натурфилософии. Пристли доказывал, что природные феномены следует понимать как продукт химических, электрических и мыслительных сил. Вывод, который должен быть сделан из этой концепции природы, состоял в том, что политическая и религиозная власть опирается на ложную концепцию природы и пустые символы (с. 444).

Таким образом, Лондон на рубеже веков, пишет автор в заключение, был полон "безумных видений", пророчеств, ожиданий конца света и пр. Даже некоторые члены Лондонского королевского общества и государственные деятели были захвачены этими настроениями. И хотя "сумасшествие, связанное с Миллениумом, лишь частично затронуло "Сомерсет хауз", тем не менее, идеи и гипотезы наиболее известных британских натурфилософов — особенно Хаттона, Гершеля и Пристли — внесли сумятицу в вопрос о статусе человека во Вселенной. В условиях, когда большое число голосов претендовало на то, чтобы выступать от имени Природы или Провидения, а строгая интеллектуальная иерархия отсутствовала,

было трудно решить, кому верить. Поэтому в 1790-е годы, бесспорно, британским читателям практически было невозможно отличить продукты "просвещенного разума" от "иррациональных иллюзий" (с. 442). Эта ситуация принципиально отличается от современных отношений между наукой и обществом. Так, при последнем посещении Земли кометой Хейла-Боппа (Hale-Bop) для большинства телезрителей и читателей было очевидно, что они должны доверять академическим институтам, которые сообщили, что эта комета представляет собой смесь камней и льда (с. 450).

Хотя некоторые из героев этой статьи и остались в истории благодаря их вкладу в наше понимание природного мира, они сами не разделяли интеллектуальных, "медицинских" или социальных границ между рационально мыслящими учеными и иррациональными мистиками, границ, которые, как принято считать, стали продуктом "революции" в науке и Просвещения.

Т.В.Виноградова

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.