Научная статья на тему '«Журнал Министерства государственных имуществ» как источник по переселениям с Балкан в Россию в начале 60-х годов XIX в.'

«Журнал Министерства государственных имуществ» как источник по переселениям с Балкан в Россию в начале 60-х годов XIX в. Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
228
41
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему ««Журнал Министерства государственных имуществ» как источник по переселениям с Балкан в Россию в начале 60-х годов XIX в.»

Ирина Феликсовна МАКАРОВА

«Журнал Министерства государственных имуществ» как источник по переселениям с Балкан в Россию в начале 60-х годов XIX в.

В списке российских периодических изданий XIX века «Журналу Министерства государственных имуществ» (далее ЖМГИ. — Авт.) принадлежит особое место. Благодаря своей ведомственной принадлежности он пользуется большой популярностью у историков, занимающихся проблемами социально-экономической направленности. Основанный в 1841 г. вскоре после учреждения в 1837 г. Министерства государственных имуществ, ЖМГИ стал его публичным печатным органом. В круг задач этого журнала входило освещение основных направлений деятельности своего министерства, а именно: проблем, связанных с управлением казенными землями, лесным хозяйством, кустарными промыслами, государственными крестьянами и, что особенно важно в данном случае, иностранными поселенцами1. Особую ценность ЖМГИ как историческому источнику придает присутствие на его страницах служебной документации и официальной статистики Министерства государственных имуществ.

ЖМГИ стабильно издавался с 1841 г. по 1918 г. В 1865 г. он сменил заголовок и стал называться «Сельское хозяйство и лесоводство», что соответствовало двум основным департаментам Министерства государственных имуществ — сельского хозяйства и лесоводства. До 1843 г. ЖМГИ выходил один раз в два месяца, затем ежемесячно и состоял из двух основных блоков. В первом печатались исключительно официальные постановления, приказы, циркулярные предписания, распоряжения и

объявления, касающиеся курируемых министерством сфер деятельности; во втором — материалы, посвященные практическим вопросам, связанным с экономикой, ведением сельского хозяйства, лесоводства, коневодства, а также данные официальной статистики, в том числе по миграции населения.

Необходимо отметить сразу, — ЖМГИ не имел никакого отношения к отечественной публицистике своей эпохи. В 40—60-е годы XIX в. он выделялся среди прочих периодических изданий именно подчеркнуто профессиональным жанром. В количественном отношении на его страницах преобладали редакционные материалы, составленные на основе внутриведомственных отчетов, например, «Отчет экспедиции для исследования рыбного и звериного промысла на Белом море». При этом стоит отметить чрезвычайно характерную для данного издания деталь: фамилия чиновника, на основе отчета которого готовилась та или иная публикация, далеко не всегда указывалась не только в заголовке, но даже в примечаниях.

Хотя объемные авторские статьи все же регулярно появлялись, причем, с течением времени все в большем количестве, однако от публицистики они подчеркнуто дистанцировались. Принадлежали статьи обычно перу профессионалов, избиравших для изложения жанр тематических обзоров. В качестве характерного примера такого рода можно назвать «Очерки современного европейского лесоводства» профессионального лесовода А.Ф Рудзского или «Обычаи наследования у государственных крестьян» известного правоведа Ф.Л. Барыкова. Но чаще всего ЖМГИ ограничивался редакционными очерками сугубо прикладного характера, например, «О мерах к истреблению саранчи» или «Руководство по молочному хозяйству».

Необходимо подчеркнуть особо, качество ЖМГИ как источника по проблемам социологической направленности было далеко не одинаковым на разных этапах его существования. В значительной степени оно зависело от масштаба и характера личности главного редактора. Расцвет ЖМГИ пришелся на 40-е — начало 60-х годов XIX в. В период с 1841 по 1858 гг. во главе его стоял Андрей Парфеньевич Заблоцкий-Десятов-ский (1808—1881) — ближайший сподвижник министра госу-

130 И.Ф. Макарова

дарственных имуществ, реформатора графа П.Д. Киселева. А.П. Заблоцкий-Десятовский был крупным экономистом, сторонником освобождения крестьян, активным членом Русского Географического общества, членом-корреспондентом Петербургской Академии наук (с 1856 г.), одним из основоположников отечественной статистики как науки. После его перехода на должность статс-секретаря департамента законов Государственного совета, во главе ЖМГИ встал его заместитель — Константин Степанович Веселовский (1819—1901), известный экономист-демограф, академик Петербургской Академии наук (с 1859 г.), занимавшийся, в частности, проблемами миграции населения. Именно профессиональному интересу этих двух незаурядных личностей к вопросам демографии ЖМГИ и обязан, скорее всего, традиции обращения к теме переселенцев. С приходом же в 1861 г. на должность главного редактора Федора Александровича Баталина (1823—1895), бывшего преподавателя географии и статистики в Московской земледельческой школе, внимание редакции к социологии постепенно угасает, а после 1865 г. содержание журнала действительно начинает соответствовать новому названию — «Сельское хозяйство и лесоводство».

До 1860 г. среди материалов, посвященных иностранным поселенцам, в количественном отношении абсолютно доминировала тема не балканских, а немецких колонистов. В 40-50-е годы XIX в. выходцам с Балкан были посвящены всего несколько развернутых публикаций. В 1843 г. появились две заметки знаменитого садовода, основателя и первого директора Никитского ботанического сада Х.Х. Стевена — «Состояние разных отраслей сельского хозяйства в болгарских и немецких колониях Бессарабии» и «Хозяйство греческих колонистов Мариупольского округа Екатеринославской губернии». Тема выходцев с Балкан нашла также отражение в серии очерков, печатавшихся в ЖМГИ в 1854—1855 гг. под общим заголовком «История и статистика колоний иностранных поселенцев в России». Эти очерки были структурированы по региональному принципу — Приволжские колонии, Бессарабские колонии, колонии Таврической губернии, колонии Екатеринославской

«Журнал Министерства государственных имуществ» как источник по переселениям... ооо«***» 131

губернии, колонии Кавказского края. Однако, в качестве источника по истории балканских переселенцев ценность этих очерков не слишком велика из-за акцентирования внимания составителей текстов на вопросах хозяйственно-регионального, а не этнического содержания.

Пожалуй, единственным периодом, когда тема балканских мигрантов заняла на страницах ЖМГИ действительно значительное место, было начало 60-х годов XIX в. Тогда всего лишь за четыре года (с 1860 г. по 1863 г.) появились более 20 публикаций, в которых так или иначе затрагивались вопросы, посвященные переселенцам с Балкан. Часть материалов представляла собой официальную статистику, регулярно печатавшуюся журналом в тот период, другая — очерки. Что касается причины столь резкого всплеска интереса редакции ЖМГИ к данной тематике, то она крылась в непосредственной причастности Министерства государственных имуществ к решению государственной задачи по массовому заселению Таврической губернии после исхода из нее в Турцию (1860 г.) татар и ногайцев.

В новейшей историографии тезис о причастности русского правительства к выселению мусульман из приграничных районов северного Причерноморья, последовавшему вскоре после окончания Крымской войны (1853—1856), особых споров не вызывает2. Судя по официальной статистике Министерства государственных имуществ, обнародованной на страницах ЖМГИ, а также ряду других источников, весной—летом 1860 г. из Крыма и прилегающих к нему областей выехали более 60% татар и почти все ногайцы, опустели 784 деревни и аула, 1 098531 десятин земли оказались заброшен-ными3, а общее количество мигрантов составило, по разным оценкам, от 135 545 до 192 360 человек4.

Уже к сентябрю 1860 г. ситуация в сельском хозяйстве региона сложилась исключительно серьезная. Как писал в докладе на имя министра внутренних дел исполняющий обязанности таврического губернатора, симферопольский уездный предводитель дворянства Ревелиоти, «едва ли самая кровопролитная война, общий голод и моровая язва могли бы в

132 И.Ф. Макарова

столь короткое время обезлюдить край, как его опустошило самой администрацией ускоренное выселение татар ... окончательное разорение землевладельцев неизбежно»5. Судя по постановлению делегатов уездных съездов землевладельцев, ситуация в аграрном секторе сложилась настолько серьезная, что требовала срочного привлечения переселенцев с предоставлением самых широких льгот не только из центральных губерний России, но и из-за рубежа6. Согласно информации, которую публиковал или перепечатывал со ссылкой на газеты Таврической губернии в 1861—1862 гг. ЖМГИ, местные помещики готовы были с радостью принимать ради спасения своих хозяйств любых переселенцев, в том числе иностранных.

Необходимость срочного заселения опустевших земель требовала от российского правительства принятия неординарных административных мер. В «Обозрении деятельности Министерства государственных имуществ с 1857 г. по 1861 г.», напечатанном за подписью министра М.Н. Муравьева в январе 1862 г.7, сообщалось, в частности, о решении правительства способствовать притоку в Таврическую губернию иностранных поселенцев. Речь шла о молдавских болгарах (из числа бывших российских колонистов с территорий, отошедших от России по Парижскому трактату 1856 г.), черногорцах и других православных славянах Турции, константинопольских греках, а также русских и украинцах, проживавших в южной части Бессарабии и Добрудже (Измаил, Кагул, Тульча, Исак-ча). На практике, однако, одними православными народами дело не ограничилось. На страницах ЖМГИ за 1862 г. можно встретить упоминания о переселенцах из числа немцев, австрийских чехов, выходцев из Лифляндии, славян-католиков из Истрии и Славонии8.

Приток поселенцев из стран Центральной и Восточной Европы был напрямую связан с обнародованием 18 декабря 1861 г. высочайшего повеления «О правилах для найма землевладельцами иностранных рабочих и водворения сих последних в России», принятого в соответствии с постановлением Государственного совета по представлению министра внутренних дел. Судя по тексту, напечатанному в ЖМГИ9, этот

«Журнал Министерства государственных имуществ» как источник по переселениям... ооо«***» 133

уникальный для России по степени либерализма документ предоставлял землевладельцам право самостоятельно (без посредничества государства) заключать с иностранными рабочими нотариально заверенные договоры найма с последующей выдачей временных паспортов. Переселенцам, согласным взять российское подданство, гарантировались приписка к свободному сословию, свобода вероисповедания, освобождение от рекрутской повинности (вместе с наличествующими сыновьями), льготы от платежа казенных податей и повинностей на 10 лет (для водворившихся в период 1861—1865 гг., в последующем — на 5 лет).

Появление этого документа было в значительной степени вызвано обстоятельствами вынужденного характера, связанными с очевидным провалом кампании по массовому водворению в 1861 г. в России турецких болгар. В историографии проблема причастности русского правительства и Министерства иностранных дел к организации летом 1861 г. переселений болгар относится к числу дискуссионных. В новейшей болгарской историографии вновь приобрел популярность распространенный в XIX в. тезис о том, что болгары стали жертвой русской пропаганды и спланированной акции, осуществленной Петербургом по согласованию с османским правитель-ством10. В отечественной историографии, включая последние исследования11, радикализм этого тезиса оспаривается. Тем не менее, ряд дипломатических документов прямо свидетельствуют о существовании договоренностей такого рода. В частности, уже 11 января 1861 г. российский посланник в Стамбуле А.Б. Лобанов-Ростовский получил от министра иностранных дел А.М. Горчакова прямое указание войти в сношение с османским правительством на предмет согласования позиций относительно организации переселения турецких славян12. Как следует из докладов А.Б. Лобанова-Ростовского, после его переговоров с министром иностранных дел Али-пашой вопрос о выезде из страны болгар был поставлен на рассмотрение турецкого кабинета министров и решен положительно. 22 февраля А.Б. Лобанов-Ростовский сообщил в Петербург, что Порта «не оспаривает неотъемлемое право каждого оставлять свой

134 И.Ф. Макарова

край и переселяться в другое государство и потому соглашается представить сие право болгарам, желающим переселиться в Россию. Порта предписала даже всем зависящим начальствам не сопротивляться выселению болгар из Румелии и не делать никакого затруднения относительно продажи имущества»13.

К концу 1860 г. русским властям действительно казалось, что для выбора именно болгар в качестве основной категории массовых переселенцев имеются все объективные основания: турецкие болгары были недовольны ситуацией вокруг размещения на их землях крымских татар, а молдавские (из числа бывших колонистов) — конфликтом вокруг набора рекрутов. Болгарским переселенцам были предложены широкие льготы: колонистам — восстановление прежних привилегий и наделение землей в размере 50 десятин на семью; всем прочим — восьмилетняя льгота от денежных и натуральных податей, шестилетняя — от воинского постоя, пожизненное освобождение от рекрутства (с наличными детьми); наделение землей в Херсонской и Екатеринославской губерниях по 8 десятин на душу, в северных уездах Таврической губернии — по 9 десятин, в Крыму — по 12 десятин; обеспечение пособием на переселение, одинаковым с колонистами, — 125 рублей на семью, а для Крыма — 170 рублей; гарантии местного самоуправления в соответствии с традициями и обычаями14. Параллельно с болгарами и на тех же льготных условиях приглашались к переселению и водворению в Новороссийском крае русские и украинцы, проживавшие на территории Турции и юге Бессарабии15.

Решение технических задач по организации переезда российский МИД возложил на консулов. Летом 1861 г. основным центром сбора для турецких болгар стал Видин, в районе Адрианополя мероприятия носили подготовительный характер, процедура издания фирмана для потенциальных мигрантов из Варненского и Тырновского округов находилась в стадии согласования16. В конце переселенческого сезона (29 октября 1861 г.) российский консул в Видине М.А. Байков отчитался о проделанной работе: из Видинского края им было отправлено в Россию 10 990 болгар обоего пола или 1 560 семей17.

«Журнал Министерства государственных имуществ» как источник по переселениям... ооо«***» 135

Для турецких болгар именно 1861 год стал пиком их переселенческого движения в Россию. Соответственно, именно этот год был отмечен для ЖМГИ наибольшим количеством статей на эту тему. Вот лишь некоторые из названий публикаций, появившихся тогда на его страницах, — «Предложение крымским землевладельцам поселять на своих землях болгар», «Переселение болгар в Россию», «Болгарские священники и колонисты», «Переселенцы из Турции и Молдавии», «Заграничные переселенцы в южную Россию» и др.

Говоря о повышенном внимании редакции ЖМГИ к балканской тематике, следует все же отметить, что даже в 1861—1863 гг. информация об этой категории переселенцев публиковалась чаще всего в общем контексте с материалами о заселении Новороссийского края, т. е. с материалами по водворению в регионе государственных крестьян из центральных губерний России. В количественном отношении резко доминировали официальные информационно-статистические сводки. Обычно они публиковались под стандартными, однообразными заголовками — «Заселение земель Таврической губернии в 1861 г.», «Переселение в Таврическую губернию в 1862 г.», «Материалы по истории нового заселения Крыма», «О ходе переселения в Новороссийский край» и т. д.

В значительной степени благодаря именно этим информационно-статистическим сводкам ЖМГИ и пользуется особым вниманием исследователей, занимающихся историей болгарской миграции в Россию. Предоставляемые ЖМГИ данные в целом не противоречат сведениям других источников. Например, согласно материалам сводной статистики, наиболее часто фигурирующей в научной литературе18 и подтверждаемой данными российского МИД19, количество турецких болгар-переселенцев лета—осени 1861 г. обычно оценивается в 11 тыс. человек (впрочем, некоторые авторы склонны называть иную цифру, вплоть до 17 тысяч20). Принято считать, что из этих 11 тысяч порядка 7 600 возвратились в Турцию, около 2 500 умерли, а 800 остались в России21. Сходные цифры предоставляют и материалы османского консульства в Одессе, обнародованные американским историком турецкого происхожде-

136 И.Ф. Макарова

ния К. Карпатом. Согласно этим документам, из прибывших в Россию 10 450 турецких болгар в июне—июле 1862 г. вернулись на родину 8 130 человек, умерли — 1 820, остались в России — 500 человек22. По поводу количества переселившихся в Россию молдавских болгар данные сводной статистики и мнения историков серьезно расходятся. Часть исследователей оценивает число этой категории переселенцев в 17 460 человек23, другая настаивает на цифре 21 50024, а некоторые на 23 тысячах25.

Статистика ЖМГИ в целом соответствует наиболее распространенной в историографии количественной оценке. Согласно имевшимся в распоряжении редакции официальным данным, общее количество выходцев из-за границы составило к декабрю 1861 г. 24 681 человек, из которых на долю так наз. видинских болгар приходилось 10 990 душ (1 560 семей), число молдавских болгар-колонистов составляло 7 156 душ (1 514 семей), количество русских и украинцев оценивалось в 6 535 душ (1 389 семей)26. Из этой статистической выкладки следует, что абсолютно все иностранные переселенцы 1861 года в количестве 24 681 человек были выходцами с Балкан, а именно болгарами, русскими и украинцами. Что касается собственно болгар (как турецких, так и молдавских), то в январе 1862 г. министр М.Н. Муравьев подвел окончательный итог, назвав их общее количество — 18 35327, т. е. на 207 человек больше, чем было заявлено в декабре. Водворение молдавских болгар осуществлялось в основном на землях Бердянского уезда, а видинских — на территории Феодосийского и Перекопского уездов28.

Некоторые материалы оперативного характера, публиковавшиеся ЖМГИ в ходе подготовки к переселению болгар из Турции, подтверждаются перекрестными источниками российского МИД. Например, в июне 1861 г. ЖМГИ сообщил о первой группе видинских болгар, готовящейся к отправке на речных судах по Дунаю до Сулины29. Эта информация подтверждается донесениями российского консула в Видине М.А. Байкова30. В мае 1861 г. ЖМГИ анонсировал подготовку к переселению большого количества болгар из окрестностей Адрианополя31, что соответствует сведениям, изложенным в

«Журнал Министерства государственных имуществ» как источник по переселениям... ооо«***» 137

докладе генерального консула в Адрианополе Н.П. Шишкина директору Азиатского департамента Е.П. Ковалевскому32.

Однако анонсированный и действительно готовящийся на 1862 г. переезд дополнительных партий турецких болгар так и не состоялся. Одной из основных причин стал провал кампании по их водворению. Обратный отток в Турцию наметился уже в конце 1861 г., а в сентябре 1862 г. ЖМГИ был вынужден сухо сообщить, что к середине июля основная часть видинских болгар в составе 7 268 человек возвратилась морем на родину, причем, все издержки, связанные с их перевозкой, взяла на себя Порта33. Свое решение вернуться под турецкое иго незадачливые мигранты объясняли неблагоприятным климатом, тяжелой зимовкой, отсутствием гор и проточных вод. Российскому правительству оставалось лишь сожалеть о бездарно потраченных бюджетных средствах. 4 января 1862 г. русским консулам европейской части Турции было разослано циркулярное письмо Азиатского департамента МИД, предписывающее отклонять в дальнейшем просьбы турецких болгар о переселении34. И, действительно, судя по статистике, предоставляемой ЖМГИ, в дальнейшем фактов их массового переезда в пределы Российской империи не наблюдалось.

Объявленный запрет не распространялся, однако, на представителей российской и украинской диаспоры Турции, отличавшейся более высокой степенью адаптации к природным, климатическим и социальным условиям своей исторической родины. В циркуляре Азиатского департамента особо оговаривалось, что запрет не касается русских и украинских жителей Добруджи (из числа православных), «которые по каким-либо обстоятельствам не успели в сем году прибыть в наши пределы, а будущей весной пожелали бы присоединиться к переселившимся уже своим односельчанам»35.

При упоминании о мерах по стимулированию возврата бывших соотечественников в Россию, следует, однако, обратить внимание на заявленное Азиатским департаментом ограничение, обозначенное термином «православные». Данное ограничение было обусловлено сложным конфессиональным составом российской диаспоры Турции в целом и Добруджи

138 И.Ф. Макарова

в частности. Кроме крымских татар, веками оседавших на северо-востоке Балкан, здесь находили себе приют не только многочисленные беглые крестьяне из южных губерний Российской империи, но и убежденные противники ее правительства — кубанские казаки-некрасовцы, запорожские казаки, а также старообрядцы самых различных толков36. С формальной точки зрения старообрядцы к православию отношения не имели. Кроме того, значительной их части (скопцам, хлыстам, молоканам, духоборам и др.) официальный въезд на территорию исторической родины был запрещен. Заявляя данное ограничение, российский МИД пытался, скорее всего, снять с себя ответственность за конфессиональный состав переселенцев, однако практика 1861 года свидетельствует, что в реальности процедура фильтрации по религиозному признаку при приеме переселенцев не осуществлялась37.

Судя по материалам, предоставляемым ЖМГИ, переезд данной категории выходцев с Балкан состоялся в рамках акции, организованной российскими властями в августе-сентябре 1861 г. Тогда, согласно отчету Министерства государственных имуществ, из состава русской и украинской диаспоры Добруджи было перевезено морем в Одессу 387 семей и 500 бурлаков (одиночек)38. Часть мигрантов из Добруджи предпочла осуществить путешествие в Россию через территорию Дунайских княжеств39. Однако определить их точное количество по материалам ЖМГИ не представляется возможным, поскольку предоставляемая статистика зачастую игнорировала различия между четырьмя обособленными ветвями этого миграционного потока — добруджанскими старообрядцами, добруджанскими малороссами, молдавскими старообрядцами и молдавскими малороссами.

Этот технический изъян, порождая путаницу и значительный разброс в цифрах, серьезно затрудняет реконструкцию общей картины реэмиграции. Например, если в декабре 1861 г. ЖМГИ сообщал о прибытии 6 535 русских и малороссов40, то в мае 1862 г. эта цифра определялась уже в 19 749 человек (8 900 водворенных и 10 849 зимовавших в России и готовых к водворению)41. В частности, согласно обнародованным

«Журнал Министерства государственных имуществ» как источник по переселениям... ооо«***» 139

данным, в Мелитопольском уезде были водворены 1 155 душ обоего пола (562 семьи), в Днепровском — 1 686 душ (578 семей), в Бердянском — 5 540 душ (1 022 семьи), в Крыму — 519 душ (230 семей), 10 849 человек (2 161 семья) ожидали своей очереди в местах временного размещения42.

Кроме сухих статистических сводок, ЖМГИ опубликовал в 1862—1863 гг. два очерка, в которых тема переселенцев с Балкан была освещена относительно подробно. Первый из них, называвшийся «Переселение славян из Турции и Молдавии в Таврическую губернию в 1861 г.», был напечатан в мартовской и апрельской книжках за 1862 г.43 и составлен на основе ведомственного отчета, заказанного Министерством государственных имуществ П.Н. Стремоухову, на тот момент вице-директору Азиатского департамента. Это был, возможно, самый профессиональный с точки зрения балканистики материал, из всех появлявшихся когда-либо на страницах ЖМГИ. Формально в центр повествования автором были поставлены события 1861 г., однако фактически очерк представлял собой исторический экскурс, призванный дать общее представление об этапах и особенностях переселения болгар, условиях их водворения в России.

Значительное место П.Н. Стремоухов уделил также русским и украинским переселенцам из Добруджи. В частности, он обнародовал весьма важные для понимания российской миграционной политики подробности, указывающие на прямую причастность министерских структур к организации массового исхода турецких славян в Россию. Обнародованная П.Н. Стремоуховым информация относится к истории перевозки мигрантов из Добруджи в Одессу и содержит столь интересные детали, что заслуживает подробного цитирования. «Поскольку в Тульче и Исакче нет русского дипломатического агента, — сообщил П.Н. Стремоухов, — то командиру парохода «Митридат» Русского общества пароходства и торговли было разрешено при еженедельных рейсах из Одессы в Галац брать на пути жителей Добруджи и доставлять в Одессу, где за перевоз платилась сумма из предназначенного для переселенцев пособия. Из Одессы

140 ^=ооооо«»оо«=ооооо«»оооо И.Ф. Макарова

они были отправлены в Евпаторию на командированной для этого морским начальством шхуне «Эльбрус», за исключением партии в 120 семей, которые за неимением свободного военного судна были отправлены 12 августа на «Митрида-те». 62 семьи по случаю позднего прибытия из-за границы и неимением свободных судов отправлены на зимовку в колонии Херсонской губернии. Из Евпатории добруджане были отправлены в сопровождении чиновников к избранным им местам Крыма на обывательских подводах»44.

В этом отрывке обращают на себя внимание сразу несколько моментов, указывающих на высокий уровень межведомственной координации проведенной акции. Во-первых, при приеме переселенцев из-за границы была полностью проигнорирована стандартная процедура консульского оформления документов по линии МИД. Во-вторых, операция осуществлялась с привлечением военных судов, т. е. по согласованию с военным ведомством. В-третьих, переселенцы заботливо опекались чиновниками Министерства государственных имуществ, работавших, вероятнее всего, в тесном контакте с местной администрацией. В-четвертых, организаторы акции постарались проигнорировать проблему конфессионального и социального состава мигрантов. Последнее представляется особенно удивительным, учитывая хорошо известный российским дипломатам и чиновникам Министерства внутренних дел факт проживания в Добрудже большого количества старообрядцев, откровенных сектантов, а также беглого, порой откровенно уголовного элемента45. Однако, судя по специфике организации переселения, ситуация в 1861 г. была настолько серьезной, что не оставляла российскому правительству выбора. Не удивительно, что тот год остался в памяти сторожилов Добруджи как год «великой выходки» в Россию, практически полностью опустошивший многие из русских и малороссийских сел региона — Жежину, Цыганку, Таицу и др.46

Второй очерк, называвшийся «Заселение Новороссийского края в 1862 г.»47, имел обзорный характер. Он представлял собой пересказ служебного отчета по итогам командировки, предпринятой в конце зимы 1862 г. чиновником

«Журнал Министерства государственных имуществ» как источник по переселениям... ооо«***» 141

Министерства государственных имуществ, действительным статским советником А.Ф. Гойницген-Гюне. Этого чиновника, в отличие от П.Н. Стремоухова, интересовали в первую очередь именно материалы статистики и проблемы водворения, однако использование их в качестве источника по балканским переселенцам порой затруднительно. И в данной связи стоит остановиться на некоторых проблемах, возникающих при обращении к публикациям ЖМГИ.

Основная проблема состоит в весьма смутных представлениях авторов ЖМГИ (за исключением П.Н. Стремоухова) и редколлегии журнала о Балканах, их этнической карте и даже политических границах в регионе. Скорее всего, именно этим обстоятельством объясняется та путаница и неразбериха, которая встречается на страницах журнала. Порой обнаруживаются откровенные казусы. Например, историческим «открытием» ЖМГИ и лично А.Ф. Гойницген-Гюне можно считать факт существования «анатолийских болгар», якобы переселившихся в Россию48. Однако при ближайшем рассмотрении, а точнее, благодаря материалам П.Н. Стремоухова, выясняется, что речь идет, скорее всего, все же о малоазийских греках49.

Представления относительно политических границ также не отличались точностью. В частности, не только А.Ф. Гойниц-ген-Гюне, но и составители других публикаций были склонны считать Добруджу (включая Тульчу и Исакчу) территорией Дунайских княжеств, для выезда с которой требуется разрешение молдавских властей50. Путаница такого рода имела весьма печальные последствия для степени презентабельности публикуемой статистики. Как уже отмечалось, для материалов ЖМГИ типичны ошибки, связанные со сведением воедино данных с территории разных государств (Дунайских княжеств и Турции) и четырех обособленных миграционных потоков.

Еще один недостаток ЖМГИ в качестве исторического источника непосредственно связан с его ведомственной принадлежностью. В качестве официального печатного органа профильного министерства журнал всячески старался рекламировать успехи своего ведомства. Поэтому наиболее востребованной оказывалась победная статистика самого обще-

142 ^=ooooo«»oo«=ооооо«»оооо И.Ф. Макарова

го плана. Рвением чиновников объясняются, скорее всего, и неоправданно оптимистические прогнозы, которые нередко можно встретить в редакционных материалах и очерках. Например, весной 1862 г. ЖМГИ анонсировал, что до 1000 семей греков из окрестностей Константинополя и несколько сотен семей из Малой Азии запросили разрешение на переселение в Россию51, однако, как выяснилось из итоговой отчетности 1863 года, дело ограничилось 16 семьями из Анатолии и 19 из Константинополя52. Этим же фактором объясняется, по всей видимости, и сумбурный, завышенный характер текущей статистики, далеко не всегда совпадающей с годовыми показателями.

Что касается технических недочетов, осложняющих работу историков с ЖМГИ, то к ним необходимо отнести крайне запутанную и неудобную внутреннюю рубрикацию журнала, каждый из разделов которого имеет свою отдельную, сквозную (т. е. продолжающуюся из книги в книгу) нумерацию страниц.

В целом же можно констатировать, что использование ЖМГИ в качестве источника по переселениям с Балкан в Россию вполне оправданно, особенно при наличии перекрестных материалов, связанных своим происхождением с другими ведомствами, желательно, не только российскими.

Примечания

1 Подробно о деятельности Министерства государственных имуществ см.: Воронов И. И. Министерство земледелия Российской империи. XIX - начало XX в. Красноярск, 2013.

2 Подробную библиографию см.: Возгрин В. Е. Исторические судьбы крымских татар. М., 1992; Кабузан В. М. Эмиграция и реэмиграция в России. XVIII-XX вв. М., 1998; Pinson M. Russian Policy and the Emigration of the Crimean Tatars to the Ottoman Empire, 1854-1862 // Güney-Dogu Avrupa Arajtirmalari Dergisi. 1972. № 1; Williams B. G. Hijra and Forced Migration from Nineteeth-Century from Russia to the Ottoman Empire. A Critical Analysis of the Great Crimean Tatar Emigration of 18601861 // Cahiers du Mond russe. 2010. Vol. 41. № 1.

3 Журнал министерства государственных имуществ (далее - ЖМГИ). 1861. № 4. С. 145; Маркевич А. Н. Переселение татар в Турцию в связи с движением населения в Крыму // Известия АН СССР. Отд. Гуманитарных наук. 7 ряд. Л., 1928. С. 403; Вольфсон Б. М. Эмиграция крымских татар в 1860 г. // Исторические записки. 1940. № 9. С. 192.

4 Проблемы Кавказской войны и выселение черкесов в пределы Османской империи (20-70 гг. XIX в.). Сборник архивных документов. Нальчик, 2001. С. 85-86.

5 Маркевич А. Н. Переселение татар в Турцию. С. 403; ЖМГИ. 1861. № 4. С. 145.

«Журнал Министерства государственных имуществ» как источник по переселениям... ооо«***» 143

6 Тотлебен Э. И. О выселении татар из Крыма в 1860 году. Записки генерал-адъютанта Э. И. Тотлебена // Русская старина. 1893. №. 6. С. 543.

7 Там же. С. 543-544.

8 ЖМГИ. 1862. № 1. С. 22-23.

9 Там же. 1862. №2. С. 146; №3. С. 29-30, 241-242.

10 Там же. 1862. № 2. С. 90-94.

11 Подробно см.: Тодев И. О балканской политике России в начале 60-х гг. XIX в. // Bulgarian Historical Review. 1988. № 3. С. 12-25; Дойнов Ст. Последното масово преселение в Южна Русия (1861-1862) // Исторически преглед. 1992. № 11/12. С. 18-39.

12 Подробно см.: Фролова М. М. Русское консульство в Видине и переселение болгар в Россию (1861 г.) // Славянский мир в третьем тысячелетии. Славянские народы: векторы взаимодействия в Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европе. М., 2010.

13 Русия и българското национално-освободително движение. Документи и ма-териали. Т. 1. Ч. 2. София, 1987. Док. № 261. С. 53.

14 Там же. С. 53-54.

15 ЖМГИ. 1862. № 3. С. 242-243.

16 Там же. 1861. № 8. С. 96-97.

17 Русия и българското национално-освободително движение. Док. № 290. С. 121-122; Док. № 310. С. 163; Док. № 311. С. 165.

18 Там же. Док. № 314. С. 171-172.

19 Дойнов Ст. Последното масово преселение в южна Русия. С. 18-39; Плетньов Г. Руските консули и преселването на българи в Русия през 1860-1862 година // Военноисторически сборник. 1992. № 4. С. 63-84.

20 Русия и българското национално-освободително движение. Док. № 314. С. 171-172.

21 Хаджиниколова Е. Някои въпроси по преселването на българи в Русия през 1861 г. // Исторически преглед. 1976. № 6. С. 45-61; Хаджиниколова Е. Българс-ките преселници в южните области на Русия (1856-1877). София, 1987. С. 43.

22 Плетньов Г. Руските консули и преселването на българи в Русия. С. 79; Хаджиниколова Е. Българските преселници в южните области на Русия. С. 42.

23 Karpat K. Ottoman Population 1830-1914. Demographic and Social Characteristic. London, 1985. P. 65.

24 Грек И., Червенков Н. Българите от Украина и Молдова. Минало и настояще. София, 1993. С. 32; Челак Е. Училищното дело и културно-просветният живот на българските преселници в Бесарабия (1856-1878). София, 1999. С. 38; Пеев В. Преселението на българите в Русия от 1861 г. и Добродетелната дружина // Университетски четения и изследвания по българска история. София, 2008. С. 216.

25 Титоров Й. Българите в Бесарабия. София, 1903. С. 163; Дойнов Ст. Българите в Украина и Молдова през Възраждането. София, 2005. С. 136.

26 Хаджиниколова Е. Някои въпроси по преселването на българи в Русия през 1861 г. С. 45.

27 ЖМГИ. 1861. № 12. С. 94-95.

28 Там же. 1862. № 1. С. 23.

29 Там же. 1862. №4. С. 314-322.

30 Там же. 1861. № 6. С. 49.

31 Русия и българското национално-освободително движение. Док. № 314. С. 171-172.

32 ЖМГИ. 1861. № 5. С. 28.

33 Русия и българското национално-освободително движение. Док. № 290. С. 121-122.

34 ЖМГИ. 1862. № 5. С. 15-16; № 9. С. 6-7.

35 Русия и българското национално-освободително движение. Док. № 324. С. 195-196.

36 Там же. Док. № 324. С. 195.

37 Подробно см.: Макарова И.Ф. Российские диаспоры в этнодемографической карте Дунайского вилайета (60-е гг. XIX в.) // Славянский мир в третьем тысячелетии: к 1150-летию славянской письменности. Кн. I. М., 2013. С. 229-248.

38 Подробно см.: Макарова И.Ф. Между Балканами и Россией: задунайские молокане в миграционных потоках 60-х гг. XIX в. // Славяноведение. 2013. № 4. С. 25-39.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

39 ЖМГИ. 1862. № 3. С. 250-251.

40 Там же. 1862. № 2. С. 318.

41 Там же. 1861. № 12. С. 95.

42 Там же. 1862. № 5. С. 18.

43 Там же. 1862. № 5. С. 17-18.

44 Там же. 1862. № 3. С. 230-254; №4. С. 314-322.

45 Там же. 1862. № 3. С. 250-251.

46 Подробно см.: Макарова И.Ф. Русские подданные турецкого султана // Славяноведение. 2003. № 1; Макарова И.Ф. Очевидцы о русском расколе в нижнем Подунавье (середина XIX в..) // Россия и Болгария: векторы взаимопонимания. XVIII-XXI вв. Российско-болгарские научные дискуссии. М., 2010; Пригарин А. А. Русские старообрядцы на Дунае. Формирование этноконфессиональной общности в конце XVIII - первой половине XiX вв. Одесса-Измаил-Москва, 2010.

47 Лупулеску И. Русские колонии в Добрудже // Киевская старина. 1889. № 1. С. 315.

48 ЖМГИ. 1863. № 4. С. 459-468.

49 Там же. С. 465.

50 Там же. 1862. №. 3. С. 242.

51 Там же. 1861. № 5. С. 48-49; 1863. № 4. С. 465.

52 Там же. 1862. № 3. С. 242.

53 Там же. 1863. № 4. С. 465.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.