CC BY
331
Вопросы частного права
УДК 347.44
ПРЕДДОГОВОРНЫЕ ОТНОШЕНИЯ
В КОНТЕКСТЕ ПРИЗНАНИЯ ДОГОВОРА НЕЗАКЛЮЧЕННЫМ
© Зейналова Р. А., 2015
Иркутский государственный университет, г. Иркутск
Статья посвящена исследованию института преддоговорных отношений в контексте признания договора незаключенным. Анализируются такие понятия, как «преддоговорные отношения» и «преддоговорная ответственность» на основе положений отечественной и зарубежной доктрины, Гражданского кодекса Российской Федерации. Обосновывается вывод о том, что преддоговорное отношение, являясь организационным правоотношением, представляет собой способ заключения договора, одновременно выступая одним из элементов фактического состава в виде заключенного договора, отсутствие которого, соответственно, влечет незаключенность договора.
Ключевые слова: преддоговорное отношение; преддоговорная ответственность; переговоры о заключении договора; незаключенность договора.
Правовая природа преддоговорных отношений уже долгое время вызывает интерес у представителей российской цивилистической мысли. Особую значимость данный вопрос приобретает в плоскости признания договоров незаключенными.
В цивилистике вопрос о преддоговорных отношениях традиционно рассматривается через призму изучения института преддоговорной ответственности. Принято считать, что назначением преддоговорной ответственности является придание качества юридически значимого действия преддоговорным отношениям в целях защиты прав и законных интересов субъектов гражданского оборота. В этой связи возникает вопрос о том, какое значение имеет преддоговорный этап для признания договора заключенным (незаключенным) в российском гражданском праве.
Впервые о преддоговорной ответственности стал говорить немецкий ученый Р. фон Иеринг, разработавший учение о преддоговорной ответственности — си1ра in contrahendo (culpa — неосторожность) [1]. Полагаем, что учение Р. фон Иеринга явилось той самой отправной точкой в исследовании преддоговорной ответственности, которая дала толчок изучению отечественными исследователями института преддоговорной ответственности применительно к
институту заключения договора в целом и институту незаключенности договора в частности. Согласно воззрениям Р. фон Иеринга, преддоговорная ответственность может возникать только тогда, когда есть договор или его некая видимость. Соответственно, исключительно в этом случае можно говорить о наличии вины в его заключении. Сама по себе неосторожность как форма вины в учении Р. фон Иеринга состоит именно в заключении договора, а не в обстоятельствах, являющихся сопутствующими в виде, например, недобросовестности или нарушении некой обязанности проверить отсутствие недостатков [2]. Думается, что данная теория не учитывает особенности современного оборота, например ситуации, когда договор заключается посредством длительного процесса переговоров, включающего, в частности, и процедуру «due diligence», и т. п. Концепция ученого породила разнообразие мнений относительно правовой природы преддоговорной ответственности и относительно того, является ли данная ответственность деликтной или договорной. Данный вопрос приобретает особую значимость в свете разрешения споров о признании договоров незаключенными.
Так, следуя примеру французского законодательства, многие европейские страны, закрепив в своем законе конструкцию гене-
рального деликта, тем самым признали внедоговорный характер преддоговорной ответственности. Однако, к примеру, право Германии пошло по иному пути, отнеся преддоговорную ответственность к разряду договорных обязательств. Параграф 311 Германского гражданского уложения (далее — ГГУ) определяет, что положения (2) § 241 — «в соответствии с содержанием обязательства каждая из сторон может быть обязана учитывать права, правовые блага, и интересы другой стороны» [3] — применяются для случаев вступления в переговоры, подготовки договора и деловых контактов.
В некоторой степени, условно говоря, указанная норма восприняла позицию Р. фон Иеринга в части договорного характера преддоговорной ответственности. Однако в то же время отметим, что его учение не охватывает собой процедуры ведения переговоров, поскольку преддоговорные отношения он не относит к заключаемому договору. То действие, которое называется culpa, становится таковым ретроактивно — только после того, как другая сторона совершит акцепт [4]. Однако в такой ситуации culpa становится внедого-ворной, вопреки учению автора.
Стоит отметить, что большинство немецких ученых приходит к выводу, что в Германии существует только категория недействительности сделки, классифицируемая по следующим основаниям: 1) по кругу лиц, в отношении которых сделка признается недействительной; 2) по моменту вступления ее в силу и 3) по способу лишения сделки юридической силы. Применительно к моменту, с которого волеизъявление считается ничтожным, разграничивается ничтожность «ex tunc», когда сделка ничтожна с момента ее совершения — по сути, имеет место юридическая фикция, при которой сделка является юридическим «ничем», и «ex nunc», когда сделка «лишится» своей действительности лишь в момент признания ее недействительной [5].
Таким образом, в немецком праве есть две модели ничтожности сделки, первая из которых по своей природе весьма схожа с институтом признания договора незаключенным, признаваемым российским правом. Так, в частности, в немецком праве ничтожность сделки зачастую имеет место «сама для себя», без признания судом ее недействительной и независимо от воль сторон, например в случае несоблюдения требова-
ния закона к форме сделки (ст. 15 ГГУ). Кроме того, при недействительности обязательственного договора стороны могут истребовать свою вещь на основании института неосновательного обогащения (ст. 812—822 ГГУ), что также «роднит» с институтом незаключенности договора в российском праве. Конечно, есть различия между данными институтами, например, в немецком праве существует так называемая теория сальдо, суть которой состоит в том, что при обязанности сторон вернуть друг другу вещи, неоднородные по своему содержанию, возврат исполняется встречным образом, а в случае однородных вещей требования взаимозачитываются (сальдируются), а остаток компенсируется [6].
Немецкая доктрина, взяв за основу разработки Р. фон Иеринга, распространила теорию преддоговорной ответственности и на недобросовестное прекращение переговоров. Таким образом, появляется теория «вины в незаключенности договора». Основой для подобного «маневра» немецкого права явилась другая теория преддоговорной ответственности, сформулированная Г. Фаджеллой, — culpa in tractando. В этой связи следует отметить, что проводимое в юридической литературе уравнивание понятий «преддоговорная ответственность» и «culpa in contrahendo» не представляется корректным, так как последнее представляет собой только одну из теорий первого (преддоговорной ответственности). Г. Фад-желла уделял внимание собственно процессу ведения переговоров, отмечая, что стороны заключаемого договора должны руководствоваться в своих действиях экономическими соображениями, а потому не могут прекращать переговоры самовольно, без видимых на то причин [7]. Взгляды ученого позволили выделить два основополагающих принципа преддоговорного этапа, широко использующихся в настоящее время, — свободу договора и «добрую совесть» (добросовестность). В то же время данная концепция также не является безупречной, учитывая хотя бы то обстоятельство, что контрагенты в принципе свободны в прекращении своих переговоров и зачастую в силу именно экономических причин.
Представляется, что распространение преддоговорной ответственности на переговорный процесс говорит в некоторой степени в пользу признания немецким правом института незаключенности договора, хотя
и с некоторой спецификой. В этом русле в литературе можно встретить мнение, что поскольку сам факт начала ведения переговоров по заключению договора уже влечет правовые последствия для сторон, следовательно, понятие «несуществующей или незавершенной сделки противоречит данному институту, поскольку такие сделки правовых последствий не вызывают» [8]. В. В. Никитин также указывает, что «если действия по заключению договора порождают правовые последствия в рамках culpa in contrahendo, то признание доктрины преддоговорной ответственности исключает существенный атрибутивный признак незаключенных договоров — отсутствие правовых последствий» [9]. С таким выводом мы не можем согласиться, поскольку договор, признанный незаключенным, влечет определенные правовые последствия (например, аннулирование «договора», констатацию отсутствия такового и т. п.).
Отечественное законодательство в части признания и регламентации института преддоговорной ответственности претерпевало, если можно так выразиться, эволюционные изменения. Право России на протяжении своего развития в этой части заимствовало положения как французского, так и немецкого законодательства, которые, как уже указано выше, являлись по отношению друг к другу диаметрально противоположными — одни признавали деликтный характер преддоговорной ответственности, другие — договорный. Следствием подобного заимствования положений иностранного права явилось отсутствие согласия между цивилистами в отношении правовой природы института как преддоговорной ответственности, так и преддоговорных отношений.
Институт преддоговорной ответственности регулировался лишь отчасти — в ст. 574 т. X ч. 1 Свода законов Российской империи, где был закреплен генеральный деликт, являвшийся основанием еще и для так называемых квазидоговорных отношений, к коим относились преддоговорные. Затем в Гражданском кодексе РСФСР 1922 г. данная норма была воспроизведена, но с некоторыми видоизменениями, заимствованными из немецкого права. Изменения касались собственно формы вины — неосторожность; говорилось о «стороне, ответственной за обстоятельство, вызвавшее заблуждение» при заключении договора (аналогично концепции Р. фон Иеринга)
[10]. Постепенно стал формироваться взгляд на преддоговорную ответственность как ответственность договорную. Такого взгляда на природу преддоговорной ответственности, в частности, придерживались И. Б. Новицкий и М. М. Агарков, указывавшие в свое время, что конструкция генерального деликта здесь неприменима, поскольку «переговоры о заключении договора, а также совершение недействительного договора не являются фактами, юридически безразличными, хотя бы они и не привели к тем последствиям, на которые была направлена воля сторон» [11].
Другие российские ученые, рассматривая институт преддоговорной ответственности, и вовсе анализируют его через положения Гражданского кодекса Российской Федерации (далее — ГК РФ) о недействительности сделок. Например, Н. В. Рабинович связывала преддоговорную ответственность не с заключением договора, а с распределением убытков между сторонами в связи с признанием сделки недействительной и, соответственно, отрицала договорный характер таковой [12]. А. Н. Кучер в качестве примеров преддоговорной ответственности называет ответственность (возмещение виновной стороной реального ущерба) в случаях заключения сделки под влиянием заблуждения (ст. 178 ГК РФ) и заключения сделки под влиянием обмана (ст. 179 ГК РФ) [13]. К. В. Гницевич указывает, что «к числу положений действующего Гражданского кодекса, в которых так или иначе получили свое непосредственное закрепление последствия culpa in contrahendo, следует в первую очередь отнести абз. 2 п. 2 ст. 178 ГК РФ» [14]. Более того, автор отмечает, что основанием ответственности по ст. 179 ГК РФ является не culpa in con-trahendo, а умышленное поведение недобросовестного контрагента (dolus in contra-hendo) [15].
По мнению многих авторов, ГК РФ в части урегулирования преддоговорных отношений закрепил несколько случаев наступления преддоговорной ответственности: 1) когда заключение договора является обязательным для одной из сторон, которая уклоняется от его заключения и, соответственно, обязана возместить другой стороне причиненные этим убытки (п. 4 ст. 445 ГК РФ); 2) когда сторона уклоняется от обязанности заключить публичный договор (ст. 426 ГК РФ); 3) когда сторона укло-
няется от обязанности заключить договор на основании предварительного договора (ст. 429 ГК РФ); 4) когда сторона уклоняется от подписания договора, право на заключение которого являлось предметом торгов (абз. 2 п. 5 ст. 448 ГК РФ) [16]. Однако не можем согласиться с подобным перечнем случаев наступления преддоговорной ответственности, поскольку природа указанных правоотношений сама по себе различна. Названные основания преддоговорной ответственности таковыми, думается, называться не могут, за исключением положения о предварительном договоре, поскольку обуславливают не преддоговорные отношения (преддоговорный этап) как таковые, а именно договорные непосредственно.
Подобная скупость норм закона до недавнего времени в отношении преддоговорного этапа обусловливалась, в частности, тем, что зачастую на данном этапе только одна из сторон совершает какие-либо действия по заключению будущего договора — например, действия по конструированию будущего договора или созданию оферты для ее дальнейшего акцепта. Законодатель не придавал юридического значения данным действиям до вступления в процесс другой стороны. Так, общепризнанным являлся тезис о том, что на этапе выдвижения оферты стороны не связаны какими-либо обязательствами между собой, поскольку законодатель не называет оферту сделкой, влекущей определенные правовые последствия. Однако отметим, что эти действия, совершаемые на преддоговорном этапе, все же имеют значение, особенно в случаях, когда суд анализирует необходимость сохранения возникших между сторонами отношений. Кроме того, современный оборот складывается таким образом, что зачастую отношения сторон по заключению договора обуславливаются длительным переговорным процессом. А потому на практике возможны ситуации, когда соглашение достигается лишь в конце переговоров, и задача состоит в том, чтобы определить, с какого именно момента договор следует считать заключенным в ситуации, когда некоторые вопросы еще не согласованы. Полагаем, что универсального ответа на указанный вопрос дать нельзя. Считается ли договор заключенным с момента согласования условия о сроке, или о цене и т. д.? В каждом конкретном случае данный вопрос будет решаться по-раз-
ному, исходя из толкования условий договора, определяющего волю и волеизъявление сторон, и собственно преддоговорный этап играет далеко не последнюю роль.
Стоит отметить, что законодатель, внемля нуждам современного гражданского оборота, впервые на законодательном уровне закрепил положение о преддоговорной ответственности. Федеральный закон от 8 марта 2015 г. № 42-ФЗ (далее — Закон № 42-ФЗ), который вступает в силу с 1 июня 2015 г., предусматривает положения о процедуре ведения переговоров, соглашении о порядке ведения переговоров, об опционном договоре [17]. Так, согласно п. 2 ст. 434.1 ГК РФ в период проведения переговоров стороны обязаны, в частности, не допускать вступления в переговоры о заключении договора или их продолжения при заведомом отсутствии намерения достичь соглашения с другой стороной. Далее норма, исходя из обратного, раскрывает понятие недобросовестных действий, подразумевая под ними: 1) предоставление стороне неполной или недостоверной информации, в том числе умолчание об обстоятельствах, значимых для заключения договора; 2) внезапное и неоправданное прекращение переговоров при таких обстоятельствах, при которых другая сторона не могла разумно этого ожидать (п. 2) [18]. Посредством закрепления данного положения о процедуре переговоров и ее принципов законодатель придает особое значение собственно преддоговорному этапу, определяя также и правовую природу преддоговорной ответственности. Отметим следующие важные моменты в квалификации преддоговорной ответственности для определения правовой природы преддоговорных отношений.
В соответствии с п. 8 ст. 434.1 ГК РФ в редакции Закона № 42-ФЗ, вводящей институт переговоров при заключении договора, правила настоящей статьи не исключают применения к отношениям, возникшим при установлении договорных обязательств, правил гл. 59 ГК РФ («Обязательства вследствие причинения вреда»). С учетом формулировки указанного в п. 8 ст. 434.1 ГК РФ, а также принимая во внимание размещение ст. 434.1 ГК РФ в гл. 28 ГК РФ «Заключение договора», можно говорить, что законодатель принял позицию договорного характера преддоговорной ответственности. В свою очередь названная статья
предусматривает собственно преддоговорную ответственность в виде взыскания убытков со стороны, которая ведет или прерывает переговоры о заключении договора недобросовестно (п. 3). Закономерно возникает вопрос о том, какова правовая природа таких убытков, ведь законодатель устанавливает их самостоятельно в п. 3 ст. 434.1 ГК РФ без ссылок на соответствующие нормы ГК РФ об ответственности. По сути, под преддоговорными убытками понимаются определенные расходы, своего рода «негативный (отрицательный) интерес» добросовестного лица. Полагаем, что по своей правовой природе данные убытки являются договорными, принимая во внимание договорный характер преддоговорной ответственности. Возникает, однако, несколько двоякая ситуация, когда понятие договорных убытков и их критерии легитимируются — нет ли здесь внедрения публично-правового субъекта в сферу частного права в виде указания на конкретный вид договорной ответственности? Полагаем, что данное действие является вынужденным шагом законодателя, продиктованным, в первую очередь, нуждами современного оборота, а также дискуссионностью и, соответственно, неопределенностью института преддоговорной ответственности для российского права.
Применительно к понятию «убытков» заметим, что странам континентальной правовой системы, к коим относится и Россия, свойственно выделять реальный ущерб (положительный — damnum emergens) и упущенную выгоду (lucrum cessans) в составе причиненного вреда. В странах же общего права такого деления нет, им известно лишь единое понятие интереса — в исполнении (expectation interest), в несуществовании договора (reliance interest). Так, согласно п. 2 ст. 15 ГК РФ под реальным ущербом понимаются расходы, которые лицо, чье право нарушено, произвело или должно будет произвести для восстановления нарушенного права, утрата или повреждение его имущества; под упущенной выгодой — неполученные доходы, которые это лицо, если бы его право не было нарушено, получило бы при обычных условиях гражданского оборота.
Представляется, что собственно реальным ущербом в смысле ст. 15 ГК РФ такие убытки назвать нельзя, поскольку действия сторон в ходе переговоров основаны на принципах «доброй совести», свободы дого-
вора, автономии воли, а также на началах риска. Как такового нарушения права, а тем более повреждения имущества в ходе переговорного процесса, полагаем, нет (иначе необходимо говорить о деликтной ответственности), поскольку основанием преддоговорной ответственности выступает нарушение возникающей при вступлении в переговоры обязанности добросовестного их ведения. Данный вывод поддерживается в науке [19]. Полагаем, что конструкция убытков, закрепленная в п. 3 ст. 434.1 ГК РФ в редакции Закона № 42-ФЗ, не подпадает в полной мере ни под понятие реального ущерба, ни под понятие упущенной выгоды, представляя собой некую компиляцию таковых, поскольку включает в себя помимо очевидной упущенной выгоды — в виде лишения возможности заключения такого договора с иным лицом, также и своего рода «реальный ущерб», проявляющийся в несении определенных фактических расходов в процессе собственно переговоров. Думается, поэтому законодатель выделил данные убытки автономно, тем самым подразумевая договорный характер преддоговорной ответственности. Такой прием законодательной техники в определенной степени связывает момент заключения договора с моментом окончания переговоров по его заключению, поскольку конструкция «оферта — акцепт» в том виде, в котором она была введена в ГК РФ и с которым связывался момент заключения консенсуального договора, по сути, в своем первоначальном варианте изжила себя. Зачастую в условиях современного гражданского оборота заключению договора предшествует длительный переговорный процесс, сопровождающийся вынесением промежуточных актов, не являющихся тем договором в собственном смысле слова, который желают заключить стороны.
Исходя из вышеизложенного, можно сказать, что некоторые положения доктрины преддоговорной ответственности были восприняты законодателем в ГК РФ в редакции Закона № 42-ФЗ, в частности принципы преддоговорного процесса — свобода договора и «добрая совесть». Полагаем возможным заключить, что преддоговорная ответственность возникает вследствие недобросовестного ведения именно переговоров по заключению основного договора как одной из форм преддоговорных отношений сторон. Возникает вопрос о
том, какова правовая природа собственно процесса по заключению договора — переговоров. Если признавать за данным явлением самостоятельный характер, то можно говорить о том, что это своего рода сделка, по которой в случае неисполнения обязательств (ведение переговоров) или ненадлежащего исполнения обязательств наступает предусмотренная законом ответственность, что, думается, не вполне верно. Ведение переговоров является одним из видов преддоговорных (организационных) отношений наряду с такими, как предварительный и опционный договоры. При этом еще раз отметим, что, учитывая положения ГК РФ в редакции Закона № 42-ФЗ, нормы о преддоговорной ответственности распространяют свое действие только на процедуру ведения переговоров.
Помимо таких правовых конструкций, как переговоры и опционный договор, Закон № 42-ФЗ предусматривает также категорию рамочного договора. Данный вид договора только с определенной долей условности можно отнести к разновидности преддоговорного соглашения. Под преддоговорным соглашением подразумевается такое соглашение, которое обуславливает и имеет целью заключение в будущем основного договора. Конструкция же рамочного договора обладает весьма интересной спецификой — в случае если стороны не заключат в дальнейшем договор, условия которого определены в рамочном договоре, применяются положения этого самого договора, т. е. рамочный договор трансформируется из преддоговорного правоотношения в договорное. Данное положение закреплено в ст. 429.1 ГК РФ в редакции Закона № 42-ФЗ, согласно которому «...в случае незаключения сторонами отдельных договоров подлежат применению общие условия, содержащиеся в рамочном договоре, если иное не указано в отдельных договорах или не вытекает из существа обязательства» [20].
Следовательно, стороны, выбирая для себя какую-либо из указанных моделей преддоговорных отношений (переговоры, предварительный и опционный договоры), избирают прежде всего способ заключения договора, несоблюдение в полной мере которого влечет либо преддоговорную ответственность и незаключенность договора одновременно (при ведении переговоров), либо только незаключенность договора в иных случаях. При этом полагаем, что
вопрос применения мер преддоговорной ответственности должен разрешаться единовременно с установлением факта незаключенности договора при наличии оснований, в целях процессуальной экономии и эффективного отправления правосудия.
Таким образом, преддоговорное правоотношение сторон как таковое, представляя собой внешне выраженную волю — волеизъявление, направлено на создание юридического факта в виде заключенного договора. Соответственно, оно во всех своих проявлениях представляет собой один из элементов фактического состава в виде заключенного договора, отсутствие которого влечет незаключенность договора. Применение мер преддоговорной ответственности возможно лишь при установлении факта недобросовестного ведения или прерывания переговоров о заключении договора. ^
1. Иеринг Р. Си1ра in contrahendo, или возмещение убытков при недействительности или незаключенности договоров // КонсультантПлюс [Электронный ресурс] : справочная правовая система.
2. Жужжалов М. Б. Учение Р. фон Иеринга о преддоговорной ответственности: влияние на современность и возможности по применению в будущем (комментарий к русскому переводу работы «Culpa in contrahendo, или возмещение убытков при недействительности или незаключенности договоров») // КонсультантПлюс [Электронный ресурс] : справочная правовая система.
3. Гражданское уложение Германии. Вводный закон к Гражданскому уложению / пер. с нем. В. Бергманна. 3-е изд. М., 2008. С. 121.
4. Жужжалов М. Б. Указ. соч.
5. Лаутербах Т. М. Незаключенный договор по российскому и немецкому законодательству / / Сравнительное правоведение: наука, методология, учебная дисциплина : материалы Междунар. науч.-практ. конф. Красноярск, 25—26 сент. 2008 г.: в 2 ч. Ч. 2. Красноярск, 2008. С. 61.
6. Жужжалов М. Б. Указ. соч.
7. Там же.
8. Там же.
9. Никитин В. В. Существенные условия и незаключенность договоров: Россия и мир // КонсультантПлюс [Электронный ресурс] : справочная правовая система.
10. Гражданский кодекс РСФСР 1922 г. // Известия ВЦИК. 1922. № 256.
11. Агарков М. М. К вопросу о договорной ответственности // Избранные труды по гражданскому праву : в 2 т. / М. М. Агарков. Т. 2. М., 2002. С. 75.
12. Рабинович Н. В. Недействительность сделок и ее последствия. Л., 1960. С. 157.
13. Кучер А. Н. Теория и практика преддоговорного этапа: юридический аспект. М., 2005. С. 227.
14. Гницевич К. В. Преддоговорная ответственность в российском гражданском праве (culpa in contrahendo) // Вестн. ВАС РФ. 2009. № 3. С. 31.
15. Там же. С. 26.
16. Богданов В. В. Гражданско-правовая ответственность в преддоговорных отношениях / / Журн. рос. права. 2010. № 2. С. 22; Хвощинский А. В поисках договора о переговорах // Бизнес-адвокат. 2000. № 1.
17. О внесении изменений в часть первую Гражданского кодекса Российской Федерации : федер. закон от 8 марта 2015 г. № 42-ФЗ // КонсультантПлюс [Электронный ресурс] : справочная правовая система.
18. Там же.
19. Гницевич К. В. Преддоговорная ответственность в гражданском праве (си1ра in contrahendo) : автореф. ... канд. юрид. наук. СПб., 2010. С. 4.
20. О внесении изменений в часть первую Гражданского кодекса .
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
О внесении изменений в часть первую Гражданского кодекса Российской Федерации : федер. закон от 8 марта 2015 г. № 42-ФЗ // КонсультантПлюс [Электронный ресурс] : справочная правовая система.
Гражданский кодекс Российской Советской Федеративной Социалистической Республики 1922 г. // Изв. ВЦИК. - 1922. - № 256.
Гражданское уложение Германии. Вводный закон к Гражданскому уложению / пер. с нем. В. Берг-манна. — 3-е изд., перераб. — М. : Волтерс Клувер, 2008. — 896 c.
Агарков М. М. К вопросу о договорной ответственности // Избранные труды по гражданскому праву : в 2 т. / М. М. Агарков. — Т. 2. — М. : ЦентрЮрИнфор, 2002. — 452 с.
Богданов В. В. Гражданско-правовая ответственность в преддоговорных отношениях / / Журн. рос. права. — 2010. — № 2. — С. 22—26.
Гницевич К. В. Преддоговорная ответственность в российском гражданском праве (culpa in contrahendo) / / Вестн. ВАС РФ. — 2009. — № 3. — С. 18—43.
Гницевич К. В. Преддоговорная ответственность в гражданском праве (ralpa in contrahendo) : дис. ... канд. юрид. наук / К. В. Гницевич. — СПб., 2010. — 209 с.
Груздев В. В. Возникновение договорного обязательства по российскому гражданскому праву : монография / В. В. Груздев. — М. : Волтерс Клувер, 2010. — 272 с.
Жужжалов М. Б. Учение Р. фон Иеринга о преддоговорной ответственности: влияние на современность и возможности по применению в будущем (комментарий к русскому переводу работы «^ulpa in contrahendo, или возмещение убытков при недействительности или незаключенности договоров») / / КонсультантПлюс [Электронный ресурс] : справочная правовая система.
Иеринг Р. Си^а in contrahendo, или возмещение убытков при недействительности или незаключенности договоров // КонсультантПлюс [Электронный ресурс] : справочная правовая система.
Иоффе О. С. Советское гражданское право / О. С. Иоффе. — М. : Юрид. лит., 1967. — 494 с.
Иоффе О. С. Гражданско-правовая охрана интересов личности в СССР / / Сов. государство и право. — 1956. — № 2. — С. 65—66.
Кияшко В. А. Признание договора незаключенным (сделки несостоявшейся): процессуальные вопросы // Право и экономика. — 2003. — № 5. — С. 16—20.
Кияшко В. А. Требования о признании договора незаключенным / / Арбитражная практика. — 2006. — № 1. - С. 16-18.
Красавчиков О. А. Юридические факты в советском гражданском праве / О. А. Красавчиков. — М. : Юрид. лит., 1958. — 183 с.
Кучер А. Н. Теория и практика преддоговорного этапа: юридический аспект / А. Н. Кучер. — М. : Статут, 2005. — 363 с.
Лаутербах Т. М. Незаключенный договор по российскому и немецкому законодательству / / Сравнительное правоведение: наука, методология, учебная дисциплина : материалы Междунар. науч-практ. конф. Красноярск, 25—26 сент. 2008 г. В 2 ч. Ч. 2. — Красноярск, 2008. — С. 60—62.
Никитин В. В. Существенные условия и незаключенность договоров: Россия и мир // КонсультантПлюс [Электронный ресурс] : справочная правовая система.
Новицкий И. Б. Источники советского гражданского права / И. Б. Новицкий. — М. : Госюриздат, 1959. — 157 с.
Овчинникова К. Д. Преддоговорная ответственность // Законодательство. — 2004. — № 3. — С. 8—15.
Рабинович Н. В. Недействительность сделок и ее последствия / Н. В. Рабинович. — Л. : Изд-во Ленингр. ун-та, 1960. — 634 с.
Хвощинский А. В поисках договора о переговорах // Бизнес-адвокат. — 2000. — № 1.
The pre-contractual Relations in the Context of Recognition of the Contract not Concluded
© Zeynalova R., 2015
The article presents the analysis of the institute of pre-contractual relations in the context of recognition of the contract not concluded. Are analyzed concepts such as pre-contractual relations and pre-contractual liability on the basis of the provisions of domestic and foreign doctrine, of the Civil ^de of the Russian Federation. The conclusion is that the pre-contractual relation, as the organizational legal relationship, is a way of conclusion of the contract, at the same time acting as one of the elements of the actual composition of a concluded contract, whose absence entails the not concluded a contract respectively.
Key words: the pre-contractual relation; the pre-contractual liability; the negotiating a contract; the not concluded a contract.
