CC BY
82
вествования, а также их когнитивные основания. Здесь же отводится место проблемам эволюции нарратологической теории, пересмотру и модификации нарратологических категорий.
В книгу включены две «практические» главы, в одной из которых приводятся примеры того, как может выглядеть нарратоло-гический разбор того или иного текста или рассмотрение какого-либо конкретного нарратологического вопроса. Другая, «Советы начинающим нарратологам», включает в себя библиографические рекомендации (прочие современные введения в дисциплину, важнейшие классические работы, интересные новейшие исследования, наиболее авторитетные справочные издания), список нарратологи-ческих журналов, книжных серий, крупнейших исследовательских центров. В ней также рассмотрены оптимальные способы написания нарратологических работ, характерные трудности нарратоло-гического анализа и типичные ошибки начинающих исследователей. Издание содержит предметный и именной указатели, словарь ключевых нарратологических терминов, библиографию важнейших работ по нарратологии (по 2008 г. включительно) и список использованных для анализа художественных текстов.
Е.В. Лозинская
2011.01.003. ПРАКТИЧЕСКОЕ РУКОВОДСТВО ПО НАРРАТОЛОГИИ.
Handbook of narratology / Ed. by Huhn P., Pier J., Schmid W., Scho-nert J. - Berlin; N.Y.: Walter de Gruyter, 2009. - IX, 468 p.
Практическое руководство по нарратологии, подготовленное группой авторитетных нарратологов, представляющих различные национальные традиции, отражает, по мнению его редакторов, современную тенденцию к суммированию, подведению итогов исследований в различных гуманитарных областях, выражающуюся в издании различного рода энциклопедий, словарей, руководств и т.п. Подобно словарю, реферируемая книга опирается на терминологический принцип, однако в отличие от многих других аналогичных изданий она содержит всего 32 понятия, каждое из которых рассмотрено весьма подробно. Все статьи имеют одинаковую композицию: краткое определение понятия, его более подробное разъяснение и основную часть, включающую рассмотрение различных научных позиций относительно важнейших аспектов данного по-
нятия и дискуссий о нем, часто излагается также краткая история донаучного и научного его изучения. Каждая статья снабжена библиографией, состоящей из двух частей: цитируемые работы и рекомендации для дальнейшего изучения вопроса.
Й. Шонерт в статье об эмпирическом (реальном) авторе ограничивается рассмотрением нарратологических аспектов этого понятия. В качестве одной из коммуникативных инстанций «реальный автор отвечает за интенцию и форму повествовательно организованного произведения», в то время как собственно нарративные функции передаются инстанциям внутритекстовым. Исследователь дает представление об авторе как социальной роли, включая проблемы, связанные с коллективным, анонимным, псев-донимным и вымышленным авторством. Наибольшее внимание он уделяет концепции авторства, ее эволюции от античных представлений о поэте-«пророке» и поэте-«делателе» до теорий «автоматического письма» сюрреалистов, «смерти автора» Р. Барта, «интертекстуальной конструкции» Ю. Кристевой и т.п.
Ф. Яннидис акцентирует некоторые актуальные проблемы, связанные с персонажем - «основанной на тексте или других средствах [подражания] (media) фигурой, существующей в вымышленном мире, обычно человеческой или антропоморфной» (с. 14). Наиболее важно понять, каков статус персонажа: должен ли он считаться «текстуальным эффектом», порождаемым повторяющимися элементами дискурса, или «некоторой сущностью, созданной с помощью слов, но отличной от них и требующей фонового знания о человеческих существах» (там же). Автор статьи прослеживает историю этой дискуссии как в литературоведении, так и в философии и логике. Даже если считать персонаж лишь комплексом качеств, следует признать, что существует некоторый культурный код для истолкования этого комплекса как единого целого, который тем не менее не является однозначным. Текст предлагает читателю неполную информацию и подталкивает его к тому, чтобы «заполнять пробелы» при помощи фоновых знаний не только о реальных людях, но и о персонажных типах. Соотношение героя и действия рассматривается в конктексте представлений Аристотеля, В. Проппа, А. Греймаса и Дж. Кэмпбелла. Существенное внимание уделяется лингвистическим аспектам номинации персонажей и референции к ним, а также способам характеризации. Ф. Яннидис
подчеркивает, что персонажи могут быть не только самодостаточными элементами вымышленного мира, но и служить более широким целям (символизации идей и т.п.). Персонажи могут вызывать разнообразные психологические реакции читателей, которые обычно обсуждаются под именем «идентификации». Исследователь выделяет в ней два аспекта: «перенос перспективы», когда читатель воспринимает как свои собственные перцепцию, намерения, взгляды персонажа, и «аффективное отношение» к герою. В заключительном разделе статьи обсуждаются возможные принципы ти-пологизации персонажей.
Статья о когнитивной нарратологии написана одним из представителей этого направления Д. Германом. Он определяет ее как исследование тех аспектов практик рассказывания истории, которые связаны с сознанием, независимо от того, в каких обстоятельствах и с использованием каких средств эти практики осуществляются (с. 30). Таким образом, уже в определении подчеркивается трансмедийный характер дисциплины, которую в целом автор статьи считает одним из подразделов в рамках «постклассической нарратологии». Д. Герман подробно рассказывает об истории термина «когнитивная нарратология» (впервые использованного М. Яном в 1997 г.) и предпосылках возникновения этой дисциплины. Обозначены современные тенденции в этой области исследования, среди которых автор особо выделяет изучение когнитивных аспектов создания повествовательных вымышленных миров, вопросы изображения человеческого сознания, а также комплекс проблем, связанных с ролью эмоций в нарративном дискурсе и реакции на него.
М. Тулан рассматривает понятие о нарративной связности (coherence) - «тех качествах структуры и композиции текста, которые побуждают носителя языка считать, что "все сходится", что все выделяемые части текста вносят свой вклад в создание коммуникативно эффективного целого» (с. 44). По происхождению этот термин восходит к лингвистике текста, но именно в нарратологиче-ских исследованиях связности особенно заметна недостаточность подхода, основанного на здравом смысле: истории, игнорирующие обычные ожидания относительно времени, интенций, целей, каузальности, законченности, не обязательно приводят к ощущению бессвязности у читателя. М. Тулан рассказывает об изучении связ-
ности в лингвистике текста и психологии и о важнейших наррато-логических аспектах этой категории: наличие разных степеней связности, связность и создание вымышленного мира, прагматические аспекты категории, ее связь с понятиями нарративности и «рассказываемости» ^еПаЬШЬу), факторы, противодействующие связности, соотношение глобального и локального уровней при восприятии текста как связного.
Понятия событие и событийность стали предметом анализа в статье П. Хюна. Событие - один из конститутивных признаков нарратива - обычно определяется как изменение в положении вещей. При этом можно разделить два представления об этой категории: событие I - изменение общего типа, не требующее никаких дополнительных характеристик, и событие II - удовлетворяющее определенным дополнительным контекстуально и рецептивно обусловленным требованиям значимости, неожиданности и необычности. Поскольку представление о событии неразрывно связано с центральным в изучении повествований понятием о нарративности, неудивительно, что разное понимание события дает в конечном счете разные концепции нарративности. Концепция события I преобладала в лингвистике, литературоведческих исследованиях, связанных с компьютерными науками, а также у структуралистов. Событие II обсуждалось в контексте лотмановской идеи сюжета, в исследованиях бытовых повествований, в психологии, теории литературы и историографии.
Об оппозиции вымышленное/фактографическое повествование пишет Ж.-М. Шеффер, указывающий на отсутствие единства в обосновании этого противопоставления. Существуют три конкурирующие определения: семантическое - референция в фактографическом повествовании идет к реальной действительности, в то время как у фикционального в «нашем мире» не существует референта (работы Г. Фреге, Б. Рассела, Т. Павела и др.); синтактическое, разграничивающее эти два вида нарративов на логико-синтаксической основе (К. Хамбургер, Э. Банфилд); прагматическое - фактографическое повествование претендует на референциальную истинность, а фикциональное - нет (Дж. Серль). Прагматическое определение можно сделать основой для нарратологического: в фактографическом повествовании нарратор идентичен автору, а в фикциональ-ном они принадлежат разным мирам. Автор статьи также указыва-
ет, что в последние годы когнитивные литературные исследования литературы внесли много нового в изучение факта и вымысла, обогатив представления об их различиях и одновременно подчеркнув их взаимодействие.
«Практическое руководство» включает также статью об эстетической иллюзии, принадлежащую В. Вольфу - создателю наиболее авторитетной теории этого явления. Эстетическая иллюзия -«это преимущественно приятное ментальное состояние, возникающее при рецепции многих репрезентационных текстов, артефактов, представлений», «чувство существующего в воображении и эмоционального погружения в репрезентируемый мир и восприятия его способами, аналогичными (но не идентичными) способам восприятия реальной жизни» (с. 144). Хотя эстетическая иллюзия характерна не только для повествовательных текстов, с ними она связана особым способом - через категорию «экспериенциально-сти», т.е. способности текстов вызывать ощущения, структурно и содержательно сходные с опытом реальной жизни, которая считается одним из фундаментальных компонентов нарративности.
В. Шмид излагает историю представления об «имплицитном авторе», которое появилось у У. Бута, но по существу восходит к более ранним работам. Автор разделяет традицию изучения сходных явлений, включающую русских формалистов, чешских и польских структуралистов, и западные подходы к проблеме (У. Бут, В. Изер, Ш. Риммон-Кеннан, У. Эко), особо останавливаясь на дискуссиях о том, действительно ли это понятие необходимо наррато-логам, приведших к выработке взвешенных и осторожных подходов к этой категории, но не отказу от нее.
Медиированность, или нарративная медиация, - термин, относящийся к тому факту, что история может передаваться (медии-роваться) в дискурсе нарратора двумя способами: эксплицитной речью повествователя, который функционирует как рассказчик истории, или же скрытым способом, непосредственной презентацией истории через сознание персонажа-рефлектора, когда мы видим вымышленный мир его глазами. М. Флудерник и Я. Элбер описывают эволюцию представлений о способах нарративной медиации от Платона до Штанцеля, и затем - к Женетту и Чэтмену и современным концепциям (В. Шмид, М. Флудерник и др.), особо останавливаясь на вопросе о нарративной медиации в кино и драме.
М.-Л. Райан анализирует различные средства (media) нарра-ции. Автор дает представление об истории понятия от Платона и Аристотеля через Лессинга к французским структуралистам, раскрывает суть популярного в современной науке концепта интерме-диальности, выявляет семиотический и материальный аспекты понятия. Утверждая примат языка как средства наррации, автор уделяет основное внимание неязыковым средствам (повествованиям посредством изображений, жестов, музыки), а также сочетанию сенсорного и семантического планов в плюримедиальных текстах.
В статье М. Шеффеля о строении нарративов (narrative constitution) рассматривается вопрос о выделении нескольких уровней в повестовании, которое можно трактовать как результат серии трансформации некоторого множества происшествий. Этот термин был введен в нарратологическую практику В. Шмидом, но в значительной мере относится к уже существующим структурным моделям повествовательных текстов: оппозиция фабулы и сюжета у русских формалистов, истории (story) и сюжета (plot) у Э.М. Форстера, истории и дискурса во французском структурализме и классической нарратологии. В нарратологии существуют также трехчленные (Ж. Женетт, М. Бал) и четырехчленные (В. Шмид) модели этого явления. Эта проблема была предметом рассмотрения в философии и историографии (Х. Уайт, П. Рикёр).
Краткая история нарратологии как дисциплины излагается Я.К. Майстером, подчеркивающим наличие множества научных парадигм в этой области: нарратология - это, по его словам, «не конкретная теория нарратива, а теория нарратива в принципе» и вместе с тем «больше, чем теория» (с. 340). По мнению автора, она заслуживает статуса отдельной науки, обладая четко определенным предметом, эксплицитными моделями и теориями, четкой дескриптивной терминологией, прозрачными аналитическими процедурами, институциональной инфраструктурой, специализированными базами знаний и сложившимся интернациональным научным сообществом. Однако не любое научное высказывание о повествовательном тексте и не любое применение нарратологических методов анализа относится к нарратологии в точном смысле слова. Несмотря на то, что общераспространено представление о тексте как предмете нарратологии, на самом деле ее предмет в научных кругах более не считается «медиально специфичным», его специфика -
функционального порядка и заключается в «нарративности». Поэтому правильно будет переопределить предмет этой дисциплины как «нарративную репрезентацию», тем более, что этот термин относится как к процессу, так и к его результату, которые оба изучаются в нарратологии.
Категория перформативности, рассмотренная в статье Ю. Бернс, связана с представлением об осуществлении действий: она может быть овеществленной (corporeal), когда действия (пер-форманс) производятся на глазах у аудитории нарратива, или предполагать неовеществленную презентацию - как в письменных повествованиях, когда читатели реконструируют в сознании аналог перформанса. Перформартивность существует на двух уровнях: на уровне истории и на уровне ее медиации нарратором.
М. Флудерник стала автором статьи об устных нарративах -как разговорных, так и литературно институционализированных (от застольных анекдотов до «Илиады»). Д. Шеферд анализирует значение для нарратологических исследований бахтинского понятия о «диалогизме». Гетероглоссия - термин, ставший продуктом перевода Морсоном и Эмерсоном бахтинского неологизма «разноречие», - тема статьи В. Тюпы. Книга включает также статьи Б. Нидерхорфа о теории фокализации у Ж. Женетта и ее переосмыслении другими авторами (М. Балом, С. Чэтменом и др.). Другое восходящее к «Повествовательному дискурсу» Ж. Женетта понятие -металепсис - его история и современные дискуссии о нем рассмотрены Дж. Пьером, а представление о нарративных (или, по Женетту, диегетических) уровнях он анализирует в соавторстве с Д. Косте. М. Бамберг пишет о соотношении нарратива и идентичности - попытки дифференцировать и интегрировать чувство себя самого по различным социальным и личностным параметрам (ген-дер, возраст, социоэкономический статус, национальность и т.п.). Б. Ньюманн и А. Нуннинг стремятся разграничить термины мета-наррация и метафикциональность, которые нередко используются как взаимозаменяемые. Наррацию в кино рассматривает Й.Н. Шмидт, а в поэзии и драме - П. Хюн и Р. Соммер. Н. Мойтер посвятил статью изучению наррации в разнообразных дисциплинах: теории литературы, искусствознании, истории, психологии, психоанализе, философии, этике, социологии, теологии, педагогике, юриспруденции, медицине, философии науки. К. Эммотт и
М. Алекзандер рассказывают об использовании в нарратологии термина схемы (schemata), означающего когнитивные структуры, содержащие общее знание, т.е. информацию об общей форме какой-либо сущности, а не о ее конкретном воплощении.
Еще одна статья М.-Л. Райан раскрывает разнообразные аспекты понятия пространства в рамках нарратологической проблематики: изображение пространства и локализации объектов, его языковые средства, пространственная протяженность текста, пространство как «контейнер» для текста и его контекст, пространственная форма текста, пространственная образность, текстуализация и тематизация пространства. Руководство включает также статьи Ю. Марголина о нарраторе, П.Х. Эбботта о нарративности, Б. Нидерхоффа о перспективе/точке зрения, Дж. Принса о читателе, включая представления об имплицитном, образцовом читателе, читательском голосе, адресате повествования (narratee), Б. МакХейла о репрезентации речи, Р. Барони о концепции «рас-сказываемости» (пригодности для рассказывания, tellability). В издании имеются предметный и именной указатели.
Е.В. Лозинская
ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ МЕТОДЫ И ЛИТЕРАТУРНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ
2011.01.004. РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА 1920-1930-х годов: ПОРТРЕТЫ ПОЭТОВ: В 2 Т. - М.: ИМЛИ РАН, 2008. - Т. 1 / Ред.-сост.: Гачева А.Г., Семёнова С.Г. - 896 с. - (Сер. «История рус. лит-ры XX в.»).
Два тома коллективного труда, подготовленного Отделом новейшей русской литературы ИМЛИ им. А.М. Горького, содержат индивидуальные портреты наиболее значительных фигур русской поэзии 1920-1930-х годов, портреты поэтов первых послереволюционных десятилетий в метрополии и в эмиграции, коллективные портреты поэтов.
В статье «От редколлегии» (А.Б. Куделин, Н.В. Корниенко, О.Н. Михайлов, С.Г. Семёнова, А.М. Ушаков, А.И. Чагин) подчеркивается, что работы последних десятилетий ввели в научный оборот материалы, существенно уточняющие и углубляющие пред-
