CC BY
34
ИЗМЕНЕНИЯ В ОРГАНИЗАЦИИ И ЮРИСДИКЦИИ МЕСТНОЙ ИМПЕРСКОЙ АДМИНИСТРАЦИИ В ВОСТОЧНОМ КАЗАХСТАНЕ В 1840-Х - ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ 1860-Х гг.1
УДК 321 (091 ); 34(091)
Данная статья посвящена вопросам судебно-правовых преобразований на территории «Среднего» и «Старшего» казахских жузов. Анализ развития административно-судебной системы в одном из крупнейших национальных регионов Российской империи основан на сочетании опубликованных юридических источников и архивных материалов, извлеченных из фондов Государственного архива Омской области и Российского государственного исторического архива.
В 1831-1834 гг. руководство Западной Сибири сформировало в Степном крае систему местных имперских учреждений. На территории Среднего казахского жуза вновь были открыты 5 «внешних» округов Омской области [36]. Коронная администрация различными мерами смягчала противоречия, обострившиеся внутри племенного сообщества, искала взаимопонимания со степной знатью. Деятельность окружных приказов на этапе их становления отчасти дезорганизовали волнения, связанные с вторжениями в казахские «волости» сторонников ко-кандского хана и султана К. Касымова. С 1837 г. казахи, кочевавшие вне пределов империи, предавались за измену, убийство, грабеж, баранту и явное неповиновение установленным властям военному суду [18]. В 1838 г. в целях более успешной реализации законодательства в Восточном Казахстане правительство империи осуществило очередную деконцентрацию местной власти. Центр региона перевели в Омск. В январе 1839 г. вновь сформи-
В.А. ВОРОПАНОВ
рованная в крае Область сибирских киргизов подчинилась Пограничному управлению, размещенному в одном здании с Главным управлением Западной Сибири [19]. Структурные подразделения областной администрации специализировались, уголовное и гражданское судопроизводство разделялись. Представитель казахской аристократии в учреждении исполнял штатные функции координатора и консультанта. Пограничное управление отвечало за укрепление социально-политической стабильности и единого правопорядка в степи, совершенствование окружной системы и налаживание судебно-юрисдикци-онных практик органов местного управления, введенных в 1820-х гг.
Ежегодная ревизия окружных учреждений входила в обязанности начальника области. Усилия Пограничного управления по поддержанию действенности системы приказов и структур кочевого управления не приносили ощутимых результатов. Переходный период организации системы управления и суда в Степном крае выражался в соприкосновении и сложном взаимодействии правовых культур, сопровождался правовым плюрализмом и ослаблением патриархальных устоев. Чиновники анализировали факты многочисленных нарушений нормативных актов, вызванных конкуренцией источников права и неуклонным разрушением традиционных правоотношений среди казахов. Особенности этнической культуры и психологии обусловили взгляд народа на администрацию и официальный суд. Члены
1 Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках научно-исследовательского проекта РГНФ («Особенности функционирования региональных судебных систем в Российской империи во второй половине XVIII - первой половине XIX вв.»), проект № 09-03-85301а/У.
окружных приказов систематически вовлекались в имущественные и личные конфликты, разрешить которые законным порядком часто оказывались не в состоянии. В степи не прекращался угон скота, поиск которого следственным органам был не по силам. В суды поступали иски без сообщений о решениях, уже вынесенных биями.
Этническая аристократия обращалась к совершению служебной карьеры, удостаиваясь имперских отличий. Однако практически все лица, избранные в приказы, были неграмотны и часто отсутствовали в приказах. Деятельность приказов испытывала деструктивное влияние негативных характеристик бюрократического аппарата, разрыва интересов служилой элиты, опиравшейся на внешние источники легитимности политической власти, и населения, корыстно использовавшего ситуацию в кочевом обществе. Разрушение привычного уклада жизни в степи, вызванное экономическим и политическим влиянием России, провоцировало многочисленные правонарушения носителей полномочий, подтачивавшие авторитет государственной власти. Решение кадровых вопросов обусловливалось социальными и политическими процессами, адаптацией представителей родопле-менной знати в выборной службе, учетом военно-политической конъюнктуры, а также отсутствием резерва профессионально подготовленных чиновников. Должностные преступления использовались как дополнительный способ устранения нелояльных представителей элиты от управления народом. Степные жители пользовались правом подачи жалоб на лиц, облеченных властью, инициировали проведение следствий и удаление от должностей. Дела о противозаконных поступках старших султанов и заседателей периодически разбирались в вышестоящих инстанциях [6]. Особое внимание Совет ГУЗС уделял правонарушениям чиновников [7].
В 1844 г. имперское присутствие в Восточном Казахстане выросло через расширение чиновного состава в руководстве окружных приказов, компенсировавшее неподготовленность национальных депутатов к осуществлению государственных функций. В 1849 г. по настоянию пограничного начальника Совет ГУЗС расширил коллегию Кокбектинского приказа, вновь открытого близ границы с Китаем.
Одному из чиновников рекомендовалось придать статус «старшего непременного заседателя», товарища председателя, особо ответственного за соблюдение установленного порядка делопроизводства [20]. Местный механизм реализации законодательства стабильно налаживался, формы отчетности разнообразились, упрочивая служебную иерархию и субординацию, инструкции фиксировали обогащение и аккумуляцию правового опыта, намечали внедрение типовых процессуальных правил. [12].
В начале 50-х гг. геополитическая ситуация в Центральной Азии положительно менялась в пользу России, вытеснявшей Коканд и закреплявшейся в Заилийском крае. Степи Среднего жуза превратились во внутреннюю провинцию государства [3, с. 225; 15, с. 330-334], «левый фланг» казахских степей был выделен в самостоятельное административное образование - Семипалатинскую область. В 1854 г. Пограничное управление переименовали в областное правление, фактически сохранившее прежнюю внутреннюю организацию [22]. Областная инстанция разбирала факты преступлений должности, ревизовала уголовные дела, рассматривала апелляционные прошения по искам на сумму свыше 600 руб. серебром. Жалобы на медленность делопроизводства и отказ в правосудии поступали к военному губернатору или в Совет области. Копии приговоров, лишавших или ограничивавших султанов в правах, дела по апелляции на сумму свыше 1500 руб. отправлялись в Сенат [23]. Судебные полномочия, установленные для учреждений в Области сибирских киргизов, позволяли чиновному аппарату активнее вмешиваться в общественные процессы.
В районах, примыкавших к России, политика интеграции ускорялась. Во вновь образованном «Семипалатинском внутреннем округе сибирских киргизов». Правами председателя пользовался военный окружный начальник, определявшийся генерал-губернатором из числа штаб-офицеров и утверждавшийся царем. Старший султан занял место товарища. Один из трех участковых заседателей являлся дистанционным и постоянно пребывал в станице Коряковской [25]. В 1856 г. в штат приказа была введена надзорная должность [32].
В целях отделения районов кочевания Средней и Большой Орд в области был учрежден Копальский военный округ [33]. Ввиду близости округов к Китаю, их открытости для нападений враждебных племен, малограмотности старших султанов и невозможности посвящать их распоряжения, касавшиеся казахов и пограничных дел, в апреле 1861 г. военно-окружным начальникам были подчинены Кокбектинский и Сергиопольский приказы [34].
Правительство избирательно уточняло уголовную юрисдикцию местных учреждений, дифференцируя подсудность кочевников согласно региональной специфике реализации имперских интересов, политической мотивированности и степени социальной опасности преступлений. Именной указ от 19 мая 1854 г., утвердивший проект региональной администрации, апробированный II Сибирским комитетом, изменил круг дел, подведомственных приказам. К числу деяний, наказуемых уголовным законодательством, были вновь отнесены разбой, подстрекательство к мятежу, должностные преступления, подделка и умышленный перевод фальшивых кредитных бумаг и монет, поджог, ложная присяга в имперском суде [26].
Указ дополнил систему обычно-правовых наказаний нормами уголовного права, давшими фигурантам право обжалования решений традиционных судей. С 1854 г. бии обязались наказывать лиц, виновных в правонарушениях, розгами от 10 до 60 ударов или арестом от 7 дней до месяца согласно степени нанесенного ущерба. Полномочия биев ограничивались правом обжалования решений в течение месяца. От телесных наказаний освобождались султаны, указные муллы, казахи, удостоенные чинов и орденов, пребывавшие в должностях или безупречно исполнившие обязанности султанов в продолжение 3 лет, заседателей - 6 лет и управителей - 9 лет, наконец, в возрасте более 70 лет или неизлечимо больные. Согласно социально-служебной иерархии бии, аульные старшины, а также лица, награжденные знаками отличия, кафтанами и медалями не подвергались битью розгами лишь за «маловажные» преступления [28]. В Семипалатинском внутреннем округе огосударствление обычного суда ускорилось. Регламентация правил юрисдикции и наказаний, востребованная в условиях
сосуществования носителей различных культур и длительно осмыслявшаяся правительственной администрацией [8], коснулась правонарушений с ценой иска до 20 руб., а также «воровства-кражи» и «воровства-мошенничества», совершенных не более двух раз с суммой ущерба не выше 30 руб., предусматривая сечение розгами от 25 до 50 и от 50 до 100 ударов. Постановления биев отмечались в журналах [9]. Дела с участием неказахов, отказавшихся от разбирательств биев, подлежали общему гражданскому судопроизводству [27].
Летняя ревизия 1855 г. вскрыла известные нарушения в деятельности приказов. В учреждениях встречались иски времен грабежей К. Касымова. Дела открывались самостоятельно и завершались без сообщения фигурантам и без соблюдения форм производства. Следователи занимались обильной, но часто бесполезной перепиской, надолго оставляя в приказе менее трех присутствующих. Работа канцелярий не контролировалась. Ревизор оценил личный состав учреждений, дав положительные и негативные оценки в равной степени чиновникам и национальным представителям [10].
Совет области сместил ряд служащих, указав меры к исправлению выявленных нарушений. Предложение чиновника Главного управления фон Гюббенета об изъятии судебной власти у приказов в пользу областного правления Совет отклонил ввиду противоречия законодательству. Отстранение от правосудия старших султанов и заседателей как «ближайших представителей киргизской власти» из-за их неподготовленности, пояснило руководство, препятствовало бы усвоению казахами законов, а применение неизвестных судебных порядков могло вызвать недовольство народа. По мнению Совета, надлежало «постоянно внушать сим ордынцам, чтобы они рачительнее вникали в смысл постановлений и существо дел, и, при решении их в окружных приказах, содействовали бы знанием киргизских обычаев и понятий правильнейшему постановлению судебных приговоров» [13]. В 1840 - 1850-х гг. местные чиновники продолжали сбор сведений, способствовавший включению компилированных этнических обычаев в систему имперского права [11].
Об отношении к государственному суду свидетельствовала устойчивость общественного признания обычного суда,
удовлетворявшего материальные интересы не только коренных обитателей степи, но и выходцев из России и Средней Азии [2, с. 90]. В то же время, согласно официальной статистике, судопроизводство в государственных учреждениях стабильно налаживалось. Несмотря на объективные трудности становления, судебные органы демонстрировали правонарушителям потенциал уголовного преследования, решая в год сотни дел. По мере наплыва в степи российского населения приказы выполняли обязанности, аналогичные окружным судам в Сибири [16, с. 177-178].
Положение лояльной части казахской элиты укреплялось одновременно с ослаблением исключительной роли племенной знати в делах кочевого сообщества. В марте 1849 г. Совет ГУЗС, рассмотрев представление Пограничного управления о поощрении казахов, удостоенных наград за заслуги перед «отечеством», наделил избирательными правами всех обладателей обер- и штаб-офицерских чинов [37]. В 1854-1865 гг. законотворческими усилиями имперской администрации система выборов национальных должностных лиц претерпела принципиальные изменения. В частности, указ от 19 мая 1854 г., не устраняя заслуженных народных судей, предоставил правомочия биев в будущем исключительно султанам, аульным старшинам, прослужившим не менее 6 лет, казахам, имевшим официальные награждения и отправлявшим какие-либо должности. Таким образом, традиционное положение биев переводилось в служебный статус [29].
Указ от 23 февраля 1855 г. определил перечень лиц, избиравшихся председателями приказов, снизив политическое влияние султанского сословия [30]. Указ от 31 декабря 1865 г. наделил правом участия в выборах старших султанов всех биев и «депутатов от народа» - по 20 человек от волости, заседателей - волостных депутатов. Для волостных избирателей законодатель ввел морально-нравственный («неопороченные судом») и возрастной («от роду не менее 21 года») цензы [35]. Таким образом, развитие избирательного права последовательно привело к установлению влияния масс кочевого населения на формирование местных органов управления и суда.
Ответственность за сохранность правопорядка в Большой Орде, султаны которой
принимали подданство в течение 1810 -1840-х гг. [5], возлагалась на пристава, подчиненного генерал-губернатору, функции и широкие полномочия которого определила инструкция от 10 января 1848 г. Обоюдные претензии казахов Средней и Большой Орд удовлетворялись посредством формального расследования с приглашением депутатов. Уголовные дела о жителях Средней Орды передавались в окружные приказы, выписки из судебных постановлений вручались приставу с возможностью обжаловать их в вышестоящей инстанции [24]. Казахам Большой Орды с 1852 г. грозило военно-уголовное законодательство при поимке на месте совершения баранты, убийства и грабежа [21]. Обычная форма суда в Старшем жузе была оставлена без изменений. На юге Казахстана активно действовали суды казиев, применявших нормы шариата, последовательно оценивавшиеся имперской администрацией [1, с. 26]. Принятие подданства укрепило позиции султанов, оттеснив-ших биев от общественного управления и вызывавших народное недовольство всевластием, имевшим источником коронную администрацию [4, с. 169-170].
Рассуждения областной администрации о целесообразности распространения действующих правил уголовной подсудности на южных казахов были приняты во внимание вышестоящим руководством при подготовке «Положения об управлении Алатавским округом» [14]. В декабре 1862 г. пристав Большой Орды получил статус окружного начальника [31], подчиненного военному губернатору Семипалатинской области, с исключительными прерогативами в сфере обеспечения государственной и общественной безопасности. Глава активно реализовал правоохранительные функции, пользуясь правом окончательного решения дел о «маловажных преступлениях и проступках» гражданских лиц, влекших взыскание на сумму не свыше 30 руб. сер., заключение под стражу от одного дня до трех месяцев или наказание розгами до 30 ударов, удовлетворения исков на сумму не более 30 руб. сер. и побуждения сторон к мировому соглашению при крупной имущественной претензии. Материалы предварительного следствия поступали в Копальский окружной приказ. Начальник
мог обжаловать решения суда по делам о преступлениях, совершенных казахами Средней Орды в Алатавском округе, посредством губернатора. Южные казахи за баранту, грабеж и разбой, содеянные в пределах Алатавского округа, измену и явное неповиновение властям предавались суду по усмотрению генерал-губернатора Западной Сибири; за баранту, грабеж и убийства, совершенные в округах Средней Орды, а
также убийство старших султанов и лиц, удостоенных чинов и наград, подлежали юрисдикции военно-судных комиссий. Из числа наказаний по обычному праву исключалась смертная казнь [17].
Воздействие имперской администрации на межэтнические и межсословные, межжузовые и внутриплеменные отношения в Казахстане неуклонно приобретало организующий и третейский характер.
1. Бекмаханова, Н.Е. Ислам в Казахстане и российское законодательство XIX века [Текст] / Н.Е. Бекмаханова, Н.Б. Нарбаев // Ислам, общество и культура. - Омск, 1994.
2. Валиханов, Ч.Ч. Записка о судебной реформе [Текст] / Ч.Ч. Валиханов // Собр. соч. в 5 т. - Т. 4. - Алма-Ата,
1985.
3. Валиханов, Ч.Ч. Об управлении казахами Большого жуза [Текст] / Ч.Ч. Валиханов // Собр. соч. в 5 т. -Т. 1. - Алма-Ата, 1985.
4. Валиханов, Ч.Ч. Переписка [Текст]/ Ч.Ч. Валиханов // Собр. соч. в 5 т. - Т. 5. - Алма-Ата, 1985.
5. ГАОО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 419. Л. 1 - 392; Ф. 6. Оп. 1. Д. 38. Л. 1 - 22 об.
6. ГАОО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 1462. Л. 1 - 3; 1464. Л. 1 - 4 об.; Оп. 3. Д. 3650. Л. 1а - 11; РГИА. Ф. 1286. Оп. 11. Д. 374. Л. 11 - 13, 20.
7. ГАОО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 1674. Л. 271 - 281 об.; Оп. 2. Д. 1988. Л. 1е-2; Д. 1989 - 1993; Оп. 13. Д. 18401. Л.
1 - 4.
8. ГАОО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 1674. Л. 661 - 667 об.
9. ГАОО. Ф. 3. Оп. 3. Д. 3571. Л. 65 - 67.
10. ГАОО. Ф. 3. Оп. 3. Д. 3760. Л. 8 - 55.
11. ГАОО. Ф. 3. Оп. 3. Д. 3969. Л. 74 об. - 75.
12. ГАОО. Ф. 3. Оп. 3. Д. 4333. Л. 88 - 99.
13. ГАОО. Ф. 3. Оп. 3. Д. 4336. Л. 132 об. - 133 об.
14. ГАОО. Ф. 3. Оп. 3. Д. 4401. Л. 1а - 22 об.
15. Дружинец, А.С. Особенности российской политики в юго-восточных районах Казахстана (40 - 60-е годы XIX в.) [Текст] / А.С. Дружинец // Проблемы истории государственного управления и местного самоуправления Сибири XVI - XXI вв. - Новосибирск, 2006.
16. Красовский, М. Область сибирских киргиз [Текст] / М. Красовский// Материалы для географии и статистики России, собранные офицерами Генерального штаба. - Т. 16. - СПб., 1868.
17. Продолжение СЗ РИ, изданного в 1857 г. По 31 марта 1863 г. Ч. 1. СПб., 1863. Ст. 562 - 563; ПСЗ РИ. Собр. II. Т. XXXVII. № 39088. § 37 - 44; ГАОО. Ф. 3. Оп. 3. Д. 4364. Л. 24 - 24 об.; РГВИА. Ф. 801. Оп. 52/2. Св. 102. Д. 62. Л. 2 - 3; РГИА. Ф. 1291. Оп. 81. Д. 250. Л. 1 - 10.
18. ПСЗ РИ. Собр. II. Т. XII. № 10659.
19. ПСЗ РИ. Собр. II. Т. XIII. № 11122. Именной указ; РГИА. Ф. 1291. Оп. 81. Д. 167. Л. 91-107.
20. ПСЗ РИ. Собр. II. Т. XIX. № 17487; РГИА. Ф. 1286. Оп. 11. Д. 374. Л. 24 - 24 об., 50 - 51.
21. ПСЗ РИ. Собр. II. Т. XXVII. № 26831.
22. ПСЗ РИ. Собр. II. Т. XXIX. № 28255. Именной указ; Положение. § 10 - 35; ГАОО. Ф. 3. Оп. 3. Д. 3571. Л. 86 - 87, 193 - 193 об.
23. ПСЗ РИ. Собр. II. Т. XXIX. № 28255. Положение. § 21, 24, 26; № 28264. Ст. 6 - 7; ГАОО. Ф. 3. Оп. 3. Д. 3571. Л. 23; Д. 4349. Л. 1 - 2.
24. ПСЗ РИ. Собр. II. Т. XXIX. № 28255. Положение. § 59 - 60; ГАОО. Ф. 3. Оп. 3. Д. 3571. Л. 31 - 32 об.
25. ПСЗ РИ. Собр. II. Т. XXIX. № 28255. Положение. § 79 - 81; ГАОО. Ф. 3. Оп. 3. Д. 3571. Л. 47 - 50 об., 91, 222-222 об.; Д. 4443. Л. 7 - 20 об.
26. ПСЗ РИ. Собр. II. Т. XXIX. № 28264. Ст. 1; РГИА. Ф. 1405. Оп. 51. Д. 3944. Л. 83.
27. ПСЗ РИ. Собр. II. Т. XXIX. № 28264. Ст. 3.
28. ПСЗ РИ. Собр. II. Т. XXIX. № 28264. Ст. 4.
29. ПСЗ РИ. Собр. II. Т. XXIX. № 28264. Ст. 10.
30. ПСЗ РИ. Собр. II. Т. XXX. № 29069.
31. ПСЗ РИ. Собр. II. Т. XXXI. № 31095.
32. ПСЗ РИ. Собр. II. Т. XXXI. Ч. 2. № 31222.
33. ПСЗ РИ. Собр. II. Т. XXXI. Ч. 1. № 31 222. П. 4; Т. XXIX. № 28255. Положение. § 126-131; ГАОО. Ф. 3. Оп. 3. Д. 3571. Л. 30 об.
34. ПСЗ РИ. Собр. II. Т. XXXVI. № 36815; ГАОО. Ф. 3. Оп. 3. Д. 4443. Л. 1 - 4.
35. ПСЗ РИ. Собр. II. Т. XI. № 42852.
36. РГИА. Ф. 1264. Оп. 1. Д. 348. Л. 1-255.
37. РГИА. Ф. 1286. Оп. 11. Д. 374. Л. 32 об., 34 об.
