CC BY
47
СОБЫТИЯ И СУДЬБЫ Landmarks in Human History
Т.Г. Архипова
ТАТЬЯНА КОРЖИХИНА И ЕЕ ПОСЛЕДНЯЯ КНИГА
T.G. Arkhipova
Tatyana Korzhikhina and her Last Book
Написав мемуарно-биогра-фические очерки о большинстве из тех, с кем училась или работала в Историко-архивном институте, и связанных с ними событиях, я не решалась подробно писать о Татьяне Петровне Коржихиной, с которой была дружна почти 25 последних лет ее жизни. Не решалась не потому, что мне нечего было сказать, а потому, что не утихала боль утраты: ведь в отличие от рождения человека - ожидаемого чуда - смерть всегда трагедия неожиданная.
Мне тяжело дались все мои воспоминания о друзьях и коллегах, в случае же с Таней написание чего-то подобного мне представлялось вообще невозможным. Я вспоминала и вспоминаю ее каждый день, но это происходит эпизодично, по какому-то конкретному случаю: например, при написании воспоминаний о Н.П. Ерошкине или при выступлении на конференции, посвященной ее памяти, на лекциях, в быту и т.п. Я отдавала себе отчет в том, что особенно в последние годы ее жизни входила в ближайшее ее окружение: это были ныне покойная Галина Петровна Тихачева, падчерица ее брата Марина, Саша Сенин и я - и кому как не мне было написать о ней.
Кто-то из знавших ее, наверное, удивится столь узкому кругу близких ей людей, но это так. Очень общительная на первый взгляд,
постоянно демонстрирующая свою самостоятельность, победитель-ность и категоричность, этакая деваха-рубаха, на самом деле она была человеком закрытым, сомневающимся и очень ранимым. Пережив большое количество утрат и даже предательств, с возрастом она уже не так болезненно реагировала на то, что ученики со временем забывали об учителе. Поначалу же она каждый раз только что не плакала. Она старалась следить за судьбами многих из своих учеников.
Помню, жалуется она на Володю Соболева (одного из любимых своих учеников), что он - разгильдяй и тунеядец, не пишет докторскую диссертацию. Приплываем с ней и с Т.М.Смирновой на теплоходе в Кострому, нас Володя встречает на служебной машине с шофером (он в это время работал директором музейного объединения области), ведет экскурсию для нас по Ипатьевскому монастырю, все работники ему только что ручки не целуют и т.д, и т.п. Привозит нас Володя на теплоход, у нас, как говорят, «с собой было» из расчета по наперстку. После этого наперстка Таня начинает себя корить: «Какая же я плохая, вот ругаю его, а он, оказывается, уважаемый человек, у него столько работы, такая ответственность». Еле я ее успокоила. Володя защитился позднее и защитился блестяще.
22 мая 2019 г. исполнится четверть века, как она ушла. Свой уход она предчувствовала, поэтому каждому из нас дала поручения, что делать с ее архивом, рукописями, знаменитой ее картотекой.
А.С. Сенин и Л.Д. Шаповалова выполнили все ее просьбы: сдали документы и картотеку в Архив Академии наук, организовали публикацию рукописей ее последних работ, опубликовали список ее трудов. Тем самым они в значительной степени компенсировали мою бездеятельность.
Какое-то участие принимала в этом и я, но именно «какое-то»: мне трудно было даже читать ее почерк, я этого избегала. Наверное, это звучит немного странно, но это так.
Спустя год после ее смерти издательство РГГУ выпустило второе, переработанное и дополненное, издание ее учебника, по которому учились и учатся поколения студентов не только одного Исто-рико-архивного института1.
В 1997 г. издательство РГГУ опубликовало ее монографию «Извольте быть благонадежны!», написанную на материале ее докторской диссертации2.
Без малого четверть века спустя, в январе нынешнего года, 2018-го, увидела свет ее последняя монография, также выпущенная издательством РГГУ, - «Из нелегалов в коммерсанты: Очерк о жизни и деятельности В.П. Ногина»3.
Получив от Л.Д. Шаповаловой книжку, стала ее листать. В общем-то машинально: я видела эту рукопись при жизни автора... И вдруг обнаружила, что прежняя боль утраты меня отпустила, «печаль моя светла». И теперь я могу вспомнить о ней более или менее
спокойно.
* * *
Из-за без малого десятилетней разницы в возрасте в институте мы с ней разминулись. Я узнала о Тане от своего научного руководителя Н.П. Ерошкина: под его руководством она защитила кандидатскую диссертацию, которую подготовила, работая по распределению в Якутии. «Я специально подписала распределение в Якутию, так как только так могла побывать на самом краю страны и Азии, да и долг государству за учебу я должна была отдать. Отдала сполна», - говорила она. Даже по сдержанным словам шефа я поняла, что он ею очень доволен.
Впервые я ее увидела, когда мы собрались вычитывать гранки статей для XX тома «Трудов МГИАИ». Авторы сборника - кандидаты и без пяти минут кандидаты наук - показались мне, вчерашней выпускнице вуза, небожителями. Таня на меня не обратила внимания, да и мне она не приглянулась, в отличие от яркой Т.М. Смирновой. Зато подошел А.Д. Степанский: «Это ты Архипова, которую шеф хочет взять на работу?». Уж и не помню, что я ему ответила: была очень зажата, хотя уже в качестве почасовика вела семинарские занятия на вечернем отделении ФАД.
При защите дипломной работы я была рекомендована в аспирантуру, но по существующим тогда правилам надо было отработать два года после окончания института - «отдать долг». Потом на кафедру не давали аспирантского места, оно появилось только в 1968 г. Таня к этому времени, вернувшись из Якутии и поработав какое-то время в Центральном государственном архиве РСФСР, уже была преподавателем МГИАИ и заведовала аспирантурой. Диссертация у меня была почти готова, минимумы сданы, статьи по теме опубликованы. Аспирантура уже была вроде бы и не нужна. Шеф позвонил мне и буквально в приказном порядке велел подать документы.
При встрече я Тане не понравилась. Она мне об этом сказала много позднее, но я это почувствовала сразу. Не знаю почему, но я показалась ей легкомысленной, не серьезной. Она высказалась в том духе, что мне не стоит занимать место, которое может занять кто-то другой (наверное, более достойный), но документы приняла, я поступила в аспирантуру и через год защитила диссертацию.
Незадолго до защиты меня взяли на работу на кафедру. Сама Таня мне потом рассказала, что Ерошкин, желая «поиграть в демократию», решил с коллегами обсудить мою кандидатуру как возможного члена коллектива: «Подхалимы были за, а я - против. Я боялась, что ты, будучи несерьезной, не украсишь наш коллектив». Конечно, такой коллектив украсить было трудно. Я начала стараться, и вскоре заслужила сдержанную похвалу, а потом и заявление Тани: «С тобой и дружить можно». Это дорогого стоило - она «просеивала» свое
окружение. Если в нем и мог оказаться подлец или предатель (все остальное она могла простить), то он мгновенно переходил в «попутчики».
Так началась наша дружба, и она постоянно работала над моим «улучшением». Обижаться на улучшение было бесполезно: «Меня вполне устраивает то, какая ты есть, но потенциал на улучшение у тебя до конца не исчерпан». Я на равных дружила до последних их земных дней и со Смирновой, и со Степанским, но отношения с Таней были иными: как младшего со старшим. Она меня так и называла, говоря: «Даже тогда, когда у тебя будет от старости трястись голова, для меня ты будешь младшенькой».
Всему тому, что я сейчас умею в профессии, я обязана Н.П. Ерошкину и Т.П. Коржихиной. Как я училась у шефа, я уже писала, теперь я пишу о том, чему училась у нее.
Первым делом я пошла к ней на лекцию. Еще не было того мастерства, которое она приобрела со временем, но и тогда ее манера впечатляла. Многое она взяла от шефа, перемежая перечисление фактов (история госучреждений одна из самых точных специальных исторических дисциплин) отступлениями биографического характера, примерами из художественной литературы, мемуарных источников, средств массовой информации. Не лишенная ни ребячества, ни кокетства, она не допускала фривольных высказываний, из анекдотов выбирала, как она говорила, цензурные. Конечно, и тогда были студенты с пустыми глазами, но вокруг нее собирались с глазами горящими. Она притягивала их как магнит, им было интересно с ней, а ей - интересно с ними. Она много читала научной и художественной литературы, была театралкой, посещала все выставки, закрытые просмотры фильмов в Доме кино. Потом мы часто такого рода мероприятия посещали вместе. Сблизившись со мной и узнав, что я люблю бывать в филармонии, потребовала купить абонемент и ей - и стала ходить на концерты. При этом она всегда говорила: «Надо работать над собой, насиловать, чтобы полюбить». Мне кажется, любовь к музыке далась ей без насилия.
Читая лекции, она всегда имела под рукой конспект. Никогда не ленилась его переписывать. Сначала это были половинки листа, потом четвертушки, потом карточки. Ученики вспоминают, что последними были записные книжки, но я их почему-то не помню. С ее легкой руки я полюбила карточки, которые всегда в случае необходимости можно заменить. Она со времен работы в архиве вела свою знаменитую на всю Москву картотеку по истории госучреждений, а потом и общественных организаций. По существу это была картотека по истории СССР, структурированная по государственным институтам. К ней за помощью обращались даже доктора наук из других городов.
Работала она чрезвычайно много. Без всяких, как она говорила, «аспирантур и докторантур - это все сопли» она защитила не толь-
ко кандидатскую, но и докторскую диссертацию, для того времени много публиковалась. Все ее работы базировались на архивных источниках, работать с которыми она умела виртуозно. Имея опыт работы в архиве не только как исследователь, но и как сотрудник, она легко ориентировалась в описях, каталогах, умела так делать выписки, что после их использования у нее уже ничего из выписанного не оставалось. Часто в архиве (нас обычно пускали в хранилище) и в Историчке, которую она предпочитала Ленинке, мы работали вместе.
Я любила наблюдать ее за работой. Это была неописуемая словами красота, если можно так выразиться об этом процессе, но я попробую. Перед тем, как начать работу, она говорила: «Есть захочешь есть, скажи мне - сходим в столовую, а то я забуду, и нас выгонят в конце работы читального зала». Взяв в руки книгу или единицу хранения, она как бы перемещалась в иное пространство, сиюминутные реалии исчезали, начиналось общение с документами, их авторами. Бледная кожа ее лица розовела, она что-то негромко говорила, как студентка, записывала...
Работу, которая всегда была у нее на первом месте, Таня любила самозабвенно. Она рассказывала, что где-то в классе 7-м сообщила родителям о том, что хочет стать актрисой. Отец, сказав что-то в духе Тараса Бульбы «я тебя породил, я и убью», пригрозил ей ремнем с пряжкой. На требование объяснить, в чем дело, он прочитал ей лекцию с примерами из жизни актеров, которая, в основном, сводится к беспутству. Безусловно, его любимица не могла быть в числе таких.
Поступив в МГИАИ, она стала примой студенческого театра, руководитель которого, кажется, Ксения Маринина, на похоронах Тани рассказала мне о больших ее способностях. Преподавательская работа позволила ей реализовать их значительную часть. Вот ее слова: «В работе преподавателя много от актерской. Я должна хорошо выглядеть, быть прилично одетой - меня не одна пара глаз разглядывает. Вчера я была кокетливой дамой, случайно зашедшей к студентам, сегодня у меня роль строгого профессора, завтра я душка-обаяшка и т.д.». Действительно, артистизма ей было не занимать.
Подружившись, я стала часто бывать у нее, после занятий на вечернем отделении оставалась ночевать, так как тогда жила в Подольске. Для меня в ее комнатушке в коммуналке на улице Алексея Толстого (теперь Спиридоновка) было оборудовано койко-место.
Мы много говорили об исторической науке, об истории государства. В отличие от шефа она не была антисоветчицей, но многие наши вопросы относительно формы государственного устройства, внутренней и внешней политики СССР, повисали в воздухе. Иногда это нас пугало: разве могут быть вопросы без ответов? Это теперь я понимаю, что ответы выходили за рамки государственной идеологии. Вот уж действительно: «я усомниться в вере не пытался, стихи
прошли, а стыд за них остался».
Она много рассказывала мне о себе, о военном и послевоенном детстве, замужестве, о тех, кого любила, об отце, любимицей которого была. Может быть, ей казалось, что она нашла ухо, которому могла доверить то, что редко кому доверяла: «тебе в ухо влетит, в голове задержится, да с языка не сорвется».
У нее был имидж сильного человека, а ведь сильному тоже необходимо сочувствие. Довольно быстро она познакомила меня с мамой - Ириной Дмитриевной, с братом Димой, к которому испытывала смешанные чувства: сестринскую любовь, ревность (он был любимцем мамы), гордость, и это при том, что критически воспринимала его образ жизни (он был известным в то время оператором «Мосфильма» - участвовал, помимо прочего, и в съемках «Войны и мира» - со всеми вытекающими из этого последствиями). Они тяжело и долго болели, и вся забота о них легла на ее хрупкие плечи.
Она много болела сама. Трудно перечислить все болезни, которые ее одолевали, и больницы, в которых она лежала. Я навещала в это время Диму и ее, мне она доверяла заменять ее на занятиях, на защитах дипломных и диссертационных работ ее подопечными. Вместе с ней и Галей Тихачевой мы хоронили и Ирину Дмитриевну, и Диму.
Я не переставала восхищаться ее образом жизни, исключительной организованностью. Все было рассчитано до часа, как у Н.В. Тимофеева-Ресовского. За последовательность дней я не ручаюсь, но выглядело это приблизительно так: понедельник - архивный день; вторник - библиотечный день; среда - подготовка к лекциям, в этот день она «вживалась в тему и эпоху»; четверг - лекции и семинары (тогда ведь нагрузка у профессора была 550 часов), никто и ничто не могли отвлекать ее от этого; пятница - работа с дипломниками и аспирантами; суббота - поход на Тишинский рынок (язва требовала свежих продуктов); воскресенье - культурная программа, поездка за город, иногда ко мне.
В субботу и воскресенье она могла «конструлить» (это ее выражение) полки и ящики для книг и картотеки, поделки из янтаря, который собирала в Прибалтике, где обычно отдыхала, шить и вязать. Многое из сделанного ее руками и подаренного у меня сохранилось. Она и на телевидении снималась в «самостроках ручной работы». Про таких говорят «рукастая». В любой из дней работа заканчивалась часов в 6-7 вечера, дальше было «свободное время», которое отводилось, главным образом, чтению художественной литературы. Телевизор смотрела очень выборочно, но «сексуальный час» - обязательно. Я даже вздрогнула, когда первый раз услышала это словосочетание: оно тогда относилось к числу неприличных. Она захохотала и сказала, что так называет программу «Время» - «хочу новости».
Купив по случаю подержанный «Запорожец», она могла часок-
другой, часто вместе со мной в качестве пассажира, гонять по Москве. Машину она обожала, продала ее только тогда, когда та стала разваливаться. После инфаркта в «свободное время» она при хорошей погоде часа два гуляла по Москве.
Побывав на защите диссертации моего мужа, она очень подружилась с ним. Он, будучи в этом специалистом, помогал ей покупать необходимую домашнюю технику, чинил ее. Она шутила, что у нее есть персональный мастер. Когда немного подросла моя дочь, выезжая читать лекции, например, в Ленинских горках, в Ясной Поляне, она обязательно брала ее с собой. Дочь собралась писать у нее диплом - не успела.
Последние годы она много писала: появилась возможность с позиций новых подходов, с помощью обогащенного инструментария размышлять над уже известными фактами, добывать из постепенно открывавшихся архивов новые, писать так, как думаешь. Круг ее интересов расширился, в том числе и за счет того, что появился спрос на государствоведческие исследования. Представители государственных структур обращались к ней за консультациями.
Незадолго до смерти на двоих с соседкой (она уже боялась оставаться одной) она получила трехкомнатную квартиру. Как она ей радовалась: просторная, сухая, светлая - не то что в прежнем подвале.
Последняя ее весна была ранняя. Она распахивала окно, садилась на подоконник и, глядя вниз, курила. Занятия у нее в институте закончились, а у меня еще нет, виделись мы не часто, она очень просила меня звонить ей каждый день, желательно утром и вечером.
За несколько дней до ее ухода у нее был мой муж: чинил телевизор. Как всегда, накормила его со словами «Архипова тебя, небось, не кормит», тяжело дышала, медленно двигалась, время от времени, извинившись, уходила из кухни прилечь. Он до сих пор вспоминает ее последние слова, ему сказанные: «Ты знаешь, что я теперь делаю быстро? Я быстро устаю». Вернувшись домой, он сказал: «Таня плоха...» Я позвонила ей, голос был довольно бодрый. Она, как обычно, сказала: «Очень хочется пожить, посмотреть, чем этот бардак закончится». На дворе были 90-е, она же не все перемены в стране воспринимала однозначно, и некоторые ее предвидения оказались пророческими.
...На следующий день мы с мужем должны были ехать на дачу, в Москве оставалась дочка. «Мобильников» тогда еще не было, и она обещала звонить Тане вместо меня. Вечером они около часа проговорили с Таней на самые разные темы, чувствовалось, что она не хочет заканчивать разговор. А утром дочери позвонил Саша Сенин и рассказал, что, вызванный ею, успел проводить ее до машины скорой помощи. Через несколько часов ему сообщили, что ее не стало. Я узнала эту новость вечером, по возвращении из-за города.
Я плохо помню само прощанье, помню, что оно затянулось, помню огромное количество людей - мы оповестили всех, кого смогли,
- море цветов и боль, боль и боль.
* * *
И вот теперь - эта книга о Ногине, как привет от нее.
Идея ее написания зародилась в ходе подготовки коллективной монографии «Первое Советское правительство. Октябрь 1917 -июль 1918», вышедшей в 1991 г.
Я присутствовала на распределении персонажей: Таня, как это часто бывало, позвала меня с собой. Я не смогла принять участие в написании монографии в первую очередь по причине завершения работы над докторской, да и период это был не мой. Коллектив был замечательный: М.П.Ирошников, В.В. Кабанов, М.А. Молодцыгин, А.И. Разгон и другие. В соответствии с интересами исполнителей персонажи были быстро разобраны, остался Ногин.
В то время о Викторе Павловиче Ногине мы знали немного. Народный комиссар торговли и промышленности в первом составе Совнаркома, один из числа тех, кто вышел из него из-за разногласий с Лениным по вопросу о власти. Это был первый крупный правительственный кризис. И хотя Ленин, обозвав эту группу наркомов дезертирами, довольно быстро «превосходных коммунистов» простил, лениноведы не простили: сведения о нем были весьма дозированными. Вот за написание о нем статьи и взялась Таня.
Поначалу ей казалось, что это не ее персонаж, но работала, как обычно: архив, библиотека. И в ходе этой работы, как она любила говорить, «загорелся глаз». Во время наших встреч и разговоров по телефону она уже ни о чем не могла говорить, кроме как о Ногине. Помню, как она мне говорила: «Очень часто Ногина упрекают в необразованности. Ничего себе необразованность! Я - профессор, засела за литературу по экономике, пока пойму - потом обольюсь, а он в своих записках абсолютно свободно со знанием дела оперирует экономическими терминами». Вот уж действительно - «своего героя надо любить, иначе какой же он герой?».
Серьезных советов от меня она не дождалась (не моя тема), но куски текста давала читать. Уже тогда я заметила существенные изменения в подаче материала, в первую очередь - крен в сторону беллетризации, что мне очень понравилось. Одни только бережно цитируемые письма Ногина жене чего стоили! Работа шла трудно, информация добывалась по крупицам: документов было немного. Она говорила: «Ты знаешь, Ленин, оказывается, недолюбливал Ногина». Потом, на страницах рукописи она пытается дать этому некоторые объяснения.
В то время все остальные темы ушли на второй план: «Хочу успеть написать. Придет время - издадите, в ближайшее время не спешите, рано». С изданием рукописи помогла Лариса Николаевна Простоволосова - в недавнем прошлом начальник Управления по
научной работе РГГУ, очень хорошо знавшая Татьяну Петровну.
Опубликованная работа невелика по объему - вместе с предисловием, мемориальной статьей, хронологическим указателем трудов и другими приложениями текст уложился в 5,5 печатных листов.
Я не совсем согласна с автором предисловия, что на работе лежит печать эпохи. Прежде всего, с фактологической точки зрения эта работа - вне всяких эпох, как и работы дореволюционных и советских отечественных историков, да и позиция автора, изложенная во введении (его я не читала прежде), трудно оспорима и сейчас, четверть века спустя. Работу отличает попытка на примере конкретного персонажа по-новому осмыслить один из самых сложных периодов истории страны.
Первая глава - «Мне будущее кажется достойным жизни и искупающим все невзгоды» - посвящена периоду жизни Ногина до февраля 1917 г. Встречи с Лениным, тюрьмы, ссылки, побеги - с пятьюдесятью тюрьмами он был знаком лично. В период изоляции он занимается самообразованием, между посадками, в подполье, выполняет большое количество партийных поручений. Уже тогда он проявил себя как блестящий организатор. Многого стоила его работа по организации профсоюзного движения в России. В этом вопросе ему удалось перетянуть на свою сторону Ленина. В начале февраля 1917 г. он прибывает в Москву, принимает непосредственное участие в создании Моссовета и в сентябре становится его председателем. Как пишет Таня, «Ногин прошел все ступени партийной и революционной работы. Он был и ее организатором, и пропагандистом, и агентом, и литератором, неоднократно избирался членом ЦК партии»4.
Следующая глава названа «Выбор пути». Скорее всего, это было черновое название: предшествующий текст свидетельствует о том, что с выбором пути к этому времени герой биографической книги определился. Проблема была в выборе содержания и способов осуществления власти, тактики, а не стратегии, тем более что при Ленине дискуссии если и не поощрялись, то не возбранялись. Ногин был сторонником более мягких взаимоотношений с противниками. В этой главе она пишет не только о деятельности героя своего повествования, но и пытается ответить на те вопросы, на которые ответить мы с ней в свое время не могли5.
Название последней главы дало название всей монографии. Уйдя по собственному желанию из первого Советского правительства, больше столь высоких постов в советской номенклатуре он не занимал. Судьба бросает его на руководящие должности в разные ведомства и общественные объединения, но так было недолго. В октябре 1918 г. он становится членом Президиума ВСНХ и с этого времени «прочно связывает свою судьбу с возрождением промышленности в целом, с текстильной промышленностью в частности. Именно здесь с наибольшей отдачей проявились его организаторские способно-
сти, склонность к вдумчивому, глубокому анализу ситуации внутри страны и конъюнктуры на зарубежных рынках, умение последовательно и твердо проводить намеченную линию»6.
Приняв без особых колебаний переход к НЭПу, он самым активным образом включился в процесс трестирования и синдициро-вания текстильной промышленности. В начале 1922 г. становится председателем самого крупного и успешного в своей деятельности синдиката - текстильного. Позднее возглавил Всероссийский совет синдикатов7.
Ногин первым обратил внимание на несочетаемость рыночных отношений с мелочным регламентированием производства и сбыта со стороны партийно-государственной бюрократии, с административно-командными методами управления народным хозяйством. Помимо организации восстановления текстильной промышленности он принимал участие в работе совещательных государственных и партийных органов, создаваемых по разным поводам. Его деятельность в качестве председателя Центральной ревизионной комиссии партии большевиков, критика работы аппарата ЦК вызывала недовольство партийной элиты и генерального секретаря ЦК Сталина, но он, судя по всему, не желал останавливаться на этом пути. Скорее всего, он и представить не мог, что произойдет в конце 1930-х гг. с такими, не желавшими останавливаться. Остановила смерть, хочется надеяться - естественная.
В книге отсутствует заключение, однако текст и выводы, разбросанные по всей работе, дают полное и яркое представление о незаурядной личности В.П. Ногина.
Работа основана на огромной источниковой и историографической базе. Таня не успела написать введение к работе со всеми необходимыми составляющими. «Останется время - напишу. Историография паршивая, а вот источники - супер! Их немного, но надо уметь их читать», - это ее слова, хотя я их цитирую по памяти. Утверждать вышесказанное можно, познакомившись с обилием сносок и примечаний: их в два с лишним раза больше, чем страниц в книге. Из источников, конечно, на первом месте, как всегда у нее, - архивные документы.
* * *
Если считать эту небольшую статью не только биографическим очерком, но еще и рецензией на книгу, то в конце рецензии мне как автору полагается сделать замечания и высказать пожелания. В данном случае их не будет. Не будет уже хотя бы потому, что не в моих правилах высказывать какие бы то ни было замечания тогда, когда их адресат ни в какой форме не может возразить.
Таня часто повторяла слова Корнея Чуковского: «В России надо жить долго». Ей это, к сожалению, не удалось.
Примечания Notes
1 Коржихина Т.П. Советское государство и его учреждения: Ноябрь 1917 г. - декабрь 1991 г. Москва, 1995.
2 Коржихина Т.П. Извольте быть благонадежны! Москва, 1997.
3 Коржихина Т.П. Из нелегалов в коммерсанты: Очерк о жизни и деятельности В.П. Ногина. Москва, 2018.
4 Коржихина Т.П. Из нелегалов в коммерсанты: Очерк о жизни и деятельности В.П. Ногина. Москва, 2018. С. 46.
5 Коржихина Т.П. Из нелегалов в коммерсанты: Очерк о жизни и деятельности В.П. Ногина. Москва, 2018. С. 50-51, 57-61, 68.
6 Коржихина Т.П. Из нелегалов в коммерсанты: Очерк о жизни и деятельности В.П. Ногина. Москва, 2018. С. 77.
7 Коржихина Т.П. Из нелегалов в коммерсанты: Очерк о жизни и деятельности В.П. Ногина. Москва, 2018. С. 90.
Автор, аннотация, ключевые слова
Архипова Татьяна Григорьевна - докт. ист. наук, профессор Российского государственного гуманитарного университета (Москва)
archipova-iai@mail.ru
В статье автор сочетает воспоминания об известном ученом, педагоге и архивисте - докторе исторических наук, профессоре Т.П. Коржихиной, выпускнице Историко-архивного института (ныне РГГУ), работавшей в нем без малого тридцать лет, с рецензией на вышедшую в начале 2018 г. монографию «Из нелегалов в коммерсанты: Очерк о жизни и деятельности В.П. Ногина». По окончании института Т.П. Коржихина не сразу занялась преподавательской деятельностью, работа в государственных архивах дала ей возможность определиться с проблематикой научных исследований, позволила приобрести навыки работы с архивными источниками. Ею было опубликовано около ста научных работ. Ее последняя монография была закончена за несколько дней до кончины. Написанная исключительно на архивных документах, она посвящена даже сейчас недостаточно изученной в отечественной историографии биографии члена первого состава советского правительства, первого народного комиссара торговли и промышленности. В книге последовательно рассмотрены этапы становления В.П. Ногина как участника революционного движения в России, его роль в организации Советской власти в Москве, работа в ближайшем окружении В.И.Ленина, непродолжительное пребывание в составе первого советского правительства, работа в одном из самых крупных советских синдикатов - текстильном.
Т.П. Коржихина, Историко-архивный институт, историк, научное творчество, биографика, В.П. Ногин, народный комиссар, Совет народных комиссаров, Народный комиссариат торговли и промышленности, синди-
кат, новая экономическая политика, командно-административная система, Д.П. Коржихин.
References (Monographs)
1. Korzhikhina T.P. Iz nelegalov v kommersanty: Ocherk o zhizni i deyatel-nosti V.P. Nogina [From Illegal Immigrants to Businessmen: Essay on the Life and Work of Viktor P. Nogin.]. Moscow, 2018, 164 p. (In Russian).
2. Korzhikhina T.P. Izvolte byt blagonadezhny! [Be trustworthy!]. Moscow, 1997, 372 p. (In Russian).
3. Korzhikhina T.P. Sovetskoye gosudarstvo i ego uchrezhdeniya: Noyabr 1917 g. - dekabr 1991 g. [Soviet State and its Institutions: November 1917 -December 1991.]. Moscow, 1995, 418 p. (In Russian).
Author, Abstract, Key words
Tatyana G. Arkhipova - Doctor of History, Professor, Russian State University for the Humanities (Moscow, Russia)
archipova-iai@mail.ru
In the article the author combines memories of Professor Tatyana P. Ko-rzhikhina, a well-known scholar, Doctor of History, teacher and archivist, who graduated from the Institute for History and Archives (now Russian State University for the Humanities) and then worked there for almost thirty years, with a review of her monograph "From Illegal Immigrants to Businessmen: An Essay on the Life and Work of Viktor P. Nogin." Before starting her teaching career T.P. Korzhikhina worked at state archives, which gave her the opportunity to specify her research interests and experience in working with archival sources. She had over a hundred scientific publications, her last monograph being completed a few days before her death. Based entirely on archival documents, it is devoted to the biography of Viktor P. Nogin, a member of the first Soviet government, the People's Commissar of Trade and Industry, which has not been sufficiently studied in Russian historiography. The book consistently examines the stages in the formation of Viktor P. Nogin as a participant in the revolutionary movement in Russia, his role in establishing the Soviet power in Moscow, his work in V.I. Lenin's inner circle, his short stint in the first Soviet government, and his work in a textile syndicate, one of the largest ones at the time.
Tatyana P. Korzhikhina, Institute for History and Archives, historian, scientific creativity, Biographical studies, Viktor P. Nogin, People's Commissar, Council of People's Commissars, People's Commissariat of Trade and Industry, syndicate, New Economic Policy (NEP), Command-Administrative System, Dmitriy P. Korzhikhin.
