CC BY
45
данными, которые ставят перед исследователями новые методологические и теоретические задачи.
А.А. Али-заде
2018.04.012. А.А. АЛИ-ЗАДЕ. ТЕНДЕНЦИИ РАЗВИТИЯ ОБЩЕСТВЕННЫХ НАУК В НОВЫХ КОММУНИКАЦИОННЫХ УСЛОВИЯХ. (Обзор).
Ключевые слова: интеграционная тенденция; междисципли-нарность; трансдисциплинарность; общественные науки; метод понимания; методолого-методические инновации.
Авторы обозреваемых текстов сходятся на том, что в современных условиях глобализации и свободы человеческой коммуникации интеграционные процессы, всегда свойственные научному развитию, выходят на новый уровень. Формирование междисциплинарных исследовательских полей перестает отвечать расширившимся потребностям внутринаучной коммуникации, перестраивающейся сегодня на трансдисциплинарный вектор. И в контексте такой перестройки предлагается некий новый исследовательский инструментарий - методологический и методический.
Исследователь из Канады М. Пуарье (M. Poirier) (11) полагает, что известную методологию общественных наук, метод понимания, породил позитивизм. Суть позитивизма заключается в отказе от принципа организации жизни по жесткой схеме, принципа, когда жизненная система, раз заданная какими-либо нормами, начинает существовать исключительно как отражение этих норм без всякой «самодеятельности» и изменений, в соответствии с выполнением нормативных требований. Позитивизм, по М. Пуарье, - это отказ от «внешних», все регламентирующих норм в пользу «рамочного» функционирования системности: «рамка» не образует как таковую систему, она лишь выделяет ее, задавая и охраняя ее путь как путь «самоопределения» и «самообучения». Строго говоря, «рамка» просто «называет» систему системой, которая не организовывается кем-то и чем-то, а самоорганизовывается, и «рамка» эту самоопределяемость охраняет именно тем, что ни в коем случае не диктует такой системе, но ведет с ней постоянный диалог. Именно такого рода «мягкое» отношение к реальности проповедуют позитивисты, которые говорят: мир таков, каким он практи-
чески открывается человеку, поэтому человек должен не воображать, каков мир есть «на самом деле», а отвечать на его вызовы, вести с ним постоянный диалог. Сам факт осознания необходимости такого диалога и устанавливает «рамку», выявляющую подобную системность.
Понятно, что подобная методология уместна в самом широком исследовательском поле, объект которого - целеполагающая человеческая деятельность, и, значит, таковой должна быть методология общественных наук, которую отличает то, что она есть средство не отражения реального мира в идеальных конструктах, но непосредственно конструирования мира. Мы сами, пишет М. Пуарье, превращаем мир в систему с помощью таких понятий, как «возникновение», «иерархия», «коммуникация» и «контроль», отвечая своей склонности извлекать из всего смысл. Отсюда происходит та онтология, которая утверждается в рамках этой методологии: социальная реальность - продукт процессов, в которых социальные деятели совместно договариваются относительно смысла действий и ситуаций; социальная реальность - комплекс социально конструируемых значений, и в противоположность физической реальности социальная реальность «прединтерпретиро-вана». Поэтому данная методология сконцентрирована не на «истинных» объяснениях явлений, а на сугубо прагматической цели исправления (улучшения) проблемных ситуаций. Для этой методологии совершенно не важны различия между «эмпирическим», «фактическим», «реальным», поскольку для нее безусловная и единственная реальность - возникающие проблемные ситуации. Поэтому исследуемые по такой методологии явления подлежат более глубокому «объяснению», когда исследователи именно «обучаются» в живом процессе разрешения проблемных ситуаций, живом процессе социального конструирования, повышая свое понимание этого процесса и выступая прямыми его участниками (11, с. 218-219).
С представлением о том, что методология исследований в области общественных наук должна основываться на методе понимания, невозможно спорить, поскольку изучаемая обществоведами социальная реальность - это человеческая реальность, все явления и эффекты которой детерминированы в конечном счете человеческими мотивами, носят неустранимо психологический
характер, возникают из принятия решений социальными акторами. Такая в принципе неопределенная, непредсказуемо меняющая свои параметры, неповторяющаяся (незакономерная) реальность не предполагает получение точного о себе знания и рассчитывает только на статистическое, вероятностное знание в результате подхода именно с позиции понимания (а не точного установления -объяснения) порядка вещей. То есть изучаемая общественными науками социальная / человеческая реальность - статистическая, и можно лишь говорить о вероятных сценариях динамики исследуемого социального явления, выбирая из них наиболее вероятный.
Значит ли это, что нужно согласиться с существованием двух типов научности / научного метода: одного типа - для зако-нологичного, допускающего точное о себе знание объекта естественных наук и другого типа - для объекта общественных наук, не поддающегося описанию в терминах точного знания? Утвердительный ответ на этот вопрос работает на дезинтеграционную тенденцию научного развития, заданную полидисциплинарной прара-дигмой науки, - тенденцию размежевания научного пространства на множество обособленных областей. Такая умножающая науки специализация научного мышления - реальность. Однако в рамках той же полидисциплинарной парадигмы очевидна и противоположная - интеграционная - тенденция, когда смежные дисциплины образуют междисциплинарные исследовательские поля, формирование которых отвечает природе человеческого мышления, стремящегося не к фрагментарному, а к целостному, связному, системному знанию о мире. Дело в том, что человеческое мышление настроено на познание смыслов, а смысл не постигается через единичное, только через общее, связность, систему, целое. Поэтому интеграционная тенденция научного развития будет и дальше набирать силу, о чем, например, свидетельствуют российские и зарубежные исследователи, показывающие, что в настоящее время интеграционные процессы в науке вышли на новый уровень - уровень формирования уже не только междисциплинарного, но и трансдисциплинарного исследовательского пространства, связывающего между собой далекие друг от друга дисциплины (1). В частности, исследователь из Бразилии М. Монтейро (M. Mon-teiro) и исследовательница из США Э. Китинг (E. Keating) показывают, что междисциплинарное сотрудничество в современной
науке отвечает сегодняшнему общественному спросу на коммуникационную свободу. Институт науки, пишут эти исследователи, -это не просто часть, но модель общества, подверженная всем структурным перестройкам общества, в том числе перестройке, связанной с процессами информационной глобализации. Междисциплинарная коммуникация в современной науке - это адекватный ответ на информационную глобализацию, ответ в виде профессиональной коммуникации, опирающейся на компьютерное моделирование исследовательских процедур. Это - качественно новая наука, в которой коммуникация переходит на принципиально новый уровень командной мозговой атаки на конкретную исследовательскую задачу. В «старой» науке, где междисциплинарное сотрудничество не только не было развито, но и, в общем-то, не приветствовалось, где коммуникация имела монодисциплинарный характер, развитие происходило довольно вяло именно из-за ограниченной коммуникации. В «старой» науке, как и в «старом» социуме, коммуникация сдерживалась, а сдерживаемая коммуникация означает повторение пройденного, сдерживание потенциала креативности, неожиданности, новизны. Такая коммуникация нацелена на сохранение статус-кво, что само по себе делает ее ненужной. Междисциплинарная же коммуникация в современной науке, как и коммуникация в условиях информационной глобализации, показывает самоценность для человека и общества процедуры, процесса, развития. Эта самоценная динамика призвана обеспечить главный свой результат - рост взаимопонимания людей. Главное, чтобы этот рост происходил, в чем и заключается подлинный смысл социального прогресса (9).
Сегодня многие исследователи удостоверяют процесс рождения трансдисциплинарной науки. Такое научное развитие обусловливает новый социальный контекст, сформированный новыми коммуникационными и компьютерными технологиями и представляющий глобальное информационное общество. В новой социальной среде любая, в том числе научная, коммуникация не имеет никаких преград. В обществе формируются самоорганизующиеся сети (например, социальные сети), а в науке - различные меж- и трансдисциплинарные альянсы. Исследователи отмечают, что в настоящее время в общественных науках происходит подлинная методологическая революция. Новые коммуникацион-
ные, компьютерные технологии предоставили социологам возможность использования данных из Интернета - так называемых больших данных (big data), и возник совершенно новый тип исследования - онлайн-исследование. При этом понятно, что многое в социологической науке, которая подведена к сбору и анализу «больших данных», переходит в компетенцию компьютерных наук. Таким образом, формируется новое междисциплинарное поле исследований в области общественных наук, базовым началом которого выступают именно компьютерные науки. Исследовательский союз ученых-обществоведов и ученых-компьютерщиков представляется скорее трансдисциплинарным, нежели междисциплинарным, поскольку речь идет о сотрудничестве разного рода наук. В этих междисциплинарных / трансдисциплинарных исследованиях нового типа, в которых стираются границы между дисциплинами, весьма далекими друг от друга по своим предметам, объединяются радикально разные научные интересы, методологические подходы, исследовательские умения, техники, дисциплинарные лексиконы. Интернет с его сетями социальной коммуникации поставил общественные науки перед необходимостью радикального сдвига в их исследовательском инструментарии, в самой исследовательской коммуникации со всеми вытекающими последствиями, главное из которых - формирование трансдисциплинарного исследовательского поля (объединения общественных и компьютерных наук) с ломкой многих элементов в традиционной исследовательской практике (12).
Инструментарий онлайн-исследования - мощный фактор сообщения общественным наукам трансдисциплинарного характера, поскольку онлайн-исследования коммуникационны по своей природе и представляют онлайн-коммуникации, расширяющие рамки исследовательских, в том числе методологических норм. Анализ современных публикаций по методологии науки показывает, что в настоящее время методологи науки высказываются за интеграционную модель научного развития трансдисциплинарного толка. Согласно этой модели, объединение всех наук, и естественных, и общественных, должно происходить через так называемую теорию сложности (complexity theory), что знаменует отказ от прежнего «простого» (редукционистского) принципа единства наук - подчинения общественных наук канону научности, заданному естество-
знанием, в пользу принципа именно интеграции (а не единства / унификации / редукции). Согласно этой интеграционной (именно трансдисциплинарной) модели, естественные и общественные науки, оставляя за собой свое методологическое и теоретическое своеобразие, не подстраиваясь друг под друга, объединяются на основе смягчения канона научности, смягчения научного метода и расширения его границ. При этом новые границы вбирают в себя «сочетание знания и практики, наилучшим образом отражающее критическое отношение исследователя к добываемым им исследовательским результатам в данный момент времени» (10, с. 16).
Принятие сообществом методологов науки такого рода интеграционной (трансдисциплинарной) модели научного развития имело важное следствие - принцип единства общественных наук (unity of social sciences principle). Этот принцип, во-первых, четко отграничивает общественные науки от естествознания, тем самым отказываясь от самой идеи унификации наук; и, во-вторых, рассматривает общественно-научное единство как именно интеграцию сохраняющих свою разность областей исследования, т.е. как формирование междисциплинарного исследовательского поля. И именно «на базе идеи междисциплинарности возник проект объединения всех наук, общественных и естественных, через теорию сложности, в которой главную роль играют нелинейная динамика и неравновесность, а общественных и гуманитарных наук - вокруг герменевтики, делающей акцент на смысле, интерпретации и риторике» (10, с. 18-19).
Моделирование сложности в современных исследованиях общества - существенная особенность междисциплинарного поля общественных наук, работающая на принцип единой науки, но в интеграционном режиме, без редукционизма. Теперь научные законы (как в естествознании, так и в обществознании) не являются «жесткими», но лишь вероятностными, а это означает, что невозможно иметь теории на все времена. Моделирование сложности в современной науке демонстрирует пространственно-временную зависимость описания систем. Например, в механике Ньютона физические системы описывались как системы, траектории которых были раз и навсегда детерминированы системными параметрами и начальными условиями, и не имело значения, в каком именно начальном состоянии находилась система. С позиции же теории
сложности история системы производна от ее (системы) траектории, т. е. система утрачивает свою устойчивость во времени, время для нее становится необратимым. Эта особенность сложности с очевидностью работает в обществознании, когда ученые-обществоведы отчетливо чувствуют, что факторы вроде социальных отношений, институтов, культуры и истории фундаментально важны для понимания социальных процессов. «Уже сегодня ясно, что теория сложности способна быть гарантом многообещающего диалога между защитниками логики, рациональности, анализа и теми, кто защищает интуицию, понимание, синтез» (10, с. 21).
Итак, согласно экспертным свидетельствам, в настоящее время происходит «смягчение», расширение рамок научного метода, и такая методологическая динамика становится прямым фактором формирования методологически единого трансдисциплинарного научно-исследовательского пространства. Заметим, что это единство формируют уже не естественные науки, подчиняя своему строгому канону научности науки о человеке и обществе, а общественные науки, распространяющие на естествознание свои «мягкие» нормы получения знания, претендующего лишь на вероятность.
Подобный поворот в методологии науки, которому предшествовал долгий период методологического самоопределения общественных наук, вовсе не представляется неожиданным. Интеграционный импульс в научном развитии, предусматривающий и для естественных, и для общественных наук единство именно «мягкого», широкого метода, был заложен на самом глубоком, базовом уровне научного познания - на уровне объектов естествознания и обществознания. Существует старая и упорная традиция рассматривать эти объекты - природу и общество - как то, что противоположно друг другу. На первый взгляд это кажется правильным. Природа во всех своих ликах - микромира, неорганического мира, живой природы - представляется чем-то всегда одним и тем же, все время повторяющимся, неизменным, существующим по своим раз навсегда заданным механизмам и законам, которые нужно просто узнать и зафиксировать в виде точного (проверенного) знания. Общество же, как человеческая, насквозь психологическая реальность, крайне динамично, и эта динамика, определяемая человеческими мотивами принятия решений, - нелинейная, неза-
кономерная, индетерминистская (с точки зрения лапласовского детерминизма), случайная, прецедентная. Социальная / человеческая реальность - статистическая, о которой возможно только вероятностное знание и лишь в краткосрочной перспективе. Отсюда и «удвоение» научного метода (для естествознания - метод объяснения, а для общественных наук - метод понимания) с закрытием всякой перспективы реализации трансдисциплинарного проекта в отношении естествознания и обществознания.
Однако именно такой проект в настоящее время и реализуется. То есть формирование сегодня альянса между естественными и общественными науками отрицает, казалось бы, очевидное - то, что природа и общество не просто разные, но в существенных отношениях противоположные друг другу миры. Между тем эта «очевидность» уже давно опровергнута и самим естествознанием, и философией науки. Так, что касается естествознания, именно физики, то еще в XIX в. стало понятно, что вселенский термодинамический процесс, описываемый в науке как необратимый процесс превращения работы (упорядоченности) в теплоту (беспорядок, хаос) - необратимый процесс роста энтропии, - который должен из-за своей необратимости закончиться «смертью Вселенной», на самом деле имеет статистический характер, т.е. процесс необратим в целом, но обратим на локальных уровнях, и эти обязательные прецеденты локальной обратимости делают его вечным. Иными словами, Вселенная на своем фундаментальном (молекулярном) уровне представляет статистическую, прецедентную реальность.
Статистический характер биологической реальности продемонстрировал Ч. Дарвин в своей эволюционной теории, показавшей не просто эволюцию биологических систем, а эволюцию, которая носит именно прецедентный характер и обязана своим существованием прецедентам (случаям) индивидуальных отклонений от видовых признаков. Согласно Ч. Дарвину, общее (вид, класс и т.п.) не выступает для единичного непреложным законом, не превращает единичное в свою марионетку. Напротив, именно единичное создает статистический прецедент общего. И общее оказывается статистическим именем для эмпирически складывающихся «образцов» практики. Практика может быть любой -эволюцией видов, как у Ч. Дарвина, или, как у Т. Куна, научным
развитием. Идея Т. Куна научного развития через смену «образцов» (парадигм) научной практики очень напоминает эволюционную теорию Ч. Дарвина, и ключевое у Т. Куна понятие «парадигма» в точности совпадает с понятием «биологический вид» у Ч. Дарвина - как прецедентно складывающаяся «матрица» для соответствующей практики. «Матрица» не подгоняет под себя практику, но практика всегда может отвергнуть данную «матрицу», если создаст иные прецеденты.
Ч. Дарвин в XIX в., а Т. Кун в XX в. сделали одно и то же фундаментальное открытие. Они показали, что само «общее», закономерное, воспроизводящееся во времени складывается в прецедентных системах и поэтому является относительным, зависимым от времени и места. Собственно, это математически установил Ньютон в законе всемирного тяготения, который не действует там, где нет масс, и вообще вся механика Ньютона верна для «земных» скоростей и неверна для скоростей, близких к скорости света. Эйнштейновское же и квантовомеханическое описания физической реальности прямо удостоверяют ее статистический, прецедентный характер: теория относительности разрушила такие столпы законологичного мира, как абсолютные пространство и время, показав их относительность, зависимость от скоростей, а в квантовой теории физическая реальность, причем на самом своем фундаментальном - внутриатомном уровне, предстала миром «прецедентного» поведения элементарных частиц (как бы наделенных «свободой воли»).
И если даже физическая реальность представляет в своем фундаменте прецедентную систему, то прецедентный характер социальной реальности, выстраиваемой во взаимодействии множества индивидуальных воль, бесспорен. Люди в качестве тех же «единичных масс» сами создают прецедентную систему «общество», в том числе сами для собственного психологического комфорта создают и свои «абсолюты», передавая им свою ответственность. Отсюда - важный для человека миф о детерминизме как надежно упорядоченном, закономерном, предсказуемом, планомерном бытии. Наука же разрушает этот психологически удобный для человека миф, докапываясь до фундаментально прецедентной картины мира, в которой желанный детерминизм оборачивается психологически некомфортным «детерминизмом случая». Эта не-
комфортная картина мира внушает единственную надежную истину - о фундаментально прецедентном порядке мировой системы, выравнивающем права и ответственности «единичного» и «общего», индивида и вида, отдельного гражданина и власти, поскольку «общее» в качестве своей функции управления, закона обязано не самому себе, но прецедентному раскладу «единичного» в данное время и в данном месте.
Таким образом, естествознание во всех своих областях дает понять, что природа как объект естественно-научного анализа представляет такую же в основе своей статистическую, прецедентную реальность, какой с очевидностью предстает объект общественных наук - социальная / человеческая реальность. Это свидетельство о едином, статистическом характере явлений и процессов в природе и обществе, собственно, и указывает на фундаментальное (онтологическое) основание тотальной интеграции научного знания, интеграции на уровне образования не только междисциплинарных (между родственными дисциплинами), но и трансдисциплинарных (между естественными и общественными науками) альянсов, - парадигмального перехода от полидисциплинарной и междисциплинарной к трансдисциплинарной науке, к тому, что в методолого-научной литературе получило определение «глобальное знание» (2).
К доводам в пользу необходимости развития сегодня науки по трансдисциплинарному вектору добавляется мощный довод современной социальной реальности - глобального информационного общества. Пришедшая в человеческий мир вместе с информационными и коммуникационными технологиями информационная глобализация повышает системность мирового социума, усиливая взаимозависимость всех его частей и делая его более целостным, более системным. В таком социуме «возмущения», возникающие в каких-то его частях, быстро распространяются по всей системе, обусловливая частые системные сдвиги, что выглядит как ускоренное общественное развитие. Тем самым меняется социальная роль науки - фундаментального фактора общественного развития, поскольку человек выстраивает среду своего обитания - социум - из «кирпичиков» знания. Именно с помощью знания человек пришел ко всем без исключения социальным артефактам - от социальных институтов, включая институт госу-
дарства, до самых мелких технологий. Информационная / коммуникационная глобализация, существенно повысившая системность человеческого мира, скорость системных изменений в нем, предъявила науке новые требования. Она должна стать адекватной повышенной социальной системности, давать синтетическую картину мира - мира, который не просто изменчив, но непредсказуемо изменчив, коль скоро некое локальное «возмущение» может принять глобальный масштаб. Подобная непредсказуемость демонстрирует формирующуюся новую социальную системность как реальность, в которой не работает классический детерминизм, в которой важнейшим фактором изменения, развития становится случай, прецедент, причем имеющий системные последствия. То есть повышение социальной системности в процессах информационной / коммуникационной глобализации связано с трансформацией в принципе свойственного социальной реальности дефицита детерминизма в системное качество, и речь, таким образом, должна идти не об индетерминизме, но о специфическом детерминизме в социальных системах - социальном детерминизме, основанном на надежном практическом знании, доверии и договоре.
В связи с этим перед наукой сегодня стоит серьезная проблема пересмотра базовых теорий - во-первых, чтобы они давали не фрагментарную, «разорванную», как дают сейчас, но целостную, синтетическую картину мира; и во-вторых - чтобы научная картина мира отражала принципы «нового детерминизма» - непредсказуемого, «случайного», прецедентного развития. Следует иметь в виду большую вероятность того, что принципы прецедентного развития фундаментальны не только в социальных, но во всех системах - в системности как таковой. Само качество системы, качество целостности, никогда не равно «сумме» своих частей, всегда содержит нечто непредвиденное, всегда в этом отношении является механизмом «черного ящика». Требуется новая методо-лого-научная революция. Только тогда наука в глобальном информационном обществе будет работать на социальное развитие столь же эффективно, как она работала в прежней парадигме, до информационной / коммуникационной глобализации, когда фрагментарная, разграниченная на «области знания» научная картина мира была адекватна уровню системности человеческого мира того времени. Возможно, именно П. Фейерабенд наиболее точно и
откровенно выразил общую тенденцию - спрос на подобное реформирование научного развития. Он прямо назвал системным изъяном существующей модели науки вовсе не дефицит средств получения достоверного знания, а дефицит эпистемологической и социальной демократии, призвав к максимальному расширению границ научного метода в своем знаменитом тезисе «все проходит» (everything goes) [5].
В настоящее время происходит (совсем по П. Фейерабенду) формирование парадигмы роста научного знания именно как парадигмы методологической трансдисциплинарности. Исследовательские методы не только свободно преодолевают дисциплинарные границы между общественными и естественными науками, но и выходят в неакадемическое пространство, выстраивая новое, беспрецедентно демократизированное исследовательское сообщество, уравнивающее в правах профессиональных исследователей и неспециалистов. И эта в сущности методологическая революция -пока в виде нынешнего этапа методологического самоопределения общественных наук - удостоверяется большим массивом современных исследований в области методологии обществознания.
Так, испанский исследователь Д. Иннерариту (D. Innerarity), определяя современное общество как «общество знаний» (knowledge society), приходит к выводу о необходимости нового взгляда на науку, обусловленной, по его мнению, современным научным развитием, которое, порождая знание, парадоксальным образом не сокращает, а расширяет территорию незнания, производя знание как незнание. Поэтому «для спасения полезности науки в качестве авторитетного в обществе консультанта (adviser) нужно научиться управлять не столько знанием (to manage knowledge), сколько незнанием (to manage ignorance)» (7, с. 6). Дело в том, поясняет он, что именно в «обществе знаний» научное знание больше не является монопольным продуктом авторитетного экспертного сообщества, но, скорее, представляет рынок знания. И на этом рынке все более очевидно, что расширение научного знания сопровождается расширением и незнания (non-knowledge) не в смысле временного отсутствия, дефицита знания, а в смысле растущей неопределенности, неточности знаний и, соответственно, роста недоверия к ним. Такая метаморфоза научного знания ожидаемо произошла из-за процессов демократизации, демонополизации, проникновения
во все общественные сферы рыночных, договорных отношений, превращения общества в «дискуссионный клуб», где уже нет безоговорочных авторитетов, с которыми не спорят, а только слушают. Поэтому «общество знаний» - это общество повышенных рисков в отношении его консультирования со стороны научной экспертизы. «Конкурирующие между собой научные экспертные заключения побуждают к пересмотру традиционного образа науки как авторитета, обеспечивающего общество достоверным знанием. Парадокс состоит в том, что в обществе знаний важность знания возрастает, а годность науки снижается» (7, с. 4).
Традиционная академическая наука, продолжает Д. Иннера-риту, страдает тем, что некоторые исследователи называют «периферической слепотой» (peripheral blindness): в знаниях отбирается и наделяется привилегией определенность, а неопределенность отсекается; основное внимание привлекают линейные и понятные тенденции, а индетерминистские, синергетические тенденции игнорируются. Между тем «общество знаний» трансформировало идею знания столь радикально, что правомерно назвать это общество «обществом невежества» (ignorance society). И сегодня формула Ф. Бэкона «знание - сила» уже не работает: «Пришло время не столько наращивать знания, сколько учиться управлять знанием, которое своей дискуссионностью очень напоминает незнание, представляя род невежества (ignorance)» (7, с. 4). Это не означает, что современное общество меньше зависит от науки. Оно зависит от науки больше, чем когда-либо. Просто наука должна стать другой и по содержанию, и по институциональной организации, адекватной современным общественным процессам. Сами проблемы, с которыми сталкивается современное общество, меняют ее, побуждая становиться «мягкой» наукой - развивать статистические, вероятностные, сценарные модели, исключающие точные долговременные прогнозы. Почва для таких изменений подготовлена. Уже существует целый корпус того, что произведено самой наукой и что заслуживает определения «незнание, основанное на науке» (science-based ignorance). Этот род незнания обязан не временному незнанию, но прогрессу знания, и такого рода «невежество» растет более быстрыми темпами, чем могущее считаться достоверным содержание наук. Возникает необходимость отнестись к подобному «невежеству от науки» не как к провалу, а как к ресурсу. Клю-
чевая проблема «общества знаний» заключается в его рисках от слепого доверия к науке как поставщику надежных знаний; нужно распрощаться с этой слепотой и учиться управлять ресурсом «невежества от науки» (7, с. 4-5, 6).
Таким образом, Д. Иннерариту дает понять, что в современном обществе знание, научная экспертиза, подвергнутые демонополизации, демократизации, социальной диффузии, становятся «хрупкими», и в той степени, в какой сегодня производство знания диверсифицировано, возможность контролирования этого «диффузного» когнитивного процесса понижена. Необходимо развивать новые когнитивные стратегии, чтобы действовать в неопределенном, нелинейном, вероятностном мире. Нужен новый тип научного знания - когнитивные науки - науки, включающие в себя не просто уровни эмпирического и теоретического знания, а рефлексию в отношении возможностей и особенностей человеческого познания. Человеческое знание не может быть иным, как только неопределенным, нелинейным, вероятностным; знание, считающееся определенным, точным не более чем условность, договор о неких граничных условиях. «Когнитивные науки сегодня -те, что, например, занимаются оценкой рисков, изучают менеджмент, человеческую коммуникацию; они подсказывают нам необходимость научиться жить и ориентироваться в среде, где причинно-следственные связи имеют нелинейный и обратимый характер» (7, с. 9).
Упомянутые Д. Иннерариту когнитивные науки представляют отдельную междисциплинарную область общественных наук, исследования в которой отчетливо демонстрируют требуемое сегодня «смягчение» научного метода - снятие с него жестких академических ограничений, разрешающее исследователям заниматься методологическими импровизациями ради получения знания о таком «темном», практически не поддающемся количественному анализу предмете, как когнитивный механизм человека. Показательно, что в современной методолого-научной литературе, посвященной когнитивным наукам в частности и общественным наукам в целом, активно разрабатывается понятие качественного исследования вместе с разнообразными предложениями новых, «смелых», выходящих за рамки традиционного академизма методов. Например, исследователь из Австралии Н. Годден (К. воёёеп)
(6) в качестве своего методологического предложения разрабатывает эпистемологию перформанса (presentational epistemology) в рамках партиципативной (participatory) исследовательской парадигмы в социологической науке - парадигмы совместного исследования (co-operative inquiry), когда члены исследуемого сообщества становятся соисследователями (co-inquirers), а исследователи получают доступ к культурным кодам изучаемого сообщества через обсуждение с соисследователями смысла различных перфор-мансов сообщества, тем самым производя новое знание об изучаемой реальности и одновременно продвигая соответствующую социальную практику.
В методе совместного исследования Н. Годден особо выделяет анализ так называемого демонстративного (presentational) знания, определяя его как образное выражение опытного познания через чувственно (эмоционально) воспринимаемые разнообразные перформансы (например, музыку, танцы, театральные представления, художественную прозу). По его мнению, именно демонстративное знание играет в совместном исследовании ключевую роль, вводя исследователей в креативное и образное пространство познания. Демонстративное познавательное пространство требует использования соответствующих методов, которые могли бы работать с нарративом, перформансом, визуальным, символическим материалом. Такие методы должны стать законными методами качественного исследования в общественных науках, расширяющими академическое знание представлением о многомерности человека как физического, эмоционального, духовного, социального и культурного существа. Подобная «смелая» исследовательская методология вовлекает в орбиту исследования многомерный человеческий мир через его демонстративные образы - через его (мира) «перформанс» (performance) в этнографическом смысле акции воплощения (embodied action) ежедневных ритуалов. «Перформанс в этом смысле - важный объект для исследования, которое стремится быть не зрителем, а активным участником перформанса, вступать с ним в диалог, которое занимается критической рефлексией, неконсервативно, движимо социальной справедливостью, которое целенаправленно развивает креативные идеи о многомерной, нелинейной и многозначной человеческой реальности» (6, с. 76).
По словам Н. Годдена, сама совместная исследовательская работа, которую вместе с исследователями делают исследуемые в качестве соисследователей, и есть методология, позволяющая не только вывести партиципативное качественное исследование на новый, более высокий уровень, но и влиять (через соисследовате-лей, приобретающих соответствующие теоретические и практические знания) на изучаемый социальный процесс, изменять его ход. То есть совместное исследование перестает быть чисто академическим предприятием, приобретая значение прямого фактора социальной динамики. В совместном исследовании исчезает граница между исследователями и исследуемой социальной практикой. Исследуемая практика становится соисследователем себя самой, и между всеми участниками исследования возникают уникальные взаимоотношения единства, что делает само по себе совместное исследование методом - методологией, которая впервые прямо и открыто вводит в научное исследование фактор доверия между людьми, не как некое периферийное в научной деятельности ее «человеческое измерение», но именно в качестве важного фактора получения научного знания. Поэтому «совместное исследование представляется методологической инновацией, нацеленной на получение знаний о человеке и обществе с помощью самих человека и общества - ресурсов, которые, собственно, хранят знания, но которые академическая наука практически не использует, относясь к социальной реальности как к объекту, а не субъекту, соиссле-дователю» (6, с. 87).
Существует множество исследований, авторы которых, подобно Н. Годдену, предлагают различные инновационные варианты современного методологического самоопределения общественных наук. Например, в одной из таких работ отмечается, что в настоящее время в общественных науках при исследовании разного рода проблемных социальных групп растет популярность приглашения в такие исследования непрофессиональных интервьюеров, способных разговаривать с проблемными сообществами на их языке. Эта методология очень эффективна именно в отношении исследования социально «невидимых» сообществ, до которых необходимо «достучаться» - иначе невозможно составить реальную картину общества (4, с. 663). В другой работе детально исследуется современная связанная с Интернетом практика сбора данных -
исследовательское наблюдение в виртуальных мирах (observation in virtual worlds) - и предлагается ряд методологических соображений для тех, кто ведет исследовательское наблюдение в Интернете. Подходящая здесь стратегия, считает автор этого исследования М. Моэр (M. Mawer), - использование так называемого мультиметодического исследования (multi-method research), «объемной» (в отличие от «плоской») методологии, сочетающей разные исследовательские методы. Такое сочетание методологических инструментов позволяет создать исследовательский «объем» в отношении изучения поведения участников виртуальных миров (ВМ), поскольку объединяет наблюдения физической и виртуальной активности через проведение живого, «лицом к лицу» интервью с участниками ВМ, которые ранее наблюдались виртуально (8, с. 173).
В свою очередь исследователи из Ирландии Э. Дойл (E. Doyle) и П. Бакли (P. Buckley) (3) предлагают для общественных наук в качестве методологической инновации введение исследовательской этики (ИЭ) непосредственно в исследовательский инструментарий именно как «инсайдера» исследования, считая, что ИЭ не должна быть чем-то внешним для общественных наук, отданным на откуп комитетам по контролю над ИЭ, поскольку сам объект исследования (человек) требует введения этики непосредственно в решение исследовательской задачи. По сути дела, введение принципов ИЭ непосредственно в исследовательскую работу формирует новую методологию всего спектра наук о человеке и обществе, и такой шаг к методологическому самоопределению наук, в которых между исследователем и исследуемой реальностью устанавливаются субъектно-субъектные взаимоотношения, представляется абсолютно необходимым в свете затянувшихся споров о том, насколько общественные и гуманитарные науки отвечают критериям научности, определяемым естественными науками. Подобные споры теряют смысл, если, по словам Э. Дойла и П. Бакли, признать вполне банальную вещь - то, что «сам предмет общественных наук требует к себе этического отношения, на чем и должна основываться органичная для этих наук методология, разработка которой будет продвигаться исследователями, осознающими этическую суть своего предмета» (3, с. 100).
Таким образом, можно с уверенностью утверждать, что на современном этапе своего методологического самоопределения общественные науки выступают инициатором объединительной тенденции в научном развитии - тенденции методологической междисциплинарности / трансдисциплинарности через введение в научную практику методов, существенно расширяющих традиционный академический исследовательский арсенал, поворачивающий исследователя к исследуемой реальности (будь это социальная / человеческая или природная реальность) уже как не столько к объекту, сколько как к субъекту, со всеми вытекающими отсюда рефлексиями.
Список литературы
1. Трансдисциплинарность в философии и науке: Подходы, проблемы, перспективы / Под ред. В. Бажанова, Р.В. Шольца. - М.: Издательский дом «Навигатор», 2015. - 564 с.
2. Costanza R. Science and ecological economics: Integrating of the study of humans and the rest of nature // Bulletin of science, technology & society. - 2009. -Vol. 29, N 5. - P. 358-373. - DOI: 10.1177/0270467609342864.
3. Doyle E., Buckley P. Embracing qualitative research: A visual model for nuanced research ethics oversight // Qualitative research. - 2017. - Vol. 17, N 1. - P. 95117. - DOI: 10.1177/1468794116661230.
4. Enriching qualitative research by engaging peer interviewers: A case study / Devotta K., Woodhall-Melnik J., Pedersen Ch., Wendaferew A., Dowbor T., Guilcher S., Hamilton-Wright S., Ferentzy P., Hwang S. // Qualitative research. -2016. - Vol. 16, N 6. - P. 661-680. - D0I:10.1177/1468794115626244.
5. Feyerabend P. Against method: Outline on an anarchistic theory of knowledge. -L., 1975. - 339 p.
6. Godden N. A co-operative inquiry using narrative, performative and visual methods // Qualitative research. - 2017. - Vol. 17, N 1. - P. 75-94. - DOI: 10.1177/ 1468794116668000.
7. Innerarity D. Power and knowledge: The politics of the knowledge society // European journal of social theory. - 2013. - Vol. 16, N 1. - Р. 3-16. - DOI: 10.1177/1368431012468801.
8. Mawer M. Observational practice in virtual worlds: Revisiting and expanding the methodological discussion // International journal of social research methodology. -2016. - Vol. 19, N 2. - P. 161-176. - DOI: 10.1080/13645579.2014.936738.
9. Monteiro M., Keating E. Managing misunderstandings. The role of language in interdisciplinary scientific collaboration // Science communication. - 2008. -Vol. 20, N 10. - P. 2-23.
10. Nachane D. Methodology of the social sciences in the age of complexity: Unity, autonomy or integration? // Journal of interdisciplinary economics. - 2016. -Vol. 27, N 1. - P. 1-32. - DOI: 10.1177/0260107914560864.
11. Poirier M.M. Polanyi and the social sciences // Bulletin of science, technology & society. - 2011. - Vol. 31, N 3. - Р. 212-224. - DOI: 10.1177/0270467611406519.
12. The social sciences and the web: From «lurking» to interdisciplinary «big data» research / Bone J., Emele Ch., Abdul A., Coghill G., Pang W. // Methodological innovations. - 2016. - Vol. 9. - P. 1-14. - DOI: 10.1177/2059799116630665.
2018.04.013. БРЕЙТЕНБАХ А., ЧОЙ Ю. ПЛЮРАЛИЗМ И ЕДИНСТВО НАУКИ.
BREITENBACH A., CHOI Y. Pluralism and the unity of science // Monist. - 2017. - Vol. 100, N 3. - P. 391-405. - DOI: https://doi.org/ 10.1093/monist/onx017.
Ключевые слова: единство науки; философия и методология науки; плюрализм; Кант; редукционизм.
Авторы статьи - сотрудники философского факультета Кембриджского университета Анджела Брейтенбах и Маркетт Юн Чой. В статье предлагается концепция единства науки, основанная на кантианских воззрениях о регулятивном идеале, которому надлежит направлять научное исследование. Авторы отталкиваются от важнейших вызовов и возражений в адрес двух влиятельных концепций единства науки, отвечая на них и развивая свою перспективу «плюралистического единства науки» (pluralist unity of science).
Две наиболее влиятельные современные концепции единства науки, которые рассматривают авторы, - это так называемая «классическая концепция» Р. Оппенгейма и Х. Патнэма и «унифи-кационистская (unificationist) точка зрения» М. Фридмана и Ф. Китчера. Так, Р. Оппенгейм и Х. Патнэм в совместной работе 1958 г. «Единство науки как рабочая гипотеза»1 высказали предположение о том, что представления о единстве науки подтверждаются и отображаются единством природы. По их мнению, наука представляет собой единство особого рода, в котором «высокоуровневые сущности должны быть мереологическими совокупно-
1 Oppenheim P., Putnam H. Unity of science as a working hypothesis // Minnesota studies in the philosophy of science. - 1958. - Vol. 2. - P. 3-36.
