CC BY
51
видами пшеницы (двузерянка и мягкая) и разнообразными бобовыми растениями (чина, чечевица, горох и вика эрвилия). Высокая доля ячменя (74%), особенно во втором - третьем ярусах, совпадает со временем функционирования храмового комплекса, в котором, по-видимому, концентрировалось зерно со всей ближайшей округи. С одной стороны, это объясняется ролью храма в качестве ее административного центра, с другой - значением ячменя в качестве основного мерила ценностей на Ближнем Востоке в древности (с.430).
Е. А. Спиридонова публикует результаты палинологических исследований Телль Хазны I. В статье рассматриваются особенности формирования флоры северо-востока Сирии, описывается методика применения палинологического анализа при изучении телля в регионе с аридным климатом, характеризуются основные этапы эволюции растительного покрова вблизи памятника в IV-III тыс. до н.э. - так называемые палино-зоны, отражающие определенные изменения природно-климатических условий в изучаемом регионе.
В заключительной статье Е. Е. Антипина анализирует археозооло-гические материалы из Телль Хазны I, включающие остатки практически всех семи видов животных, одомашненных в ближневосточном регионе к III тыс. до н.э. (козы, овцы, крупного рогатого скота, свиньи, осла, собаки и верблюда). Их доля в составе остеологической коллекции памятника достигает 87%, что свидетельствует о сравнительно небольшой роли диких животных (в том числе и копытных) в пищевом рационе и в ритуальной практике обитателей храмового комплекса (с.464).
А.Е. Медовичев
2005.01.033. МАЛМЕР М.П. НЕОЛИТ ЮЖНОЙ ШВЕЦИИ: TRB, GRK и STR.
MALMER M.P. The Neolithic of South Sweden: TRB, GRK and STR. -Stockholm: Roy. Swed. аcad. of letters, history a. antiquities, 2002. - 284 p. -Bibliogr.: p.187-211.
Ключевые слова: южная Швеция, неолит, культурные трансформации.
В монографии известного шведского археолога М.П.Малмера публикуются результаты исследований трех культур раннего и среднего неолита, занимавших юг Швеции в период между 4000 и 2400 гг. до н.э.:
наиболее ранней земледельческо-скотоводческой культуры данного региона, так называемой ТКБ (от швед. trattbagarkulturen, т.е. культура во-ронковидных кубков), рыболовческо-охотничье-земледельческой культуры - вКК (от швед. gropkeramiska kulturen, т.е. культура ямочно-гребенчатой керамики) и шведской культуры боевых топоров - 8ТЯ (от швед. stridsyxekulturen) - второй земледельческо-скотоводческой культуры, располагавшейся в среднем неолите на юге Скандинавского полуострова. Автором подробно анализируются и систематизируются материалы раскопок поселений, погребальных и культовых комплексов, реконструируются хозяйственные системы, некоторые аспекты идеологии и социальных отношений. Значительное внимание уделяется изучению механизмов культурных трансформаций, в частности, ментально-психологическому аспекту инновационного процесса.
Первая глава посвящена проблеме формирования культуры ТКБ, которая на территории юга Швеции представляла собой восточную окраину обширного ареала датской ТКБ. Решение этого вопроса, как отмечает автор, в значительной степени зависит от оценки характера взаимоотношений ТКБ с предшествующей ей в изучаемом регионе мезолитической культурой Эртебёлле (ЕВК). В рамках последней выделяются две фазы: более ранняя (5200-4500 гг. до н.э), чисто мезолитическая по характеру, и более поздняя (4500-3900 гг. до н.э.), среди материалов которой уже распознаются неолитические элементы. Это прежде всего керамика, а также шлифованные топоры явно импортного происхождения. Исследование материалов крупного поселения Лоддесберг на побережье Орезунда показало, что керамика обеих культур частично представлена в одних и тех же слоях, т.е. в течение какого-то, достаточно длительного, периода она производилась одновременно. При этом доля керамики ТОВ культуры постепенно возрастала. Сходная картина прослеживается еще почти на 30 поселениях (с.15-16).
Не вызывает сомнений тот факт, пишет М.П.Малмер, что трансформация культуры Эртебёлле в ТКВ культуру явилось следствием общего процесса неолитизации Европы, распространявшейся из Балканского региона на Центральную Европу вместе с носителями культуры линейно-ленточной керамики. Однако, как подчеркивает шведский исследователь, нет никаких оснований связывать с их миграцией переход к неолиту (в том числе введение земледелия и скотоводства) в Скандинавии. Он явился результатом активных контактов местных мезолитических племен (имевших, кстати, определенный опыт мореплавания, в отличие от их
континентальных соседей) с достигшими берегов Балтики носителями центральноевропейской земледельческой культуры. Последние, таким образом, играли преимущественно пассивную роль в неолитизации Скандинавии. Этим объясняется преемственность в сфере технологии между культурами TRB и EBK как в производстве керамики, так и в изготовлении каменных орудий. Вместе с тем носители культуры Эртебёлле получили навыки земледелия, новые типы орудий, монументальные погребальные сооружения от своих южных соседей, одновременно заимствовав у них новую социальную систему и религиозные представления, т.е. весь комплекс неолитической культуры. «Неолитизация, следовательно, -по мнению автора, - может быть охарактеризована как преимущественно ментальный феномен восприятия новых идей в области религии и общественного устройства» (с.18).
Датировки по С14 и стратиграфические данные однозначно показывают, что неолитизация изучаемого региона совершилась очень быстро. Это, однако, не означает, что земледелие стало преобладающим занятием населения. Охота и рыболовство продолжали играть важную роль даже после того, как прежние поселения культуры Эртебёлле приобрели ярко выраженный облик культуры TRB. Большинство поселений представляли собой своего рода одиночные «фермы», рассчитанные, по-видимому, на одну семью. После истощения почвы в процессе обработки поселение часто переносилось на новое место. Такой способ земледелия не позволял населению объединяться в крупные деревни, несмотря на значительный размер общин, для которых общими были места погребений (длинные курганы и дольмены), места отправления культа и, вероятно, места собраний (с.21). Полной противоположностью «семейным фермам» были крупные поселения типа Лоддесберга, Сиреторпа, Фагельсба-кена. Все они располагались на побережье, и их постоянные обитатели занимались главным образом рыболовством и охотой. Не исключено также, что это были не столько производственные, сколько в большей степени общественные и религиозные центры (с.25).
После того, как было установлено, что первые дольмены появились в Скандинавии не ранее конца эпохи раннего неолита, стало очевидным, пишет М.П.Малмер, что неолитизацию данного региона следует рассматривать в плане развития двух разновременных инновационных процессов. Первый из них, более ранний, связанный с распространением земледелия и воронковидных кубков, шел из Центральной Европы. Второй, более поздний, был связан с Западной Европой, откуда распростра-
нялась традиция сооружения мегалитических погребальных конструкций. Коррективы в это представление внесло открытие погребений нового типа - земляных длинных курганов, имевших в целом сходный облик с более поздними длинными дольменами, но отличавшихся наличием деревянных конструкций вместо каменных. Наиболее древние датские длинные курганы датируются временем около 3100 г. до н.э. и, таким образом, синхронны с древнейшими воронковидными кубками и началом раннего неолита, тогда как самые древние дольмены относятся примерно к 2800 г. до н.э. Примечательно, что традиция сооружения длинных курганов распространялась, как было доказано, из Северной Польши через Северную Германию в Англию. В течение некоторого времени длинные курганы и длинные дольмены сооружались параллельно, составляя некое концептуальное единство, несмотря на разнообразие конструкционных вариантов (с.26).
Во второй главе характеризуются различные аспекты шведской культуры воронковидных кубков в период среднего неолита, который, в отличие от предыдущей эпохи, отмеченной быстрой территориальной экспансией этой культуры, стал временем определенного регрессивного развития. Если в раннем неолите культура ТЯВ обладала наиболее обширным набором артефактов, то к концу периода среднего неолита их количество сводится к минимуму. Таким образом, высшая точка ее развития приходится на переходное время от раннего неолита к среднему (2800-2500 гг. до н.э.), отмеченное также максимально интенсивным сооружением дольменов. В дальнейшем, однако, наиболее распространенным погребальным сооружением становятся так называемые коридорные гробницы (с.51-53).
В керамическом комплексе относительная бедность форм эпохи раннего неолита в переходный период сменяется бурным развитием новых форм и орнаментом. Фазы 11-1У среднего неолита демонстрируют проявления региональных различий в прежде однообразной скандинавской керамике культуры ТЯВ. Однако со временем разнообразие форм и орнаментов постепенно исчезает, что, по мнению автора, объясняется утратой ими своей символической функции в ритуальном контексте. В результате фаза V среднего неолита представлена исключительно примитивной домашней посудой, предназначенной для приготовления и хранения пищи (с.60).
В среднем неолите расширяется ассортимент кремневых рабочих топоров, наряду с которыми появляется категория двойных боевых топо-
ров, несомненно выполнявших и некие символические функции. Вытеснение ими полигональных боевых топоров, а также отсутствие каких-либо промежуточных или переходных форм, по мнению автора, было обусловлено, скорее всего, какими-то переменами социального и идеологического характера (с.64).
Двойные (двулезвийные) топоры являются общей категорией артефактов как для культуры TRB, так и для культуры ямочно-гребенчатой керамики (GRK) неолитических охотников, рыболовов и земледельцев (глава 3). От предыдущей последняя отличается меньшим разнообразием форм посуды (всего два типа вместо восьми), но обнаруживает очевидное сходство сохранившихся типов. Взаимоотношение между керамическими комплексами обеих культур выглядит, таким образом, как упрощение первого из них и сведение его к наиболее утилитарным формам. Эта «симплификация» керамики, пишет автор, явилась отражением общего регресса в экономике, религии и социальной системе. На большей части территории Южной Швеции происходит возврат к хозяйству, базой которого опять, как и в эпоху культуры Эртебёлле, становятся охота и рыболовство. Причем, если распространение традиций культуры TRB шло с юго-запада на северо-восток, то теперь процесс идет в обратном направлении. Освобождение от традиций культуры TRB нарастает постепенно и особенно отчетливо наблюдается в керамике. Наиболее полное представление об эволюции керамического комплекса GRK дает многослойное поселение Фагервик (Восточный Гёталанд), раскопки которого дали почти 170 тыс. фрагментов посуды. Если керамика горизонта Фагервик I (самой ранней стадии GRK) обнаруживает столь разительные черты сходства с керамикой культуры TRB, что выглядит почти как вариант последней, то посуда горизонта Фагервик IV в плане орнаментации их уже не имеет совершенно (с.80).
Если культура TRB в историографии обычно определяется как земледельческо-скотоводческая с элементами охоты и рыболовства, то GRK рассматривается как культура охотников и рыболовов с элементами земледелия. Однако, пишет М.П.Малмер, правильнее было бы сказать, что TRB - это земледельческая культура в идеологическом и религиозном плане, хотя на практике она базировалась на охоте и рыболовстве в той степени, в какой это диктовалось природно-географическими условиями, тогда как GRK, являясь в идеологическом, религиозном и практическом отношениях культурой охотничье-рыболовческой, использовала также земледелие в той мере, в какой находила это целесообразным (с.115).
Процесс возрождения аграрной экономики на юге Швеции начинается вместе с формированием здесь шведско-норвежской культуры боевых топоров (8ТЯ) (глава 4). Наиболее важным источником сведений о ней являются одиночные погребения, тогда как поселения относительно немногочисленны и бедны материалом. В керамическом комплексе 8ТЯ присутствуют все основные элементы, характерные для европейской культуры шнуровой керамики. В сравнении с культурой ТЯВ и даже вЯК, набор орнаментальных мотивов посуды 8ТЯ очень невелик. Однако в техническом отношении она более высокого класса, чем позднейшие образцы керамики ТЯВ (с .131-132).
Погребения шведской культуры боевых топоров, в отличие от датской, характеризуются отсутствием надмогильных земляных насыпей, что затрудняет их обнаружение. В настоящее время известно 225 погребений, из которых профессионально исследовано около сотни. В более чем половине из них выявлены внутримогильные каменные конструкции. Небольшое число погребений 8ТЯ зафиксировано в мегалитических сооружениях: 20 - в гробницах коридорного типа и одно - в дольмене (с.137-138).
Большинство из 62 изученных поселений шведской 8ТЯ располагалось на местах проживания носителей культур ТЯВ и вЯК, что, наряду с другими данными, позволяет, по мнению автора, говорить о сходных типах хозяйственной деятельности. Основная их масса концентрируется в наиболее пригодных для земледелия зонах плодородных морен в Сконе и Меларене. Остеологические материалы поселений показали преобладание диких животных над домашними, а среди последних - овец на свиньями. Разведение овец, по-видимому, играло решающую роль в хозяйстве, что в целом характерно для европейских культур шнуровой керамики. И в этом плане шведская 8ТЯ сильно отличается от культуры ТЯВ, у носителей которой наиболее важными видами домашних животных были крупный рогатый скот и свиньи (с.150).
Самой многочисленной категорией инвентаря 8ТЯ являются боевые топоры, число находок которых достигло более 2600 экземпляров. Однако значительная часть из них выполняла скорее символические функции, на что указывают их миниатюрные размеры. Находки боевых топоров со всей определенностью показывают, что связанные с 8ТЯ инновации, как и вообще все инновации доисторического периода в Швеции, первоначально фиксируются в наиболее пригодной для земледелия в южной моренной части Сконе, где в тот момент еще сохранялись тради-
ции TRB, уже находившейся в состоянии культурного регресса и трансформации в более простое общество. Этому, казалось бы, противоречит тот факт, что древнейшие типы боевых топоров (континентальный тип А, общий для всего ареала культур боевых топоров, и тип В) на территории Сконе составляют лишь 1,5% от общего числа, тогда как по мере продвижения на север этот процент возрастает, составляя в Меларене 4,1%, а в Северном Норрланде уже 12,5%. На основе этих данных ряд ученых делали вывод о том, что носители STR иммигрировали из Финляндии в зону Меларена и отсюда начали свое завоевательное движение на юг. По мнению автора, приведенные показатели свидетельствуют лишь о более длительном бытовании на севере топоров ранних типов, в то время как на юге их замена более новыми образцами происходила гораздо быстрее. Впрочем, отмечает он, связь STR своим происхождением с кругом культур шнуровой керамики Центральной Европы уже сама по себе исключает возможность ее появления сначала в Северном Норрланде, а потом в Сконе (с.169-170).
В заключительной (пятой) главе автор в более общей форме реконструирует процесс культурных изменений, уделяя основное внимание раскрытию самого механизма перемен. Прежде всего, полагает он, все три крупные культурные трансформации эпохи неолита на Скандинавском полуострове не могут быть объяснены с помощью теории миграций. Миграции, как показывают факты, имели подчиненное значение при переходе от культуры Эртебёлле к TRB, меньшее, чем даже при переходе от культуры TRB к STR, и, вероятно, вовсе никакого в ходе формирования GRK (с.175).
Трансформация охотничье-рыболовческой культуры Эртебёлле в земледельческо-скотоводческую культуру TRB прежде всего была важным экономическим сдвигом, но также и ментально-психологическим феноменом, который обусловил глубокие социальные перемены. Принципиальное различие между мезолитической и неолитической культурами, между ЕВК и TRB, состояло главным образом в потенциальной способности неолитической культуры увеличивать производство пищевых продуктов, а следовательно, и численность своего населения. Мезолитическая культура такой возможности не имела, поскольку мезолитическая экономика вынуждена была поддерживать баланс между численностью популяции промысловых животных и количеством добываемых особей. Переход к TRB означал и возникновение новой религиозно-социальной системы. Создание более развитой, чем у носителей EBK, социальной
организации обеспечивалось достаточно высокой продуктивностью сельского хозяйства, что, в свою очередь, позволяло сооружать святилища и мегалитические гробницы. Таким образом, отмечает автор, инновации, связанные с культурой ТЯВ, явились наиболее мощными и самыми радикальными из тех, которые когда-либо происходили на территории Швеции с момента ее заселения людьми (с.177).
Переход от культуры ТЯВ к вЯК также должен рассматриваться в экономическом и идеологическом аспектах. Возникновение вЯК, последовавшее сразу после остановки продвижения связанных с ТЯВ инноваций в зоне Меларена на рубеже раннего и среднего неолита, означало регресс во многих отношениях и, помимо всего прочего, постепенное отступление культуры ТЯВ на юг Сконе. При этом население возвращалось к более примитивным формам хозяйства, социальной организации, культа и погребального ритуала, материальные проявления которых и составили археологический комплекс культуры вЯК. Весьма примечательно, пишет М.П.Малмер, что регресс начался в регионе Меларена как раз в то время, когда на юге и юго-западе Швеции стали создаваться мегалитические сооружения и высококлассная керамика, следовавшие датским образцам. Вместо того, чтобы воспринять эти новые южные импульсы, население Меларена и других периферийных районов отвергло присущую культуре ТЯВ социальную модель и связанный с ней комплекс традиций и артефактов. Причина, по мнению автора, состояла в том, что зерновое хозяйство, культовые церемонии и празднества, сооружение мегалитических погребений, взносы (или дань) на общие нужды или на нужды жрецов и вождей, т.е. все то, что стало нормой для жителей пло-
дородных южных районов ареала культуры ТЯВ (Дания, Сконе), воспринималось как тяжелое бремя населением менее плодородных северных регионов. В результате своеобразной «революции» первая земледельческая культура Скандинавии распалась на две части с различным балансом составляющих экономику отраслей хозяйства, но сохранивших многие общие черты материальной и духовной культуры. Все это, с точки зрения М.П.Малмера, не дает оснований предполагать наличие этнической противоположности между носителями культур ТЯВ и вЯК (с.181).
Вместе с тем, пишет автор, вЯК не может рассматриваться только как результат регресса культуры ТЯВ; она является также продолжением развития поселений охотников и рыболовов, которые должны были сохраниться в виде остатков культуры Эртебёлле и других мезолитических культур. Точно таким же образом и формирование вЯК не привело к полному исчезновению ТЯВ, остатки которой длительное время продолжали существовать в состоянии упадка на юге Сконе и в Западном Гёта-ланде до тех пор, пока распространение здесь культуры боевых топоров (8ТЯ) не привело к восстановлению аграрной экономики и более жесткой религиозно-социальной системы. В дальнейшем, на протяжении всего неолита (и много позже) охотничье-рыболовческая и земледельческо-скотоводческая культуры Скандинавии существуют параллельно, в тесном соседстве друг с другом (с.183).
А.Е. Медовичев
ЭТНОЛОГИЯ И ФИЗИЧЕСКАЯ АНТРОПОЛОГИЯ
2005.01.034. УВАРОВА Т.Б. ЭТНОКУЛЬТУРНЫЕ АСПЕКТЫ РЕГИОНАЛЬНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ: СИБИРЬ, 2000-е ГОДЫ (ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ ПРОЕКТЫ, КОНФЕРЕНЦИИ, ПУБЛИКАЦИИ). (Реферативный обзор).
Ключевые слова: Сибирь, этнокультурные аспекты, 2000-е годы.
Рост роли и значения российских регионов в историческом развитии страны на рубеже ХХ-ХХ1 вв. активизировал региональные исследования по разнообразной социогуманитарной тематике. Важное место среди них занимают работы, посвященные различным аспектам этнонацио-нальных проблем. В современном отечественном сибиреведении этнокультурным процессам также уделено особое внимание ученых различ-
