CC BY
25
ГУМАНИТАРНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ
УДК 930.1 (47) + 821 ГРНТИ 17.09.91
ЖИЗНЬ И ТВОРЧЕСТВО Л. МАРТЫНОВА В ДОКУМЕНТАХ ИСТОРИЧЕСКОГО АРХИВА ОМСКОЙ ОБЛАСТИ
В.Б. Шепелева
Омский государственный университет имени Ф.М. Достоевского Россия, 644077, г. Омск, просп. Мира, 55 а
В статье представлены исторические источники, находящиеся в коллекции Омского государственного исторического архива и периодических изданиях. Автор восстанавливает страницы жизни и творчества Леонида Мартынова с момента его крещения и до 1920-х годов. Ключевые слова: коллекция, исторический архив, творчество.
LIFE AND CREATIVITY OF L. MARTYNOV IN DOCUMENTS OF THE HISTORICAL ARCHIVE OF OMSK REGION
B.V. Shepeleva
Dostoevsky Omsk State University Russia, 644077, Omsk, prosp. Mira, 55 a
The article discusses the historical sources, extracted from the collections of Omsk state historical archive and periodicals and reconstructing the pages of life, of activity, in particular the works of Leonid Martynov from the moment of his baptism, and by the 1920-ies. Keywords: collections of Omsk state historical archive.
Жизнь и творчество Леонида Мартынова по документам Исторического архива Омской области — этот вопрос до сих пор нельзя признать снятым с повестки дня, хотя сама постановка его более чем закономерна. Начало, становление поэта-человека, поэта-гражданина — во всем этом присутствует Омск. Причем Омск — как современник поэта, так и прошлый — в многообразии его исторических напластований. Отсюда понятно, что целый ряд местных архивных источников, этих закодированных, молчащих до поры сгустков минувшего имеет отношение к Леониду Мартынову.
Прежде всего, речь о документах Омска нового, советского: становление гражданина, поэта Мартынова совпало с периодом становления рабоче-крестьянской республики. И чуть ли не с первых шагов важнейшей жизненной установкой поэта определилось: «За все я отвечаю в этом мире».
Но поэт — активно действующее лицо нового времени не только потому, что переплавлял великое происходящее в поэтическую реальность. Зачастую он непосредственный участник этих событий. Необходимо учитывать две стороны в работе над архивными
документами: в широком смысле исследовать источники по истории эпохи для понимания Л. Мартынова в различных актах становления нового мира. Последнее означало выход на проблемы кооперативного движения, переустройства жизни кочевого населения, переделки старого, порою дикого быта, пропаганда идей индустриального обновления, развития сибирской науки, становления советской журналистики и поэзии и др.
Всё это масштабно или вкраплениями, прямо или косвенно запечатлено многими архивными документами из фондов Советов1 и ревкомов, органов наробраза, документами земельных, научных и издательских органов, структур, имеющих отношение к литературе и искусству, источниками по истории Омска интернационального и проч.
Однако перечисленные группы документов не исчерпывают источниковой базы по обозначенной теме. Становление личности необходимым образом требует, чтобы исторический опыт являл себя не только объективным фундаментом действительности, но и чтобы опыт этот усваивался субъективно, самим человеком. В судьбе Л.Н. Мартынова, в судьбе его творчества данный процесс прослеживается необыкновенно выпукло.
В настоящей статье речь пойдёт об источниках, непосредственно относящихся к жизни и творчеству Л. Мартынова.
Удалось отыскать самый первый документ, касающийся поэта. Это запись о рождении в метрической книге Казачьего Никольского собора за 1905 год № 75: «Месяц и день рождения — 9 мая (по старому стилю), крещения — 15 мая. Имена родившихся: Леонид. Звание, имя, отчество, фамилия родителей и какого вероисповедания: владивостокский мещанин, техник Николай Иоанович Мартынов и законная жена его Мария Григорьевна, оба православные.
Звание, имя, отчество, фамилия восприемников: чиновник Омского казначейства Александр Григорьевич Збарский и жена титулярного советника Мария Николаевна Софийская и дочь чиновника Татиана Григорьевна Збарская.
Кто совершил таинство крещения: священник Леонид Покровский с диаконом Алексием Сиротиным»2.
Этот документ полностью подтверждает воспоминания самого Леонида Мартынова
и чуть ли не каждой строкой своей связан, так или иначе, с творчеством поэта, а особенно с новеллами из «Воздушных фрегатов». Через отца, мать, Збарских — с «Детскими грезами», «Семейными преданиями», через отца — с балладой про «Великий путь» и «Первооткрыватель», через Александра Григорьевича и Марию Николаевну — с новеллой «О пользе критики» и т.д.
Большую роль в судьбе человека (даже после его смерти) играют учреждения: соприкоснулся человек с учреждением, и есть шанс, что след его остался в архивном учрежденческом фонде. И если детский сад фрау Бракш с языковым уклоном (второе учреждение в жизни Л. Мартынова) в данном случае — исключение: он частный, документов его нет, то фондом Первой Омской классической мужской гимназии, где учился будущий поэт мы располагаем.
Документы сохранились с XIX века. К сожалению, как раз более поздним не повезло. Слишком бурными были 1917—1920 гг. Как раз за время обучения поэта уцелело очень немногое. О самом Леониде Мартынове пока отыскать ничего не удалось. Об отце, брате, учителях сведения есть, причем источники воссоздают не просто отдельные детали, но в целом гимназический климат, и это обеспечивает возможность уточнений, пояснений к стихотворным вещам Л. Мартынова.
Обращаясь к дореволюционной части архивного массива, необходимо не упускать из виду, что ценнейшие фонды данного периода — это, возможно, начало, это богатейший комментарий, это продолжение целого ряда поэтико-исторических изысканий поэта. Продолжение, то есть творчество поэта, дает толчок новому поиску, новым выводам, генерирует исследовательскую работу. И для решения вопроса «Л. Мартынов и историческая наука» — это немаловажное обстоятельство.
Юношеский период Леонида Николаевича тем или иным образом оказывается связан с именем А.П. Оленича-Гнененко, человека известного в Омске революционном и Омске советском. Оленич-Гнененко — член Западно-Сибирского объединенного комитета революционной демократии, в октябре 1917-го одним из первых поддержавший в Омске Петроградское вооруженное восстание; Оленич-Гнененко в конце мая 1918 года с оружием в руках отстаивавший Советскую
1 Кстати, в фонде Омгубисполкома сохранилось поэтическое свидетельство об участии А. Гинча (псевдоним Л. Мартынова) в борьбе с «бичом пролетариата» - туберкулезом. Речь о стихотворении «Тихая смерть» в специальном журнале «На борьбу с туберкулезом» (Омск, 1923. С.8).
2 Архив Омского областного отдела ЗАГС. Казачья Никольская церковь. Кн. № 53, актовая запись № 75. С.34.
власть в Омске, член президиума Омгуби-сполкома после освобождения Омска от колчаковщины. А это прямой выход к истории, документам первых омских Советов, к документам по истории политических течений 1917—1920 гг., к вопросу становления Советской власти в Омске, к периоду гражданской войны, к губернской газете «Рабочий путь», редактором которой был Оленич-Гнененко и с которой активно сотрудничал Мартынов.
К величайшему сожалению, эти и другие документы Омского архива — прекрасный уточняющий, дополнительный материал к произведениям, особенно к новеллам-воспоминаниям Л. Мартынова, — остались вне поля зрения самого поэта. И архивисты не проявили в свое время инициативы. В итоге не была использована возможность, пусть в самой малой степени, но помочь поэту. Помочь хотя бы избежать некоторых исторических неточностей в «Воздушных фрегатах».
Впрочем, о проблеме таких «избежаний» можно спорить и опираться при этом на рассуждения самого Леонида Мартынова, у которого: « Увы, не умею писать биографий, я больше всего не люблю фотографий...», — и вполне определенная уже в 20-е годы точка зрения о соотношении естественно-научной деталировки и поэзии1.
В данном случае важно не допустить смещения предмета спора: Мартынов бунтует против «плоской мнимой точности» — подделки под. По существу же, не кто иной, как Леонид Николаевич с самым глубоким, профессионально-исследовательским уважением относился к факту — не копийности, но факту — знанию. Приступая к мемуарной прозе, поэт отлично показал роль факта, записав: «Но хватит ли у меня фактов, информации, наконец, вдохновения», — сначала фактов! И потом в одной из новелл: «Пишем мы разно, не всегда связно, порой безобразно, спотыкаясь о неизвестность, утыкаясь в тупики собственной неосведомленности.. .»2- И если «диктует» стихи «прозрение», то ведь само прозрение не есть ли квинтэссенция знания?
Таким образом, видимо, не может быть двух точек зрения о возможном отношении
1 Речь о дискуссии в «Рабочем пути» 1927 г., где возник вопрос - имела ли право «лермонтовская львица» прыгать «с косматой гривой на хребте», если природа вообще-то львиц гривой обделила и т.д. Л. Мартынов был за львицу М. Лермонтова, за поэзию.
2 См. Мартынов Л. Как мы пишем //Он же. Пути поэзии. М.,1975.
3 Исторический архив Омской области (далее: ИсАОО). Ф.1076. Д.67. Л.2.
4 Там же, оп.1, д.118, л.191. По предложению зам. директора краеведческого музея и, получив мандат Горсовета, Л. Мартынов должен был проверить, верны ли слухи, что обнаружен «целый мамонт. близ водокачки на берегу р. Оми в 16 км от ст. Колония», проверить и организовать охрану, потому как население «очень подвергнуто» было соблазну «самостоятельно покопаться» и испокон веку таскало домой всякие части мамонтов. В итоге слухи про «целого мамонта» не подтвердились. А по вопросу охраны, - сообщал Л. Мартынов, - «полагаю, что ознакомленные мною с постановлением ОкрИКа - машинист Иовлев и кочегар Воронков будут лучшими охранителями остатков мамонтов».
Мартынова к историческим источникам Омского исторического архива. А работать с документами поэт, привыкший к «многолетним поискам и кровопролитным изысканиям», конечно, умел. Свидетельство тому - целый цикл его исторических поэм. И не случайно исторические рубрики в омской периодике, наряду с профессиональным украинским историком Н.В. Горбанем, вел Л. Мартынов.
Наверное, просто общение с таким человеком, как Н.В. Горбань, могло дать немало в развитии исторических изысканий поэта. Было ли у них какое-нибудь сотрудничество? Пока это вопрос. Но фонд, личный фонд Н.В. Горбаня (ф. 2071) хранится в областном архиве (стоит отметить, что фонд практически не изучен, если не считать две дипломные работы студенток ОмГУ).
Ценным, очень насыщенным источником о творчестве, о творческом участии Леонида Мартынова в жизни общества служит многочисленная омская и сибирская периодика. По периодике подробно прослеживается становление Л.Н. Мартынова - гражданина республики Советов и большого поэта, прослеживается генезис отдельных поэм, стихотворений, тем его творчества.
Определенный интерес для исследователей представляет фонд Западно-Сибирского (Омского) краеведческого музея, где сотрудничали добровольные помощники - братья Николай и Леонид Мартыновы. В частности, сохранился мандат музея от 07.10.1927 г., в котором сообщалось: «Предъявитель сего Мартынов Л.Н. упол-номачивается на право производства сбора материала для окружной выставки, посвященной 10-летию Октября. Просьба ко всем учреждениям и предприятиям давать все необходимые для выставки справки.»3.
В этом же фонде сохранился мартыновский «Отчет о поездке к месту обнаружения остатков мамонта в Калачин-ском районе...», отчет, составленный, на наш взгляд, не без иронии и над ситуацией, и над самим собой.4
Пожалуй, исключителен по подбору содержащейся в нем информации личный фонд
доцента сельхозинститута В.К. Иванова (ф. 1819). Фонд специально, похоже, никем еще не изучался, хотя возникновением своим обязан отчасти самому факту существования поэзии Леонида Мартынова. Данный информационный материал наполнен горячим, страстным неприятием творчества: идей, форм, - словом, всего, что связано с Мартыновым.
Вероятно, максимум сколько-нибудь негативных отзывов на произведения поэта собрал, сжал, постарался обыграть доцент сельхозинститута. В немалой степени он обнажил ту не самую благоприятную ситуацию, которая сложилась в Омском литобъединении в конце 30-40-х годах.
В фонде содержится тотальный, мелочно-назойливый анализ первых опубликованных в мартыновском сборнике «Эрцинский лес» (1946 год) переводов, сделанный коллегой В.К. Иванова В.Н. Энгельгардтом, какой-то болезненно-озлобленный разбор поэтических сборников Л. Мартынова «Лукоморье», «Жар-цвет», «Первородство», того же «Эрцинского леса» и прочие детали удивительной по упорству и многообразию форм борьбы. Борьбы против признания поэзии Л. Мартынова, которое ныне перешагнуло уже далеко национальные рамки и государственные границы.
Исследователю небезынтересно, вероятно, будет обратиться к проблеме генезиса одной из важнейших мартыновских тем - темы Лукоморья — к личному фонду И. Шухова, путь этот подсказывает сам поэт в одной из новелл1.
Несмотря на перечисленный довольно широкий круг источников, не они - основная ценность областного исторического архива по нашей теме. Все их перекрывает по своей значимости один единственный фонд — фонд сибирского писателя А.С. Сорокина.
Фонд, как никакой другой, насыщен материалом, ярко и детально отразившим литературную жизнь Омска вплоть до конца 20-х гг. И это понятно, ибо сформировался фонд как результат деятельности на ул. Лермонтовской, 28 (дом А. Сорокина) своеобразной творческой мастерской, где оставили след свой чуть ли не все литераторы и художники Сибири того времени. Не случайно и Всеволод Иванов, и Леонид Мартынов собирались специально писать о Сорокине и не единожды обращались к этому имени.
Благодаря тонкому чутью на талантливость и прозорливость Антона Сорокина, сегодня мы располагаем целым рядом уже обнаруженных в
1 См. Мартынов Л. Пути поэзии, М.,1975. С.13. См.: ИсАОО. Ф
2 ИсАОО. Ф.1073. Оп.1. Д.628. Л.247 об.
3 Мартынов Л. Пути поэзии// Там же. С.38.
4 Там же. Д.628. Л.163-163 об, 177-177 об.
его фонде ценнейших автографов наших незаурядных земляков. И, в частности, автографами членов той самой «футуристическо-сорокинской банды», где вместе начинали свой путь в искусство Л. Мартынов и его друзья — Б. Жезлов, Н. Мамонтов, В. Уфимцев, С. Орлов, Б. Шабля, В. Шебалин, Е. Забелин, Н. Калмыков и др.
На Лермонтовской, 28 все они (и не только они), эти интереснейшие и талантливые люди, не просто росли, обогащались в общении. В доме Сорокина усилиями их шел процесс непрерывных творческих исканий, проб, шлифовки мастерства, процесс нескончаемой работы воображения, ума, остроумия. Может быть, остроумия особенно: «...так чудили выдумками слов в полумраке уличных расщелин одинокий сумрачный Забелин и хмельной лирический Грязнов», — это чуть ли не в равной степени касалось почти всех, кто бывал у «короля писателей сибирских»2.
Но, вместе с тем, разработки, черновики серьезных произведений оставили свои следы в бережно собранном А. Сорокиным архиве.
В сборнике «Пути поэзии» Л.Н. Мартынов с горечью говорит: «Ведь как много исчезло, как будто бесследно! Ведь затерялся же, исчез «Золотой легион» — поэма о чешских легионерах, соратниках Гайды, побросавших своих обманутых сибирских жен на Дальнем Востоке и за это наказанных Айсбергом».3 Так вот поэма есть, она обнаружена. Именно под таким названием, именно с таким содержанием хранилась она в фонде Сорокина и не в одном экземпляре.
Просто Антон Семенович, по излюбленной своей привычке, всё закрутил в очередной ребус. «Золотой легион», перепечатанный на машинке, подавался Сорокиным как образец изложения им мыслей и манеры письма. М. Лермонтова по материалам интервенции (гражданской войны и интервенции).
В фонде Сорокина удалось отыскать и рукопись поэмы4. Не всю — чуть более половины (о чём автору уже доводилось писать и рассказывать5). Повторимся: оба текста, рукописный и перепечатанный сорокинско-лермонтовский, идентичны. И если 9 строф и одна строка из 18 строф полной поэмы целиком совпадают с обнаруженными рукописными частями, то, видимо, есть довольно веские основания аутентичным считать весь текст «машинописной» поэмы.
Подтверждает это соображение и сам Л. Мартынов: запомнившаяся ему единственная последняя строфа, за незначитель-2037.
См.: Шепелева В. Фонд короля VI Державы // Иртыш. 1994. № 1.
ным исключением, полностью повторяет 18-ю строфу машинописного «Золотого легиона».
Приведем текст возвращенной из небытия поэмы:
Иль с вымыслом правда Сошлась точь-в-точь, Иль вещий исполнился сон, -Но только на следующую ночь Погиб Золотой легион.
«Золотой легион»1
Ученый, политик, купец, солдат, И веришь ты в бога иль нет, -Но честно, мужчиною будь всегда И рыцарства помни завет.
На родину шел Золотой легион, Свободный чешский отряд. Ах, кто не запомнит тех ярких знамен, Тех статных и сильных солдат. Они прошли Россию насквозь Веселой дорогой побед. Повстанец сказал им: «Оружие брось». Они ответили: «Нет».
Так долго тянулась чужая земля, И нежные жены солдат, Невзгоды и радости с ними деля, Сопровождали отряд.
Но около моря, в китайском порту Взошел на корабль легион, Блудливым китайцам отдав красоту Покинутых русских жен.
Хоть льется вино и весел смех И благостен южный зной, Но: «Чую, товарищ, - сказал чех, -Что мы не вернемся домой.
Недобрый сон я видел вчера. Темно, шум машин затих, Гляжу - ледяная гора Стоит поперек пути.
И тени стоят на уступах льдин, Прозрачней, чем самый лед, И чувствую я, что призрак один Меня сейчас назовет.
Узнал я, то тени покинутых жен, Оставленных там. Я чую, погибнет наш легион, Россия идет по пятам». «Откуда под тропикам лед? Какая тебе гора? -
Ответил товарищ, - Нас родина ждет, А ты перепил вчера».
Мертвящим огнем содрогнуло туман. Ударило только раз.
- Спасайся, кто может, - вскричал капитан, -Корабль утонет сейчас.
Но вскрипнуло в блоках. Заело концы, И, кинувшись в шлюпку одну, Все чехи погибли, не как храбрецы, Как стадо пошли ко дну. А утром, когда разогнало туман, И солнце взглянуло, смеясь, На море держался капитан, В решетку люка вцепясь.
Команду военный корабль подобрал. 140 спаслось из 200. Причины крушения никто не знал, Но только погиб пакетбот.
И вот капитан - не ханжа и не трус -
Но выступил он вперед,
Спасителям молвив:
«Проклятый груз в Европу вез пакетбот.
Не знаю я, нечисть тому виной, Иль подлая чешская рать, Но прыгал компас в этот рейс как дурной, А стрелки хронометра - вспять.
Я знаю, смешон и нелеп мой рассказ, Но ночью вчера
В тропический зной ударила нас, Клянусь, ледяная гора».
Поэма написана, вероятно, непосредственно по освобождении, т. е. совершенно «мальчишеская», как говорил Л. Мартынов. Отсюда понятно, что на глубокое социальное и политическое освещение темы поэма не претендует (есть и некоторые смысловые несостыковки: «все чехи погибли» или «140 спаслось.»? Скорее, просто недоработанный ещё вариант).
Вспоминая о «Золотом легионе», Леонид Мартынов пишет: «Точно так же запомнилось мне лишь начало другой поэмы тех времен «Чертова яма»: «Я сам уроженец Сартлама»...
Отыскать в архиве поэму не удалось2 Но вот некоторые вариации на тему вымышленного города все-таки встретились:
1 ИсАОО. Ф.1073. Оп.1. ДД.107,108.
2 В газете «Рабочий путь» (№161, 17.07.1927) было опубликовано стихотворение Мартынова «Чертова яма». По мотивам это
очень близко тому, что вспоминает Леонид Мартынов о поэме.
Мы беспарийные парни, Копошились в жгучей яме. Кто был в городе Сартламе? Тикающие браслеты носят Дочери Сартлама. Вместо камней драгоценных На браслетах блещут стрелки. Если девушку целуешь, Отмечают эти стрелки, Сколько времени целуешь, Слишком долго ли целуешь... И вскричал угрюмый парень, Самый юный между нами: — Побываю я в Сартламе!1
Удалось найти в фонде Сорокина машинописный текст стихотворения «Fox-trot».2
По большой дороге мира,
торопясь, идут мужчины И награбленным торгуют,
ведь сегодня мир ничей. Мы заглянем в город — в недра,
где лежит первопричина Многих мыслей и желаний,
многих действий и вещей. Почему одежды женщин
в опушениях лохматых, Будто бы сейчас не лето, но зима полярных стран? Или женщины тоскуют
о покровах волосатых Прародительниц хвостатых
юных цепких обезьян? Позабыт времен недавних
героических обычай: Мы деремся кулаками, избегая тонких шпаг, Развлеченья наши — танцы,
так похожи на лисичий, На медвежий, на слоновий
осторожный мерный шаг. Пусть ученые зловеще
говорят об атавизме — Хорошо бы это было озвереть в лесной глуши. Лишь гримаса обезьянья
отразилась в тонкой призме Слишком тщательно граненной
человеческой души. Настоящим обезьянам
уж недолго жить на свете. Переловленные вымрут и медведи и слоны, И романтикой старинной
кажутся нам звери эти Нам, невесело следящим
бег стотысячной весны.
Это стихотворение в несколько ином варианте (без первого четверостишья) было опубликовано в 1926 году в «Сибирских огнях». Но в фонде А. Сорокина найден ещё и мартыновский автограф с карандашными набросками парусника, головы дикаря и несколькими стихотворными зарисовками для себя (многие слова сокращены). Удалось прочесть одну строфу, которая звучит как разработка темы «Fox-trota»:
Шубы в опушениях лохматых Им напоминают волосатых Цепких и лукавых обезьян...3
В сорокинском фонде сохранились и автографы Л. Мартынова из юношеской поэмы «Зверуха» (которая, возможно, написана в 1923 году). Как во многих случаях, они разрозненны, не подписаны, сделаны карандашом: это черновики опубликованной поэмы. Звучат несколько отлично в некоторых деталях:
На горе за чугунной решеткой Расположен дворец золотой, Вдоль решетки тяжелой походкой Ходит гигант часовой.
Над подъездом орел изваян, А над крышей флаг на шпиле, А в дворце живет Айнлаин, Несравненна ни с кем на земле.
Седьмая строфа совпадает полностью с опубликованной. Восьмая звучит иначе, она не завершена:
Выпал снег и, тотчас же растаяв, Из канав оборванцев прогнал Так когда-то из нор («в степи» — зачеркнуто) горностаев
Айдоган в степи из нор выживал А теперь у решетки дворцовой.4
Сохранил Антон Сорокин и синекаран-дашный автограф Мартынова — кусочек из посвящения омичке Г. Хлебниковой — дочери сопроцессника А.И. Ульянова:
Я противник лютых зим Тяжко Севера проклятье — Разве девушка и пим Совместимые понятья?5
Удалось отыскать много правленное начало какого-то будущего произведения, воз-
1 ИсАОО, Ф.1073. Оп.1. Д.628. Л.149.
2 ИсАОО, Ф.1073. Оп.1. Д.628. Л. 26.
3 ГАОО, Ф.1073. Оп.1. Д.628. Л.84.
4 Там же, Л.146-146 об.
5 ИсАОО Ф.1073. Оп.1. Д. 628, л.295.
можно, поэмы о дикой кошке (разговор об этом с Л.Н. Мартыновым помнит В. Утков).
Кажется, это одно из первых произведений, где очень выпукло вырисовывается присущая, пожалуй, всякому большому поэту особенность: полное глубочайшее понимание природы, ощущение внутреннего сокровенного родства с нею, некое языческое отношение к миру, если понимать язычество как богатейшую поэтизацию всего вокруг. Вот кусочек этой зарисовки:
Одичавшая кошка рассказала мне это В золотых камышах Темир-Тыс И глаза ее круглые желтого цвета Мудрой жалостью к людям зажглись.1
Кстати, эта же тема, как показал поиск, разрабатывалась поэтом в несколько ином ключе в стихотворении «Рыбаки»2. В фонде А. Сорокина оно незавершенное.
Удалось отыскать и несколько вариантов автографов другого, вероятно, неопубликованного маленького стихотворения Леонида Мартынова. Тема - река, лирический герой, предощущение всепоглощающего интимного чувства:
Девушка тонула в реке. Разделся. Поплыл. Спас. На зеленой прибрежной горе Целовал спасенную до слез.
Долгие века на берегу Теплые колени ласкать, -Я от Вас никуда не уйду Бледнолицая моя тоска (вариант - «гру-болицая»).3
О реке, правда, уже в ином ракурсе, и другое стихотворение Мартынова - в фонде оно машинописное:
Ветер речной о всех поет, Чья жизнь проходит на лоне вод, Кто долго оторван от твердой земли, Под красными флагами чьи корабли.4
Публиковалось ли оно? По крайней мере, в сборниках Леонида Николаевича стихи эти автору не встречались.
А было ли тогда опубликовано вот это, до предпоследней строки - чистая классика, подражательное, полусерьезное, полушутливое посвящение жизни. Оно так и называется - «Жизни»:
Подруга светлая моя, Ты жить меня и верить учишь, Ласкаешь ты больней, чем мучишь, Сурова женственность твоя, Покинув храма ветхий кров, Где музы дремлют полупьяны И жалобно звенят стаканы В часы приятельских пиров, Твой взгляд суров, твой голос глух, Куда пошлешь, пойду я смело, И юное окрепнет тело, И юный закалится дух. Я ухожу, но перед тем Друзья прощальный выпьют кубок /и, наконец, дух времени - В.Ш. / За мой казенный полушубок.5
Интересно, в связи с чем появились, основой чего послужили или могли послужить следующие четверостишия:
Ах, прошлое только снится, А будущее - туман. Однако на южной границе Какой-то стоит атаман. Над городом реют слухи И тают, как внешний снег, Но это же в Вашем духе, О, немощный человек. А если придут, потревожат, Заложником назовут, В тюрьме вы найдете, быть может, Последний и верный уют. Никто не отыщет шприца, Запрятанного в сапог. И вы до монгольской границы Домчитесь без лишних тревог. Ваш конь будет пламенно белым Душа не вернется в плен, Расставшись с измученным телом, Которое только тлен.6
Возможно, есть какое-то начало будущим мартыновским посвящениям в честь искателей дорог в этом автографе, только четыре строки рукою Л. Мартынова:
Знаешь племя мечтателей - переселенцев, Жизнь их в поисках новой земли. И безропотных жен, и крикливых
младенцев
Эти люди с собою везли.7
Там же. Л.161-161 об.
Стихотворение полностью было опубликовано в газете «Советская Сибирь», 28.11.1926. ИсАОО Ф.1073. Оп.1. Д. 628, л.86-87. Там же, л.224. Там же. л.17.
ИсАОО Ф.1073. Оп.1. Д. 628, л.18. Вообще - мартыновское ли это? Но подпись под текстом указывает на него. Там же, л.113.
И очень похож на заготовку к чему-то другой автограф поэта:
О благородный клик «ха-ха», Смеющийся в печали Я скиф, и мысль моя глуха. Она сказала: Там ищи, Где ночь всего безмолвней, Но глухо лязгнули мечи Сшибающихся молний.1
Несколько мартыновских автографов не полностью разобраны, что и не мудрено, так как, скажем, на одном из них кто-то тут же, видимо, рецензировавший только что созданное Мартыновым, написал карандашом «Прочти!» над рядом слов.
Может быть, как-то связано с переводом ронсаровского сонета «Елене» обнаруженное в фонде Сорокина незавершенное стихотворение — черновик с рядом правок, где рефреном звучит: «Да или снова — нет», а первые строки «Вы соберете в кубок радуги всех планет. Все вернется, быть может, а быть может, и нет» 2.
Можно привести еще строфу-метафору из довольно объемного стихотворения-диалога, тем более что это автограф:
Она: Я боюсь, взгляни в окно на Запад, За рекой3 пришел громаден и лохмат Зверь, улегся и тяжелой лапой Заслоняет солнечный закат.4
Удалось отыскать в фонде целую серию шутливых посвящений поэта Антону Сорокину, в том числе неизвестных. Целый ряд обнаруженных произведений, зарисовок пока еще не персонифицированы. Найден «во всем великолепии подлинника» (подпись, дата — все на месте) автограф «Столовки» в редакции, не известной читателю (Посвящение Б. Жезлову):
Пол столовки земляной утоптанный, В уголке бочонок и весы, У девиц соломенные локоны И широкие лиловые носы.
Не без опыта девицы, лают глазками, Из-под стойки выскочив на миг, А потом бегут, ножами лязгая, В кухню, где котлеты и шашлык.
А над стойкою борцы саженные Изгибаются трагично в мост, Я в столовую с серебряными стенами
1 ИсАОО Ф.1073. Оп.1. Д. 628, л.146 об.
2 ИсАОО Ф.1073. Оп.1. Д. 628, л.68.
3 «За рекой» - надписано над зачеркнутым «зверь».
4 Там же, л.110.
5 ИсАОО Ф.1073. Оп.1. Д.632, л.9-9 об.
6 Там же, л.10.
7 См. Мартынов Л. Пути поэзии // Пути поэзии. С.63.
Книжную экзотику занес. Я пришел дурашливый, изболтанный, С бреднями не пройденных дорог, И ученый кот с глазами желтыми Заплясал на стойке кек-уок.
Ярко разукрашенные клоуны Выкрикнули хлесткое «alle», И запрыгал буйвол дрессированный По коричневой утоптанной земле.
И из потолка промозглого Вылез голубой гиппопотам, Я же наливался пойлом воровым И намеренно визгливо хохотал.5
Обнаружен и единственный пока в составе Исторического архива Омской области автограф одной из ранних переводческих проб Л. Мартынова. Собственно даже не Мартынова, а Мартыновых, ибо перевод подписан Л. Мартыновым и Н. Семеновым, то есть братом поэта. Речь о переводе из П. Верлена (кстати, эта редакция отличается от опубликованной)6:
В полях уныний Местами лег И, как песок, Сверкает иней.
Тускнеет медный Небосвод.
Там месяц бледный, Родясь, умрет.
А дубы пьяны И из леска, Как облака, Плывут поляны.
Тускнеет медный Небосвод.
Там месяц бледный, Родясь, умрет.
О волк худой, И ворон нищий. Какая пища Их ждет зимой?
В полях уныний Местами лег И, как песок, Сверкает иней7.
Но фонд Сорокина отнюдь не исчерпывает этим своих информационных возмож-
ностей по теме, потому что все, о ком ни вспоминает поэт, оставили следы, и главным образом поэтические, в архиве, собранном Антоном Сорокиным.
И более того, в его фонде сохранены письма литераторов, помогающие реконструировать различные моменты биографии поэта. Удалось отыскать письмо самого Мартынова жене Сорокина. Это лучшее доказательство действительного участия поэта в судьбе (уже посмертной) творчества Антона Сорокина. В фонде также хранится статья Леонида Мартынова о Сорокине «Тююн-Бо-от» и рукописное изложение небезызвестной статьи поэта о Сорокине «Дон-Кихот сибирской литературы».
В заключение отметим: да, у нас нет фонда Л.Н. Мартынова, у нас нет даже специальной коллекции его, но документы Исторического архива Омской области представляют несомненную ценность для исследователей жизни и творчества поэта, причем документы самого разнопланового и по содержанию, и по форме характера. Нужен только кропотливый поиск. А само обращение к незаурядной личности Л.Н. Мартынова, удивительно адекватной вызову новейшего времени, сути «советского проекта» (как было сказано, две вехи определяют пути советской поэзии: первая - В. Маяковский, вторая - Л. Мартынов, и не меньше), к фигуре поэта-философа, поэта-Творца сегодня более чем актуально.
Шепелева Валентина Борисовна - доктор филологических наук, профессор кафедры современной отечественной истории и историографии Омского государственного университета имени Ф.М. Достоевского, почетный работник высшего специального образования РФ, член Российского общества интеллектуальной истории. © В.Б. Шепелева, 2015
Статья поступила в редакцию 24 июля 2015 г.
