CC BY
181
УДК 82.09
К ПРОБЛЕМЕ АВТОРА В СОВРЕМЕННОЙ ТЕОРИИ ЛИТЕРАТУРЫ (Терминологический аспект)
© 2007 Ахмедов А.Х.
Дагестанский государственный педагогический университет
В статье переосмысливается укоренившаяся в литературоведении традиция усложненного терминологического обозначения понятия «автор». Расщепление термина «автор» на три подвида (автор биографический, автор-творец и автор внутритекстовой) приводит к синкретическому смешению разных аспектов авторства. Правомерным автор статьи считает употребление понятия «автор» только в биографическом значении, так как предлагаемые наукой о литературе другие значения относятся не к самому субъекту словесно-художественной деятельности, а к его функциям.
In the article the ingrained in the study of literature tradition of complicated terminological designation of the term «author» is re-interpreted. The splitting of the term «author» into three subspecies (the biographic author, the author-creator and the intra-textual author) results in syncretic confusion of different aspects of authorship. The author of the article considers it rightful to use the term «author» only in biographic notion, since the proposed in literary science other notions don’t concern the subject of verbal-artistic activity itself, but its functions.
Ключевые слова: автор, биографический автор, автор-творец, имплицитный автор, автор постмодернистской литературы.
Keywords: author, biographic author, author-creator, implicite author, author of Postmodern literature.
Современная теория литературы расщепляет термин «автор» на три его разновидности (подвида): «В зарубежной и отечественной науке о литературе традиционно различаются: 1) автор биографический — личность, существующая во внехудожественной, первичноэмпирической, исторической реальности; 2) автор-творец, создатель словесно-художественных произведений, мастер слова, «эстетически деятельный субъект» (М.М. Бахтин) и 3) автор во внутритекстовом воплощении, имплицитный автор, его более или менее внятные проявления в самой структуре словесно-художественного текста, разновидности его внутритекстового бытия» [2, С.67-68].
Данное усложненное терминологическое обозначение понятия «автор» мы оцениваем как рожденное ненаучной (мифологической) формой мышления
определение. В очерченном здесь объеме понятия «автор» оказались смешанными разные аспекты авторства: собственно субъект словесно-художественной деятельности (для его обозначения к термину «автор» добавляется определение «биографический»), его действие, то есть процесс творчества (для обозначения этого действия добавляется приложение «творец»), и результат этого действия (в этом случае добавляется определение «внутритекстовой»).
Расщепление термина «автор» на три подвида создает, на наш взгляд, впечатление, будто речь идет о трех субъектах, хотя в действительности имеем дело с тремя функциями одного и того же субъекта. Первую функцию можно, например, обозначить: быть человеком, создавшим данное литературное произведение, вторую - испытывать особый духовный подъем (вдохновение) при на-
писании данного произведения и третью - выразить в конкретной знаковой форме некое индивидуально-личностное мировосприятие.
Обратимся сначала ко второй функции. Очевидно, что речь идет здесь именно об особом эмоциональном сопровождении творческого процесса, но не о довербальном (дотекстовом) конструировании будущего художественного мира, как это представляют в современной теории литературы. Персонифицирование этой функции (другими словами, замена функции субъектом этой функции), навязываемое многовековой литературоведческой традицией, приводит к синкретическому неразграничению разных аспектов авторства. Показательным является факт, что еще ни один писатель не сумел ясно описать это состояние (с древнейших времен воплощаемое в образе Музы1), однако литературоведам до этого дела нет: о творческом замысле, возникшем в голове писателя, они имеют удивительно точное представление.
«Автору-творцу принадлежит замысел (выделено В.В. Прозоровым) сочинения (независимо от того, откуда он его почерпнул), он проходит через все этапы (стадии, фазы) его осуществления, вплоть до создания более или менее состоявшегося, завершенного текста», -пишет В.В. Прозоров [2. С.70], имея в
1 Убедительно высмеял это наивное представление о процессе художественного творчества В.Высоцкий в своей песне «Посещение Музы, или Песенка плагиатора». Напомним читателю первые три строфы ее текста:
Я щас взорвусь, как триста тонн тротила, -
Во мне заряд нетворческого зла:
Меня сегодня Муза посетила, -Немного посидела и ушла!
У ней имелись веские причины -Я не имею права на нытье, -Представьте: Муза... ночью... у мужчины! -Бог весть что люди скажут про нее.
И все же мне досадно, одиноко:
Ведь эта Муза - люди подтвердят! -Засиживалась сутками у Блока,
У Пушкина жила не выходя. [5]
виду под замыслом дотекстовое бытие будущего произведения.
Однако приводимое им после этого утверждения толстовское признание свидетельствует о невозможности идеального (дотекстового) существования литературного произведения: «Л.Н. Толстой вспоминал, что Пушкин как-то одному из приятелей своих сознался: «Представь, какую штуку удрала со мной Татьяна! Она - замуж вышла. Этого я никак не ожидал от нее». И продолжал так: «То же самое и я могу сказать про Анну Каренину. Вообще герои и героини мои делают иногда такие штуки, каких я не желал бы...» [2. С.71].
Комментируя мысль Толстого, В.В. Прозоров и сам опровергает возможность дотекстового существования художественного произведения в авторском сознании: «Речь здесь идет о потайном, внутреннем самочувствии автора, процесс творчества которого проходит - во многом нечаянно и на ощупь - прежде всего в области подсознания» [2. С.71].
У Пушкина много высказываний, свидетельствующих о том, что готового проекта (даже в самой обобщенной форме) до написания произведения у писателя нет2. Сошлемся на один пример из «Евгения Онегина»:
Благослови мой долгий труд,
О ты, эпическая муза!
И, верный посох мне вручив,
Не дай блуждать мне вкось и вкрив.
[4].
Поэт иронизирует здесь над тем, что какая-то муза может вооружить автора «верным посохом». Более того, «блужданию», т.е. отсутствию у автора в начале творческого процесса ясного замысла, поэт придает принципиальное, онтологическое значение.
В.В. Прозоров проявляет наивный реализм, когда использует для обоснования концепции автора-творца стихотворение Пушкина «Поэт» («Пока не требует поэта.»), где реализован известный
2 То же самое находим и у других писателей, например, у Маяковского: Поэзия - вся! - езда в незнаемое.
прием гиперболы: в стихотворении говорится о том, что в поэтическом состоянии человек настолько преображается, что становится не похожим на себя.
Об укорененности синкретического смешения разных аспектов авторства в современном литературоведении свидетельствует категоричное утверждение авторов авторитетного учебника по теории литературы: «Семиотическими
средствами искусства писатель помимо текста формирует и его бессмертного «Автора» как явление культуры, неизмеримо превосходящее своей значимостью биографическую фигуру «скриптора», водившего пером по бумаге и приобретшего тем самым авторское право на текст произведения» [3. С.80].
Не вносит полной терминологической ясности в теорию автора и постмодернистская концепция «смерти автора» (Фуко, Барт и др.): «Удаление Автора <...> - это не просто исторический факт или эффект письма: им до основания преображается весь современный текст, или, что то же самое, ныне текст создается и читается таким образом, что автор на всех его уровнях устраняется. Иной стала, прежде всего, временная перспектива. Для тех, кто верит в Автора, он всегда мыслится в прошлом по отношению к его книге; книга и автор сами собой располагаются на общей оси, ориентированной между до и после; считается, что Автор вынашивает книгу, то есть предшествует ей, мыслит, страдает, живет для нее, он так же предшествует своему произведению, как отец сыну. Что же касается современного скрипто-ра, то он рождается одновременно с текстом, у него нет никакого бытия до и вне письма, он отнюдь не тот субъект, по отношению к которому его книга была бы предикатом; остается только одно время - время речевого акта, и всякий текст вечно пишется здесь и сейчас» [1.
С.385].
Как видно из приведенного высказывания, Барт также отделяет от автора биографического автора-творца, но де-сакрализует последнего, низводя до уровня скриптора. Однако в этой концепции снижения статуса автора-творца
сохраняется смешение субъекта (биографического автора) и его действия (написание произведения). Тем не менее, следует отметить тот позитивный вклад, внесенный Бартом в теорию автора: во-первых, существительное «скриптор», хотя и обозначает субъектность, по своей семантике очень близко предикату-глаголу «писать», что уже прокладывает путь для различения субъекта и его действия; во-вторых, Барт решительно демифологизирует процесс художественного творчества, отказывая автору в дотекстовом бытии.
Таким образом, автор в предлагаемом современной теорией литературы значении «автор-творец» оказывается мифологическим построением, плодом интер-претаторского вымысла представителей определенного направления литературоведения. Что же касается термина «внутритекстовой (имплицитный) автор», то и он представляется нам неудачным. Являясь по сути также результатом интер-претаторской версии, он создает иллюзию реального инобытия автора в качестве другого субъекта, не совпадающего с биографическим автором.
С нашей точки зрения понятие «автор» следует употреблять строго в одном значении - биографическом: создавая художественный мир, автор находится в особом духовном состоянии, но не преображается при этом в другого, отличного от него субъекта. Поэтому следует отказаться от термина «автор-творец» как от вносимой интерпретаторами извне в литературное произведение ненаучной (мифологической) конструкции. Это, во-первых. И, во-вторых: не искать в тексте мифического имплицитного автора, пытаясь представлять его как не совпадающего с биографическим лицом другого субъекта, а, в соответствии с теми или иными методологическими установками, конструировать художественную концепцию автора, имея в виду под автором реального человека.
В завершение разговора об «авторской» терминологии рассмотрим еще выражения: «авторское присутствие»,
«авторская позиция», «авторская точка зрения». Выражения эти, на наш взгляд,
также усложняют ситуацию вокруг литературного произведения, логически допуская в созданном автором художественном мире присутствие или позицию и иного (кроме автора) субъекта. Ведь в произведении, если мы хотим установить в нем завершенность и системность, нет никакой другой точки зрения, кроме данного автора: любая иная точка зрения подается исключительно в освещении и оценке автора произведения. Поэтому видится, по меньшей мере, странным вынесение отдельным вопросом при анализе того или иного произведения выявление авторской позиции. Возникает вопрос: а чья позиция выявлялась до этого?
Предложение же Барта принципиально не заниматься (в связи с объявленной им смертью автора) определением своеобразия художественной концепции произведения представляется неприемлемой, так как обедняет литературоведческую деятельность в целом.
Примечания
1. Барт. Р. Смерть автора // Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. - М., 1994. 2.
Прозоров В.В. Автор // Введение в литературоведение: Уч. / Под ред. Чернец Л.В. М.: ВШ, 2006. 3. Теория литературы : В 2 т. : учеб. пособие для студ. вузов. Т. 1: Теория художественного дискурса; Теоретическая поэтика / Н.Д. Тамарченко, В.И. Тюпа, С.Н. Бройтман / Под ред. Н.Д. Та-марченко. - М.: Академия, 2004. 4. http://lib.ru/litra/pushkin/p4.txt. 5. http://lib.ru/wysockij/.
