CC BY
219
Вестник ДВО РАН. 2005. № 4
И.В.ГРИГОРАЙ
Значение записных книжек А.Вампилова для интерпретации его пьес «Прощание в июне», «Старший сын», «Утиная охота»
А.Вампилов считал в первый период творчества эмоциональную отзывчивость главным критерием оценки человеческой личности, основой нравственности, мерилом культуры. В пьесе «Утиная охота» драматург изменяет критерий оценки героя: эмоциональность Зилова не спасает его от безнравственных поступков. Анализ пьес сопровождается сопоставлением различных дневниковых заметок писателя.
The significance of A. Vampilov’s record books in interpreting the plays «Parting in July», «The Eldest Son», and «The Duck Hunting». I.VGRIGORAI (Far Eastern National University, Vladivostok).
During his early period, A. Vampilov regarded the capacity for emotional tenderness as the principal measure of human personality, standard of morality and culture. In his play «The Duck Hunting», the playwright evaluates the character's personality traits in a quite different way Zilov’s emotionality does not prevent him from committing immoral actions. The plays were analyzed through comparing with the notes from the writer’s record books.
Александр Вампилов (1937-1972) обессмертил свое имя пятью пьесами - «Прощание в июне» (1964, 1972), «Старший сын» (1966, 1970), «Утиная охота» (1971), «Провинциальные анекдоты» (1962, 1968), «Прошлым летом в Чулим-ске» (1971).
Еще при жизни драматурга его пьесы были опубликованы в журналах (за исключением последней драмы), а две комедии - «Прощание в июне» и «Старший сын» (первоначальные названия «Предместье», «Свидание в предместье») - поставлены в театре. Однако путь их к читателям-зрителям через соответствующие инстанции в либеральные, «оттепельные» 1960-е годы оказался тернистым, как будто в их основе были не жизненные конфликты, а общественно-политические, имеющие цель сокрушения господствующих идеологических позиций.
Причину трудностей с опубликованием и постановками вампиловских пьес убедительно объяснил драматург А.Симуков. У него Вампилов занимался в семинаре для пишущих одноактные и телевизионные пьесы (1962 г.), а затем на Высших литературных курсах при Литинституте (1967 г.). Симуков был в восторге от первых же опытов своего подопечного, «нянчил», по признанию Вампилова, его первые большие пьесы «Прощание в июне» и «Старший сын», «пробивал» их
ГРИГОРАЙ Ирина Викторовна - кандидат филологических наук (Дальневосточный государственный университет, Владивосток).
через инстанции (он работал в Министерстве культуры). Вампилов дружил с ним всю жизнь, со времени знакомства, несмотря на разницу в возрасте и общественных позициях (Симуков был убежденным сторонником социалистической системы). Не понимая многого, что было ясно людям из поколения Вампилова, Симу-ков тем не менее верно указал на основную причину сложностей с публикациями и постановками вампиловских пьес: «Что такое талант, если разобрать? - рассуждал он. - Наверное, способность нести людям что-то принципиально новое, какой бы области это ни касалось. Естественный же драматизм положения состоит в том, что мы, как правило, не склонны сразу осваивать новое, мы просто не в силах это сделать - такова наша природа, к новому нам нужно привыкать, иначе какая же это будет новизна? А пока идет процесс этого освоения, ничего не поделаешь - талант, страдай!» [8, с. 613].
Новизна вампиловских идейно-эстетических убеждений была такова, что даже квалифицированные анализы его пьес в последующие десятилетия часто приводили к полярным оценкам авторской позиции. Писатель оказался столь непохожим на своих собратьев, что его творчество до сих пор нуждается в системном изучении, когда ранние очерки, рассказы, наброски объясняют последующие, признанные во всем мире произведения, когда при этом большое значение имеют биографические подробности, письма, воспоминания. И, конечно, особенно важны дневниковые записи Вампилова - с заготовками речей будущих героев и авторскими суждениями об их прототипах, с его афоризмами, характеристиками старых знакомых, из поселка Кутулик, и новых, из московской литературной элиты, и вообще тех, кто встречался на пути и кого надо было, на его взгляд, писательски осмыслить. Записи обнаружила О.А.Вампилова после смерти мужа. Он вел их с 1955 г., с восемнадцати лет, в записных книжках и блокнотах. Большую часть их, полагает автор примечаний к изданию 1999 г., Т.Глазкова, невозможно датировать: «Записи могли начинаться с середины книжки, с конца <.. .> автор, начиная очередную книжку <...> никогда не дописывал ее до конца, прерывался, начинал новую, позже возвращался вновь к прежней» [4, с. 751]. Это значит, что публиковались вам-пиловские заметки необязательно в той последовательности, в какой писались автором. Но и с нарушенной хронологией они являют собой удивительное единство в изложении взглядов писателя на свое поколение. Это целостное миропонимание помогает утвердиться в результатах идейно-эстетического анализа его пьес или усомниться в них.
«Прощание в июне» еще тесно связано с проблемой реализации возможностей человеческой личности, решаемой и другими драматургами конца 1950-1960-х годов - А. Арбузовым, В.Розовым, А.Володиным, Л.Зориным, Э.Радзинским. Комедия как бы собирает в себе конфликты и проблемы пьес этого периода, в которых целенаправленная самореализация человека в научной, производственной или художественной сферах противопоставляется добру, морали. В первом варианте пьесы это идейное противостояние прямо выразил Николай Колесов. Он говорил, что нельзя «рваться к цели», расталкивая «по дороге детей и женщин» [3, с. 60]. К такому же выводу пришел и изложил его почти теми же словами профессор математики Александр Машков из пьесы Розова «Традиционный сбор», появившейся в том же 1964 г.
Вампилову важно было подобному самоосуществлению героя противопоставить мораль, человечность, и это подтверждается дневниковой записью: «Целенаправленный (целеустремленный) идиот» [2, с. 669]. Примечательно, что «Прощание в июне», обобщая сказанное другими драматургами, заостряет суть проблемы, стоящей перед молодыми: нужно ли соблюдать нравственные нормы, или их существование сомнительно? Герои Вампилова были из поколения, сформированного
поворотом общественного сознания в стране в 1950-1960-е годы к свободному, ан-тидогматическому мышлению, и вчерашних истин на веру не принимали.
В следующей пьесе - комедии «Старший сын» - вопрос о нравственных нормах еще более заострен, поскольку автор отбирает у героя аргумент, которым Ко -лесов из «Прощания в июне» мог оправдывать свой проступок, - любовь к будущей профессии. У Бусыгина никаких определенных планов будущей деятельности нет, а значит, не может быть и апелляции к общественному мнению, противопоставления нравственности общественной пользе. Герой не думал о реализации своих возможностей в обществе, оно как будто не имело отношения к его жизни -ситуация, в корне отличная от самых передовых пьес современников Вампилова. Героям Розова нужно было, чтобы жизнь вокруг них стала чище и справедливее. Герои Арбузова, Володина, Зорина, Радзинского, Брагинского и Рязанова решение своих личных проблем так или иначе соотносили с запросами общества. Бусыгин о проблемах общества не думал вовсе.
Неудивительно, что цензура, лишенная привычной опоры для оценки пьесы, пропускала ее со скрипом, а театры разошлись в истолковании главного героя. Литературовед Т.Журчева, обобщая режиссерские концепции и суждения рецензентов, показала, насколько разноречивыми, подчас полярно противоположными были театральные интерпретации пьесы в 1960-1970-е годы.
Поведение Бусыгина в некоторых спектаклях рецензентам казалось подлостью, причем автором не осужденной; в других он противостоял идеалисту Сарафанову как «физик» «лирику», как «зараженный современным практицизмом, негативизмом, начиненный знаниями по психологии и психоанализу, но несведущий в науке простых человеческих чувств» [6, с. 105, 110]. В иных спектаклях он являлся «безалаберным шалопаем, легкомысленным юношей, получившим урок доброты и серьезного отношения к жизни», и даже «в амплуа Остапа Бендера» [6, с. 120]. Были, наконец, театры, которые «стремились представить Бусыгина как серьезный драматический характер, выявить глубокие социально-экономические корни его поступков» [6, с. 121]. То же направление исследовательница справедливо видит в телефильме В.Мельникова «Старший сын», в котором артист Н.Караченцов показывал, что за «озлобленностью его героя <.. .> высокомерным и презрительным отношением к жизни прячется горькое одиночество» [6, с. 122].
Думается, все расхождения в истолковании характера Бусыгина идут от нового принципа его создания. Пьеса посвящена особой натуре, «врожденному» характеру героя. Известный театровед К.Рудницкий первым понял, что главные молодые герои Вампилова повинуются не убеждениям, «не той или иной идее, пусть самой прекрасной», а «импульсам». Однако он тоже недоумевал по поводу их общественной «прописки». Определяя 1960-1970-е годы как эпоху научно-технической революции в нашей стране, критик справедливо полагал, что прототип вампиловского героя не принадлежит к энтузиастам упорядочения производства и вообще всей жизни, ибо не имеет твердой цели и не хочет бытового благополучия, привлекательного для многочисленной категории людей, порожденных той эпохой [9, с. 34, 42, 43].
Героя (или его прототип) нельзя было вписать в общественные конфликты 1950-1970-х годов не только из-за его эмоционального характера - в пьесах других драматургов импульсивность главных героев порождала и личные и общественные, и специфические, производственные конфликты, например у володинских Женьки Шульженко («Фабричная девчонка») и Лямина («Назначение»).
В «Старшем сыне» Вампилова не было ни общественных, ни производственных конфликтов: натура главного героя непосредственно, прямо сопоставлялась с характерами «от природы» других героев. Театры, конечно, чувствовали необыч-
ность конфликта, что позволило Т.Журчевой заключить обзор спектаклей и материалов прессы следующим выводом: «Несмотря на все разночтения, спектакли в большинстве своем строятся на противостоянии рационального и эмоционального, расчета и чувства» [6, с. 109].
Для исследовательницы, как и для ряда театров, рацио («физика», психоаналитика) представлял Бусыгин, поскольку в исходной ситуации он утверждал: «У людей толстая кожа, и пробить ее не так-то просто. Надо соврать как следует, только тогда тебе поверят и посочувствуют. Их надо напугать или разжалобить» [2, с. 103].
Однако позиция, противоположная высказанной, проявляется у молодого героя на каждом повороте действия, а не только в итоге. Уважение к Сарафанову - не к уму его, а к наивной доверчивости, эмоциональности - приходит во время первой же беседы.
Бусыгин. ... Этот папаша - святой человек... Не дай-то бог обманывать того, кто верит каждому твоему слову [2, с. 120].
Все действия Бусыгина в квартире Сарафанова диктуются импульсами - внезапно возникающими желаниями, чувствами, а не рациональными, прагматическими соображениями, и это подчеркнуто драматургом. Так, Нина называет отца и брата Васеньку сумасшедшими за то, что они дают полную волю чувствам и не слушаются разума, и наставляет: «Сначала думать надо, а потом уже с ума сходить!» [2, с. 130], а в финале она считает «настоящим сумасшедшим» Бусыгина: Сарафанов решил уехать вместе с ним от родных детей, веря, что это его родной сын, - Бусыгин в своих поступках руководствовался чувствами сострадания и сыновней ответственности, твердо зная, что Сарафанов ему не отец. Молодой герой эмоциональней самого Сарафанова - вот что автор утверждает словами Нины: «Он настоящий псих, а мы все только учимся. Даже ты, папа, по сравнению с ним школьник» [2, с. 166]. Опираясь на эмоции и ни на что другое, ни на какие традиции, те или иные убеждения, только на подсказки своего сердца, новый герой приходит к уважению окружающих его людей и к нравственным понятиям.
В записных книжках Вампилова мы находим подтверждение тому, что он исключительно высоко оценивал роль эмоций в человеческой жизни. По-видимому, довольно рано (не позднее 1962 г.) у него сформировалось убеждение, зафиксированное следующей записью:
Бетховен не повторится. Чем дальше от Бетховена, тем больше человек (в известном смысле) будет становиться животным, хоть и еще выше организованным. В будущем человек будет представлять из себя сытое, самодовольное животное, безобразного головастика, со сказочным удобством устроившегося на земле и размышляющего лишь о том, как бы устроиться еще удобнее. Время пушкиных и бетховенов будет рассматриваться как детство человечества. Головастик скажет: «Как ребячились люди! Занимались какой-то поэзией, как это?.. Музыкой. Что это такое? И зачем она им тогда понадобилась? [1, с. 11].
Рядом с этой записью находим такую: «Человека из зоологии выделяют эмоции» [1, с. 12].
Этот вампиловский афоризм не оставляет сомнений: способности самодовольного цивилизованного животного с удобствами устраиваться на земле он противопоставлял эмоциональность. Она является основой культуры еще и потому, что определяет нравственность. Ключевым для вампиловских убеждений является следующее: «Все порядочное - сгоряча, все обдуманное - подлость» [1, с. 95]. Оно объясняет, почему деление на тех, кто сначала «с ума сходит», и тех, кто «сначала думает», организует образную систему «Старшего сына».
Цитированные отрывки из записных книжек помогают понять систему вампи-ловских взглядов и оценок, связать воедино ранние рассказы и очерки с поздними прославленными пьесами.
Известному литературоведу В.Я.Лакшину, сделавшему глубокий анализ драматургии А.Н.Островского и М.А.Булгакова, казалось, что «Вампилов начинал сочинениями, в которых самый благожелательный критик не нашел бы глубин мысли и общественного содержания» [7, с. 14]. «Темы их не бог весть как значительны: почти все о женщинах, о молодой влюбленности, случайных знакомствах на улице, в пути или на садовой скамейке - впечатления молодого, даже слишком молодого наблюдателя» [7, с. 13]. Вампиловские утверждения о значении эмоций для человеческой культуры объясняют, почему любовные отношения мужчины и женщины всегда были в центре внимания писателя. Вампилов начинал с того, что получило дальнейшее развитие в его творчестве: зрелые его пьесы, исключая разве «Двадцать минут с ангелом», - исследование тех же отношений. Подтверждение нашей мысли - в записных книжках писателя, полных афоризмов о любви.
В любви нет и не может быть логики [1, с. 12].
Любовь нельзя пачкать унижениями [1, с. 15].
Время нужно только для того, чтобы разлюбить. Полюбить - времени не надо [1, с. 28].
Извращения, разумеется, от пресыщения, а не от нежности [2, с. 638].
Любимые не бывают виноватыми и подлецами [1, с. 83].
Мир тосклив и однообразен, и в нем невозможно прожить без любви [1, с. 94].
В любви (в большой любви) нет материализма. Вся она сплошной идеализм, и с материализмом в вечном бессмертном противоречии вырастает поэзия [1, с. 85].
Афористические суждения о том, какой бывает и какой должна быть настоящая любовь, перемежаются у Вампилова с зарисовками с натуры, наблюдениями над тем, какой она не должна быть, но часто встречается.
Поклянешься в вечной любви и для приличия процитируешь что-нибудь из классиков [1, с. 28].
Студент-медик. Якобы умный, интересный, с идеалами: «Если отправят куда-нибудь в дыру, то женюсь здесь и поеду уже с половиной» [1, с. 28].
Обыватель при упоминании крымских городов ухмыляется неприлично и мечтательно. В Ялте любой скромный доселе гражданин начинает говорить «мерси», «пардон» и развратничает. Пьет сухие вина, которых не может терпеть, старается увлечь на ночную прогулку каждую официантку [1, с. 58].
Не могу переносить женских слез. Когда плачет, я готов на все, даже могу жениться [1, с. 29].
Как это скучно - любить за положительность [1, с. 38].
Она. Не обманываясь, скучно жить. Человеку необходимы иллюзии - для радости, для восторгов, для наслаждений. Обманывайте меня, но так, чтобы я вам верила [1, с. 35].
Без катангенсов - хватай ее за икры и только [1, с. 30].
Лариса. Вполне серьезное предложение: посещай женщину, а встречайся со мной! [1, с. 36].
Да, все правильно. Для таких, как я, любимые жены - большая роскошь. Наш удел - шататься от порога к порогу [1, с. 56].
Любовь - творчество, у бездарных она - нудная драма с утюгом в валенке [1, с. 108].
Среди этих замечаний, естественно, встречаются суждения об особенностях мужского и женского поведения в любви, мужской и женской натуры.
Женщина жалуется на то, что «ты меня не любишь». Вместе с тем сама любила только две недели, пока он пренебрегал ею [1, с. 102].
Красивая женщина, выбрав некрасивого человека, сознает, что она делает ему снисхождение, и всю жизнь напоминает ему об этом [1, с. 6].
Женщина кокетничает. Мужчина играет [1, с. 67].
Бывает, что женщине много тепла не надо, бывает, она и дымком согревается [1, с. 69].
Каждой девушке положено месяц или два в жизни побыть богиней [1, с. 49].
Надо уметь вывернуться. На то мы и мужчины [1, с. 71].
В записных книжках много замечаний о природе человека безотносительно к его любовному поведению.
Чрезмерная святость, как и фанатизм, всегда ведет к изуверству [1, с. 108].
Счастливый человек всегда в чем-нибудь виноват [1, с. 7].
Недостаток ума заменял ей избыток хитрости [1, с. 13].
Источник необычных человеческих поступков в природе человека. Вампилов видел и постоянно фиксировал парадоксальность той или иной натуры, человеческого поведения.
Хорошенькая двадцатилетняя девушка-философ. Парадокс [1, с. 64].
Несчастные имеют более верное и точное представление о счастье [1, с. 34].
Каждая свинья имеет слабость иногда побыть человеком [1, с. 39].
Чем больше друзей, знакомых женщин, тем отчетливее становится одиночество [1, с. 45].
Не ищите подлецов. Подлости совершают хорошие люди [1, с. 61].
Понимал ли писатель, что, объясняя главным образом натурой, а не убеждениями и социальным положением поведение героя, он расходится с мнением многих людей, а не только с господствующей идеологией? Понимал, и мы находим подтверждение этому в записных книжках.
Опричники, коммунисты, фашисты, лейбористы, маккартисты - все это временные категории. Дураки, умные, любимые, нелюбимые - категории вечные [1, с. 106].
Люди умирали и умирают за идеи, которые им не нужны и в которые они, в общем-то, не верили и не верят [1, с. 106].
Вампилов не только, как многие из его поколения, был разочарован в коммунистических идеях, он не верил, что какие-либо идеи могут руководить человеком, и опирался только на собственные наблюдения.
У дураков всегда больше принципов [1, с. 46].
Люди не только говорят одно, а делают другое, но думают одно, а делают другое [1, с. 72].
Иначе говоря, драматург полагал, что все люди в своих действиях не руководствуются какими бы то ни было идеями. Ему хотелось так думать, потому что он не верил не только в идеи коммунизма, к которому люди якобы придут в результате технического прогресса, но не считал саму идею этого прогресса, разделяемую большинством, нужной и прогрессивной. Он неоднократно повторял, что, устраиваясь поудобнее на земле, человек превращается в сытое, самодовольное животное, теряет духовное начало, делающее его человеком.
Создают голодные - сытые разрушают [1, с. 35].
В ранних очерках, посвященных стройкам Сибири, Вампилов одобряет людей, думающих о других, презирающих «грошевой уют». Среди его «отрицательных» афоризмов встречается такой:
Люди устраиваются в жизни с такой серьезностью и обстоятельностью, как будто собираются жить лет пятьсот [2, с. 666].
Это не мешало, конечно, Вампилову-журналисту обрушиваться на тех, кто не обеспечивает первопроходцам сносные условия существования.
Не принимая технический прогресс, Вампилов считал, что люди скомпрометировали себя изобретением атомной бомбы.
В двадцатом веке изобрести атомную бомбу и не утаить и не уничтожить это изобретение - преступление, по крайней мере зловреднейшая глупость [1, с. 107].
Я никогда не прощу физикам, что они могильщики [1, 106].
Любопытно и важно, что прощения не заслуживают все - и наши ученые, и зарубежные: речь идет о физиках всего мира.
На земле все складывается так, как в плохом фантастическом романе: физика, война, конец мира [1, с. 107].
«Плохой роман» или рассказ на эту тему Вампилов задумал чуть ли не раньше всего остального, отнеся его действие к 1997 г.
Ученый (кретин). В его руках жизнь планеты. Может взорвать атмосферу. Отсюда - абсурд: вся философия, культура и т.д. зависят от состояния (а оно ненормальное, испорченное алкоголем и совершенными в это время наркотиками) одного человека [1, с. 6].
Итак, ученый - из любого мира, скорее всего, «не нашего». Это не значит, что Вампилов готов оправдать ответное изобретение ядерного оружия, чтобы отстоять свой способ жить, свои идеи. У него нет привязанности ни к каким общественным идеям. Он знает, что его общечеловеческую позицию клеймят как аполитичную, и в дневнике отстаивает свою позицию, возможно после обвинений, по горячим следам.
Идеи мы отстоим, но у нас не будет детей. Для кого тогда идеи? С человека, который знает, что у него не будет внуков, трудно спрашивать. Его ничем не удивишь. Общечеловеческая точка зрения. Апо-
литично, вредно. Хорошо, можно забыть тех, кто умер. Забудем, хотя некоторые из них забвения не заслуживают. Но как же забыть тех, которые будут, - детей и внуков? [1, с. 107].
Вампилов осознает особенность своих взглядов. Понимает, что разделить их могут в основном люди его поколения. Поэтому он чуть ли не абсолютизирует непохожесть своего поколения на старшее. Это видно из многочисленных заметок о молодости и старости. Молодость высоко ценится уже за то, что она молодость.
Вдохновение бывает только у молодых.
Молодость - сплошное вдохновение [1, с. 32].
Обмануть ее, значит, обмануть свою молодость [1, с. 7].
Вампилов подчеркивает, что молодость - это возможность самоосуществления, которую нельзя упустить.
Молодость дается нам для эксперимента, а не для прозябания [1, с. 53].
Мы для того и молоды, чтобы дерзать [2, с. 637].
Старостью писатель называет любую остановку в духовном развитии, успокоение, попытку подводить итоги.
Зрелость - рутина, и счастье - рутина, болото, тупик [1, с. 93].
Каждый компромисс - скачок к старости и скотству [1, с. 95].
Старость, по Вампилову, не может похвастаться никакими заслугами, хотя и претендует на них. Ее духовные достижения неинтересны.
Его можно было уважать только за преклонный возраст [1, с. 16].
Старики, спекулирующие своим прошлым [1, с. 90].
Мудрость - это когда уже ничего не остается [2, с. 656].
Нетрадиционность поведения своих сверстников, смелость их взглядов писатель стремился запечатлеть в пьесах 1964-1967 гг.
Все приведенные записи, как и пьесы Вампилова, не дают оснований думать, что он мечтал о каком бы то ни было «потрясении» устоев общества, о переустройстве его на западный манер. Если он и высказывался резко об идеологии своей страны, то, вероятно, потому, что за чужие страны, как говорил А. Володин, не стыдно, а за свою стыдно. Думается, Вампилову было стыдно за целое человечество. Характерна такая запись:
Считают деньги. Прислушайтесь: этим занят весь мир. Грохот монет на земле [1, с. 81].
Неприязнь к накоплению денег и к людям, особенно в них заинтересованным, прорывается в различных заметках Вампилова.
- Деньги есть? - спрашивал он, сгорая от любопытства [1, с. 54].
Эти люди прощают все, кроме долгов [1, с. 19].
Он полез, казалось, не в карман, а в самую глубину своей души и вырвал из нее рубль [1, с. 90].
Ясно, что буржуазная (или капиталистическая) идеология Вампиловым не разделялась.
Принцип оценки, сопоставления героев по эмоциональности, по способности или неспособности к сильным эмоциям был его открытием, использованным им до конца, принципиально, а не частично, как у драматургов-современников. Казалось бы, такой принцип построения образной системы невозможен, но он заставляет вспомнить вампиловский же афоризм: «Талантливо - это когда так, как не должно быть, но когда это здорово» [1, с. 111].
Однако неслучайно лучшей его пьесой считается «Утиная охота», где принцип оценки героя по способности испытывать яркие, сильные эмоции переживает кризис.
В «Прощании в июне» и «Старшем сыне» Вампилову важно было, чтобы его импульсивный молодой герой считался с чувствами окружающих - иногда больше, чем со своими. В Зилове, герое «Утиной охоты», в начале пьесы (в первых воспоминаниях героя) есть склонность к игре, легкость реакций, способность понимать других, чувствовать истину, остроумие - все то, что создавало ему обаяние, привлекало друзей, женщин. Но он старше Колесова и Бусыгина, поэтому осозна-
ет свои преимущества и целенаправленно использует их. К концу пьесы Зилов теряет все: любовь женщин - и надоевшей Веры, и более других любимой жены Галины, и юной, прекрасной Ирины; теряет авторитет у друзей и расположение начальника по службе.
Вампилов исследует присущую Зилову повышенную эмоциональность, дающую радости жизни, и обнаруживает ее изъяны. Во-первых, она не беспредельна -чувства с победами иссякают. Это показано в истории с тремя женщинами. Эмоции слабеют, иссякают как раз из-за пережитой их силы. Знакомясь с Ириной, Зилов знает ей цену: «Такие девочки попадаются нечасто<...> Она же святая. Может, я ее всю жизнь любить буду» [2, с. 203]. Через месяц-полтора он уже способен оскорблять свою «святую»: «Вот вам еще одна! Хватайте! <...> Рекомендую! Восемнадцать лет! Прелестное создание! Невеста! <...> Думаете, ничего не выйдет? Ерунда! Поверьте мне, это делается запросто!» [2, с. 246]. Во-вторых, изъян эмоциональности Зилова в том, что он не желает считаться с эмоциями других людей.
В начале творческого пути Вампилов был убежден, что человек с развитой эмоциональной сферой обязательно придет к уважению чувств другого человека. Очевидно, во второй половине 1960-х годов опыт говорил ему иное, и это зафиксировано в дневниковых записках. Есть там конспективно изложенный рассказ некой симпатичной ему Беллы: «Хорошие, умные, интересные люди. Один играл Шопена, читал Блока, говорил: “Такие, как вы, встречаются редко...” и проч. Ночью, когда провожал, в пустом сквере, осенью (было холодно), вдруг повалил ее на скамейку. Она едва вырвалась. Он на ее глазах остановил такси и укатил, оставив ее в два часа ночи (осень, без плаща) в трех километрах от дома» [2, с. 673]. Запись не сопровождается оценкой «интересного» человека, поразительного контраста в нем чувствительности к искусству и бесчувствия к понравившейся женщине -оценка очевидна. Проблема в самом контрасте, который стал распространенным явлением среди образованных людей из поколения Вампилова. Поэтому в дневнике есть и обобщающая подобные явления заметка: «Эгоизм, как отрицательное свойство человеческой души, часто умаляется. Работать в главке секретарем и быть эгоистом - плохо, но допустимо. Учиться понимать искусство, читать и чувствовать Пушкина и быть эгоистом - страшно» [2, с. 682].
Некоторые исследователи убеждены в том, что если Зилова дискредитируют его отношения с Галиной и Ириной, то возвышает благоговейная любовь к природе, высказанная в монологе в честь первого утра утиной охоты: «А когда поднимается солнце? О! Это как в церкви и даже получше, чем в церкви. <...> Только там и чувствуешь себя человеком» [2, с. 234]. Е.Гушанская в монографии «Александр Вампилов» (1990) находит самые высокие слова для оценки смысловой значимости зиловского образа мира, называемого «утиной охотой»: «Это мир запредельной свободы и одухотворенности, немыслимой, невместимой в слово поэзии, бытийного одиночества, божественной чистоты, это экстаз, восторг, нравственное очищение, это форма существования и проявления высшей духовности, которой так не хватает герою в повседневности» [5, с. 224]. Б.Сушков идет в оценке зиловского образа природы еще дальше: «Зилов рвется не “на” природу, а в природу <...> Тут не просто очередной гимн в честь красот природы, на фоне которой “отдыхаешь от городской суеты”, тут гениальная интуиция Вампилова о материнской роли окружающей нас Природы - Планеты и ее нравственном воздействии на нашу внутреннюю человеческую природу - в деле идентификации нашего сознания с нашим внутренним человеческим “я”» [10, с. 105].
Записные книжки помогают понять отношение Вампилова к миру природы. Высшая ценность для него, делающая человека человеком, - искусство, а из мира
природы человека выделяет способность чувствовать. Есть и специальные записи о людях, вышедших из мира природы, и тех, кто стремится найти в природе смысл существования.
Она приехала в город, задумчивая, любопытная, умная, с жадными веселыми глазами. Идеалы пустые, таежные [1, с. 52].
Художник в деревне. Работа, аскетизм. И как из этого ничего не получается [1, с. 54].
Приведенные записи представляют собой, по-видимому, заготовки рассказов, снабженные авторской оценкой. Из них следует, что природа сама по себе не создает смысла существования. Тем, кто уже вкусил этого смысла от культуры, она помогает избавиться от пошлости городской суеты.
Поезжайте в деревню. Ходите там в простом свободном платье. Бегайте босиком по лугу. По вечерам читайте. Бегите от пижонства. Вам нужно общество хороших умных людей [1, с. 18].
Следующий этап творчества драматурга - трагикомедия «Провинциальные анекдоты» в ее окончательном варианте и драма «Прошлым летом в Чулимске». Недоумение исследователей вызывает тот факт, что герои этих пьес, построение действия гораздо проще, чем в «Утиной охоте». Пьесы наполнены людьми, которые по психологическому складу не близки автору, не интеллигенты двадца-ти-тридцати лет, а весьма разнообразный люд. Интерес к таким героям проявился у Вампилова в записных книжках, вероятно, со второй половины 1960-х годов. Однако исследование идейной связи вышеназванных пьес с записками Вампилова заслуживает отдельной работы.
ЛИТЕРАТУРА
1. Вампилов А. Записные книжки. Иркутск: Изд-во Иркут. ун-та, 1996. 112 с.
2. Вампилов А. Избранное. М.: Согласие, 1999. 778 с.
3. Вампилов А. Прощание в июне // Ангара. 1966. № 1. С. 41-68.
4. Глазкова Т. Примечания // Вампилов А. Избранное. М.: Согласие, 1999. С. 730-774.
5. Гушанская Е. Александр Вампилов. Л.: Сов. писатель, 1990. 320 с.
6. Журчева ТВ. Эволюция жанра, конфликта и героя пьесы А. Вампилова «Старший сын» // Поэтика реализма: межвуз. сб. Куйбышев: Изд-во Куйбышев. гос. ун-та, 1984. С. 100-133.
7. Лакшин В. Душа живая // Вампилов А. Избранное. М.: Согласие, 1999. С. 12-28.
8. О Вампилове: Воспоминания и размышления // Вампилов А. Дом окнами в поле. Иркутск: Вост.-Сиб. кн. изд-во, 1981. С. 609-617.
9. Рудницкий К. По ту сторону вымысла // Вопр. лит. 1978. № 10. С. 28-75.
10. Сушков Б. Александр Вампилов: Размышления об идейных корнях, проблематике, художественном методе и судьбе творчества драматурга. М.: Сов. Россия, 1989. 168 с.
