УДК 80/81+001+1(470) (091) Е. Ю. Перова
кандидат культурологии, доцент кафедры мировой культуры ИМО и СПН, МГЛУ; e-mail: eperova71@list.ru
ЗНАЧЕНИЕ ЯЗЫКА
ДЛЯ ВОЗРОЖДЕНИЯ НАЦИОНАЛЬНОГО САМОСОЗНАНИЯ
Статья посвящена выявлению и анализу различных аспектов исследований в области языка, а также междисциплинарного научного поля в переломные эпохи отечественной культуры. Спустя столетие столь же актуальны обозначенные в статье проблемы, определяющие пути духовного возрождения.
Ключевые слова: язык; картина мира; религиозное мировосприятие; русская культура; ХХ век.
Perova E. U.
Associate Professor, Candidate of Culture Studies, Culture Studies Department, MSLU; e-mail: eperova71@list.ru
LANGUAGE FOR THE REVIVAL OF NATIONAL CONSCIOUSNESS
The article is devoted to the identification and analysis of various aspects of research in the field of language in the crucial age of the national culture of the ХХ century. A century later, equally relevant issues that determine the spiritual rebirth today.
Key words: linguistics; religious perception of the world; Russian culture; the XX century.
Можно заметить, что в переломные исторические периоды, которые, как правило, сопровождаются насильственным прерыванием предшествующей культурной традиции, начинает расти интерес к родной истории и языку. Так, например, в тяжелейшие для отечественной истории 1920-е гг. отечественное краеведение переживает «золотое десятилетие». Одновременно усиливается внимание к историческим корням русского языка. Самому словесному выражению в научных текстах присваивается важное значение.
Нередко бывает, что человек парадоксальным образом приходит к духовным открытиям из глубины «конструктивно-деструктивного хаоса» [3, с. 35]. Подобные примеры находим не только в художественной литературе, но и в восприятии мира народом, отдельным человеком. Кризисное состояние «внутреннего» человека служит проводником к духовному озарению.
Подобная историческая дискурсивность становится условием становления и опознания в той или иной мере «онтологической простоты и трансцендентальной чистоты» [4, с. 61], прикосновение к которой для секулярного мировосприятия требует опосредованности и находит ее в культурно-исторических наслоениях, что раскрывается в процессе интерпретации «текстов культуры». К последним относится судьба самих авторов этих текстов. Многие из них пострадали за свою подвижническую деятельность, выбирая сохранение памятника, а не собственной жизни. В наше время множатся опубликованные свидетельства этому.
Неслучайно до сих пор в научном пространстве продолжается осмысление событий и явлений, наполнивших ХХ век. «Уплотнение эсхатологического чувства в эпоху кризисов всегда порождает особый всплеск рефлексии общества о культуре, стремление "вслушаться" в нее, угадать ее "предвозвестия" в прошлом, вернуться к своим истокам», что «рождает в коллективном сознании общества интерес к возврату, анализу прошлого и на его основе новому выбору и целеполаганию, другими словами, к возрождению и движению» [12, с. 132-133]. Этим и определяется безусловная актуальность в наше время тех аспектов научных исследований, затрагиваемых в статье, которые были важны и столетие назад.
Известные деятели культуры - П. А. Флоренский, Н. П. Анциферов, П. Д. Барановский и многие другие, - музейные сотрудники и простые люди столицы и провинции, неравнодушные к истории своего рода, города, Отечества, пытались сохранить уничтожаемые памятники, составляли их описания и посвящали научные исследования. Их деятельность и умение бережного обращения с языком нельзя переоценить, она остается примером и в наше время.
Языкознание в контексте междисциплинарных исследований
В своих лучших проявлениях искусство стремится не только к эстетическому или нравственному воздействию, но и к возведению человека к иной, невидимой, реальности. Это воздействие осуществляется и через лексический строй текста. На формирование художественной литературы оказала большое влияние и впоследствии питала ее церковная словесность, внимание к которой обостряется в кризисные, переломные исторические эпохи.
Значение церковнославянского языка для культуры, в том числе современной, переоценить трудно; его богатство, обусловленное историей создания с опорой на принятие лучших единиц из языков книжной мудрости греческой античности, Византии и др., питает многие современные языки. Как когда-то греческий язык, славянский выполнял функцию единства народов Восточной и Центральной Европы как язык богослужебный прежде всего, но также язык науки и литературы. Созданный для нужд Христианской Церкви, старославянский язык быстро распространился среди славянских народов. «Старославянский язык не был результатом развития одного из живых славянских языков, он стал итогом единого творческого акта» [15, с. 7-8], т. е. с самого начала стал не языком отдельного народа, а сакральным, языком церковной культуры.
Но и о русском языке говорится как о явлении сакральном. О «человеке словесном» (А. С. Шишков указывал на этимологическую связь: слово - словек - цловек - чловек - человек1), о созидающей силе слова, произносимого в контексте вечности: «...язык каждого народа, пусть даже немногочисленного, обязательно содержит в себе информацию о Боге. Точнее, те представления о Творце, которые бытуют именно в этой конкретной общности людей» [9, с. 7, 11]. Церковнославянский язык помогает выявлению сакрального вектора, многие представители отечественной словесности знали и вводили его в свои произведения. Так, например, осмыслить «вечные» темы
1 Для отечественного образования особое значение имела деятельность А. С. Шишкова (1754-1841). Государственный деятель, создатель русского корнеслова, получивший домашнее образование под влиянием чтения православной литературы (вместе с пониманием церковного языка развивалась любовь к природе, человеку, народной культуре.). Как министр народного просвещения понимал необходимость для блага государственности и народа воплощения консервативно-патриотического направления. Как президент Российской Академии (с 1813 г.) ратовал за то, чтобы Академия Российская (в противовес Академии Наук, где преобладали иностранцы), стала базой для развития отечественных наук и просвещения, центром русской духовности и патриотизма, стараясь собрать национально мыслящих русских ученых и единомышленников. Особое внимание в успешной государственной политике этого времени уделялось русской традиции, пониманию силы народного воспитания, также патриотические чувства в русском обществе укреплялись при помощи русского языка и словесности.
«о грехопадении и покаянии, о поисках или отрицании Бога и бессмертия души нельзя, не опираясь на евангельские, святоотеческие тексты и церковно-славянскую лексику» (Ф. М. Достоевский часто прибегает к этому источнику, причем в некоторых его произведениях текст Евангелия дается на церковно-славянском языке (например, в монологе Мармеладова)) [11, с. 87]. Эта традиция не утрачивается и в советское время (но литературоведческие комментарии появляются позже, в конце ХХ в.).
Священник Павел Флоренский писал детям: «Кто делает кое-как, тот и говорить научается кое-как, а неряшливое слово, смазанное, не прочеканенное, вовлекает в эту неотчетливость и мысль. Детки мои милые, не дозволяйте себе мыслить небрежно. Мысль - Божий дар и требует ухода за собою. Быть отчетливым и отчетным в своей мысли - это залог духовной свободы и радости мысли» [13, с. 221]. Идеология новой власти внедрялась и через пространство языка. Однако и в советский период сохранялась, пусть не всегда явно и осознанно, традиция противопоставления сакрального и мирского, поисков обретения духовного начала. При этом язык остается «важнейшей частью и основой этнического самосознания»; «что касается потери родного языка, то, с точки зрения ряда ученых, это в определенной степени изменяет ... этническую идентичность человека» [5, с. 653]. И может послужить основой не только полной ассимиляции в чужой стране, но и порождает феномен двоемирия внутри одной культуры, когда церковнославянский язык воспринимается как иностранный. Тогда как последний содержит в себе не только этимологическое объяснение многих слов русского языка, но и раскрывает глубину ключевых символов (или архетипов, по определению К. Юнга) культуры. Церковнославянский язык выполняет коммуникативную функцию, прежде всего, сакрального плана. Обращая сознание человека к более высокому, чем обыденный, уровню бытия, моделируя семантическое поле культуры.
М. М. Бахтин говорит о связи языка и мировоззрения: «.без языка мировоззрение не может ни сложиться, ни выразиться», «мировоззрение наслаивается на значения языка только в связи с конкретными высказываниями, как отзвуки их. Отдельные слова становятся представителями этих (мировоззренческих) высказываний» [2, с. 285]. Семантические и символические контексты Библии способствовали формированию русской ментальности. Посредством их использования
происходит оживление уже ослабленной в бытовом употреблении лексической семантики.
В настоящее время в научных текстах междисциплинарного пространства используются следующие понятия: «национальная лингвокультура», «религиозное мышление», «концепт», «лексико-семантическая структура слова», «диахроническое изменение картины мира»; выявляются и оцениваются значимые для национальной культуры изменения в соответствующих фрагментах картины мира.
Исследования в области языкознания и краеведения в первые десятилетия нового режима
В 1920-1930-е гг. Соловецкий лагерь особого назначения парадоксальным образом становится одним из центров науки («самый северный в СССР форпост науки») благодаря деятельности сосланных туда выдающихся ученых.
Одним из самых известных узников СЛОНа уже ближе к концу его трагической истории был отец Павел Флоренский, незадолго до первого ареста подробно описавший памятники ризницы Троице-Сергиевой Лавры. Ученый раскрывает через икону (преимущественно тип памятника ризницы) особенности русской культуры, национальное сознание.
Отец Павел Флоренский рассматривает икону с позиций богослова, философа, искусствоведа и историка. Работы большей частью написаны приблизительно в одно время; в 1918-1919 гг. отец Павел был членом Комиссии по охране памятников искусства и старины Троице-Сергиевой Лавры, разрабатывал идею живого музея (которая перекликается с рассуждениями о необходимом поиске живого опыта религиозного переживания как возможности выхода из сложившегося кризиса). Его статьи («Моленные иконы преподобного Сергия», «Небесные Знамения» и другие) посвящены исследованию символики цвета, догматике церковного изобразительного искусства, проблеме подмены истинного смысла иконы, непонимание иконы толпой, тенденции обмирщения и упрощения смыслов. Из описания художественных приемов изображения лица (лика) выявляется психологизм и черты духовного плана: «высокая постановка» бровей над глазницами «показывает на какую-то спокойную деятельность мысли, на какое-то умиленное удивление созерцаемому . этот признак мысли подтверждается несколькими напряженными лобными мышцами» [18, с. 262].
Эти труды в наше время становятся предметом научных исследований, а через них и возможностью постепенного возвращения к мировосприятию ушедших поколений, в том числе, обращения со словом. Поскольку «атеистическая эпоха закрыла адекватное восприятие» культурных текстов прошлого, в 1920-1930-е гг. исследователи дореволюционной выучки подвергались репрессиям, в 1960-1970-е гг. «для искусствоведов, чье мировоззрение сформировалось в предшествующую эпоху, древнерусская иконопись на долгие годы стала чисто эстетическим объектом для теоретических изысканий, оторванных от смыслового первоисточника, искусством, отделенным от веры» [6, с. 3-4].
На Соловках в 1932 г. появляется рукопись Алексея Николаевича Греча «Венок усадьбам», подготовленная к печати в 1990-е гг., в которой автор, председатель Общества русской усадьбы, пишет о погибших очагах культуры: «В десять лет создан грандиозный некрополь ... И нет над некрополем надгробного памятника.» [14].
Любое частное явление культуры, в том числе усадьба, начинает в кризисную эпоху восприниматься не только как комплекс памятников, отражающих черты данной эпохи, но и в широком контексте, как образ Дома. В отечественном самосознании это понятие связано, прежде всего, с трансцендентной реальностью. Но находит отражение и в устроении человеком материального окружения: в истории храмовой архитектуры, на страницах литературных произведений, в русской усадьбе.
В переломные моменты истории понятие дома обретает свой первоначальный смысл убежища, укрытия, обители. Подобные образы находим в художественных произведениях: дом, усадьба, сад, куда не долетал шум городской жизни (и предчувствие надвигающейся катастрофы на рубеже столетий).
В 1920-е гг. другой узник СЛОНа, Николай Николаевич Виноградов, участвовавший в составлении Словаря русского языка при Академии наук, описывает древнейшие археологические выкладки-«лабиринты» на островах, предлагая свою гипотезу об их предназначении, подтвердившуюся в наше время. Н. Н. Виноградову удалось описать церковь Андрея Первозванного XVII в. на одном из островов архипелага не как культовый памятник, а как образец народного северного деревянного зодчества и спасти благодаря этому его от разрушения. Отбыв трехлетний лагерный срок, ученый остался здесь
вольнонаемным для того, чтобы, по мере возможности, сохранить и описать культурно-исторические памятники этой земли, в 1938 г. был расстрелян.
Репрессиям в послереволюционные годы подвергались те ученые, которые занимались исследованиями своеобразия и традиции культуры, в том числе в области филологии и языкознания. Осенью 1933 г. было сфабриковано «дело славистов», по которому осудили более 70 человек, в основном из столичных городов, среди них известные ученые, члены-корреспонденты Академии наук, сотрудники музеев, краеведы. В 1964 г. дело пересмотрели, признали, что «Российской национальной партии» не существовало, но к этому времени из московской группы арестованных по этому делу, 11 человек было расстреляно, 1 покончил жизнь самоубийством, 2 умерли в тюрьме, остальные многие годы были лишены возможности заниматься наукой [17, с. 134-136].
В заключении находился один из крупнейших отечественных лингвистов начала ХХ в. Н. Н. Дурново (свободно владея несколькими языками, посвятил свою жизнь науке о русском языке, диалектологии и истории русского языка, также древнерусской литературе; в лагере написал «Грамматику сербохорватского языка»), профессор-филолог Г. А. Ильинский (предметом его научного интереса была славянская филология, докторская диссертация было защищена по теме «Грамоты болгарских царей», опубликовал несколько десятков старославянских, среднеболгарских и сербских памятников; составил «Праславянскую грамматику», удостоенную в 1918 г. премии как «выдающееся явление в области изучения славянских языков»; его лагерный срок закончился расстрелом [там же, с. 135].
В междисциплинарном пространстве филологии и краеведения создавал свои труды Н. П. Анциферов, ученик И. М. Гревса, заложившего основы городского краеведения, историк и основатель экскурсионного дела в России, в 1922 г. вышла его книга «Душа Петербурга». В статье «Краеведение как историко-культурное явление» Н. П. Анциферов утверждал, что «от судьбы краеведческого движения зависит многое в судьбе нашей культуры» [там же, с. 131]. В 1929 г. был сослан на Соловки. Там же в 1920-е гг. находился Д. С. Лихачев, о котором больше, чем о других ученых, написано и издано.
Наряду с философскими, филологическими, краеведческими аспектами исследований, один из главных моментов понимания
отечественной истории связан с тем, что парадоксальным и не всегда осознаваемым образом богатство народа пополняется в лице пострадавших и явивших своим подвигом образ Истины и повод для подражания. Среди таких людей много подвижников в области филологии, языкознания и краеведения.
Многие известные писатели и художники, представители многонациональной культуры и искусства были репрессированы после 1917 г. В последние годы продолжают пополняться свидетельства; мемуарная литература, письма из лагерей, которые продолжают издаваться в наши дни, передают черты той эпохи. В начале нового тысячелетия становятся доступными для исследования факты жизненных обстоятельств людей, которые разделили тяжесть трагического столетия. Их жизнь, неприметная, на первый взгляд, открывается как потенциал человеческих возможностей, воплощения вечных идеалов в исторической обстановке современной нам эпохи. Сама жизнь этих людей осуществляет зримую связь поколений и непрерывность традиции. Из материалов о жизни и научной деятельности в заключении видно, насколько разносторонним и в то же время целостным в традиции отечественной науки оставался исследовательский подход. Судьба многих подвижников была схожа; вместе с тем, репрессии и гонения способствовали возрождению патриотизма, жертвенного служения на пути изучения и сохранения памяти и памятников.
Подвижничество в ХХ столетии
Революционный «подъем» обычно длится недолго, несколько лет, реже десятилетия. Истинность выдвинутых «новых» идеалов и ценностей опровергается самой жизнью. Революция сопровождается жертвами. В такие периоды истории в лексическом пласте языка учащается употребление слов: «натиск», «подавление», «свержение», «ликвидация», «борьба», «война до победного конца», «массы», «партия нового типа», «новая эпоха в истории человечества» ... Агрессивные интонации присутствуют и спустя годы в описаниях революционных событий, которые «подготавливают почву для последующих . битв» [16, с. 202-203, 1107].
Если лозунги спустя некоторое время забываются, то сохраняется рефлексия в связи с минувшими событиями в исследованиях. По отношению к революции в России и масштабам ее последствий размышления часто полны сомнениями в том, каким образом можно
объяснить произошедшее. В работах философов религиозного направления акцент делался не столько на политический и социальный угол зрения, сколько на поиск провиденциальности. Катастрофа рассматривалась как залог очищения народного сознания, а ее причины находили в секуляризации предшествующих веков («на протяжении XVII-XIX столетий Россия постепенно утрачивала черты "Святой Руси". Под оболочкой внешнего процветания и стабильности. в обществе назревал тяжелейший кризис») [10, с. 31, 51, 57].
В середине ХХ в. в Париже была опубликована небольшая работа В. В. Зеньковского «Наша эпоха», которая создавалась как общий обзор и предисловие к сборнику очерков под названием «Православие и современность». Богослов, философ, литературовед обращает внимание на характер «утопического сознания», связанного с «новым сознанием», раскрывает исторические причины того, как могло случиться «роковое "отступление" верующего разума перед разумом "естественным"», следствием такого изменения сознания стала возможной революция [7, с. 316, 327].
Революционная эпоха ХХ в. на русской земле как переломный момент истории открыла современнику тех событий возможность иначе видеть мир, себя, исторический путь, внимательнее относиться к языку, видя в нем «транспорт традиции» (Т. Элиот). «Революционный шок не мог не сказаться на русском самосознании. В значительной части общества шел процесс пересмотра своих убеждений. В советской России он искусственно стимулировался террором, голодом, информационной блокадой. и богоборческой пропагандой властей» [8, с. 359]. Происходит смысловое сближение понятий «катастрофа» и «катарсис». С. С. Аверинцев пишет: «Документы истории говорят с такой силой, что никакая позднейшая риторика ничего не может прибавить к их свидетельству. Документы приглашают задуматься над той реальностью, которая в них запечатлена, но не вмещена; над реальностью сугубо человеческой, конкретно-исторической и одновременно для верующего сердца, более чем человеческой, метаисто-рической, то есть эсхатологической» [1, с. 19-20].
Заключение
Ученые различных научных направлений подчеркивают мысль о том, что сходство явлений переломных эпох создает исторические параллели и помогает осмыслить современность. В настоящее
время на фоне процессов глобализации, имеющих противоречивый характер, обостряется и интерес к самобытной истории и традиции. Поэтому особенное значение в переломные эпохи имеет внимание к истокам отечественной культуры, языку, малой Родине, краеведческому направлению исследований. Вместе с тем, актуализируется внимание к сакральному началу как первооснове культуры. Переживший «красную каторгу», Б. Н. Ширяев в 1950-е гг. заканчивает книгу о Соловецком лагере «Неугасимая лампада» словами: «Поэт, пророк и евангелист, живший в глубине веков на подобном Соловецкому пустынном острове, видел там Ангела. Он клялся, что придет день, когда возгласит, вострубит седьмой Ангел, и тогда свершится. тайна преображения. Но перед приходом седьмого Ангела над миром пронесутся шесть иных. На их крыльях будет страдание и смерть. Через смерть к жизни - тайна преображения. Крылья какого из Ангелов раскинуты днесь над нами?» [19, с. 430]. Свидетелями и участниками подобных процессов являются поколения нашего времени.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Аверинцев С. Имеющий ухо да слышит. // Русская Православная Церковь в советское время (1917-1991). Материалы и документы по истории отношений между государством и Церковью / сост. Г. Штриккер. - Кн. 1. -М. : Пропилеи,1995.- С. 19-28.
2. Бахтин М. М. Собр. соч.: в 7 т. - Т. 5. - М. : Русские словари, 1996. -732 с.
3. Беляков Д. А. Эволюция главного героя романа Т. Манна «Волшебная гора» в свете аналитической психологии К. Г. Юнга // Литература и словесное творчество. - М. : ФГБОУ ВПО МГЛУ, 2014. - С. 18-44. - (Вестн. Моск. гос. лингвист. ун-та; вып. 21 (707). Сер. Филологические науки).
4. Бондарев А. П. Эзотерическая эпистемология в романе Камала Абдул-лы «Долина Кудесников» // Литература и словесное творчество. - М. : ФГБОУ ВПО МГЛУ, 2014. - С. 45-62. - (Вестн. Моск. гос. лингвист. ун-та; вып. 21 (707). Сер. Филологические науки).
5. Голубева-Монаткина Н. И. Международный проект «Эмигрантские славянские языки в славянском и инославянском окружении» // Славистика. -Т. 18. - Белград : СЛАВИСТИЧЕСКОЕ ОБЩЕСТВО СЕРБИИ, 2014. -С. 653-654.
6. Данилова Е. Сквозь призму Русской Голгофы // Фрески Руси. Специальный выпуск. - М. : Художественная литература, 2012. - С. 3-4.
7. Зеньковский В. В. Русские мыслители и Европа / сост. П. В. Алексеева; подгот. текста и прим. Р. К. Медведевой ; вступ. ст. В. Н. Жукова и М. А. Маслина. - М. : Республика, 1997. - 368 с.
8. Иоанн, митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский. Самодержавие духа. Очерки русского самосознания. - СПб. : Шестоднев, 2002. -420 с.
9. Ирзабеков Василий (Фазиль). Тайна русского слова. Заметки нерусского человека. - М. : Даниловский благовестник, 2008. - 200 с.
10. История Русской Православной Церкви. От восстановления Патриаршества до наших дней. - Т. 1. - СПб. : Воскресение, 1997. - 1022 с.
11. Монахиня Ефросиния (Ибрагимова). Церковно-славянский язык в произведениях великих русских писателей (Ф. М. Достоевский) / Православная гимназия: науч.-популяр. публицист. альманах. Свято-Алексиевская Пустынь. - Вып. 1, 2007. - С. 86-90.
12. Мында Н. Б. Героизация творцов как определяющий фактор в формировании древнегреческой культуры // Философские проблемы межкультурного диалога: теория, история и практика. - М. : ИПК МГЛУ «Рема», 2011. - С. 132-143. - (Вестн. Моск. гос. лингвист. ун-та; вып. 11 (617). Сер. Философия и культурология).
13. Ныне и присно // Русский журнал для чтения. - 2006. - № 3-4. -С. 55-68.
14. Памятники Отечества. - Вып. 32. - М., 1994.
15. Ремнёва М. Л., Савельев В. С., Филичев И. И. Церковнославянский язык: Грамматика с текстами и словарем. - М. : Изд-во Моск. ун-та, 1999. -231 с.
16. Советский Энциклопедический Словарь / гл. ред. А. М. Прохоров. -2-е изд. - М. : Советская энциклопедия, 1983. - 1600 с.
17. Сошина А. А. Репрессированная наука: ученые в заключении на Соловках // Соловецкое море. Историко-литературный альманах. - Вып. 10. - Архангельск-М. : Товарищество Северного Мореходства, 2011. -С. 128-140.
18. Флоренский П. А., священник. Избранные труды по искусству. - М. : Изобразительное искусство, 1996. - 286 с.
19. Ширяев Б. Н. Неугасимая лампада. - М. : Изд-во Сретенского монастыря, 2004. - 432 с.