CC BY
10Г СВИДЕТЕЛЬСТВА "I МЕМУАРЕ1 I
«жизнь текла тихо
[и медленно, и время измерялось не датами календаря...»_
(Новые штрихи к истории уездного города _ Мензелинска)
Мензелинск, по сведениям русских авторов, возник в 1584-1586 гг. как военное поселение. Основателем городка считается князь И. Одоевский1. Через Мензелинск проходила Старая Закамская засечная линия, включавшая такие острожки, как Заинск и Шишминск. Крепость имела стратегическое значение в колонизации Волго-Уральского региона. Мензелинский острожек стоял на трех реках: Мензеле, Кучкане и Скородумке. Через три столетия от былой крепости уже ничего не осталось, только «часть рва и вала недалеко от города», — сообщали авторы конца XIX в.2
В 1781 г. в результате городской реформы Екатерины II Мензелинск получил статус уездного города Уфимского наместничества. 8 июня 1782 г. императрица утвердила герб Мензелинска. На верхней части щита был изображен герб губернского города Уфы (куница), а в нижней — летящий золотой кречет, «в знак изобилия такого рода птиц в этих краях»3.
В XIX в. Мензелинск славился на весь Волго-Уральский регион своей ярмаркой. По сути, вся жизнь города была подчинена этому мероприятию. Хотя ярмарки в городе проводились несколько раз в год, самой крупной считалась рождественская, действовавшая с 26 декабря по 11 января.
Зимняя ярмарка являлась своеобразным источником городской активности. В Мензелинск съезжалась самая разнообразная публика со всех уголков России. Пик развития Мензелинской ярмарки пришелся на 60-70-е гг. XIX в. Историк Р. Г. Игнатьев, посетивший Мензелинск в 1867 г., отмечал, что одной площади недостаточно для ярмарки. «Улицы буквально запружены народом так, что в это время не только проезд, но и проход по улицам бывает затруднителен, — писал он. — Стечение народа — громадное, так, например, каждый день прибывают сюда окрестные жители для продажи с возов сельских произведений и для разных покупок.. ,»4
Горожане специально для ярмарки строили просторные дома и сдавали помещения в аренду приезжим торговцам и другим временно проживавшим в городе лицам. Летом большая часть жилья пустовала5. Из-за
проводимой в городе столь популярной ярмарки стоимость жилья и земли в Мензелинске была очень высокой по сравнению с другими аналогичными городами губернии. В ярмарочное время сюда приезжали не только торговцы, но и всевозможная праздная публика. В городском клубе проходили танцевальные вечера и спектакли.
В пореформенное время Мензелинск по численности населения не отличался от других провинциальных городов. В разные годы в нем проживало около 4-6 тысяч человек. Географ В. П. Семёнов-Тянь-Шанский на рубеже XIX-XX вв. приписал Мензелинск к «истинным городам»6, в своей оценке в качестве основных критериев взяв людность (не менее тысячи человек) и торгово-промышленный оборот (не менее 100 тысяч рублей).
Основную массу горожан составляли крестьяне и мещане. В 1871-1890 гг. в среднем 42 % населения являлись представителями крестьянского сословия7. Надо отметить, что мензелинские крестьяне были потомками служилого населения бывшей крепости: стрельцов, казаков, шляхтичей. В отличие от остальных городов Уфимской губернии, в городской округе имелось много плодородных выгонных земель8. Когда-то они были пожалованы государством приезжим военным за несение службы в Мензелинской крепости. Во второй половине XIX в. уже не было государственной необходимости в их службе, поэтому каждый жил как мог. Большинство занимались хлебопашеством. Основным же источником доходов мензелинских крестьян была торговля на местной ярмарке и базарах.
1 мая 1878 г. по городу пронесся опустошительный пожар. Сгорело большинство городских зданий (900 домов), уцелели лишь дома на окраине. Имелись жертвы9. После пожара был разработан новый городской план, и Мензелинск был практически отстроен заново10. По свидетельству современников «город был обустроен плохо», деревянные дома напоминали скорее деревенские избы, были преимущественно трехоконны- мензелинск во вр ми11. Довольно заурядный вид города связывали с тем, что мен- зимней ярмарки. зелинские дворяне практически не имели здесь домовладений, Начало XX в. да и купцов проживало немного12. Приезжие предприниматели,
Никольский собор. , . _
Мензелинск, начало ведущие в Мензелинске собственные коммерческие операции, не XX в. спешили благоустраивать его. Хотя единичные примеры встреча-
лись. Например, елабужский купец Иван Стахеев (землевладелец Мензелинского уезда) выделил средства на восстановление Никольского собора после пожара 1878 г.
К началу XX в. экономическое значение Мензелинской ярмарки немного снизилось. Однако она продолжала оставаться движущим фактором уездной общественной жизни. Например, известный татарский просветитель, руководитель медресе Иж-Буби в Сарапульском уезде Вятской губернии Габдулла Буби в 1905 г. во время ярмарки собрал подписи более 300 татар к прошению о необходимости расширения религиозных прав мусульман, в частности, всенародного избрания муфтия и казыев Оренбургского магометанского духовного собрания. Копии документа были распространены потом в Мензелинском и в других уездах13.
В 1914 г. в Мензелинске проживало 8 173 человека. Функционировали четыре церкви, три часовни и одна мечеть14. О необходимости строительства последней местная мусульманская община заговорила еще в 1903 г. Однако двухэтажная кирпичная мечеть в городе появилась лишь к концу 1911 г. Большую роль в претворении этой задумки — регистрации прихода и строительстве мечети — сыграли купцы Миннигарей Сеитбатталов, Ша-гимухамет и Бахтигарей Хасановы15.
Накануне Первой мировой войны городской статус Мензелинска подтверждали его административные функции. Это был по-прежнему центр уезда (хотя еще в 60-е гг. XIX в. высказывались предложения о переводе администрации в Челны16), в котором кроме органов исполнительной власти были сконцентрированы и учебные заведения: от начальных школ до профессиональных училищ и прогимназий. Среди уроженцев города, начинавших свой образовательный путь в Мензелинске, ученый-маркшейдер В. И. Бауман (1867-1923), хирург, основоположник советской трансплантологии В. Н. Шамов (1882-1962), известный почвовед И. В. Тюрин (1892-1962), физикохимик, радиохимик Б. П. Никольский (1900-1990).
180
«жизнь ТЕКЛА тихо И МЕДЛЕННО, И ВРЕМЯ ИЗМЕРЯЛОСЬ НЕ ДАТАМИ КАЛЕНДАРЯ...»
(НОВЫЕ ШТРИХИ К ИСТОРИИ УЕЗДНОГО ГОРОДА МЕНЗЕЛИНСКА)
***
История уездных городов традиционно относится к наименее изученной категории. Жизнь в них, за редким исключением, была достаточно однообразной, а общество — более консервативным. По своим экономическим показателям и насыщенности общественно-культурных событий уездные центры, конечно же, значительно уступали губернским городам. Эта особенность уклада жизни жителей малых городов отразилась и на исторических источниках: редки упоминания о них как в делопроизводственных документах губернских присутствий, так и в периодической печати.
В дореволюционных архивных фондах и коллекциях, действительно, трудно обнаружить источники личного происхождения, связанные с историей Мензелинска. Но весьма любопытные материалы отложились в фонде Партийного архива Татарского обкома КПСС (ф. 30) Центрального государственного архива историко-политической документации Республики Татарстан. Это связано с формированием архивных коллекций об истории революционного движения. Среди множества формально составленных автобиографий и воспоминаний встречаются и интересующие нас сведения.
Оригинальным источником являются воспоминания уроженца Мен-зелинска, кандидата философских наук Александра Сергеевича Сливко (1884-1972). После окончания в 1911 г. историко-филологического факультета Казанского Императорского университета он, как и многие мензелин-ские обыватели, отправился на заработки в Пермскую губернию. Но в отличие от своих земляков-артельщиков выпускник университета трудился в Оханской женской гимназии. Вскоре А. С. Сливко перебрался в Сибирь и с 1912 г. преподавал в Омском коммерческом училище. В студенческие годы, как и большинство его ровесников, Александр Сливко придерживался либеральных взглядов, участвовал в революционном движении. Вероятно, поэтому после окончания университета он предпочел уехать подальше от родных мест. Именно в Омске он встретил революционные события 1917 г. В советское время, добившись заметных успехов на научно-организационном поприще, в 1932 г. он стал первым ректором Омского государственного педагогического института. Но, как многие деятельные люди сталинской эпохи, был репрессирован в 1937 г. После освобождения в 1939 г. А. С. Сливко сумел восстановить политическую репутацию, работал на разных должностях в научной и педагогической сферах. С 1942 по 1962 г. возглавлял кафедру философии, логики и психологии Омского пединститута17.
Документы советского периода характеризуют определенные идеологические рамки. Не лишен этого недостатка и данный источник, но тем не менее при этом они не умаляют научный интерес. Представленный ниже вниманию читателей документ датирован 1961 г. Несмотря на то, что от описываемых событий автора разделяло почти полвека, в его повествовании чувствуется дух ушедшей эпохи, присутствуют узнаваемые исторические лица и события. Например, А. С. Сливко упоминает и ярмарку, и большой пожар — наиболее знаковые события городской жизни. Он пишет, что время в Мензелинске измерялось не датами календаря, а городскими событиями. Например, говорили «это было до пожара или после пожара».
181
Безусловно, воспоминаниям свойственны все недостатки, присущие подобному виду источников. Так и А. С. Сливко, придерживаясь идеологических клише, пишет о том, что в Мензелинске кроме приходского училища не было других учебных заведений. Возможно, ему действительно так запомнилось. Однако в уездном городе в XIX в. существовала мужская прогимназия. Хотя она была закрыта в 1887 г.18, но вместо нее стало функционировать 4-классное городское училище. Было еще уездное училище такого же типа. В 1908 г. открылось учебное заведение более высокого уровня — Мензелинское реальное училище19, и вплоть до 1917 г. работала Мензелинская женская прогимназия (открыта в 1870 г.)20.
В целом, данный документ — рассказ-ностальгия о детстве автора, его эмоциональные впечатления об окружающей среде и людях. Такого рода документы нужны при историко-антропологическом анализе событий прошлого. Ведь при исторической реконструкции важны не только документальные свидетельства официальных органов власти, но и подобные «живые» рассказы очевидцев о своем времени.
ПРИМЕЧАНИЯ:
1. Населенные пункты Башкортостана. Ч. 1: Уфимская губерния. 1877. - Уфа, 2002. - С. 72.
2. Лоссиевский-Уфимский В. М. Основание г. Мензелинска // Уфимские губернские ведомости. - 1884. - 28 апреля.
3. Городские поселения Российской империи. - СПб., 1863. - Т. 3. - С. 452.
4. Роднов М. И. История Татарстана в трудах Руфа Игнатьева // Научный Татарстан. - 2012. - № 2. - С. 108.
5. Сборник статистических сведений по Уфимской губернии. Т. 1: Города. - Казань, 1887. - С. 28.
6. Город и деревня в Европейской России: сто лет перемен. - М., 2001. - С. 516.
7. Габдрафикова Л. Р. Города и горожане Уфимской губернии в 1870-1892 гг.: по материалам органов местного самоуправления. - Казань, 2013. - С. 185.
8. Населенные пункты Башкортостана. - С. 107.
9. Центральный исторический архив Республики Башкортостан (ЦИА РБ), ф. И-11, оп. 1, д. 43, л. 25.
10. Там же, л. 31.
11. Обзор Уфимской губернии за 1881 год. - Уфа, 1883. - С. 144.
12. Сборник статистических сведений. - С. 28.
13. Бертуган Бубыйлар hэм Иж-Бубый мэдрэсэсе: Тарихи-документаль жыен-тык. - Казан, 1999. - Б. 39-40.
14. Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. - СПб., 1915. - Т. 26. - С. 276.
15. Салихов Р. Р., Хайрутдинов Р. Р. Республика Татарстан: Памятники истории и культуры татарского народа (конец XVIII — начало XX вв.). - Казань, 1995. -С. 236-237.
16. Ермаков В. В. Крестьянство Восточного Закамья (с древнейших времен до 1917 года). - Набережные Челны, 2000. - С. 175.
17. Вибе П. П., Михеев А. П., Пугачева Н. М. Омский историко-краеведческий словарь. - М., 1994. - С. 251.
18. Казанский биржевой листок. - 1887. - 9 августа.
19. НА РТ, ф. 1286, оп. 1, д. 2, л. 4.
20. ЦИА РБ, ф. И-2, оп. 1, д. 15241, л. 9 об.
182
«ЖИЗНЬ ТЕКЛА ТИХО И МЕДЛЕННО, И ВРЕМЯ ИЗМЕРЯЛОСЬ НЕ ДАТАМИ КАЛЕНДАРЯ.»
(НОВЫЕ ШТРИХИ К ИСТОРИИ УЕЗДНОГО ГОРОДА МЕНЗЕЛИНСКА)
Из воспоминаний А. С. Сливко о Мензелинске
1961 г.
[...] Вот небольшой деревянный домик на окраине, на одной из «безымянных» улиц Мензелинска, каких было сотни на Руси.
В таких уездных городах в те «сумеречные» [18]80-[18]90-е годы, по образному выражению А. П. Чехова, царила «сонная одурь» и патриархальщина, но наряду с этим рушилось старое и медленно вторгалось новое от проникновения в гущу народную капитала. «Власть тьмы» сопровождалась «плодами просвещения». Тихие домики и безымянные улицы иногда оглашались голосами страданий, криков и картинами «нравов Растеряевой улицы» Глеба Успенского.
До города и особенно до его окраин не долетали голоса большой жизни и борьбы; желания жителей не перелетали за частокол, за плетни и заборы их дворов.
Жизнь текла тихо и медленно, и время измерялось не датами календаря, а когда что-нибудь вспоминали, то говорили: «Это было до пожара, или после пожара» (в городе был большой пожар в середине [18]70-х годов), или «до ярмарки» или после «ярманки» (имелась в виду большая Мензелинская ежегодная декабрьская ярмарка). Сюда, на окраину, не приходили газеты; иногда лишь кто-нибудь приносил слух, что опять «англичанка гадит нашему царю», подбивает турку на войну, или что скоро будет «знамением божьим» в наказание за грехи людей: не видели ли и не представляли будущего, какой-либо другой жизни; пахали и сеяли на небольших недельных полях, надеясь иногда на Бога, на урожай, чтобы как-нибудь прожить год «своим хлебушком». Этого обычно не было, приходилось поэтому искать поденной работы где-нибудь у купца или помещика да каждый базарный день нести на базар сметану, творог и маслица от своей коровы или десяток, два яичек, чтобы купить кирпичного чая и сахару на неделю и гостинец ребятам — фунт баранок. Новое все же вторгалось в тишину улиц: из погребка Садыкова, который торговал яблоками, лимонами и другими фруктами, все чаще на улице появлялись татары-мальчики, которые в корзинах носили и продавали по 3-5 к[оп]. лимоны. Их покупали для чая, они напоминали, что есть на свете такие места, где растут такие душистые лимоны, только где они и как их собирают, не знали. Новое вторгалось и заботой о том, как прожить до нового урожая, надо было думать о заработках. Летом обычно собирались мужики и ехали артелью «в Перму» (Пермь), но осенью возвращались со считанными рублями, и с горя, с досады напивались, били, «учили» своих жен; слышались стоны и крики избиваемых. и площадная брань избивающих. Дети — ребята — бежали к соседям, чтобы не видеть и не слышать, как «тятька бьет мамку».
По вечерам собирались отдельно мужики и бабы на завалинке и дотемна шли тихие разговоры: у мужиков про хозяйственные дела и старые чудесные случаи в жизни, про клады, про загадочное убийство купца во время ярмарки, труп которого нашли в Мензеле около моста подо льдом, у баб — про свою бабью долю.
Мы, ребятишки, сидели тут же на коленях у отцов и матерей, тихие, умолкшие, и что-то тревожило сердца.
В небе светились крупные звезды, звонко трещали кузнечики, а на Мензеле, озерах и болотцах на «выгоне» громко квакали лягушки.
Летними днями босиком и в одних домотканых штанах и рубашках без пояса играли в бабки, мяч и сорочку, по нескольку раз бегали купаться, ловить штанами рыбу для кошки или раков, которых было тогда много в нашей Мензеле. Кусок ржаного хлеба, особенно если удавалось посыпать его немного сахарным песком, был для нас самым вкусным печеньем. А на небе светило яркое солнце и плыли кудрявые облака.
183
Иногда, запуская бумажного змея, заберемся на конек крыши, и вдали за Иком* и лугами виден станет высокий правый берег Камы, по которой «бегут» пароходы из Перми в Казань, в такие большие города, где все не так, как у нас. [...]
Отец, который умел немного сапожничать, сшил мне первые сапоги и вместе с дружками с нашей улицы пошел я в школу с холщевой сумкой на плече, с грифелем и грифельной доской в ней. Началась новая страничка жизни. Три года начальной приходской школы. Шумная ватага озорных мальчишек, собиравшихся на крыльце школы до открытия ее дверей, строгий сторож дядя Михей с длинной тонкой калиновой палкой, которой он доставал до голов озорников, наводя порядок в классе, строгий Иван Павлович — заведующий школой, которого все боялись, как огня, и нежная милая наша учительница Мария Ефимовна, которая казалась нам самой красивой и самой доброй барышней. Она не только научила нас «читать и писать», но внушила нам любовь и интерес к книжкам, в которых написано так много интересного. Затаив дыхание мы слушали, когда она читала нам про «Муму», про «Антона Горемыку», про «Добрыню богатыря», про «Змея Горыныча». Пролетели три года. С наградой и похвальным листом окончена школа. В сумке лежала уже не разбитая грифельная доска, а книжки и тетради. [...]
Большинство окончивших три класса приходской школы на этом закончили свое образование; очень немногие поступили в городское училище и еще учились три года; в городе не было больше и выше школы.
[...] Одна из старших моих сестер училась на земскую стипендию в Казанской фельдшерско-акушерской школе, другая жила с ней. Старшие братья — один работал делопроизводителем в земской управе, другой — земским страховым агентом, — решили меня отправить в Казань к сестрам для поступления в гимназию. [...]
ЦГА ИПД РТ, ф. 30, оп. 3, д. 2519, л. 4-10.
Фото из фондов Мензелинского краеведческого музея.
Публикацию подготовила Лилия Габдрафикова, доктор исторических наук
* Имеется в виду река Ик (прим. автора вступительной статьи).
184
«жизнь ТЕКЛА тихо И МЕДЛЕННО, И ВРЕМЯ ИЗМЕРЯЛОСЬ НЕ ДАТАМИ КАЛЕНДАРЯ...»
(НОВЫЕ ШТРИХИ К ИСТОРИИ УЕЗДНОГО ГОРОДА МЕНЗЕЛИНСКА)
