CC BY
233
О. И. Конькова
ЭТНИЧЕСКИЙ СОСТАВ СРЕДНЕВЕКОВОГО НАСЕЛЕНИЯ ИЖОРСКОГО ПЛАТО (постановка проблемы)
Ижорское плато с географической точки зрения представляет собой обособленный район Северо-Запада России. Сложенное из силурийских известняков, перекрытых валунными суглинками, оно возвышается на 150 м над уровнем моря. С севера плато ограничено низменностями южного берега Финского залива, с трех других сторон -болотистым приречными равнинами. Дерново-подзолистые и дерново-карбонатные почвы исключительно плодородны, но значительные проблемы для населения создает отсутствие в центральной части плато рек и ручьев: поверхностные воды быстро просачиваются вглубь и лишь на окраинах плато выбиваются многочисленными ключами-источниками.
В пределах Ижорского плато известно около 150 средневековых могильников, содержащих более 10 000 курганов и жальников (рис. 1). Начало изучению археологических памятников плато положил в 1870-1890-е годы Л.К. Ивановский, раскопавший в западных уездах Санкт-Петербургской губернии 5877 курганно-жальничных погребений в 127 группах. Материалы его исследований, обобщенные А. А. Спицыным, представлены в основном лишь коллекциями вещевого материала и суммарными описаниями могильников1. Впоследствии работы вели Н.К. Рерих2, В.Н. Глазов3 и др.4 Новый этап исследований был начат в 1970-х годах, когда раскопки на плато стали производить отряды под руководством В.А. Кольчатова5 и Е.А. Рябинина (в результате работы которого было вскрыто 222 захоронения6).
На Ижорском плато достоверные памятники дорусского времени (до XI в.) не обнаружены, хотя порой некоторые исследователи признают в качестве таковых открытые Н.К. Рерихом каменные сооружения у мызы Извара и в могильнике у д. Лисино в юго-восточной части плато7. Сам Н.К. Рерих, а вслед за ним и В.В. Седов8, интерпретировал эти «каменные фигуры» как оригинальные водские могилы с остатками кремаций, датируя их 1Х-Н вв. Однако уже в своих отчетах Н.К. Рерих выражает сомнения по поводу погребального характера «изварских сооружений», последующее изучение отчетных данных дало возможность предположить их природный характер и рассматривать как случайные набросы камней на слое лесного подзола9.
У современных исследователей не вызывает сомнения автохтонность дославянс-кого населения Ижорского плато, относимого к финно-угорской языковой группе и зачастую идентифицируемого с летописной «водью». Это положение вместе с вышеотме-ченным отсутствием на плато достоверных дославянских памятников привело к сохраняющейся поныне дискуссионности в вопросе этнической атрибутации местных курганов и жальников. Одни авторы признают их всецело водскими10, другие - в значительной части древнерусскими11, третьи пытаются их дифференцировать на славянские, водские и славяно-водские12, либо признают многокомпонентный состав курганной куль-
© О.И. Конькова, 2007
Рис. 1. Археологические памятники Ижорского плато (по данным [Лесман, 1982. Рис. 1]).
I - исследовавшиеся могильники; II - могильники с датированными комплексами; III - городища; 1 - Вырица; 2 - Ново-Сиверская II; 3,4- Старо-Сиверская I, И; 5 - Большево; 6 - Межно; 7- Выра; 8 - Рождествено; 9 - Даймище; 10 - Кобрино; 11 - Елицы; 12-14 - Ропша I—III; 15 - Гатчина (курганный могильник); 16 - Гатчина (грунтовый могильник); 17 - Ала-Пурскова; 18 - Глядино;
19 - Волковицы; 20, 21 - Дятлицы І, II; 22 - Гостилицы - Буря; 23 - Новая Буря; 24 - Усть-Рудица;
25 - Глобицы; 26 - Мутакюля; 27 - Ряболово; 28 - Шашкино; 29 - Лорвиллово; 30 - Тяглино;
31 - Б.Борницы; 32 - Б. Борницы-Войсковицы (Учхоз); 33 - Войсковицы; 34 - Шпаньково; 35 - Таро-вицы; 36 - Гонголово; 37 - Яскелево; 38 - Смольково; 39 - Озера; 40 - Н.Заречье; 41 - Глумицы;
42 - Калитино; 43 - Холоповицы; 44 - Арбонье; 45 - Кикерино; 46, 47 - Торосово І, II; 48 - Волгово;
49 - Горки Первые; 50 - Ожогино; 51 - Котино; 52 - М. Жабино; 53 - Рутилицы; 54 - Касково;
55 - Фьюнатово; 56 - Греблово; 57 - Артюшкино; 58 - Канарщина; 59 - Ронковицы; 60,61 - Терпили-цы І, II; 62 - Череповицы; 63, 64 - Сумино І, II; 65 - Будино; 66 - Роговицы; 67 - ?; 68 - Лисино І, II; 69, 70 - Озертицы І, II; 71 - Грызово; 72 - Извара; 73 - Черная; 74 - Селище; 75 - Введенское; 76 - Рабитицы; 77 - Рогатино; 78, 79 - Волосово І, II; 80 - Ославье; 81 - Сяглицы; 82 - М. Сяглицы; 83, 84 - Домашковицы І, II; 85 - Ухора; 86 - Летошицы; 87 - Горицы; 88 - Ямки; 89 - Вруда; 90 - Тресковицы; 91-93 - Пежевицы І—III; 94 - Плещевицы; 95 - Смедово; 96-103 - Ущевицы; 104 - Загорицы; 105 - Яблоницы; 106 - Смолеговицы; 107, 108 - Беседа І, II; 109 - М. Горка; 110 - Городня; 111 - Недоблицы; 112 - Имяницы; 113 - Мануйлово; 114 - Сабек; 115 - Ивановское; 116 - Пиллово; 117 - Войносолово; 118 - Пумалицы; 119 - Унотицы; 120 - Систа; 121 - Маклаково.
туры13. Причины подобного разнообразия мнений кроются прежде всего в том, что распространение с XI в. курганного обряда (если признать его заимствованным автохтонным населением плато) стало качественно новым явлением, изменившим прежние ритуальные традиции. Кроме того, этнические особенности погребального инвентаря нивелировались вследствие сложения общерегиональной культуры, по ведущим признакам связанной с крупнейшим торгово-ремесленным центром Северо-Западной Руси -Новгородом14.
Однако обнаружение в 1980-е годы достоверных памятников води на территории погостов «в Чюди», с одной стороны, и изучение грунтовых могильников начала II тыс. н.э. в Приильменье, с другой стороны, позволяют более определенно прояснить этнические характеристики курганов и жальников Ижорского плато (рис. 2).
Ш
+
Рис. 2. Средневековые археологические памятники на Северо-Западе:
1 - курганно-жалышчиые могильники Ижорского плато; 2 - курганно-жалышч-ные могильники с прибалтийско-финскими элементами культуры; 3 - грунтовые могильники; 4 - «чудские» могильники; 5 - случайные находки.
Можно признать относительную «чистоту» славянской материальной культуры Х-ХН вв. в Верхнем Поволховье среди прочих синхронных локальных культур Новгородской земли, так как поглощение славянами редкого автохтонного финно-угорского населения в центре Новгородской земли к началу II тыс. н.э. практически завершилось, при этом на северо-западных новгородских окраинах процесс шел довольно активно15. Учитывая, что женский костюм фиксировал достаточно точно реально существовавшие этнические различия, можно провести сравнение погребальной женской одежды из грунтовых могильников Приильменья и из значительного числа курганов Ижорского плато. Сравнение показывает, что на всей территории Новгородской земли в Х1-ХП вв. был распространен достаточно определенный и скромный женский убор, содержавший височные кольца (ромбощитковые, браслетообразные и перстневые), иногда ленты-оче-лья, ожерелья из бус, цепочки с привесками и прикрепленные к поясу ножи. В курганах Ижорского плато вещевой комплекс дополняется финно-угорскими по происхождению элементами, хотя в своей основе остается общеновгородским. В связи с вышесказанным заслуживает внимания мнение А.А. Спицына о курганах плато как русских в своей основе, но с элементами финно-угорской культуры16.
В.В. Седов, выделяя ряд категорий женских украшений в качестве индикатора этнической принадлежности погребенных, лишь часть погребений Ижорского плато определил как «безусловно славянские»17. Для них характерны ромбощитковые височные кольца, привески-лунницы, рубчатые перстни и пластинчатые браслеты с орнаментацией, заимствованной от ромбощитковых украшений.
Признание части захоронений плато славянскими ставит вопрос о времени и путях проникновения сюда носителей славянского обряда погребения. На этот вопрос существуют два гипотетических ответа. По мнению Г.С. Лебедева, продвижение славян на территорию Ижорского плато документируется ранними сожжениями, обнаруженными в 22 курганных группах, и имеет точкой исхода верховья р. Луга18. Иной точки зрения придерживается Ю.М. Лесман. Проведенная им хронологическая периодизация курганов Ижорского плато позволяет наметить общее направление развития местной «курганной культуры». Самые древние датированные могильники зафиксированы в восточных и центральных районах плато и отражают продвижение населения из пограничного ареала «гдовских» курганов Х1-ХУ вв. (районы Северного Причудья, бассейн р. Плюса и по р. Долгая). Наиболее ранние комплексы в этих 9 могильниках датируются временем до 1116 г. Затем могильники распространяются по всей территории плато, к 1177 г. их число увеличивается более чем в 2,5 раза и достигает 23.
В период с 1134 по 1268 г. функционирует уже подавляющее большинство могильников плато, причем они отчетливо концентрируются в центральных районах. Именно с этим периодом, по предположению Ю.М. Лесмана, связан культурный импульс, исходящий из Верхнего Полужья и проявляющийся как в возникновении новых могильников, в основном в восточных и центральных районах плато, так и в распространении на той территории погребений в сидячем положении19. В то же время на протяжении XII и XIII вв. параллельно продолжалась колонизация плато со стороны Северо-Восточного Причудья20. Постепенно традиция захоронений в курганах затухает. Остановимся подробнее на анализе этой схемы развития археологических памятников Ижорского плато.
В свое время А.А. Спицын, систематизировав материалы раскопок Л.К. Ивановского на Ижорском плато и В.Н. Глазова в районах, примыкающих к восточному берегу Чудского озера, пришел к выводу, что обе коллекции составляют единое целое21. Одна-
ко изучение погребального инвентаря и обряда курганов показывает, что наряду со значительным сходством в памятниках двух указанных регионов прослеживаются и существенные различия22. Прежде всего отчетливо фиксируются различия в динамике развития погребального обряда. Так, в Северо-Восточном Причудье в XII в. происходят значительные изменения в обряде захоронения: вместо погребений с трупоположения-ми на горизонте (изредка - на небольшом возвышении), выявленных в 58 курганах XI -начала XII в., в XII в. появляются насыпи с трупоположениями в грунтовых ямах. Изменение в обряде происходило постепенно: 84 захоронения XII в:, совершенные в под-курганных ямах, соседствуют с 11 погребениями на горизонте. На Ижорском плато погребения в грунтовых ямах появляются позже - в XIII в., при этом традиция захоронения умерших на горизонте в отдельных могильниках сохраняется до ХШ-Х1У вв. Важно отметить, что подобная разница в обряде погребения свидетельствует против предположения о продолжении миграции населения из Северо-Восточного Причудья на Ижорс-кое плато в течение XIII в. Существуют обстоятельства, подтверждающие возможность и другой миграционной волны - со стороны Верхнего Полужья. По мнению Ю.М. Лес-мана, традиция погребения покойников в сидячем положении, ставшая одной из основ погребального обряда в восточных и центральных районах Ижорского плато в XII— XIV вв., берет начало в восточных районах Новгородской земли в XI в. и, распространяясь на запад, фиксируется в Верхнем Полужье как промежуточном регионе23. Возможно, косвенным свидетельством перемещения части населения с Верхней Луги служат и антропологические данные: краниологические материалы некоторых могильников Полужья и Ижорского плато позволяют говорить о присутствии в этих районах сходных антропологических типов24.
Присутствие славянского этнического компонента на Ижорском плато нашло отражение не только в одном из антропологических типов и устойчивом этнографическом комплексе одежды в значительной части курганов и жальников, но и в преобладании на плато русскоязычной топонимики и ономастики, хоть и фиксируемой в более позднее время (XV в.), но явно противопоставленной топонимическому и ономастическому ряду на территориях, окружающих Ижорское плато и имеющих значительную финно-языч-ную составляющую.
Однако в курганно-жальничной культуре исследуемого региона отчетливо присутствует и субстратный прибалтийско-финский компонент. Исследователи этнической истории води Х.А. Моора и А.Х. Моора, признавая неоднородность водского этнического массива, выделили в его составе три племенных образования, различающихся в культурном и языковом плане: северо-восточное, северо-западное и южное, причем северо-восточное племя локализуется в пределах Ижорской возвышенности и именно к нему применим этноним «водь»25. История этой водской группировки освещена письменными источниками крайне скупо. Впервые это племя упомянуто в летописях под 1069 г. в связи с нападением полоцкого князя Всеслава на Северо-Западную Русь26. Участие «вожан» в войске Всеслава против новгородцев отражает, по мнению историков, реакцию местных племен на изменение системы новгородско-водских отношений27 и стремление води освободиться от налагаемой Новгородом дани28. Однако уже через 80 лет водь выступает совместно с новгородцами против вторгшегося в ее земли крупного отряда финской еми29, что может служить свидетельством перехода води в вассальную зависимость от Новгорода30.
В XIII в. летопись впервые четко выделяет две различные этнические группировки близ Копорья, отмечая зимой 1240-1241 гг.: «Той жи зимы придоша Нъмци на Водь
с Чюдью, и повоеваша, и дань на них възложиша, а город учиниша в Копорьи погосте», в ответ на что Александр Невский с ополчением из новгородцев, ладожан, корелы и ижоры отвоевал Копорье у «немцев», а «Вожан и Чюдью перъветники извеша»31. Под наименованием «Чюдь» выступает, по-видимому, реконструируемое Х.А. Моора и А.Х. Моора северо-западное водское племенное образование.
Вероятно уже в первой половине XIII в. произошло включение водской территории в собственно новгородскую «волость»: в уставе князя Ярослава «о мостех», датируемом 60-ми годами XIII в., впервые названа «Вочьская» сотня среди прочих районов Новгородской земли32, а в 1270 и в 1316 гг. вожане называются в составе «всей волости новгородской». Под 1338 г. впервые упоминается Водская земля33. Исследователи определяют ее территорию в пределах Ижорского плато на основе более поздних материалов писцовых книг ХУ-ХУ1 вв. с привлечением более ранних источников34.
Единственным источником для выделения древностей северо-восточной води являются пока материалы курганно-жальничных могильников Ижорского плато. Как было указано выше, их этническая дифференциация крайне затруднена. Во-первых, курганный обряд прямо или опосредованно, через восприятие его местным населением, связан с древнерусским освоением региона. Во-вторых, сказывается сильное воздействие новгородских ремесленных традиций, приведшее к созданию «областной», лишенной этнической нагрузки культуры. В-третьих, мы вынуждены отметить чрезвычайную скудность и суммарность сведений о характере обряда погребения для значительного числа могильников, исследованных в конце XIX - начале XX вв.
Исследователи по-разному оценивают «долю» и характер участия местного при-балтийско-финского компонента в погребениях Ижорского плато. В.В. Седов в 1953 г. выделил ряд категорий женских украшений, служащих индикаторами этнической принадлежности погребенных. По его мнению, многобусинные височные кольца, полые зооморфные и различные шумящие подвески, ожерелья из раковин каури и широкопластинчатые браслеты четко указывают на водскую принадлежность захоронений35. Водским признается и обряд захоронения умерших в сидячем положении. Корреляция обрядности и украшений по отдельным могильникам, как полагает В.В. Седов, показывает, что для могильников, состоящих в значительной степени из курганов с сидячими захоронениями, характерны многобусинные височные кольца и иные изделия финно-угорского облика36. Рассмотрим совокупность «водских» признаков погребений. Детальный анализ височных колец, встречаемых в погребениях Ижорского плато, убедительно показывает, что разнообразие типов и вариантов подобных украшений отражает прежде всего хронологические изменения женского головного убора и почти не дает оснований для этнических выводов37. Действительно, «этническое» противопоставление ромбощитковых и многобусинных височных колец является хронологическим: к концу XIII в. щитковые кольца вообще перестают бытовать, на смену им приходят многобусинные, характерные для погребений конца ХШ-Х1У вв. Бусинные височные кольца с раковинами каури найдены в весьма незначительном количестве лишь на окраинах Ижорского плато, в пределах погостов «в Чюди». Важно отметить, что среди выделяемых В.В. Седовым «водских» украшений лишь височные кольца образуют достаточно массовую серию находок (встречены более чем в 140 захоронениях), полые коньки-при-вески отмечены лишь в 29 комплексах, другие же «финно-угорские» украшения либо представлены несерийными формами изделий, либо единичны. Подобные украшения не образуют устойчивого одежного комплекса, но встречаются в погребениях в виде отдельных вещей38.
Признав неправомерность этнической атрибуции» на основе отдельных разрозненных и, как правило, поздно датируемых вещей, следует учесть мнение Е.А. Рябини-на, полагающего, что локальные варианты древностей должны оцениваться в контексте всей деревенской культуры северо-западных окраин Новгородской земли, отличающейся своеобразием материальной культуры, а именно особой популярностью в регионе подковообразных и кольцевидных фибул, перстней с характерной орнаментацией, пластинчатых браслетов, решетчатых и монетовидных подвесок, бубенчиков, металлических бус с рельефным узором, ножей с боковой оковкой ножен и т.д.39 Важно отметить, что местная, региональная «областная» культура сложилась на основе двух составляющих - славянской и финской культурных традиций. Процесс синтеза этих двух традиций, сопровождающийся переходом местного финноязычного населения к курганному обряду и постепенной аккультурацией аборигенных группировок, по мнению Е.А. Ря-бинина, документируется материалами раскопанного им могильника у д. Бегуницы в северной частя Ижорского плато40. Присутствующая в части погребений могильника у д. Бегуницы восточная ориентировка погребенных отмечена и в ряде других курганов плато. Есть основания полагать, что этот элемент обрядности восходит к древневодско-му ритуалу: положение умерших головой к востоку отмечено и для чудских могильников в зоне этнографического расселения води41. Ряд предметов (прежде всего трубчатые пронизки из оловянистого сплава и бронзовые спиральки), выявленных в Бегуницах и присутствующих в могильниках других районов Ижорского плато, также связан с прибалтийско-финским миром и может рассматриваться как отражение местного (вод-ского) наследия в древнерусской локальной культуре. Из 14 экземпляров гарпуновидных наконечников, особенно популярных у населения древнеэстонских областей в XII— XIII вв. (там их было обнаружено более 70), 5 происходят из могильников «чудских» погостов, остальные - из могильников Водской земли, что позволяет Е.А. Рябинину предполагать их преимущественное использование местным финно-угорским населением42.
Общий анализ инвентаря курганных погребений Ижорского плато дает основания признать, что в древнерусской курганной культуре этой территории следует выделять три основных ее компонента. Во-первых, это общедревнерусский пласт, представленный многочисленными категориями вещей, характерных для Древней Руси в целом. Во-вторых, это «областной», региональный компонент, представленный предметами, особо популярными в северо-западных новгородских землях. В-третьих, это прибалтийско-финский компонент, характеризующийся изделиями культурного мира Юго-Восточной Прибалтики43.
Подобный составной характер культуры Ижорского плато начал складываться в XII в. и сохранился в последующие периоды, при этом комплекс ведущих изделий не оставался неизменным. Так, в конце Х11-Х1У вв. характер материальной культуры плато существенно изменяется: появляются предметы, которые В.В. Седов выделяет в качестве «водских» индикаторов. Однако спорадичность их обнаружения и отсутствие встречаемости в единых комплексах вынуждает многих исследователей критически отнестись к правомочности использования подобных украшений для однозначной этнической атрибуции44.
Вместе с тем следует признать, что в культуре плато в конце ХП-ХШ вв. происходят изменения, объяснить которые невозможно простой хронологической сменой инвентарного комплекса. Так, отмечены уже упомянутые нами захоронения умерших в сидячем положении. На основе новгородской хронологии их появление невозможно
определить точнее широкой даты 1177-1268 гг.. Появление подобных захоронений интерпретируется по-разному: либо как культурный импульс со стороны Верхнего Полу-жья45, либо как наличие в курганно-жальничной культуре водского присутствия46. Но именно к концу XIII в. в антропологическом составе Ижорского плато фиксируются отличные от славянского антропологические типы - чудской и урало-лапоноидный (по классификации В. В. Седова). Чудской антропологический тип устойчиво коррелирует с погребениями в сидячем положении, черепа с чудскими признаками встречены в могильниках, где найдены украшения, определяемые В.В. Седовым как водские47. Урало-лапоноидная группа в ХШ-Х1У вв. присутствует на всей территории Новгородской земли: на Ижорском плато, в Приильменье, Полужье48. Подобное повсеместное синхронное проявление нового антропологического типа приводит к мысли, что оно не является следствием притока нового населения со стороны, но, возможно, объясняется наличием автохтонного населения, жившего ранее чересполосно со славянскими пришлыми группами и лишь позднее (к XIII в.) вовлеченного в славянскую погребальную обрядность49. Таким образом, есть основания предполагать, что проявляющийся к концу ХП-ХШ вв. новый комплекс инвентаря и новая обрядность не только представляют собой очередной этап развития древнерусской культуры в ее локальном варианте, но, возможно, служат показателем сравнительно позднего включения местных этнических (автохтонных) групп в общий процесс создания региональной культуры в пределах Ижорского плато.
Далее, можно предположить, что и массив жальничных погребений, складывающийся на Ижорском плато не позднее рубежа ХП-ХШ вв. и сосуществующий по крайней мере до начала XV в. с курганами, не является гомогенным. Здесь следует вспомнить, что достоверно водские захоронения на территории погостов «в Чюди», датирующиеся временем начиная с XII в., представляют собой грунтовые могилы, большинство их которых имеют на поверхности оградки из валунов50, т.е. перед нами типичные ранние жальники. И если вследствие недостаточной изученности жальничных погребений Ижорского плато мы не можем говорить об их возникновении под влиянием погребальной традиции автохтонного (возможно, водского) населения, то представляется вполне допустимым предположить соединение в генезисе жальников двух компонентов: постепенной смены курганного обряда жальничным у древнерусского населения и самобытной жальничной погребальной обрядности местного прибалтийско-финского населения. И если погребальная обрядность и инвентарь курганно-жальничного массива Ижорского плато ХП-ХУ вв. представляют собой пока не расчленяемое на отдельные этнические традиции образование, определяемое нами как результат сложной этнокультурной ситуации, возникшей в процессе славяно-финно-угорских контактов, краниологические материалы открывают перед нами сложную многосоставную антропологическую картину. Сведем воедино уже не раз приводимые нами данные. На основании анализа около 500 черепов из раскопок Л.К. Ивановского В.В. Седов выделил 3 антропологических типа. Для более ранних курганных могильников характерен мезодолихокранный, узколицый тип с сильно выступающим носом, по территории распространения он связан с. новгородскими словенами, а по основным характеристикам близок к типам славянских племен Поднепровья и Белоруссии. В более поздних погребениях, начиная с рубежа ХП-ХШ вв., появляются черепа другого типа, тоже европеоидного, но, в отличие от первого, этот тип «широколицый и в ряде признаков обнаруживает монголоидную примесь»51. Предполагается, что второй тип ведет свое начало от неолитического населения данного региона и, тем самым, несомненно принадлежит автохтонному населению.
Как было сказано выше, на Северо-Западе присутствовал и третий антропологический тип, относимый к урало-лапоноидной группе (типы В и О по Н.Н. Чебоксарову, характеризующийся общей грацильностью, мезо- и долихокранией, узким, низким, уплощенным лицом, слабо выступающим носом). Однако, исследуя черепа из могильников Бегуницы и Лашковицы (раскопки Е.А. Рябинина), В.И. Хартанович и Ю.К. Чистов пришли к выводу о более усложненном антропологическом составе плато. Суммарная серия черепов из Бегуниц обнаруживает очевидное сходство с черепами из Латвии, лаш-ковицкая серия также сходна с латвийскими, но в то же время занимает промежуточное положение между ними и чудской серией52. Присутствие балтского антропологического типа на территории Ижорского плато выводит нас на проблему балтского этнического и языкового компонента у населения северо-западных новгородских земель. Действительно, балтийская гидронимия на Северо-Западе довольно многочисленна, и хотя к северу от Ильменя количество балтийских названий резко уменьшается, все же некоторые из них заходят в современную Ленинградскую область; например, оз. Бебро в бассейне р. Оредеж, р. Тосна, р. Нотика (отмечена в писцовых книгах в Ямском уезде) этимологизируются исходя из балтийских языков. Следует помнить и о возможных параллелях в балтийских языках названиям оз. Пейпус, р. Нарва, р. Обнова и г. Гдов, о возможной балтийской суффиксации названия р. Велькота53 и т.д.
Мы признали многокомпонентный характер материальной культуры Ижорского плато и многосоставность его средневекового населения в антропологическом плане. Теперь зададимся вопросом, что явилось силой, приведшей этот полиэтничный массив к цельному образованию, административно оформленному как Водская земля русских летописей, населенная «вожанами», под которыми в ХШ-Х1У вв. уже, по-видимому, подразумевалось население, представлявшее собой социально-экономическое единство с общей «областной» культурой, лишенной определенной этнической нагрузки?
Наиболее вероятно, это хозяйственно-экономический импульс, выразившийся в привнесении пашенного земледелия и наложившийся на исключительно плодородные земли Ижорского плато. Следует вспомнить, что Ижорское плато представляет собой единый ландшафтный регион, характеризующийся исключительно плодородными дер-ново-карбонатными почвами и малым количеством верховых болот, непригодных для пашни. Земли, прилегающие к плато с севера, отличаются заболоченностью среднеподзолистых и торфянистых почв, что делает их более пригодными под покосы, а в южной полужской части распространены вообще малопригодные для ведения сельского хозяйства сильноподзолистые почвы. То, что освоение плато с самого начала шло в форме земледельческой колонизации, подтверждается обнаружением уже в ранних курганах большого числа земледельческих орудий - серпов и кос54. Непрерывность использования ранних могильников с конца XI до XIII в. (а порой и позднее) свидетельствует о стабильности связанных с ними поселений, что, вкупе со скученностью могильников (а следовательно, и поселений), однозначно говорит о существовании на плато пашенной системы земледелия в качестве основной. Плотность распределения могильников (и реконструируемых поблизости поселений) на основной части плато столь высока (порой расстояние между отдельными памятниками составляет всего 1-3 км), что объяснить ее немыслимо при господстве подсечной системы.
Уникально благоприятные для земледелия земли плато могли стать объектом притяжения нового населения лишь с переходом именно к пашенной системе земледелия, так как характер почв (тяжелые суглинистые) требовал определенных новых типов пахотных орудий55. Именно на рубеже 1-П тыс. н.э. подобные земледельческие орудия
появляются как в Новгородской земле56, так и в Эстонии57. Постепенное освоение Ижор-ского плато приводит и к изменению численности населения. Но при недостаточном (а зачастую уже и невозможном) изучении археологических памятников плато абсолютные оценки произвести, естественно, невозможно, однако Ю.М. Лесману удалось оценить относительные изменения числа погребенных, что отражает динамику изменений количества живых58. Так, численность населения на плато растет, увеличиваясь с начала XII в. к третьей четверти XII в. в 3 раза, при этом количество синхронных могильников возрастает с 9 до 23. Является ли трехкратное увеличение довольно незначительного количества людей результатом «массовой колонизации» извне или это естественное увеличение в течение трех-четырех поколений населения, попавшего в исключительно плодородный регион, дающий более чем достаточные средства для существования и, следовательно, лучшие условия для выживания?
Здесь следует отказаться от узкого рассмотрения проблем Ижорского плато и исследовать весь регион Севера Европы начала II тыс. н.э. В это время не только в соседних землях Эстонии, Карельского перешейка и Финляндии, но и в областях у Северного моря и в Дании происходит экспансия деревенского населения. Универсальность этих перемен является лучшим свидетельством того, что их нельзя трактовать как миграционные по своему характеру: речь идет о переменах, связанных с качественным изменением в занятиях населения. Таким образом, можно предположить, что «массовой колонизации» плато не происходило. Сравнительно небольшое число мигрантов и вовлеченных в новый тип хозяйствования представителей субстратного населения оказалось в условиях «удачного» соединения двух равноправных составляющих - культурно-хозяйственно-го импульса «извне» (пашенного земледелия) и проявившегося природно-хозяйствен-ного потенциала «изнутри» (плодородные земли Ижорского плато). Это население, довольно быстро увеличивая свою численность, в XIII в. освоило территорию плато, отдавая предпочтение его центральной части.
В последней четверти XII - 70-е годы XIII в. демографическая ситуация на плато резко меняется, прирост населения становится незначительным; за сто лет численность жителей увеличивается лишь на треть. Поиск причин подобного явления заставляет нас обратиться к летописным свидетельствам о страшных последствиях голода 1215 г., когда люди в Новгородской земле питались сосновой корой, липовым листом и мхом, беднейшие отдавали своих детей «в одарень», «погребальница» была «преисполнена трупами». «Вожане помроша, а останьке разъидеся» - итог, подведенный летописью59. Лишь в конце XIII - начале XIV в. вновь наблюдается общий прирост населения, и за 30-40 лет численность обитателей плато вырастает более чем в 2 раза. Можно предположить, что определенную роль в подобном демографическом скачке сыграло включение в археологически фиксируемые или известные на данное время погребальные традиции (захоронения в курганах и жальниках) прибалтийско-финского населения. Именно с этим населением связаны как появление в курганах и жальниках «чудского» и урало-лапоноидного антропологических типов, так и, возможно, смена инвентарного комплекса и некоторых черт погребальной обрядности, имевшая место в ХШ-Х1У вв.
Вслед за земледельческим освоением Ижорского плато шел процесс его церков-но-административного освоения. Начало его неизвестно, но можно предположить, что оно шло через южные и юго-восточные районы плато. А.Г. Новожилов предлагает схему распространения погостной системы на плато именно через указанные окраины по р. Луге и ее притокам Хревице, Лемовже, Вруде и Оредежу: ведь Никольская церковь и центр Ястребинского погоста, а также Покровская церковь в Коложицах в конце XV в. нахо-
дились в верховьях р. Хревица, Успенская церковь и центр Врудского погоста - у истоков р. Вруда, Покровская церковь и центр Озерешского погоста - у истоков р. Лемовжа, Спасская церковь и центр Зарецкого погоста - в верховьях Оредежа. Важно отметить, что все перечисленные церкви и центры занимают удобное стратегическое положение, контролируя все водные пути, связывающие Ижорское илато через Лугу с Новгородом60. В целом погостная система в западной части Водской пятины убедительно показывает, что главным объектом интересов новгородской администрации в этом регионе было Ижорское плато: центры большинства погостов лежат на территории плато, в основном, на его границах. При этом почти все погосты, захватывая часть плотно заселенного плато, частично лежат за его пределами. Тем самым при сохранении главного интереса к земледельческому региону плато одновременно осуществляется контроль за соседними, как правило, иноэтничными территориями, лежащими либо за его пределами, либо на самых окраинах.
Рис.З. Расселение финно-угорского населения Водской пятины поданным ономастики рубежа ХУ-ХУІ вв. (по данным [Рябинин, 1997. Рис. 11]):
1 - пункты с носителями дополнительного прозвища «Чудин»; 2 - то же, «Ижорянин» («Ижерянин»);
3 - то же, «Корелянин»; 4 - то же, «Лопин»; 5 - ареал курганно-жальничных могильников Ижорского плато; 6 - погосты, содержащие до 10 селений с финно-угорской ономастикой жителей; 7 - то же, свыше 10; 8 - границы погостов.
Впервые наличие погостной системы на Ижорском плато отмечено в 1240 г. упоминанием событий, происходивших «в Копорьи погосте»61. Видимо, в функции погостов XIII в. еще не входило церковное администрирование, так как на XIII в. приходится максимальное число погребений, совершенных по языческой обрядности. Активизация церковной деятельности на Ижорском плато нарастает к XV в. Это сказывается и в сокращении в XIV - первой четверти XV в. числа функционирующих курганных могильников, которые сохраняются лишь в наиболее «глухих» юго-восточной и северной окраинах плато, одновременно появляются грунтовые, вероятно, чисто христианские погребения62. Сокращается и доля языческих прибалтийско-финских имен в онома-стиконе северо-западных окраин плато - в Никольском, Толдожском, Каргальском, Воздвиженском, Опольском и Егорьевском Радчинском погостах: носителей финских имен там почти в два раза меньше, чем отчеств. Хотя изредка и фиксируется этническая принадлежность жителей погостов (рис. 3).
Таким образом, к рубежу ХУ-ХУ1 вв. Ижорское плато предстает перед нами как плотно заселенный, хорошо освоенный земледельческий регион. В нем, в отличие от соседних северо-западных, северных и восточных районов расселения води и ижор, практически отсутствуют деревни с явными прибалтийско-финскими названиями и в официальных документах используется только древнерусский ономастикой. Вместе с тем о сохранении некоторых языческих дорусских традиций (как, например, захоронения «по курганам и коломищам» при участии «злодеевых отступник арбуев Чюдских») в некоторых погостах Ижорского плато (в Замошском в Бегуницах и в Спасском Зарецком) свидетельствуют церковные документы 1534 г.63
1 Спицын АЛ. Курганы Санкт-Петербургской губернии в раскопках Л.К. Ивановского. СПб., 1896 (Материалы но археологии России. № 20).
2 Раскопки художника Н.К.Рериха в Петербургской губернии в 1895-1898 гг. // Зап. Русск. археол. об-ва. Т. XI. Вып. 1-2. СПб., 1899; Рерих Н.К. К древностям валдайским и водским // Изв. Археологической комиссии. СПб., 1901. Вып. I.
3 Отчет о раскопках В.Н. Глазова 1903 г. у д.Мануйлово Ямбургского уезда // Зап.отделения русской и славянской археологии Русского археологического общества. Т. VII. Вып. I. СПб., 1905.
4 Рябипин ЕЛ. Водская земля Великого Новгорода (результаты археологических исследований 1971-1991 гг.). СПб., 2001. С. 6-9.
5 Кольчатое ВЛ. 1) Работы на Ижорском плато // Археологические открытия 1975 года. М., 1976; 2) Раскопки могильника у д. Плещевицы // Археологические открытия 1979 года. М., 1980; 3) Раскопки могильника у д. Плещевицы // Археологические открытия 1980 года. М., 1981; 4) Височные кольца Водской земли // Новое в археологии СССР и Финляндии. Л., 1984.
6 Рябинип ЕЛ. Водская земля Великого Новгорода ... С. 8.
7 Архив Ин-та истории материальной культуры. Ф. I. Д. 64/1894, 56/1896, 54/1897.
8 Седое В.В. Этнический состав населения северо-западных земель Великого Новгорода (IX-XIV вв.) // Советская археология. 1953. Т. XVIII. С. 202-204.
9 Хеощинская Н.В. Погребальные памятники северного и северо-восточного побережья Чудского озера начала II тыс. н.э. // Новое в археологии Прибалтики и соседних территорий. Таллин,1985. С. 171-172, 177.
10 Шаскольский И.П. Проблемы этногенеза прибалтийско-финских племен Юго-Восточной Прибалтики в свете данных современной пауки // Финно-угры и славяне. Л., 1979. С. 46-47.
11 Конецкий В.Я., Носов Е.Н., Хеощинская Н.В. О финно-угорском и славянском населении центральных районов Новгородской земли // Новое в археологии СССР и Финляндии. Л., 1984.
12 Седов В.В. 1) Этнический состав населения северо-западных земель Великого Новгорода (IX-XIV вв.) // Советская археология. 1953. Т. XVIII. С. 190-229; 2) Водь // Там же. С. 155-161.
13 Рябипип ЕЛ. Водская земля Великого Новгорода (результаты археологических исследований 1971-1991 гг.). С. 102-118.
14 Рябинин ЕЛ. 1) Финно-угорские племена Новгородской земли на современном этапе историкоархеологического изучения //Древности Северо-Запада России (славяно-финно-угорское взаимодействие, русские города Балтики). СПб., 1993. С. 50, 72; 2) Водская земля Великого Новгорода (результаты археологических исследований 1971-1991 гг.). С. 141-142.
15 Конецкий В.Я., Носов Е.Н., Хвощипская Н.В. О финно-угорском и славянском населении центральных районов Новгородской земли // Новое в археологии СССР и Финляндии.
16 Спицын АЛ. Курганы Санкт-Петербургской губернии в раскопках Л.К.. Ивановского. С. 36-37.
17 Седое В.В. Этнический состав населения северо-западных земель Великого Новгорода (IX-XIV вв.) // Советская археология. 1953. Т. XVIII. С. 194.
18 Лебедев Г.С. Археологические памятники Ленинградской области. Л., 1977. С. 144.
19 Лесман Ю.М. Хронологическая периодизация курганов Ижорского плато // Северная Русь и ее соседи в эпоху раннего средневековья. Л., 1982. С. 72-74.
20Лесман Ю.М. Погребальные памятники северо-запада Новгородской земли и Новгород Х1-Х^ вв. (синхронизация вещевых комплексов): Автореф. канд. дис. М., 1988. С. 23.
21 Спицын А.А. Курганы Санкт-Петербургской губернии в раскопках Л.К. Ивановского.
22 Хвощипская Н.В. Погребальные памятники северного и северо-восточного побережья Чудского озера начала II тыс. н.э. // Новое в археологии Прибалтики и соседних территорий.
23 Лесман Ю.М. О сидячих погребениях в древнерусских могильниках // Краткие сообщения Ин-та археологии. Вып. 164. М., 1981. С. 55.
24 Хартанович В.И., Чистов Ю.К. Антропологический состав средневекового населения Ижорского плато ( применение двух моделей факторного анализа в краниологическом исследовании) // Проблемы антропологии древнего населения севера Евразии. Л., 1984. С. 102-103; Санкина С.Л., Цветкова Н.Н. Антропологический состав населения Верхнего Полужья (конец Х1-Х1У вв.) // Население Ленинградской области: Материалы и исследования по истории и традиционной культуре. СПб., 1992.
25 Моора Х.А., Мора А.Х. Из этнической истории води и ижоры // Из истории славяно-прибалтийских отношений. Таллин, 1965. С. 70-79.
26 Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М.; Л., 1950. С. 17.
27 Гадзяцкий С.С. Вотская и Ижорская земли Новгородского государства // Исторические записки. М., 1940. Т. 6. С. 102.
28 Куза А.В. Новгородская земля // Древнерусские княжества Х-ХШ вв. М., 1975. С. 183.
29 Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. С. 28.
30 Куза А.В. Новгородская земля // Древнерусские княжества Х-ХШ вв. С. 183.
31 Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. С. 78.
32 Древнерусские княжеские уставы XI-XV вв. М., 1976. С. 150.
33 Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. С. 89, 95, 349.
34 Рябинин Е.А. Финно-угорские племена Новгородской земли на современном этапе историко-археологического изучения / /Древности Северо-Запада России ... С. 18-20.
33 Седое В.В. Этнический состав населения северо-западных земель Великого Новгорода (IX-XIV вв.) // Советская археология. 1953. Т. XVIII. С. 190-229.
36 Седое В.В. Водь // Новое в археологии СССР и Финляндии. С. 155-161.
37 Кольчатое В .А. Височные кольца Водской земли //Там же. С. 172-176.
38 Рябинин Е.А. Водь // Финны в Европе. VI-XV века. Вып. 2. С. 25-26.
39 Там же. С. 26.
40 Рябинин Е.А. 1) Славяно-фиппо-угорские взаимоотношения в Водской земле (по материалам ижор-ской экспедиции) // Краткие сообщения Ин-та археологии. 1981. Вып. 166. С. 228-234; 2) Водь// Финны в Европе. VI-XV века. Выи. 2. С. 24-25; 3) Водская земля Великого Новгорода (результаты археологических исследований 1971-1991 гг.). С. 105-106.
41 Рябинин Е.А. Водь // Финны в Европе. VI-XV века. Вып. 2. С. 25.
42 Рябинин Е.А. Водская земля Великого Новгорода ... С. 46.
43 Рябинин Е.А., Хвощипская Н.В. Культура прибалтийско-финского и русского населения северо-западных районов Новгородской земли на современном этапе ее археологического изучения // Финны в Европе. Х1-ХУ века. Вып. 2. С. 46.
44 Носов Е.Н. Проблемы изучения погребальных памятников Новгородской земли (к вопросу о славянском расселении) // Новгородский исторический сборник Вып. I (II). Л., 1982. С. 71-77; Конец-
кий В.Я., Носов Е.Н., Хвощипская Н.В. О финно-угорском и славянском населении центральных районов Новгородской земли // Новое в археологии СССР и Финляндии. С. 161-167; Лиги П.Х. Водскнй этнический элемент на территории Эстонии: Автореф. канд. дис. Л., 1987. С. 11-12; Рябинин Е.А. Водь // Финны в Европе. У1-ХУ века. Вып. 2. С. 25-26.
45 Лесман Ю.М. О сидячих погребениях в древнерусских могильниках // Краткие сообщения Института археологии. Выи. 164. М., 1981. С. 52-58.
46 Седов В.В. 1) Водь // Новое в археологии СССР и Финляндии. С. 155-161; 2) Водь // Финно-угры и балты в эпоху средневековья. М., 1987 (Археология СССР). С. 38-40.
47 Седов В.В. Антропологические типы населения северо-западных земель Великого Новгорода // Краткие сообщения Института археологии. 1952. Вып. XV. С. 190-229.
48 Чебоксаров Н.Н. Ильменские поозеры // Тр. Института этнографии. Т. I. М., 1947. С. 48.
49 Санкина С.Л., Цветкова Н.Н. Антропологический состав населения Верхнего Полужья (конец Х1-Х1У вв.) // Население Ленинградской области; Материалы и исследования по истории и традиционной культуре. С. 75-76.
50 Рябинин Е.А. Финно-угорские племена в составе Древней Руси (к истории славяно-финских культурных связей).СПб., 1997. С. 32-33.
51 Седов В.В. Антропологические типы населения северо-западных земель Великого Новгорода // Краткие сообщения Института археологии. 1952. Вып. XV. С. 72-85.
52 Хартанович В.И., Чистов Ю.К. Антропологический состав средневекового населения Ижорского плато (применение двух моделей факторного анализа в краниологическом исследовании) // Проблемы антропологии древнего населения севера Евразии. Л., 1984. С. 102-103.
53 Агеева Р.А. Гидронимия Русского Северо-Запада как источник культурно-исторической информации. М., 1989.
54 Рябинин Е.А. Погребения с орудиями труда на северо-западе Новгородской земли // Краткие сообщения Института археологии. 1974. Вып. 139.
55 Кольчатое В.А. О времени заселения Ижорского плато // Северная Русь и ее соседи в эпоху раннего средневековья. Л„ 1982.
56 Кирьянов А.В. История земледелия Новгородской земли Х-ХУ вв. (но археологическим материалам) // Материалы и исследования по археологии СССР. М., 1959. № 65.
57 Селиранд Ю.Обычаи захоронения эстов в период возникновения раннефеодальных отношений (Х1-Х1П вв.). Таллин, 1974.
58Лесман Ю.М. Погребальные памятники северо-запада Новгородской земли и Новгород Х1-Х1У вв. (синхронизация вещевых комплексов): Автореф. канд. дис.
59 Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. С. 54.
60 Новожилов А.Г. Северо-западные земли Водской пятины на рубеже XV-XVI вв. // Русский Север и Ингерманландия: Историческая этнография. Вып. 5. СПб., 1995.
61 Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. С. 54.
62 Лесман Ю.М. Хронологическая периодизация курганов Ижорского плато // Северная Русь и ее соседи в эпоху раннего средневековья.
63 Дополнения к актам историческим. Т. 1. СПб.,1846. С. 28.
Статья принята к печати 28 сентября 2006 г.
