CC BY
72
РАЗДЕЛ 2 ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
PART 2 PHILOLOGICAL SCIENCES
УДК 82-1/29
Е.А. Акелькина
Омский государственный университет им. Ф.М. Достоевского Л. Н. МАРТЫНОВ - ПОЭТ МОДЕРНА
В статье поэт Л.Н. Мартынов впервые описан как автор культуры модерна. Он вспоминает в книге философской прозы «Воздушные фрегаты» многих забытых писателей и художников рубежа Х1Х-ХХ веков. Л.Н. Мартынов много пишет об искусстве, утверждает целостность личного опыта в масштабе вечности, показывает синтез художественных традиций, проза поэта интертекстуальна.
Ключевые слова: модерн, философская проза, искусство, синтез художественных традиций, интертекст.
Я РОДИЛСЯ В НАЧАЛЕ мая
И прекрасно я понимаю,
Что такое РАЗЛИВ ВЕСЕННИЙ:
Это - ВЕТЕР и ГРЕБНИ В ПЕНЕ,
Это - ВЫВЕРНУТЫЕ КОРЯГИ
И ЗАТОПЛЕННЫЕ ОВРАГИ.
В ночь, когда НАД СТЕРНЕЙ КОЛЮЧЕЙ
ПОДЫМАЮТСЯ сизые ТУЧИ,
Возвращеньем зимы угрожая,
Но и снег в середине мая -
Даже он, говорят, К УРОЖАЮ!»
(1930)
Леонид Николаевич Мартынов - русский поэт рубежа веков, деятель культуры русского модерна. И хотя он родился в год некалендарного начала прошлого двадцатого века (1905), как поэт и как деятель сибирской культуры Мартынов, несомненно, сформирован РУБЕЖОМ ВЕКОВ, что всегда прекрасно осознавал и о чем неоднократно писал в стихах и в прозе. В стихотворении « Я родился в начале мая...» (1930 г.), поставленном как эпиграф к этой статье, выделены обороты, поэтические метафоры, сопрягающие природно-
космические явления, энергию порыва, начала, зарождения нового внутри старого или вопреки ему и социальные катаклизмы эпохи катастроф, перемен, рубежей. Традиционный для русской поэзии начала века набор образов-метафор («разлив весенний», «ветер», «тучи», «возвращенье зимы, снег») вдруг обретает принципиально новое созидательное измерение («.. .говорят, к урожаю»).
Войдя в двадцатые годы в литературу как «футурист невольный», общаясь с молодыми художниками и поэтами авангардных направлений А. Сорокиным, В. Уфимцевым, Н. Мамонтовым, Б.Жезловым и другими (кубофутуризм, лучизм, конструктивизм, экспериментальная агиттруппа «Синяя блуза»), Леонид Мартынов с первых своих произведений обнаруживает универсализм поистине космического сознания, вполне в духе русского модерна, стремящегося к новому синтезу и созданию органического стиля эпохи перемен.
Общеизвестна мартыновская характеристика времени начала века в «Воздушных фрегатах»: «РУБЕЖ ДВУХ МИРОВ! Как ни тривиально звучит это выражение, но оно точнее всего определяет положение вещей. Я рос на бревенчато-кирпичной границе старого церков-но-банного, кошмяно-юртового, пыльного, ковыльного старого мира и - железнодорожного, пароходного, пакгаузно-элеваторного, велосипедно-аэропланного и телефонно-пишущема-шинного нового мира, отдавая решительное предпочтение последнему»1. Омск начала прошлого века не был индустриальным гигантом, но был развивающимся, быстро растущим промышленным городом с десять лет тому назад пришедшей туда железной дорогой, именно железная дорога стала главным средством знакомства с новинками науки, техники и культуры. Омск счастливо сохранил гармоническую связь с первой природой и искренний восторг созидания второй природы - городской среды. Это равновесие да сибирская основательность характера Л.Н.Мартынова сделали его типичным культурным деятелем первой четверти двадцатого века, сформированным разнообразными влияниями русского и европейского модерна. Леонид Мартынов, надо отдать ему должное, никогда не отрекался от наследия рубежа веков, по мере творческого развития он все глубже и серьезнее осознавал роль модерна в своей судьбе и постоянно писал об этом и в стихах, и в прозе, и, конечно, в своих публицистических и журналистских произведениях. Параллельно этому шел и другой процесс: Л.Н. Мартынов пристально и сочувственно следил, как живет опыт модерна в литературе и искусстве двадцатого века, как возвращаются забытые имена в годы «оттепели». Сколько мог, способствовал этому возвращению своим творчеством.
Тема «Леонид Мартынов - поэт модерна» имеет множество аспектов: это и истоки творчества, культурный генезис поэта, и влияние современников, более или менее восприимчивых к художественным тенденциям рубежа веков, и, наконец, сознательное развитие главных культурных моделей русского модерна. Ведь и неповторимо мартыновский уникальный синтез традиционного и новаторского на основе приемов философского обобщения, рожденный глубоко пережитым опытом модерна, который к концу жизни поэта воспринимался как запоздалая архаика поэтической «школы Маяковского», говорят об органичности переработки великого наследия рубежа веков.
Напомню, что же было присуще русскому модерну как глубинной тенденции культуры переходного времени, оказавшейся необычайно актуальной для Л. Мартынова более, чем для многих его современников, ибо он постиг главное - динамичный, стремительно изменяющийся мир, увиденный через призму ВПЕЧАТЛЕНИЯ ЧАСТНОГО ЧЕЛОВЕКА, свобода которого растет по мере расширения его границ. Универсализм творчества Л.Мартынова рожден постижением живой ЦЕЛОСТНОСТИ мироздания с точки зрения ВЕЧНЫХ ЦЕННОСТЕЙ. На первом плане у поэта всегда нравственно- этические проблемы и темы судеб культуры, творчества, искусства, причем разрабатываемые на основе философствования.
Рубеж веков, в отличие от середины девятнадцатого века, перевел стрелку с современного, сиюминутного, социального на вечное, нравственное, вневременное. Недаром последний посмертный сборник стихов Л.Н.Мартынова назван «У дверей вечности» (М., 2000).
Модерн часто называли стилем «искусственным», изобретенным, эклектически сочетающим взаимоисключающие приемы и тенденции. Главное в модерне - яркое переживание энергии жизни, ощущение витального порыва, напряжения, радости от самого процесса бытия. Все это в огромной мере генетически присуще творчеству Л.Мартынова, как и деятельный пафос самоизменения, переживание высокой ценности рубежного мига («мгновения»). Русский модерн имманентно футуристичен: новый мир творится преобразующей силой красоты, которая превращает физическое в духовное. Этот панэстетизм модерна, играющий знаками разных культур, постигающий их смысловую доминанту, органически присущ творчеству Леонида Мартынова. Художник-творец для него, как и для его великих предшественников культурных «сопластников» (символистов, кубистов, акмеистов, имажинистов, футуристов, и шире - декадентов), продолжает священный акт созидания мира, изменяя все посредством искусства.
Отсюда общие родовые принципы МОДЕРНА:
- примат ПОЗИТИВНОГО, масштабного, героического, утверждающего ДОБРО;
- создание национальной, а точнее даже, РЕГИОНАЛЬНО-КРАЕВОЙ МИФОЛОГИИ, в чем сказалась такая характерная черта модерна, как ПЕРЕФИРИЗАЦИЯ культуры;
- открыто ФИЛОСОФСКИЙ экспериментальный характер авторской позиции, что всегда ведет к актуализации ВЕЧНЫХ ценностей;
- изображение главных сил бытия через призму духовного мира ЛИЧНОСТИ в динамике;
- обращение к «забытым» потенциально ФИЛОСОФСКИМ ЖАНРАМ поэзии - притчи, диалога, новеллы, баллады, истории, повести, сказания в стихах и т.д.
Например, почти во всех поэмах или больших стихотворениях повествовательного характера есть указание на жанр, более того, есть и своеобразная рефлексия над жанром («Правдивая ИСТОРИЯ об Увенькае», «Рассказ о.», «Тобольский ЛЕТОПИСЕЦ», «Баллада о.», «Северная сказка», «Проза Есенина», «Дневники», «Проблема перевода», «Над философским словарем»). Это очевидная философичность всех форм в творчестве Л.Мартынова тоже связана с глубоко и органично пережитым опытом модерна. Почти все ведущие смысловые доминанты модерна (концепты) проходят через все творчество писателя: дом, река, душа места, праздник, мгновение, дети, книги, земля, начало начал (эры), проводы прошлого и т.д.
Экспериментально-рецептивный характер отношения к новым поэтическим течениям и школам точно обозначен Л.Н. Мартыновым в «Воздушных фрегатах»: «Футуристом я сделался, но несколько позже, и это было единственной в моей жизни принадлежностью к «из-мам», направлениям, школам. «В школах - место школьникам», - сказал я. Принадлежностью к футуризму я и отдал дань школам, чтоб, пережив это, отказаться от принадлежности к каким бы то ни было школам раз и навсегда.
И Маяковский привлекал меня вовсе не как футурист, а просто как художник слова, живописец и график слова, волшебник слова. С помощью Маяковского я понял, что такое поэзия вообще» . Здесь же Л.Мартынов упомянет о великом русском поэте, не исчерпывающем сложность своего творчества принадлежностью к символизму: «Блока я называю своей второй, после Маяковского, любовью. Блок как бы приобщал меня к ощущению России, много прибавив к моему представлению о ней»3. Недаром автор «Воздушных фрегатов» очень рано постигнет, что современная поэзия дает возможность постижения мира через философское обобщение: «Я прочел стихи Маяковского «Я и Наполеон». Это было то, что мне нужно. .В глубоком тылу, в Омске я приобщился к мировым событиям»4.
После четырех классов гимназии Л. Мартынов много рисовал, дружил с молодыми омскими художниками, названными им «Омскими озорниками», мечтал о путешествиях и, наконец, писал стихи, а также много читал обо всем этом авторов рубежа веков. В первую четверть ХХ века Леонид Мартынов жил этими культурными впечатлениями, неповторимым
опытом переживания ВРЕМЕНИ, преобразовывал его в свою поэтическую биографию, создавал на этой основе стихи и прозу. Спустя полвека пришло глубинное культурное осмысление и понимание своего и современников творческого развития. Сегодня очевидно, что не только Маяковский, Блок, Каменский, Бурлюк, Сорокин и другие известные писатели русского и сибирского модерна формировали культурно-творческое сознание автора «Воздушных фрегатов», но и воздух эпохи в целом: ее моды, иллюзии, обманы, увлечения, мечты - от актуальных именно для Сибири Достоевского, Врубеля, Бальмонта, Джека Лондона, Сологуба, Потанина до Брюсова, исторического беллетриста Льва Жданова, поэтессы Лидии Лесной, забытой книги С. Хинтона «Четвертое измерение» (может, отсюда и название поэтического сборника «Седьмое чувство»), «Чтеца-декламатора» (т.1У) с «Антологией современной поэзии», Киев, 1912.
Всю жизнь Л. Мартынов будет писать о своем переживании культуры русского модерна: в «Воздушных фрегатах» из пятидесяти четырех глав (новелл) более тридцати шести посвящены этой теме. Причем речь идет не только о воспоминаниях, Л. Мартынов через осмысление судьбы русского модерна постигает универсальные законы развития искусства, формирование ведущей философской культурной модели двадцатого века. Одна из центральных глав «Воздушных фрегатов» называется «Врубель - мой земляк»: в ней поэт пишет о поисках прообраза врубелевской сирени, почти всем темам художника Л. Мартынов находит аналог или творческий импульс в Омске. «Пожалуй, только «Пан» никак не смыкался с окружающей меня суровой азиатской явью: от Пана, его флейты и тусклого мутного серпика веяло на меня, наоборот, тем далеким Западом.»5. Почти десять стихотворений Л.Мартынова 1960-х - 1970-х годов содержат врубелевские мотивы, образы, аллюзии: «Абрамцево», «Пан», «Камин», «Скоморох», «Книги», «Классики», «Архивы», «Граница», «Дух творчества» и т.д. Порой самому поэту было бы трудно узнать в своих стихотворных строчках скрытую цитату или аллюзию из Врубеля:
«Есть на земле высокое искусство - БУДИТЬ в народе ДРЕМЛЮЩИЕ ЧУВСТВА»6 или
«Есть терем на земле Замоскворечья, Там под медвяным серпиком на убыли Сам древний Пан, мохнатый, козлоногий, Из полутьмы мечтателям навстречу
у
Дудит в дуду о милом друге Врубеле»7.
Во всех стихах о реалиях культур прошлого ( а их у Л. Мартынова множество) поэта интересует «СЛЕД» прошлого в настоящем, продолжающееся свечение, излучение гармонии целого мироздания, даруемое искусством и помогающее жить его современникам.
Знаковым для поэта является стихотворение «Камин»: это своего рода очень типичное для поэта философское раздумье о судьбе разных культур (барокко, рококо, петровская эпоха, Древняя Русь, врубелевский модерн).
Начинается стихотворение очень органичным для Л. Мартынова переводом конкретики «осени в Коломенском» в семантическое пространство постижения судеб и законов искусства, вечной жизни и востребованности временем произведений прошлых культурных эпох. Перед нами словно разворачивается процесс подведения итогов, своеобразного сбора плодов в культуре тысячелетия:
«... /завитушки барокко/.. .Мы на них поглядим, ни о чем объясненья не спросим. Экспонат невредим, уцелеть удалось им. Это так одиноко и так далеко.
.. .Женогрудые птицы из рухнувших в бездну миров.»
Драматизм разрушительного пафоса катастрофического двадцатого века, безжалостно рвущего связи с прошлым и уничтожающего органичность естественной преемственности в искусстве свежо и убедительно реализовался в этих строчках Л.Н.Мартынова. Однако само
свободное обращение поэта к знакам разных культур, умение ненапряженно и органично включать их в раздумья о современном искусстве, видеть их единую природу содержит уже преодоление враждебности «века-волкодава, кидающегося на плечи», по словам О.Э Мандельштама, и всегда угрожающего внутренней свободе и независимости художника.
То, что «завитки рококо, домик Петра, тень Рублева и Врубель впридачу» дают поэтический импульс для переживания красоты и раздумья о вечности и неотменимости творчества, становится победой поэта над энтропией: произведение искусства остается жить в веках, несмотря на невежество зрителей и забвение о заказчике.
« Ибо Врубелем сделан вот этот камин.
Это - частный заказ. Для врача...
.. .Нет врача. Нет больного. Осталась лишь правда живая.
Много див ты хранишь, подмосковная даль
снеговая,
На ЧЕРТУ ГОРИЗОНТА, конечно, нельзя наступить!»
Подобными далековатыми сближениями разнородных ассоциативных рядов поэт восстанавливает единое пространство культуры.
Итак, именно КУЛЬТУРА МОДЕРНА позволяет вернуться к нормальному бытию искусства, восстановить цельность личностного переживания и воспоминания Л.Мартынова.
Примечания
Мартынов Л.Н.Собр. соч. в 3-х т., Т.З.Проза.- М., 1977 , С. 23.
2Мартынов Л.Н. Собр. соч В 3-х т.,Т.3.Проза.- М.+1977,С.27.
3Там же, С.31-32.
4Там же, С.16.
5Мартынов Л.Н. Собр. соч. В 3-х т. Т.3 Проза. М.,1977, С. 154.
6Там же, Т. 1, 1977, С. 47.
'Мартынов Л.Н. Собр.соч. В 3-х т. Т.1.М.,1977, С. 451.
Библиографический список
1. Мартынов, Л.Н. Собр. соч.: в 3 т. - М.: Художественная литература, 1977.
2. Мартынов, Л.Н. Дар будущему: Стихи и воспоминания / сост. Г.А. Сухова-Мартынова, Л.В. Сухова. -М.: Вече, 2008. - 672 с.
3. Бахтин, М.М. Эстетика словесного творчества. - 2-е изд. - М.: Искусство, 1986. - 445 с.
4. Гулыга, А.В. Искусство в век науки. - М.: Наука, 1978. - 86 с.
5. Эпштейн, М.Н. Все эссе: в 2 т. Т. 1: В России. - Екатеринбург: У-Фактория, 2005. - 544 с.
6. Сарабьянов, Д.В. Стиль модерн. Истоки, история, проблемы. - М.: Искусство, 1989. - 294 с.
7. Муравьева, И.А. Век модерна. Панорама столичной жизни. Т. I. - СПб., 2001. - 272 с.
8. Полевой, В.М. Искусство ХХ века. - М., 1991. - 303 с.
9. Акелькина, Е.А. Ф.М. Достоевский и философичность русского модерна: учебное пособие для студентов гуманитарных факультетов / Е.А. Акелькина. - Омск: Изд-во НОУ ВПО ОмГА, 2012. - 52 с.
10. Местрергази, Е.Г. Литература нон-фикшн / non-fiction: Экспериментальная энциклопедия. Русская версия. - М.: Совпадение, 2007. - 327 с.
E.A. Akel'kina Omsk F. M. Dostoevsky State University L. N. MARTYNOV- A POET OF MODERN.
The article describesthe poet L. N. Martynov as the author of the culture of modernity for the first time. In the book of philosophical prose "Air frigates"MartynovrecaUs many of the neglected writers and artists of the turn of XIX the century. The poet writes a lot about art, maintains the integrity of personal experience in the scale of eternity, shows the synthesis of artistic traditions, the poet'sprose is intertextual.
Key words: Modern, philosophical prose, art, synthesis of artistic traditions, intertextuality.
References
1. Martynov L.N. Collectedworks. Moscow,Khudozhestvennayaliteratura, 1977.
2. Martynov L.N. Dar budushchemu: Stikhiivospominaniya [Gift to the future: Poetry and memoirs]. Mos-cow,Veche, 2008. 672 p.
3. Bakhtin M.M. Estetikaslovesnogotvorchestva [Aesthetics of Verbal Art]. 2nded.Moscow, Iskusstvo, 1986. 445
p.
4. Gulyga A.V. Iskusstvo v veknauki[Art in the age of science]. Moscow, NaukaPubl., 1978. 86 p.
5. Epstein M.N. Allessays. Vol. 1: InRussia. Ekaterinburg, U-Faktoriya, 2005. 544 p.
6. Sarabyanov, D. V. Stil' modern. Istoki, istoriya, problemy[Modernist style. The origins, history and problems]. Moscow, Iskustvo, 1989. 294 p.
7. Murav'eva, I.A. Vekmoderna. Panorama stolichnoyzhizni. [Century of modernism. Panorama of city life]. Vol. I, St. Petersburg, 2001. 272 p.
8. Polevoy, V.M. IskusstvoXXveka [The art of the twentieth century]. Moscow, 1991, 303 p.
9. Akel'kina, E.A. F.M. Dostoevskiyifilosofichnost' russkogomoderna: uchebnoeposobiedlyastudentovgumanitarnykhfakul'tetov [F. M. Dostoevsky and the philosophy of Russian modernism: a manual for students of humanitarian faculties]. Omsk, OmGA publ., 2012, 52 p.
10. Mestrergazi, E.G. Literatura non-fikshn / non-fiction: Eksperimental'nayaentsiklopediya. Russkayaversiya. [Non-fiction literature: Experimental encyclopedia. The Russian version]. Moscow, Sovpadenie, 2007, 327 p.
Автор статьи — Елена Алексеевна Акелькина, доктор филологических наук, профессор, руководитель Омского регионального научно-исследовательского Центра изучения творчества Ф.М. Достоевского, Омский государственный университет им. Ф.М. Достоевского.
Рецензенты:
Е.В. Киричук, доктор филологических наук, профессор, Омский государственный университет им. Ф.М. Достоевского;
Э.И. Коптева, доктор филологических наук, доцент, Омский государственный педагогический университет.
УДК 82-1/29
О. В. Барский Омская гуманитарная академия
КОМПОЗИЦИОННАЯ ФУНКЦИЯ ОБРАЗА «МОЛОДОЙ ГОРОЖАНКИ» В «ЕВГЕНИИ ОНЕГИНЕ» А.С. ПУШКИНА
В статье идет речь о некоторых композиционных особенностях романа в стихах «Евгений Онегин». Образ «молодой горожанки» в финале шестой главы выполняет особую функцию: он является средством сообщения произведению дополнительного тематического содержания. На первый план в статье выходит мотив женитьбы автора.
Ключевые слова: композиция, мотив, сюжетная линия, образ автора, смысловая организация, структурный параллелизм.
В финале шестой главы «Евгения Онегина» появляется странный эпизодический персонаж - «молодая горожанка». Ее образ увенчивает описание могилы Ленского, а ее мысли о дальнейшей судьбе его избранницы и других участников «деревенской» истории дают повод автору вернуться к прерванному лирическому отступлению. Возникает, однако, сомнение, что горожанка потребовалась ему только для этого перехода. В отличие от других эпизодических фигур, она затрагивает различные тематические области «Евгения Онегина», но каждый раз обнаруживаются противоречия, не позволяющие безоговорочно отнести горожанку ни к одной из них. Так, например, сразу бросается в глаза ее принадлежность двум основным местам действия романа - городу и деревне, однако мы не знаем, родом ли она из города и приезжает на время в деревню или переехала в город (допустим, в связи с замужеством) и иногда возвращается в родные края. Учитывая, что повествование в этом месте уже готовится перебираться в город, а автор в связи с новым этапом жизни и творчества перекочевывает
