CC BY
173
ЭТНОГРАФИЯ И АРХЕОЛОГИЯ
А.Г. Новожилов
Этническая ситуация на северо-западе Новгородской земли ХУ-ХУ1 вв.
Вопрос об этнической ситуации на северо-западе Новгородской земли1 по археологическим и письменным источникам давно обсуждается в специальной литературе Однако преимущественно это археологическая и историческая датератда, в «готовой обширные и представительные материалы писцовых книг рубежа ХУ-ХУ1 вв. привлекались для иллюстрации выводов, относящихся к Х1-ХШ вв.2
Не вдаваясь в частные выводы отдельных исследователей, необходимо отметить что все авторы сходились в главном. Важным для них было определение границ так называемых «земель» Водскои, Ижорской, Карельской, реже Лопской волости.3 При этом население Карельской и Ижорскои земель воспринималось как моноэтничное (соответственно карельское и юкорское)« а население Водскои земли признавалось этнически смешанным или в силу чересполосного расселения, или вследствие непосредственного смешения и образования славяно-водского микста, названного «областной культурой» в составе Новгородской республики.6
Основным методическим приемом определения прибалтийско-финской составляющей в этническом составе населения той или иной территории являлись либо поиски прямых указании ^писцовых книг — «погосты в чюди» или «Ижорский погост», либо выявление прибалтииско-финнских языческих имен типа Лембита, Игала и др. Определение пространства распространения таких имен давало повод выявить территорию расселения води, ижоры карелы. Частота же их встречаемости, например максимально высокая на северо-западном склоне.Ижорского плато,7 позволяла говорить о степени сохранения дохристианских финноугорских традиций. ^
в"°лс— П0 времени Работах’ относящихся к этнической истории финно-угорских племен, Е. А. Рябинин предпринял попытку реконструкции этнической ситуации и этнических границ в изучаемом регионе именно в ХУ-ХУ1 вв. Главная цель этой реконструкции осталась историко-археологической: перенести этническую ситуацию на северо-западе Новгородской земли, восстанавливаемую для ХУ-ХУ1 вв., на Х-ХШ вв., сопоставив материалы писцовых книг с археологическими данными. В то же время автор предложил новый методический прием для этой реконструкции. Е. А. Рябинин составил карты распространения прозвищ «Чудин» «Ижерянин», «Лопин» и «Корелянин»8, справедливо отметив, что такие прозвища могли появиться только в иноэтничной среде («деревне с иным ведущим этносом»). Следовательно ареал распространения таких имен должен очерчивать внешнюю границу расселения соответствующей этнической группы. По итогам картографирования этнических прозвищ
© А. Г. Новожилов, 2004
Е. А. Рябинин представил новую вариацию этнической карты северо-запада Новгородской земли. В соответствии с ней регион можно условно разделить на несколько территорий, имеющих специфическую этническую окраску. В первую очередь, это Ижорская земля в границах Ореховецкого уезда, без Лопского и восточной части Ярвосольского погостов, но с добавлением Будковского, Тигодского и Солетцкого погостов Новгородского уезда. Следующая
— Водская земля в пределах Копорского уезда. На северо-западе этой земли находились погосты «в чюди», или Чудская земля в границах Ямского уезда. Наконец, уже упомянутые Лопской и часть Ярвосольского погостов входили в Лопскую землю.9
В этническом отношении названия, как правило, говорят сами за себя. Основным населением Ижорской земли были ижоры. В Водской земле жили потомки славяно-водского микста. Носители же «этнографических традиций» води — это население Чудской земли. Есть, однако, некоторые исключения. Так, южный берег Финского залива, входивший в состав Водской земли, являлся зоной контакта чудского и ижорского населения. Кроме того, вопрос об этнической принадлежности населения Лопской земли остается открытым. .
В концепции Е. А. Рябинина и его предшественников обращает на себя внимание принципиальное желание найти в средневековье этносы аналогичные, этнографически фиксируемым в ХУШ-ХХ вв.: карелам, води и ижоре. При этом одним из главных аргументов в пользу представленной концепции является совпадение ареалов расселения современных и реконструируемых для ХУ-ХУ1 вв. этнических групп.
Нельзя не согласиться с методическими разработками, позволяющими с помощью антропонимических материалов в целом и этнических прозвищ в частности описывать этническую ситуацию на северо-западе Новгородской земли в изучаемый период. Однако писцовые материалы требуют, во-первых самостоятельного рассмотрения применительно к своей эпохе, а не использования в качестве иллюстрации ранних исторических периодов, а во-вторых, более подробного изучения всей этно- и антропонимии. Это позволит несколько иначе посмотреть на вопросы о границах расселения этнических групп и степени их смешанности, а следовательно, и на проблему этнического состава населения северо-запада Новгородской земли.
Материалы писцовых книг, в силу особенностей их формуляра, предоставляют богатую информацию об именах, отчествах и прозвищах населения северо-запада Новгородской земли рубежа ХУ-ХУ1 вв.10 Текст книг содержит сведения об имени и отчестве, реже прозвище женатых мужчин,11 проживающих в каждом дворе, а если таковые отсутствуют, то о старшей женщине.12 Эта антропонимия в основном христианская, но встречается и языческая, чаще прибалтийско-финского,13 гораздо реже славянского, происхождения.
Стоит остановиться на вопросе написания имен писцами. Дело в том, что и христианские имена писались на разных листах по-разному: Ивашко, Ивашка, Иванка, Ванко и т.д. Разница в написании прибалтийско-финских имен еще более заметна. Например, имя Шапа (финск. ‘прекрасный’) имеет много вариантов написания на сравнительно небольшой территории одного погоста: Игандо, Игантуй, Игамас, Игамел, Игалко, Иголка, Игавль, Игач.14 В некоторых случаях разная огласовка одного и того же имени использовалась писцами для того, чтобы разделять крестьян с одинаковыми именами и особенно отчествами.15 Кроме того, иногда либо писцы, либо сами крестьяне использовали подставные христианские имена под языческие. Например, в зонах максимальной концентрации прибалтийско-финской антропонимии гораздо чаще встречается имя Игнат (Игнатко, Игнашко). Поэтому по определить по морфологическим особенностям конкретную лингвистическую, а следовательно, и этническую принадлежность каждого «хрестианина» писцовых книг невозможно.
Языческая антропонимйя не была автономной, а бытовала наряду с христианской. Это может говорить лишь о том, что прибалтийско-финские имена и прозвища были распространены более широко, но фиксировались лишь тогда, когда становились уличными, деревенскими.
Следовательно, невозможно говорить не только об этнической принадлежности, но даже о реальном числе населения, сохранявшего дохристианские традиции. И все же о контурах этнических групп мы можем судить по материалам писцовых книг.
Некоторые «люди» писцовых книг записаны под двумя именами: «дв. Сгшаник Тойвот Вичасов»16. Чаще второе имя выступает как прозвище: «дв. Захар Федков Патуй», «дв. Кондратко Филипов Коктуй»17. То, что прозвище выступает как второе имя, подтверждают записи двойных отчеств: «дв. Климко Тявзин Ускалов», «дв. Захарко Фомин сын Коксуева»18. Многие язычники носили христианские имена, но выполняли функции языческих жрецов: «Дер. Максимово на Мье Лезья: дв. Микитка Максимов Арбуев».19
Нередко второе языческое отчество являлось доминирующим в постоянном обращении. Об этом мы можем судить по упоминаниям отчеств, созвучных названиям однодворных деревень: «Дер. Кургуево: дв. Ондрейко Васьков сын Кургуева», «Дер. Марковское Мустуево на Назее: дв. Микитка Мустуев, да брат его Дмитр Игнатов»20. Но могло преобладать и христианское имя: «Дер. Тимохново на Охте: дв. Гридка Тимохнов Рягмуев, дв. Ивашко Тимохновъ2'. Основная же масса «хрестиан» обозначалась писцами по одному имени — либо христианскому, либо языческому.
Прежде чем переходить к статистическому анализу материалов писцовых книг, необходимо сказать о параллельных актовых источниках.
Мы имеем два документа: послания архиепископа Макария 1534 г. и архиепископа Феодосия 1548 г. в Водскую землю. Оба документа посвящены осуждению отправления языческих культов населением, потворству этому местными церковниками и призыву к борьбе с остатками язычества.22 Финноязычное население северо-запада Новгородской земли несмотря на то, что во всех погостах были церкви и часовни, не проявляло должной христианской религиозности. Одним из показателей этого было широкое использование при наречении младенцев прибалтийско-финских языческих имен. Правда, эти документы относятся, ко второй трети XVI в. Однако мы имеем все основания утверждать, что за сорок лет между переписью конца XV в. и первым из двух документов религиозная ситуация вряд ли существенно изменилась. Оба документа неоднократно встречались в литературе для подтверждения наличия в Водской пятине прибалтийско-финского населения со своими особыми культами.23
Для нашего исследования наиболее интересными являются преамбулы посланий, в которых обозначается их адресат. Они идентичны друг другу.24 Архиепископ Феодосий сознательно использовал формулу архиепископа Макария, чтобы подчеркнуть преемственность политики архиепископской кафедры в отношении распоясавшихся язычников. Поэтому мы можем говорить об преамбулах этих двух документов как едином формуляре. Формуляр содержит три обращения, расположенные в порядке генерализации территорий: к населению погостов, земель и уездов. В обращении к населению уездов упоминаются названия следующих из них: Копорского, Ямского, Корельского, Ореховского и Ивангородского. Земли, в которые направлены послания — «Чюцкие уезды, Ижерские и Вошки (водские)», встречаются не только в преамбуле. Так, архиепископ Макарий, осуждая мольбища, называет их «чюдцкими и ижорскими местами»,25 рассуждая о часто встречающейся жизни вне брака, говорит, что это имеет место «в Чюди и в Ижоре и в Вошках».26 Архиепископ Феодосий сообщает о миссии попа Ильи, посланного архиепископом Макарием «в Чюдь в Ижору и в Вошки».27 Таким образом, очевидно, что речь идетчО прибалтийско-финском населении Водской пятины. Напомним, что границы этих трех групп населения определяются исследователями в рамках изучаемого нами района. Чудь — северо-западнее Ижорского плато, водь — на Ижорском плато, ижора — в Приневье и по берегу Финского залива.
Наконец, третье обращение в преамбулах посланий Новгородских архиепископов упоминает девять погостов (в том порядке, в каком они перечислены в источнике): Толдожский,
Каргальский, Ижорский, Дудоровский, Замостский, Егорьевский (видимо, Радчинский), Опольский, Кипенской и Зарецкой. Обращает на себя внимание то, что погосты расположены в тексте отнюдь не по географическому принципу. Сопоставление же с антропонимическими данными писцовых книг позволяет объяснить выбранный архиепископской канцелярией порядок.
Дело в том, что наибольшее количество носителей прибалтийско-финских имен и отчеств, и в абсолютных цифрах, и в процентном отношении к общей численности населения, обнаруживается именно в Толдожском погосте. Далее идут Каргальский, Ижорский и Дудоровский погосты. В этих четырех погостах проживало 72% от общего числа Молодей» нареченных финноязычными именами северо-запада Новгородской земли. Эти погосты располагаются двумя анклавами: Толдожский и Каргальский - на юго-западном побережье Финского залива, а Дудоровский и Ижорский - от юго-восточного берега залива по всему южному берегу Невы. Из следующих четырех погостов два (Замостский и Кипенской - в дальнейшем Поковошье28) находились между вышеописанными западным и восточным анклавами и представляли собой переходную зону. Два других (Опольский и Егорьевский Радчинский) располагались к югу от Толдожского погоста и составляли контактную зону между «чудскими» территориями на севере и славяно-водскими на юге. Наконец, последний Зарецкой погост находился на самом юге Ижорского плато, на расстоянии порядка 50 км от восьми первых погостов. Именно поэтому этот погост и назван последним.
Далее при разборе прибалтийско-финской антропонимии мы будем возвращаться к материалам посланий архиепископов Макария и Феодосия. .
Анализ частоты встречаемости языческих имен показал, что существовали территории и отдельные поселения с очень высоким процентом «людей» с языческими именами и отчествами29. С другой стороны, часто в описании целых погостов не встречается ни единого языческого имени. Это позволило нам составить таблицу частоты встречаемости финских языческих имен, отчеств и прозвищ и с ее помощью попытаться выявить зоны расселения носителей прибалтийско-финских языка и традиционных верований в противовес христианскому славянскому населению. В табл. 1 мы выделили четыре группы «людей», носителей прибалтийско-финской антропонимии: имевших финские языческие имя, отчество, имя и отчество, наконец, финское прозвище. Затем мы обратились к региональной специфике распространения прибалтийско-финской антропонимии.
Таблица 1. Распространение прибалтийско-финской антропонимии на северо-западе Новгородской земли на рубеже Х¥-ХУ1 вв.
Территории(по группам) Имя Отчество Имя и отчество Прозвище Всего %*
Чудские погосты (I) 108 216 42 19 385 53,2
Ижорское плато (П) 1 I 0,3
Южное Приневье (III) 76 177 12 15 38,7
Северное Приневье (IV) 6 35 1 6 6,6
Прочие . 6 3 1,2
Итого 190 435 55 44 724
% 26,2 60,1 7,6 6,1 100
* % от общего числа носителей прибалтийско-финской антропонимии.
Наибольшую концентрацию прибалтийско-финской антропонимии по писцовым книгам можно обнаружить в «чудских» погостах (I группа) — Толдожском и Опольском, находившихся на северо-западном склоне Ижорского плато. Высок процент и носителей языческих финских имен в прилегающих к ним Каргальском погосте и Ямском Окологородье, окаймлявших плато с севера и запада. Как видно из табл. 1, здесь более половины всех носителей финских имен и отчеств. Чаще всего обладатели языческих имен встречаются в Толдожском погосте (23,7% от 82
общего числа «людей»), реже — в Каргальском погосте и Ямском Окологородье (12,4 и 12,1% соответственно), совсем редко в Опольском погосте (4,5 %).30 Необходимо обратить внимание, что все три погоста упоминаются в посланиях Новгородских архиепископов Макария и Феодосия, посвященных осуждению сохранения языческих традиций31.
Географическим центром распространения прибалтийско-финской антропонимии здесь является долина рек Толдоги, Сумы и Систы, северо-западная окраина Ижорского плато, прилегающее к нему поозерье и Сойкинские высоты. Периферией можно считать центральную часть Каргальского уезда (район г. Копорья), Полужье (ниже по течению г. Яма) и западную окраину Ижорского плато.
По сути, центральный Толдожский погост можно обозначить как район более компактного проживания носителей прибалтийско-финских языков, а периферию — как зоны контакта финно-язычного населения со славянами. К слову, сделанный вывод согласуется и с археологическими и с топонимическими, данными по расселению прибалтийских финнов и славян. То, что именно долина р. Толдоги была средоточием этнических связей, а возможно, и
• культовым центром «чуди», подтверждается и летописными известиями. На их основании А.Н.
Насонов четко отделял территорию Притолдожья от Водской земли, поскольку под 1338 годом летопись указывает, что немцы приходили «из городка воеват на Толдогу и оттоле хотяху на Водскую землю».32 Мы, со своей стороны, обратим внимание на то, что летописец поставил Толдогу на один таксономический уровень с Водской землей. Именно долина Толдоги символизировала Чудскую землю, включавшую погосты «в чюди», и сельскую периферию городов Копорья и Яма. . -
Вторую группу в табл. 1 составили девять погостов Ижорского плато. Здесь только два упоминания прибалтийско-финской антропонимии, которые можно считать случайными. Тем
* более, что они относятся к северо-западной части плато и их носителей можно считать переселенцами из «чудских» погостов.
Третью группу табл. 1 составили южные Приневские погосты. В целом «хрестиан» с языческими именами и отчествами здесь меньше, чем в «чудских» погостах, и в абсолютных цифрах, и особенно в относительных. Так, по концентрации носителей языческих имен первое место среди погостов «Ижорской земли» принадлежит Дудоровскому погосту, а в нем только 9,4% от общего числа «людей» относились к этой категории. В остальных погостах этот показатель ниже: в Ижорском — 5,9%; Дятелинском — 5,7; Кипенском — 4,5; в Ярвосольском
— 2,8; Спасском Городенском — 2,9; Замостском — 1,5%. Из этих погостов в посланиях Новгородских архиепископов Макария и Феодосия упоминаются только Дудоровский, Ижорский, Кипенской и Замостский. Как уже отмечалось, Дудоровский и Ижорский погосты являлись вторым анклавом сохранения прибалтийско-финского этнического массива и традиционных верований.
Собственно центр этого анклава включал северо-восточную часть Кипенского погоста (основная его территория лежит южнее, вне зоны распространения прибалтийско-финской антропонимии), центральную и северную части Дудоровского погоста и западную и центральную части Ижорского погоста. Далее, на северо-восток, был город Орешек, т.е. зона давней торговой и промысловой колонизации новгородцев. На юго-западе находилось Ижорское плато, на юго-востоке — редконаселенные болота.
Периферия анклава распространялась на запад (Замостский и Дятелинский погосты), север (Спасский Городенский) и восток (Ярвосольский погост). Через эти погосты поддерживалось территориальное единство прибалтийско-финского массива: на западе — с «чудскими» погостами; на севере, через долину Невы, — с северным Приневьем и далее, — с карельскими погостами; на восток — через южные притоки Невы в южное Приладожье, где обозначены Лопский погост и территория Лопца33.
В четвертой группе табл. 1 (северном Приневье) носители прибалтийско-финской антропонимии составляли, от общего числа упомянутых в писцовых книгах, 7,7% в Корбосельском погосте и 3,4% в Куйвошском. В целом это незначительное число. Основная же масса их размещалась в районе Лемболовского озера и вдоль границы со Швецией. Мы выделили северное Приневье не только потому что процент носителей прибалтийско-финской антропонимии здесь был ниже, но и потому что эта территория значительно отличалась от других земель по такому важному этномаркирующиму признаку, как система расселения. В. северном Приневье поселения в 1,2 и 3 двора составляли 97 % от общего числа.
Наконец, в графу «Прочие» попали одиночно встречающиеся языческие отчества и прозвища Лопского и Келтушского погостов. . .
Итак, анализ частоты встречаемости прибалтийско-финской антропонимии, вкупе с анализом текста посланий архиепископов Макария и Феодосия, позволил нам выделить два центра (чудской и ижорский) расселения, две переходные (одна между чудским и ижорским центрами в Поковошье, вторая в северном Приневье) и одну периферийную (в южном Приладожье) зоны распространения прибалтийско-финской традиции. В табл. 1 представлено не только абсолютное число носителей прибалтийско-финской антропонимии, но и соотношение отдельных групп: носителей имен, отчеств, имен и отчеств и прозвищ.
В писцовых книгах «уличные», или «деревенские», прозвища34 крестьян упоминаются редко, поэтому мало и прибалтийско-финских прозвищ. Но надо сказать, что подобные прозвища попадали в кадастр только тогда, когда они заменяли в сознании сельских коллективов имена крестьян. Прибалтийско-финские прозвища распространяются по всей территории северо-запада Новгородской земли. Это свидетельствует о том, насколько широко в быту использовались прибалтийско-финские языки. Теоретически носителями этих прозвищ могли быть и русские35. Поэтому мы отказались от анализа тех прозвищ, которые не имеют четко выраженной этнической окраски, например «ижерянин».'
Обращает на себя внимание тот факт, что носителей одновременно имен и отчеств также предельно мало. Они распределяются неравномерно, концентрируясь в «Чудских» погостах (11% от общего числа носителей прибалтийско-финской антропонимии), реже встречаясь в южном Приневье (4%) и лишь единожды появляясь на всей остальной территории. Можно сказать, что эти цифры являются показателем степени консервативности прибалтийско-финских языческих традиций в различных частях исследуемого региона. Носителей отчеств, в среднем, в 2 с небольшим раза больше, чем носителей имен. С одной стороны, это отражает процесс естественного прироста населения, а с другой - постепенной христианизации региона. В наиболее консервативных «Чудских» погостах носителей отчеств в 2 раза больше, чем носителей имен, в южном Приневье — в 2,4 раза, в северном — почти в 6. Очевидно, что в «Чудских» погостах это соотношение можно отнести на счет естественного прироста населения, а в северном Приневье - на счет постепенной утери языческих традиций. Именно в северном Приневье процессы христианизации приняли уже необратимый характер. Поэтому в посланиях новгородских архиепископов 1534 и 1548 гг. не упоминаются погосты к северу от Невы. В то же время в южном Приневье и особенно в «Чудских» погостах языческие традиции бытовали достаточно долго и после XVI в.
Соотношение отдельных групп носителей прибалтийско-финской антропонимии (имен, отчеств, имен и отчеств) подтвердило вывод, что двумя анклавами принципиального сохранения неславянской этнической и языковой культур были «Чудские» погосты и южное Приневье. Однако можно обнаружить еще один угасающий очаг прибалтийско-финских традиций в северном Приневье, который сохранял некоторые прибалтийско-финские черты благодаря тому, что находился между Ижорско-Дудоровской и Карельской группами. Особую категорию антропонимии составляют прозвища с этнической окраской. Как уже отмечалось, Е. А. Рябинин
составил карты распространения этих прозвищ, внеся в них четыре этнических названия.36 Одну из них («чудин») он выделил на основании указаний писцовых книг, три другие («ижерянин», «лопин» и «корелянин») - следуя современной этнографической номенклатуре. Но это не все прозвища, имеющие этническую окраску, и содержащиеся в писцовых книгах. В описании дер. Череповичи Замошье Озерецкого погоста Копорского уезда читаем: «дв. Ивашко Вошкоу)?1 Напрашивается сравнение с посланиями архиепископов Макария и Феодосия. В " них, наряду с «чюдью» и «ижерянами», постоянно упоминаются и «вошки».38 Очевидно, что в посланиях речь идет о води. По аналогии мы можем утверждать, что и в писцовых книгах упоминается вожанин.
В табл. 2 приведены прозвища с этнической нагрузкой эндогенного для Ямского, Ореховецкого и Копорского уездов происхождения.
Таблица 2. Распространение этнонимических прозвищ автохтонного населения северо-запада Новгородской земли
Территории Чюдин Ижерянин Вошко
Чудские погосты 12 6
Ижорское плато 1
Южное Приневье 5
Северное Приневье 3
Итого 12 14 1
Обратимся к территориальному распространению этих трех прозвищ. Прозвище «чюдин» («чудин») встречается исключительно на территории «чудских» погостов — Толдожского и Опольского, Каргальского и Ямского Окологородья. Сам факт встречаемости этого прозвища только на территориях северо-восточнее Ижорского плато подтверждает мысль, что представители «прилужской» группы средневековой чуди жили на территории между Лугой, Опольем, Копорьем и Финским заливом. В то же время говорить о проведении более точных границ не представляется возможным.
Предположение Е. А.Рябинина о том, что прозвища появляются в этнически инородных его носителю поселениях может быть скорректировано. Действительно, часть поселений, в которых встречаются «чудины», могла быть, например, русской. Это «сельцо Заполье Волбучье у Копорья»39 и сельцо Воронкино, также расположенное недалеко от Копорья.40 В описаниях этих сел находим только христианские имена. Однако в сельце на Сыпиных горах живут Тарас ко Чюдин, Ивашко Ижерянин, Остахно Ижерянин, а также большое количество носителей прибалтийско-финских имен и отчеств.41 Следуя предложенной Е. А. Рябининым логике, в сельце, расположенном в непосредственной близости от «чудских» погостов, жили 1 «чудин», 2 «ижерянина» и как минимум 10 представителей еще одной не известной прибалтийско-финской этнической группы.
. Более близкой к действительности представляется версия, что этнические прозвища могли появляться в поселениях, где жили в равной степени представители двух прибалтийско-финских групп. В данном случае — это средневековые чудь и ижора. В Х1Х-ХХ вв. подобная модель расселения была характерна для этнографически фиксируемых води и ижоры.42 Двунациональный состав, видимо, был присущ еще нескольким поселениям Каргальского погоста, в сельцах Прикупля над Глубоким, Нежново на Систи и Вотской Конец, где фиксируются многочисленные носители прибалтийско-финской ономастики и одновременно прозвище «чюдин».43 Носители прибалтийско-финской ономастики, не являвшиеся «чудинами», не обязатнельно должны были быть ижорами. Какие это могли быть группы? Ответ на данный
вопрос видится нам в рассмотрении некоторых других прозвищ, встречающихся в писцовых книгах. Эти прозвища мы включили в табл. 3.
Обращают на себя внимание прежде всего «Сойкин» и «Толжанин». По нашим наблюдениям, прозвище «Сойкин» встречается в описаниях Ижорского и Дудоровского погостов. Они происходили с Сойкинского п-ва, т.е. с территории, непосредственно прилегающей к «чудским» погостам и определявшейся Е. А.Рябининым как район контакта чуди и ижоры44. Единственный «толжанин» жил в Ямском Окологородье. Происхождение его прозвища связано либо с р. Толдогой или в целом с Толдожским погостом. Можно было бы предположить, что прозвище «толжанин» является более узким по отношению к «чуди» вообще. Но в дер. Стехнов Котел есть как «дв. Лембик Толжанин», так и «дв. Куземко Чюдин, сын его Васко»45. Следовательно, это равноправные прозвища.
Таблица 3. Распространение топонимических прозвищ автохтонного населения северо-запада Новгородской земли
Территории Сойкин Толжанин Ковошанин Лопин Корелянин Ладожанин
Чудские погосты 1
Южное Приневье 6 1 1
Северное Приневье 2 1
Итого 6 • 2 1 3 1
Из табл. 3 видно, что встречались: «ковошанин» — по речке Ковоше; «лопин» — по Лопскому погосту или территории Лопца; «корелянин» — по Корельскому уезду; «ладожанин»
— по Ладожскому. Можно предположить, что все эти прозвища связаны с какими-то определенными территориями, имеющими особую этнографическую специфику. Причем в случае с «чудинами», «сойкиными» и «ковошанином» данные территории не совпадали с административными границами погостов. С известной натяжкой это же можно сказать о «толжанине», если его прозвище происходит от р. Толдоги.
Прозвище «лонин» вряд ли является атрибутом уроженца Лопского погоста. Носитель этого прозвища проживает в дер. Поташово на Лавуе, расположенной в этом погосте46, а следовательно, «лопин» не прозвище, отражающее принадлежность к административной единице. Скорее всего, речь идет о территории более узкой, чем Лопский погост, именовавшийся Лопцой. Наконец, прозвища «корелянин» и «ладожанин», очевидно, выпадали из предложенного ряда антропонимии и носили внешний по отношению к изучаемому региону характер. С нашей точки зрения, уравнивание «корелянина» с «чудинами» и «ижерянами»47 не вполне правомерно, поскольку корелянин обозначает не представителя карельского этноса, а переселенца из Корельского уезда.
В.заключение источниковедческого разбора прозвищ, связанных с происхождением их носителей, необходимо отметить, что все упоминающиеся в прозвищах территориальные группы относятся к прибалтийско-финскому населению. Ни одной русской группы обнаружить не удалось. Анализ этнонимических прозвищ пришлого населения, представленных в табл. 4, подтверждает этот вывод.
Вместе с помещиками с территории всей Восточной Европы приезжали холопы и крестьяне. Причем писцовые книги никогда не выделяют собственно русских переселенцев из общего числа крестьян и холопов. Термин «русин» здесь обозначает, скорее всего, выходца из юго-западной Руси. Таким образом, писцовая книга выделяет как внутренние, так и внешние нерусские группы. Надо полагать, писцы делали это как по собственной инициативе, так и следуя традициям местного, преимущественно русского, крестьянства.
Таблица 4. Распространение этнонимических прозвищ пришлого населения северо-запада Новгородской земли
Территории Русин Литвин Татарин Черемисин
Чудские погосты I
Южное Приневье 2 2 I
Итого I 2 2 1
Итак, если за прозвищами писцовых книг стоят не этнические группы в строгом смысле а территориальные группы населения, говорившего на прибалтийско-финских языках, можно попытаться определить границы этих групп.
Первая группа прозвищ —«Чудины» встречаются повсеместно на Сойкинском п-ве (3) около Копорья (2), в долине р. Систы (2), на оз. Валгом (1), на нижней Луге (3) и в верховьях р. Вальи (1). Из этих поселений только последнее находилось на Ижорском плато, в центральной части Ополецкого погоста «в чюди». Все остальные расположены широким веером вокруг северо-западной оконечности плато. Причем два поселения расположены в Толдожском погосте «в чюди». Если следовать версии, что носители этих прозвищ жили за пределами основной территории расселения своей группы, то, с нашей точки зрения, «чудь» - это группа крупных поселении на северо-западе плато.. Эти поселения входят в состав Толдожского и Опольского погостов и именно на этой территории располагаются центры этих погостов. «В чюди», таким о разом, располагались погосты не в смысле низших административных единиц Новгородской земли, а в смысле религиозно-административных центров48. С севера и запада территория чуди ограничивались склонами Ижорского плато, а с юга и востока - русским населением
руппа же, жившая за пределами плато, в озерных долинах называлась «толжане» Один из них и переселился в Ямское окологородье.4’ Как уже отмечалось, толжане противопоставлялись чюди. Следовательно, это группа прибалтийско-финского населения проживавшая в маршевых долинах между устьем Луги, Сойкинским п-ом и Ижорским плато’ В этом смысле характерен один этнографический пример XX в. Во время полевых работ в Ленинградской области в. 1960-1962 гг. Н.В.Шлыгина зафиксировала, что представители води называют между собой тех, кто живет за пределами плато, «низовыми» или «долинными»
. а тех, кто на плато — «земелыциной».50 Исходя из этого мы можем предположить, что толжане говорили на одном из диалектов средневекового водского языка. Нет ничего удивительного в том, что эти две группы разделились, ибо экологические условия на Ижорском плато и в его ближайшем окружении принципиально различаются. Соответственно значительно различались хозяйственно-культурные циклы этих групп. Отсюда и противопоставление на уровне этнотерриториальных групп (конвиксий5').
.. Возможно групп, близких по языку чуди (этнографической води), помимо толжан, за пределами плато было больше. Однако никакой информации о них не осталось. Например на нижнеи Луге даже в XVIII в. фиксировалась группа «ямов».52 Представители этой .этнографической группы отличали себя, и от води, и от ижоры, поскольку различались «их наречие, образ жизни, нравы, обычаи».53 Этноэкологические различия между отдельными группами прибалтийско-финского населения запада С.-Петербургской губернии И половины II в. подчеркивались тем, как называла водь «ямов» - «ранда лазит», т.е. береговые жители.54 Поскольку полужская водь и полужская ижора испытали на себе взаимные культурные и языковые влияния, то определить языковую принадлежность «ямов» по словарю Ф.Туманского вряд ли возможно. Может быть, под «ямами» скрывался водско-ижорский микст в современной этнической номенклатуре. В ХУ-ХУ1 вв. эта группа находилась в стадии формирования и не оставила свидетельств о себе. ■
Тот факт, что представители такого этнотерриториального коллектива конвиксии не обязательно относились к одной социолингвистической группе, подтверждается сообщением краеведа-ижора И.Т. Федорова.56 По его сведениям, население нижнелужских деревень называет себя (и по сию пору) «маараувас»57 (люди этой земли), причем в равной степени ижоры и вожане Вероятно, представителей этого сообщества во время войны между Новгородской республикой и Ливонским орденом в 1444-1447 гг. крестоносцы вывезли в Курляндию. Эта группа получила название кревинов. Они говорили на водском языке, но в их этнографическом уборе сохранилось большое количество ижорских элементов58.
Еще один термин можно связать с водской подгруппой прибалтийско-финского населения северо-запада Новгородской земли. Этноним «вошко» можно также поставить в один ряд с остальными и предположить наличие узкой территории, связанной с «вошками». Локализовать его крайне сложно в силу отсутствия прямых указаний писцовых книг (как «погосты в^чюди» или Ижорский погост) и топографических привязок (как р. Ковоша или Сойкинский п-ов). Однако можно определить приблизительное нахождение территории «Вошко». Как уже отмечалось, Ивашко Вошко проживал в Озерецком погосте. Чуть восточнее него находился Зарецкой погост, упоминавшийся в посланиях архиепископов Макария и Феодосия. Если считать, что остальные 8 упомянутых погостов находились на южном берегу Финского залива и были населены представителями ижоры, чуди и других упоминавшихся групп, то именно на территории Зарецкого погоста и должны были жить «вошко». И именно оттуда Ивашко переехал в Озерецкой погост. Этот факт косвенно подтверждают сведения о существовавшем на юге Ижорского плато населении, которое говорило на восточном диалекте водского языка.59
Другая крупная группа прозвищ представлена прежде всего «ижерянами». Они фиксируются на Сойкинских холмах (2 прозвища) и в долине р. Систы (4), на северо-восточных склонах Ижорского плато (5), в среднем течении р. Охты (2) и на Колтушских высотах (1). Если картографировать указания писцовых книг, то нанесенные точки составят контур расселения «ижерян»: это бассейны южных притоков Невы и речек юго-восточной части побережья Финского залива. То есть их территория ограничивалась Ижорским и отчасти Дудоровским и Ярвосольским погостами. Границы этой территории таковы: верховья р. Ковоши ' и глинт60 на западе, долина Невы на севере, болота на юге. Восточную границу установить
сложнее, но, скорее всего, это течение р. Назеи.
Возникает вопрос о термине «ижерянин». Являлся ли он в ХУ-ХУ1 вв. этническим, связанным с определенной, единой в языковом отношении группой или это территориальное название? Характер распространения термина «ижерянин» показывает, что внутренняя зона проживания «ижерян» гораздо уже, чем зона распространения ижорских древностей.
«Ижору» в узком смысле (вероятно, по р. Ижоре) выделяет автор одного из средневековых актов. В 1470-1471 гг. между Новгородом и польским королем Казимиром была подписана договорная грамота. В ней, в частности, говорится: «В Водцкой земле имать за проезжий суд через год тридцать рублев, а в Ладоге ти пятнадцать рублев, а с Ижеры два рубля, а с Лопци рубль за проезжий суд через год»62. Обращают на себя внимание пропорции размеров пошлины. Поскольку А. Н. Насонов четко отделял Водскую землю по летописям от Полужья63, то мы можем утверждать, что под Водской землей новгородцы понимали не всю Водскую пятину, а только Копорский и Ямской уезды. Следовательно, в этих двух уездах брали пошлину, в 15 раз превосходившую пошлину с «ижеры». С другой стороны, пошлины с «ижеры» всего в 2 раза превосходили пошлины с «лопцы», под которой может подразумеваться весь Лопский погост и волость Лопца по р. Лавуе. Все эти доводы говорят в пользу того, что «ижеряне» писцовых книг — это небольшая группа насельников долины р. Ижоры и ближайших к ней речек, а не название этнического массива, говорящего на одном из восточных прибалтийско-финских языков, т.е. «ижоры» по современной этнической номенклатуре.
Интересен вопрос: есть ли современное население, которое можно было бы сопоставить с собственно «ижерянами» писцовых кнгиг? Видимо, нет. Они частично покинули изучаемые территории, частично были ассимилированы ингерманландскими финнами в период шведской оккупации,64 частично поглощены русскими в период строительства и развития Петербурга. То, что название «ижеряне» не было общеижорским, подтверждают и многочисленные сведения о том, что до самого недавнего времени современные ижоры называли себя КацаЫБег (карелы)65, т.е. считали себя частью общекарельского массива. «Ижора» же было локальным наименованием одной из групп.
От имени «ижерян» произошло европейское название изучаемой территории — Ингрия. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в период шведского владычества (XVII в.) все крестьяне, говорившие на диалектах языка, ныне именуемого ижорским, приняли название «ижора» (кигк). Это название продолжали поддерживать и русские власти в XVIII в. В частности, в ревизии 1732 г. все православное прибалтийско-финское население, в том числе и водь, называлось «старожилы ижеряне»66. Это было естественно, ибо новая столица Санкт-Петербург стояла на землях именно «ижерян» в узком смысле этого слова. Таким видится изменение содержания этнонима «ижерянин» во II половине II тыс. н.э.
К западу от «ижерян», в долине р. Ковоши, жили «ковошане», которые иногда отселялись на Ижорское плато, о чем и свидетельствует упоминание писцовых книг. Далее на запад находилась крепость Копорье, вокруг которой проживало преимущественно русское население. А еще далее, на запад, на Сойкинском полуострове к северу от «толжан», проживали «сойкины». Упоминания о них сохранились в описаниях восточных Дудоровского и Ижорского погостов.
Необходимо обратить внимание на тот факт, что две выделенные нами группы вполне совпадают с двумя диалектными группами современного ижорского населения: хэвасский — «ковашанам», сойкинский — «сойкиным»67. Можно предположить, что выделению этих диалектов предшествовало обособление этнотерриториальных групп в различных экологических нишах северо-запада Новгородской земли.
Наконец, самый загадочный этноним — «лопин». Мы уже выяснили, что прозвище связано скорее с волостью Лопцой Ладожского уезда, нежели с Лопским погостом. Не вдаваясь в проблему появления этого названия,68 остановимся на реалиях ХУ-ХУ1 вв.
Материалы договорной грамоты короля Казимира IV69 позволяют предположить, что «лопины» — еще одна группа прибалтийско-финского происхождения, жившая восточнее «ижерян». Язык этой группы мог восходить как к карельско-ижорскому, так и к языку чуди юго-восточного Приладожья. Для нас важнее, что это была еще одна этнотерриториальная группа — конвиксия, окаймлявшая на востоке мозаичный прибалтийско-финский мир средневекового северо-запада Новгородской земли.
Удивительно отсутствие группировок прибалтийско-финского населения к северу от Невы. Возможно, писцовые книги не донесли до нас сведения о них, но, жители североневских погостов, как уже отмечалось, отличали себя от «ижерян». Интересно в этом отношении замечание Новгородской первой летописи, относящееся к 1444 г.. Летопись сообщает, что ливонские рыцари в ходе военных действий против Новгорода осадили Ям «и по Вочкои земли, и по Ижере, и по Неве поплениша и пожгоша»70. Это сообщение позволило А. Н. Насонову утверждать, что северная граница Ижорской земли проходила по Неве. К северу же от Невы, по его мнению, начиналась Карельская земля.71 .
Утверждение о принадлежности северного Приневья к Карельской земле спорно. Во-первых, административно северное Приневье входило в состав Ореховецкого уезда и с этой точки зрения не могло относится к Карельской земле. Во-вторых, на территории северного Приневья в Куйвошском погосте мы встречаем упоминания двух «корелян», следовательно, «кореляне» были для них чужаками.
Характерно, что летопись отмечает отдельно население Воде кой земли, а население по течению рек Ижора и Нева как различные группы. Можно допустить, что существовала аналогичная этнотерриториальной группе в долине реки Ижоры прибалтийско-финская конвиксия, центром которой были среднее и верх'нее p. O'TiVi .
Эта группа в изучаемый период активно христианизировалась и, возможно, теряла черты этнографической самобытности. Окончательно она исчезла в XVII в., будучи ассимилирована финнами-ингерманландцами. Однако, потеряв язык и сменив веру, население Карельского перешейка в хозяйственно-культурном отношении сохранило большое количество архаических, восходящих к средневековой североневской конвиксии черт.72 .
Итак, изучение финно-угорской антропонимии позволило нам, во-первых, выделить районы проживания преимущественно прибалтийско-финского населения и районы проживания русского населения. К первым относилось все южное и восточное побережье Финского залива -от Луги до Сестры, а также бассейн Невы. Ко вторым — среднее Полужье, Ижорское плато, отдельные вкрапления вокруг Копорья и Орешка. Во-вторых, удалось выяснить, что процессы христианизации в районах, населенных прибалтийско-финским населением, осуществлялись с разной скоростью: быстрее всего — в северном Приневье, медленнее — в «чудских» погостах, к . северо-западу от Ижорского плато. Вместе с христианизацией шла трансформация традиционной культуры, а возможно, и частичная ассимиляция прибалтийско-финского населения.
• Наконец, исследование этнонимических и топонимических прозвищ позволило выделить
несколько территориальных групп прибалтийско-финского населения. Наиболее крупными среди них были «ижеряне» и «чудины». От первых до XX в. дошло название одной из современных прибалтийско-финских этнических групп, вторые сохранились как этнографическая водь. Более мелкие группы «ковошан», «сойкиных», «толжан», возможно, и некоторые другие сохранились как диалектные группы современной ижоры. Третьи, такие как «вошки», «лопины» и насельники северного Приневья, бесследно растворились в русском и ингерманландско-финском этнических массивах.
Summary
The author of the article investigates the ethnos situation on the north-west of Novgorod earth at XV-XVIc.
1 По административному делению рубежа XV-XVI вв. это Ямской, Копорский и Ореховецкий уезды Водской
пятины. . .
2 Историографический обзор археологических работ см.: Рябинин Е.А.,\ 1) Древности води и ижоры в Ленинградской области (историография вопроса) //Проблемы истории и культуры Северо-Запада РСФСР. Л., 1977. С. 113-117; 2) Финно-угорские племена в составе Древней Руси. К истории славяно-финских культурных связей. Историко-археологические очерки. СПб., 1997. С. 18,20,42-44,63; 3) Водская земля Великого Новгорода (результаты археологических исследований 1971-1991 гг.). СПб., 2001. С. 11,14-18; Конецкий В.Я., Носов Н.Е., Хвощинская Н.В. О финно-угорском и славянском населении центральных районов Новгородской земли //Новое в археологии СССР и Финляндии. Доклады III советско-финляндского симпозиума по вопросам археологии 11-15 мая 1981 г. /Под ред. акад. Б.А.Рыбакова. Л., 1984. С. 161-168.
} Насонов А. Н. «Русская земля» и образование территории Древнерусского государства. Историко-географичесое исследование. М., 2002. С. 108-110; Шаскольский И. П. Проблемы этногенеза прибалтийско-финских племен юговосточной Прибалтики в свете данных современной .науки // Финно-угры и славяне. Доклады Первого советско-финляндского симпозиума по вопросам археологии 15-17 ноября 1976 г. Л., 1979. С. 41-48; Кирпичников А. Н. Приладожская лопь //Новое в археологии СССР и Финляндии. Доклады III советско-финляндского симпозиума по вопросам археологии 11-15 мая 1981 г. С. 137-144.
4 Седов В. В. Ижора //Финно-угры и балты в эпоху средневековья. Археология СССР. М., 1987. С. 42-43; Рябинин Е. А. 1) Ижора //Финны в Европе VI-XV вв. Прибалтийско-финские народы. Историко-археологические исследования. Вып 2. Русь, финны, саамы, верования. М., 1990. С. 31-41; 2) Этнокультурная ситуация на северо-западе РСФСР в эпоху средневековья (Проблема археологического изучения) //Балты, славяне, прибалтийские финны. Этногенетические процессы. Рига, 1990. С. 205-208; 3) Финно-угорские племена в составе Древней Руси. С. 60—81; Конькова О. И. Ижора и Корела: проблемы ранней дифференциации //Русский Север. СПб., 1995. С. 43-62.
5 Седов В. В А) Этнический состав населения северо-западных земель Великого Новгорода (IX—XIV вв.) //Советская археология. М., 1953. Т. XVIII. С. 190-229; 2) Этнический состав населения Новгородской земли //Финно-угры и славяне. Доклады первого советско-финляндского симпозиума по вопросам археологии 15—17 ноября 1976 г. С 74—
80; Седов В. В. 3) Водь //Финно-угры и балты в эпоху средневековья. Археология СССР. С. 34-35.
6 Рябинин Е. А. Водь //Финны в Европе У1-ХУ вв. Прибалтийско-финские народы. Историко-археологические исследования. Вып 2. С. 28.
Гадзяцкий С. С. Йжорская земля в начале XVII в. //Исторические записки. Т. 21 М., 1947, С. 4; Рябинин Е А ' Финно-угорские племена в составе Древней Руси. С. 42.
8 Рябинин Е. А. Финно-угорские племена в составе Древней Руси. С. 43, 62.
Рябинин Е. А. 1) Этнокультурная ситуация на Северо-Западе РСФСР в эпоху средневековья. С 183-216" 2) Финно-угорские племена в составе Древней Руси. С. 18-10, 42-44, 63-65.
В данной статье использованы: Переписная окладная книга по Новугороду Вотьской пятины 7008 года (2-я половина) //Временник Императорского Московского общества истории и древностей Российских. Т. XI. Материалы.
М., 1851. С. 1-464 (далее — ВОИДР XI); Переписная оброчная книга Вотской пятины 1500 года. Первая половина //
Новгородские писцовые книги, изданные Археографическою коммиссиею. Т. III. СПб., 1868. (далее__________НПК III);
ГневушевА. М. Отрывок писцовой книги Вотской пятины второй половины 1504-1505 г. Содержащий в себе опись части дворцовых земель этой пятины. Киев, 1908 (далее — Отрывок...).
11 Именно женатые мужчины скрываются, в соответствии с наиболее обоснованной точкой зрения, за «людьми» писцовых книг {Кауфман А. А. Отзыв о сочинении Н. Н. Нордмана «Статистика в русской истории. Опыт статистической обработки писцовых Новгородских оброчных книг около 1498 года» (рукопись) //Отчет о пятьдесят третьем присуждении наград графа Уварова. СПб., 1912. С. 89; Андрияшев А. М. Материалы по исторической географии Новгородской земли. Шелонская пятина по писцовым книгам 1498-1576 гг. I. Списки поселений //Чтения в ОИДР. Кн. 3 (250). М., 1914. С. УП-Х1; Аграрная история Северо-Запада России. Вторая половина XV-начало XVI в. /Рук. авт. коллектива А.Л.Шапиро. Л., 1971. С. 17-18).
12Новожилов А. Г. Количественные характеристики семейной структуры двора северо-запада Новгородской земли на рубеже ХУ-XVI вв. //Горизонты культуры. Труды научно-теоретической конференции. СПб., 2003. С. 161.
13 Трусман Ю. Ю. Чудско-литовские элементы в Новгородских пятинах. Ч. 1. Пятины Вольская Деревская
Шелонская. Ревель, 1898. . ’
14 НПК. С. 908, 909, 911, 915, 922, 929,933; Отрывок... С. 17, 21, 23,24.
15 Новожилов А. Г. Пространственная реконструкция крупных поселений рубежа ХУ-ХУ1 вв (по материалам писцовых книг) //Мавродинские чтения: Сб. статей /Под ред. Ю. В. Кривошеева, М. В. Ходякова. СПб., 2002. С. 81.
’ НПК III. С. 915.
17 Там же. С. 946, 947.
18 Там же. С. 523; ВОИДР XI. С. 204.
19 Отрывок... С. 97.
2(? ВОИДР. XI. С. 203, 278.
21 Там же. С. 211; Отрывок... С. 97.
22 Грамота Новгородского архиепископа Макария в Вотскую пятину //Дополнения к актам историческим Собранные и изданные археографическою коммиссиею. Т. I. СПб., 1846. С. 27-30; Грамота Новгородского архиепископа Феодосия в Вотскую пятину //Там же. С. 57-60. (далее - Дополнения )
23 Кеппен П. И. Водь и Вотская пятина //ЖМНП. Ч. ЬХХ. Отд. И. СПб., 1851. С. 114-115; Рябинин Е А Финно-
угорские племена в составе Древней Руси. С. 20.
24 Дополнения С. 27, 57.
25 Там же. С. 28.
26 Там же. С. 29.
27 Там же. С. 58.
28 Поскольку оба погоста располагались в бассейне р. Ковоши. ■
2 Например, в селе Котлы Толдожского погоста из 86 «людей» писцовых книг языческие имя отчество или имя и отчество имели 26 (30%). — см.: Отрывок... С. 20-21.
30 С. С. Гадзяцкий давал более приблизительные цифры по Толдожскому и Ополецкому погостам — 20 и 10 %
(Гадзяцкий С. С. Йжорская земля в начале XVII в. С. 4.) ‘ .
’ 31 Дополнения... С. 29, 58.
^ Насонов А. Н. Русская земля и образование территории Древнерусского государства. С. 109.
•3 На запад и восток плотность носителей языческих имен и отчеств сокращается. В верховьях Ковоши (Дятелинский погост) их больше, в низовьях (Замостский) гораздо меньше; в бассейне Тосны они представлены более значительно, а на Назее и Шельдихе их почти нет.
34 Оба термина на равных правах употребляются русскими и прибалтийско-финскими крестьянами до сих пор.
(см., напр: Полевые материалы Новожилова А. Г. 1997. Дневник 1.Л. 10. 15, 62, 89).
35 Баскаков Н. А. Русские фамилии тюркского происхождения. М., 1979. С. 10-12.
36 Рябинин Е. А. Финно-угорские племена в составе Древней Руси. С. 43.
37 НПК III. С. 717.
38 Дополнения... С. 27-29, 57-58.
39 Так в источнике.
40 НПК III. С. 509, 511. .
41 Там же. С. 550.
42 Кеппен П. ИЛ) Водь в С.-Петербургской губернии. Отрывок из объяснительного текста к этнографической карте С.-Петербургской губернии. СПб., 1851; 2) Селения, обитаемые ижорами в Санкт-Петербургской губернии // Уч. зап. Академии наук по первому и третьему отделениям. Т. II. СПб., 1854. С. 412-422; Шлыгина Н. В. Водь, ижора и финны Ленинградской области //Народы Европейской части СССР. Ч. II. М., 1964. С. 310-328.
43 НПК III. С. 508,514, 521.
44 Рябинин Е. А. Финно-угорские племена в составе Древней Руси. С. 42-44, 74-76
45 НПК III. С. 890.
46 ВОИДР. XI. С. 259.
47 Рябинин Е.А. Финно-угорские племена в составе Древней Руси. С. 42-43.
48 О двояком смысле термина «погост» в ранней русской истории писал еще Н. М. Карамзин (Карамзин Н.М. Кн. I. М., 1988. Приложения к I тому. Стб. 105).
49 НПК III. С. 890.
50 Шлыгина Н. В. Роль хозяйственных занятий в ассимиляции водско-ижорского населения в конце XIX - начале
XX века //Советская этнография. М., 1965. № 4. С. 58. .
51 Термин Л. Н. Гумилева, обозначающий группу людей, объединенных однохарактерным бытом и семейными
связями. {Гумилев J1. Н. Этногенез и биосфера Земли. Л., 1989. С. 108, 132). ^
52 OpikE. Vadjalastest ja isurizest XVIII sajandilupul (Etnograafilisija lingvistilisi materjale FjodorTumanski Peterburi kubermangu kirjelduses). Tallinn, 1970. P. 47-119.
53 Там же. С. 56. .
54 Там же. С. 49.
. 55 Аристэ П. А. 1) Происхождение водского языка //Уч.зап. Тартусск. ун-та. Филолог, науки. Тарту, 1947. № 4.
С. 45-46; 2) Формирование прибалтийско-финских языков и древнейший период их развития //Вопросы этнической истории эстонского народа. Таллин, 1956. С. 21-22; Лаанест А. X. 1) Ижорские диалекты: Лингвогеографическое исследование. Таллин, 1966. С. 6; 2) Историческая фонетика и морфология ижорского языка. С. 3, 37.
56 Федоров И. Т. Расселение ижоры в XVIII-XX веках //Советская этнография. М., 1983. № 5. С. 97.
57 Орфография И.Т.Федорова.
58 Шлыгина Н. В. О русских элементах в женской одежде води //Этнографические исследования Северо-Запада
РСФСР. Л., 1977. С. 130; Лиги П. О. води на территории Эстонии // Изв. Эстонской АН. Общественные науки. 1986. №2. С. 159. ‘ '
59 Аристэ П. А. Происхождение водского языка. С. 35-46.
60 Балтийско-Ладожский уступ. .
61 Рябинин Е. А. Этнокультурная ситуация на Северо-Западе РСФСР в эпоху средневековья. С. 191.
62 Договорная грамота Новогорода с польским королем Казимиром IV //Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографическою экспедициею Императорской академии наук. Т. 1.1294-1598. СПб., 1836. С. 63.
63 Насонов А. Н. Русская земля и образование территории Древнерусского государства. С. 108-110.
64 Шаскольский И. П. Положение крестьянства в Ижорской земле в конце XVI - начале XVII вв. //Северо-Запад в аграрной истории России. Калининград, 1986. С. 98-100; Аграрная история Северо-Запада России XVII в. /Отв. ред. А. Л. Шапиро. Л., 1989. С. 192,-Примечательно, что на новых территориях в Тверской обл. карелы и ижоры в короткие сроки взаиморастворились, образовав новую этнографическую группу тверских карел.
f,s Шлыгина Н. В. Водь, ижора и финны Ленинградской области. С. 311; Федоров И. Т. Расселение ижоры.. .С. 97. 66 Конькова О. И. Ижора //Мы живем на одной земле. Население Петербурга и Ленинградской области. СПб., 1992. С. 90. •
й? Лаанест А. X. 1) Ижорские диалекты: Лингвогеографическое исследование. Таллин, 1966. С. 4, 147-149; 2) Прибалтийско-финские языки //Основы финно-угорского языкознания: Прибалтийско-финские, саамские и мордовские языки. М., 1975. С. 14; 3) Историческая фонетика и морфология ижорского языка: Авгореф. докг. дис. Тарпу, 1978. С. 37-41.
68 Кирпичников А. Н. Приладожская лопь //Новое в археологии СССР и Финляндии. Л., 1984. С. 137-144. т Договорная грамота Новогорода с польским королем Казимиром IV. С. 4
70 Полное собрание русских летописей. Т. III. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М.,
2000. С. 424. . '
71 Насонов А. Н. Русская земля и образование территории Древнерусского государства. С. 110.
72 Егоров В. А. Эврэмейсы Лесколовского сельсовета. Из поездки 1927 года //Сборник ЛОИКФУН. Л., 1928. С. 31-48.
Статья поступила в редакцию 19 января 2004 г.
