CC BY
32
ВЕСТНИК УДМУРТСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
143
ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ 2009 Вып. 1
УДК 482. 53 В.А. Осокина
ОБ ЭКВИВАЛЕНТНОСТИ ПЕРЕВОДА УДМУРТСКИХ ГЛАГОЛОВ МНОГОКРАТНОГО ВИДА НА РУССКИЙ ЯЗЫК
Осуществляется оценка эквивалентов перевода соотносительных по кратности суффиксально производных глагольных образований удмуртского языка на русский язык.
Ключевые слова: аспектуальная основа видового противопоставления, категория однократности/ многократности.
Характер аспектуальных значений и способы их передачи в разных языках характеризуются значительным многообразием. Известно, что в финно-угорских языках глагол «противопоставляется не по совершенности/ не-совершенности действия, т. к. указывается, каким образом и при каких сопутствующих обстоятельствах протекает действие» [1. С.359].
Так, в частности, в удмуртском языке «категория вида характеризует глагол не с качественной стороны (завершенность/ незавершенность действия или различных его этапов), как в русском языке, а количественно, морфологически противопоставив однократность и многократность совершения действия: лыдзы - ны «читать (взяться за чтение один раз), прочитать (многократно)», вера - ны « сказать, говорить (один раз)» - вера - лля- ны «говорить, сказать (много раз)»» [2. С.32]. В. И. Алатырев справедливо заметил, что «в основе аспектуальной характеристики глагола в удмуртском языке лежит не совершенность/ несовершенность, как в русском языке, не способы действия, а кратность» [3. С.581].
В «Грамматике современного удмуртского языка ...» (1962) вид квалифицируется как «грамматическая категория, выражающая характер протекания действия, обозначенного глаголом. Действие может быть однократным, многократным, длительным, завершенным, незавершенным и т. д. Эти признаки протекания действия в удмуртском языке выражаются соответствующими формами глаголов (суффиксами) или сочетаниями глаголов с отдельными служебными глаголами» [4. С.219].
Г.А. Ушаков, сопоставляя категории вида в русском и удмуртском языках, настаивает на том, что «в удмуртском языке, как и в русском, глагольная категория вида обозначает характер протекания действия. В русском языке основными критериями определения принадлежности глагола к СВ или НСВ является наличие/ отсутствие внутренних пределов, однократности или длительности, многократности. В удмуртском же языке основным условием отнесения глагола к СВ или НСВ является выражение категории однократности/ многократности. Поэтому у удмуртских глаголов категория вида представлена двумя разновидностями: 1) однократные глаголы; 2) многократные глаголы. Это языковое явление касается не только семантики глаголов, но и
2009. Вып. 1 ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ
получает морфологическое оформление, поэтому оно пользуется статусом грамматической категории» [5. С. 100].
В свою очередь В. Г. Калашникова, также рассматривая «удмуртский глагол с точки зрения видового значения русского глагола», в очередной раз констатирует тот факт, что здесь «наиболее отчетливо вырисовывается видовое значение однократности и многократности» [6. С. 58], при этом исследовательница усматривает в проводимом сопоставлении прямые соответствия: пукыны «сидеть» - пукылыны «сиживать».
Необходимо отметить, что правомерность подобного рода соответствий вызывает у нас принципиальные возражения. Так, в частности, в качестве перевода соотносительных по кратности удмуртских глагольных форм (пукыны (однократная) - пукылыны (многократная)) в данной работе используются две русские имперфективные формы (сидеть, сиживать), являющиеся одновидовыми (несоотносительными) глаголами несовершенного вида, при этом глагол сидеть напрямую (морфологически) однократное значение выразить не может, а глагол сиживать, как показывают многочисленные исследования, «чистой многократности» не выражал никогда. (Вопрос о специфике т. н. «многократного способа глагольного действия» в русском языке до сих пор остается дискуссионным.)
Явное недоумение вызывают у нас и другие переводы на русский язык ряда суффиксально производных глагольных образований удмуртского языка.
1. Та сюрес кузя ми чем ветлылиськомы - По этой дороге мы часто хаживаем. Во-первых, если трактовать глагол хаживать в русском языке как действительно многократный глагол, то необходимо исходить из того, что данное аспектуальное значение выражается морфологически (суффиксом -ива-/-ыва-) и на этом основании не может быть (или не должно) дублироваться в контексте (с помощью лексического показателя часто). Во-вторых, важнейшей морфологической особенностью подобных глаголов в русском языке является неполнота глагольной парадигмы: абсолютное отсутствие грамматических форм настоящего (и будущего) времени с момента первых письменных фиксаций. Таким образом, представленный В. Г. Калашниковой перевод, оказываясь «явно не русским», опровергает целый ряд фундаментальных общетеоретических положений, на которых базируется система общих и частных видовых значений русского глагола.
2. Арня нуналъёсы атае дорам ветлылиз - В выходные дни ко мне приходил - хаживал отец. Во-первых, в данном контексте (при лексическом темпоральном показателе «в выходные дни») полная взаимозамена форм приходил - хаживал оказывается невозможной. Специфичное аспектуальное содержание, выражаемое глаголом хаживать, в контексте с глаголом приходить (и даже ходить) передано быть не может. Во-вторых, глаголы приходить и хаживать презентируют разные аспектуальные значения, поскольку по-разному вписываются в грамматическую категорию вида: приходить - приставочный парный (соотносительный по виду) глагол НСВ, имеющий предельный перфективный коррелят СВ (прийти); форма НСВ, образованная посредством им-перфективации (с помощью грамматического суффикса -ива-/-ыва-), продол-
Об эквивалентности перевода удмуртских глаголов.
145
ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ 2009 Вып. 1
жает в данном случае эксплицитно выражать аспектуальное содержание внутреннего предела и на этом основании находится в центре функциональносемантического поля аспектуальности; хаживать - бесприставочный непредельный несоотносительный по виду (одновидовой) глагол НСВ с выражением основного видового противопоставления напрямую не связан и на этом основании находится на периферии функционально-семантического поля аспекту-альности. В третьих, в данном контексте, равно как и в предшествующем, получает реализацию неограниченно-кратное частное (контекстно-аспектуальное) значение НСВ, в связи с чем использование форм, специально маркирующих многократность, здесь оказывается избыточным.
3. Павкаез нокин но оз яратылы, но со понна зол жугылизы - Павку никто не любил (не любливал), но зато крепко бивали (бивывали). Во-первых, данный пример оказывается в рассматриваемом исследовании иллюстрацией «оттенка однократности (выделено нами. - В. О.), ограниченной во времени» [6. С.61], что само по себе вызывает явное недоумение. Во-вторых, значение глаголов многократного способа действия в русском языке (бесприставочных глаголов с суффиксами -ива-/-ыва-; -ва-; -а-; древними чередованиями в основах) в составе синтаксических конструкций с отрицанием чаще всего квалифицируется в русистике с позиций грамматической омонимии, поскольку модальное значение «усиленного (категорического) отрицания» вступает в явное противоречие с много- (одно-)кратностью: не любливал - значит «не любил (абсолютно) никогда». В третьих, бивали (бесприставочный глагол с суффиксом -ва-) в русском языке сам по себе является «многократным», форма бивывали (бесприставочный глагол с суффиксом -ива-), оказываясь производной от бивали, является редупликацией (удвоением) «многократности».
В заключение хотелось бы отметить следующее: аспектуальные значения кратности (как однократности, так и многократности) являются по своему характеру универсальными, поскольку так или иначе (в том или ином морфологическом или лексико-словообразовательном выражении) представлены во многих языках, относящихся к разным языковым семьям. С другой стороны, памятуя об эквивалентах перевода удмуртских глаголов многократного вида на русский язык, представленных В. Г. Калашниковой, мы имеем возможность лишний раз убедиться в том, что абсолютизация универсального характера ряда аспектуальных значений вызывает к жизни суждения, вступающие в явные противоречия как с парадигматическими, так и с синтагматическими особенностями языковых систем, презентирующих данную аспектуальную семантику.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Основы финно-угорского языкознания: марийский, пермские и угорские языки. М.: Наука, 1976. 464 с.
2. Кельмаков В. К. Удмуртский язык в типологическом и контактологическом аспекте: препринт. Ижевск: Изд-во Удм. ун-та, 2000.
2009. Вып. 1 ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ
3. Алатырев В.И. Краткий грамматический очерк удмуртского языка // А.С. Белов, В.М. Вахрушев, Н.А. Скобелев, Т.И. Тепляшина. Удмуртско-русский словарь / под ред. В.М. Вахрушева. М.: Рус. язык, 1983.
4. Грамматика современного удмуртского языка. Фонетика и морфология. Ижевск: Удмуртское книжное изд-во, 1962.
5. Ушаков Г.А. Сопоставительная грамматика русского и удмуртского языков. Ижевск: Удмуртия, 1982.
6. Калашникова В.Г. К вопросу о видах глагола в удмуртском языке // Ученые записки ГГПИ. Ижевск, 1954. Вып. 1.
Поступила в редакцию 12.02.09
V.A. Osokina, candidate of philology, associate professor
On the Equivalent Translation of Udmurt Iterative Verb Forms into Russian
The article deals with the analysis of equivalent translation of Udmurt iterative verb forms into Russian.
Осокина Вера Аркадьевна, кандидат филологических наук, доцент ГОУВПО «Удмуртский государственный университет»
426034, Россия, г. Ижевск, ул. Университетская, 1 (корп. 2)
E-mail: vgrom@udmnet.ru
