CC BY
111
Д.М. Тимохин
ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ ИНАЛ-ХАН А В ОПИСАНИЯХ АРАБО-ПЕРСИДСКИХ ИСТОЧНИКОВ ЭПОХИ МОНГОЛЬСКОГО ЗАВОЕВАНИЯ
Несмотря на то, что в названии этого исследования фигурирует имя лишь одного из многочисленных тюркских полководцев хорезмийского государства, следует несколько шире понимать масштаб той проблемы, которую здесь хотелось бы затронуть. Поскольку в хорезмийском государстве накануне монгольского нашествия существовал заметный конфликт между оседлыми ираноязычными народами и тюрками, было бы весьма интересно выяснить, как в связи с этим историки будут описывать действия тюркских военачальников против монгольских завоевателей. Важно отметить и тот факт, что такого рода исследование поможет выявить, с одной стороны, отношение самих арабо-персидских историков к тюркам, находящимся на хорез-мийской службе. С другой стороны, описания действий тюркских военачальников в арабо-персидских исторических сочинениях будут отображать и общественное отношение как к самим этим военачальникам, так и в целом к тюркоязычному компоненту центральноазиатского общества того времени.
Таким образом, на примере судьбы Инал-хана нам хотелось бы рассмотреть, как уже говорилось выше, более масштабную проблему. Именно этот тюркский военачальник был выбран нами объектом исследования по нескольким дополнительным причинам. Во-первых, Инал-хан являлся одним из самых заметных тюркских военных аристократов хорезмийского государства накануне вторжения монголов. Во-вторых, именно его действия, в качестве губернатора города Отрар, станут одной из причин, о чем подробно будет сказано ниже, нашествия монголов на территорию хорезмийской державы. Наконец, именно гарнизон Отрара под командованием Инал-хана сможет в те-
чение нескольких месяцев сдерживать часть монгольских сил почти у самых границ Хорезма, тем самым не давая им возможность продвинуться вглубь страны. С одной стороны, перед нами типичный образец тюркского военачальника хорезмийской державы эпохи монгольского нашествия, а с другой -человек с незаурядной биографией, которая сама по себе представляет научный интерес. В этой связи удивительным кажется, что жизнь и деятельность Инал-хана, как и их описание в арабо-персидских исторических сочинениях, до сих пор не стали объектом отдельного изучения ни российскими, ни зарубежными специалистами. Данная статья должна в некоторой степени заполнить образовавшуюся историографическую лакуну относительно самой личности Инал-хана и ее отражения в арабо-персидских источниках.
О жизни Инал-хана до событий, произошедших в Отраре в 1218 г. и повлекших в итоге монгольское вторжение, известно крайне немного. Нам ничего не известно о его возрасте на момент монгольского вторжения. Но совершенно ясно, что Инал-хан входил в группировку тюркских военачальников, поддерживавших Теркен-хатун, мать Ала ад-Дина Мухаммада. Кроме того, ан-Насави сообщает, что Инал-хан был родственником хорезмшаха по линии его матери. «Здесь1 с двадцатью тысячами всадников находился Инал-хан, сын дяди - по матери -султана, управлявший Отраром в качестве на'иба султана»2. Таким образом, родственные связи с правящей династией позволяют считать Инал-хана одним из наиболее высокопоставленных тюркских военных аристократов хорезмийской державы.
Этот вывод подтверждается тем, что после событий в Отраре и убийства монгольских караванщиков Ала ад-Дин Мухаммад
отказался выдавать Чингиз-хану человека, который нес за это ответственность, а именно Инал-хана. Последнее могло произойти лишь по причине того, что Инал-хан был его родственником, имел обширные связи внутри тюркской военной элиты, а также имел высокого покровителя, которым, по-видимому, являлась упомянутая мать хо-резмшаха. Ан-Насави сообщает по этому поводу следующее: «Султан отказался отослать к нему Инал-хана, несмотря на страх, который охватил его душу, и боязнь, лишившую его разума. Ведь он не мог отправить его к нему (Чингиз-хану), потому что большая часть войск и эмиры высоких степеней были из родни Инал-хана. Они составляли узор его шитья и основу его узла и распоряжались в его государстве»3.
В связи с этим может возникнуть вполне закономерный вопрос о том, каким образом родственник правящего хорезмшаха, занимающий высокое место среди других тюркских военачальников и пользующийся, по всей видимости, покровительством матери хорезмшаха, был назначен управляющим городом Отраром. Гораздо более логичным было бы видеть того же Инал-хана в столице хорезмийского государства, среди приближенных Ала ад-Дина Мухаммада, или же получившим назначение на один из ключевых постов в управлении государством. Однако вместо этого он получает в управление Отрар. Такая ситуация лишь на первый взгляд выглядит странной. Безусловно, Отрар находился на границе хорезмийского государства, и служба там может показаться совсем не престижной. Однако при пристальном изучении становятся понятны те перспективы, которые открылись перед Инал-ханом после назначения на указанный пост. Дело в том, что большинство торговых караванов, двигавшихся в Хорезм с Востока, проходили именно через Отрар, что делало этот город важнейшим приграничным торговым центром со всеми вытекающими последствиями. Именно поэтому само по себе назначение Инал-хана в Отрар следует понимать не как ссылку на окраину государст-
ва, но как получение важного и, возможно, почетного места службы.
Следующим эпизодом из биографии Инал-хана, на котором подробно останавливаются арабо-персидские историки, стал непосредственно Отрарский инцидент 1218 г. Однако прежде чем говорить о нем, отметим, что к этому времени между хорезмий-ским государством и монгольской державой Чингиз-хана уже были активные торговые и дипломатические отношения. Так, еще в 1215 г. хорезмийские дипломаты побывали в ставке Чингиз-хана, который не просто принял этих послов, но и предложил заключить торговый договор между двумя державами. «Передай Хорезмшаху: “Я - владыка Востока, а ты - владыка Запада! Пусть между нами будет твердый договор о дружбе и мире, и пусть купцы и караваны обеих сторон отправляются и возвращаются, и пусть дорогие изделия и обычные товары, которые есть в моей земле, перевозятся ими к тебе, а твои в таком же порядке пусть перево-
?? 4
зятся ко мне » .
После посольства 1215 г. между двумя державами было еще как минимум два посольства, которые одновременно носили и дипломатический, и торговый характер. Таким образом, накануне событий в Отраре 1218 г. между Чингиз-ханом и Ала ад-Ди-ном Мухаммадом существовали, пусть и недолговременные, но мирные отношения и обе стороны, по-видимому, были больше заинтересованы в налаживании торговых контактов, нежели в военном столкновении. Все это делает Отрарский инцидент событием, из ряда вон выходящим и противоречащим самой логике складывания отношений между двумя державами. Тем более интересной кажется попытка разобраться не только в том, что произошло в Отраре, но и в том, какую роль там сыграл наместник От-рара - Инал-хан. Попытаемся проанализировать те версии этого события, которые нам предлагают в своих трудах арабо-персидские историки. Начнем с сочинения ан-На-сави. В труде этого персидского историка мы видим следующее описание.
«Состояние перемирия продолжалось до тех пор, пока из его страны в Отрар не прибыли купцы Умар Ходжа ал-Отрари, ал-Джамал ал-Мараги, Фахр ад-Дин ад-Дизаки ал-Бухари и Амин ад-Дин ал-Харави. Здесь с двадцатью тысячами всадников находился Инал-хан, сын дяди - по матери - султана, управлявший Отраром в качестве на'иба султана. Его низкая душа стала жадной к имуществу этих купцов, и с этой целью он написал султану письмо лжеца и лицемера, утверждая, что эти люди, прибывшие в Отрар в одежде купцов, вовсе не купцы, а лазутчики, высматривающие то, что не касается их деятельности. Когда они остаются наедине с кем-либо из простонародья, они угрожают ему и говорят: “Вы в полном неведении относительно того, что творится вокруг вас; скоро к вам придет такое, против чего вы не устоите”. И далее в том же духе. Тогда султан разрешил ему принять меры предосторожности к ним, пока он не примет своего решения. Когда он отпустил узду Инал-хана, так как разрешил принять подобные меры, тот преступил все пределы [дозволенного], превысил свои права и схватил [этих купцов]. После этого от них не осталось следа и не слышно было вестей. А упомянутый (Инал-хан) единолично распорядился тем многочисленным добром и сложенными товарами, из злого умысла и коварства. И последствия его дела оказались убытком»5.
Если следовать этому рассказу персидского историка, Инал-хан предстает перед нами как алчный правитель, готовый пойти на любые преступления ради собственной наживы. Не стесняясь в выражениях, ан-На-сави возлагает всю вину за случившуюся трагедию на правителя Отрара, старательно оправдывая при этом хорезмшаха Ала ад-Дина Мухаммада. Однако хотелось бы более внимательно отнестись к этому описанию Отрарского инцидента, поскольку уже в нем самом есть несколько существенных противоречий. Первое из них касается самой алчности Инал-хана: странно, что правитель торгового города, через который проходят многочисленные караваны купцов,
не сумел устоять именно перед монгольским караваном. Прежде подобного за ним замечено не было, по крайней мере источники об этом ничего не сообщают. Если бы Инал-хан в действительности был настолько жаден, что ради собственного обогащения мог уничтожить целый торговый караван, то почему ни в чем подобном он до этого замечен не был?
Второй важный момент касается возможных действий со стороны участников каравана, связанных со шпионажем и пропагандой, что и являлось официальной причиной ареста каравана. Ан-Насави упоминает об этом, однако даже не пытается разобраться в том, так ли это было на самом деле, довольствуясь объяснением про алчность Инал-хана. Отметать же полностью вариант со шпионажем нельзя, хотя доказать его окончательно и не представляется возможным. Третий важный момент касается самого убийства купцов, поскольку более глупого поступка со стороны правителя города сложно себе представить. Объявив о прибытии этого каравана и о его «особенностях», Инал-хан убивает всех его участников, словно бы не понимая, что это преступление спишут именно на него. Все это происходит на фоне того, что монголы и их военная мощь уже были прекрасно известны подданным хорезмшаха, что делает саму ситуацию в Отраре еще более туманной. Логичнее было бы вырезать караван так, чтобы вина за это лежала на ком-то еще, но Инал-хан старательно делает главным виновником трагедии самого себя.
Несколько иную версию событий в Отраре предлагает в своем сочинении еще один современник монгольского нашествия, арабский историк Ибн ал-Асир. «Они прибыли в один из городов тюрков, называемый Отрар, а он - крайний предел владений хорезмшаха. Там у него был наместник. Когда эта группа купцов прибыла туда, он послал к хорезмшаху, сообщая ему
об их прибытии и извещая о том, что они имеют ценного. Хорезмшах послал к нему гонца, приказывая убить их, забрать все, что у них было, и отправить к нему. Тот
убил их и отправил то, что они имели, а было много всякого добра. Когда их товары прибыли к хорезмшаху, он поделил их между купцами Бухары и Самарканда, взяв себе восьмую часть»6.
Таким образом, инициатором убийства монгольских купцов, согласно версии Ибн ал-Асира, был вовсе не Инал-хан, а сам хо-резмшах Ала ад-Дин Мухаммад. Подобная версия, безусловно, объясняет, почему в источниках нет никаких сведений о том, что до прибытия монгольского каравана губернатор Отрара из-за собственной жадности предпринимал попытки грабежа торговцев. Получается, что речь идет вовсе не о проявлении алчности местного правителя, а о недальновидности и жадности верховного правителя Хорезма. Однако данная позиция арабского историка не согласуется с тем, что хорезмшах Ала ад-Дин Мухаммад панически боялся монгольского вторжения в пределы собственного государства и вряд ли бы пошел на столь рискованный шаг перед лицом внешней угрозы. Тот же ан-Насави и ряд других арабо-персидских историков пишут, что после битвы на Тургайской равнине 1218 г. между хорезмийцами и монголами, которая произошла ранее событий в От-раре, Ала ад-Дин Мухаммад явно не желал нового столкновения со столь грозным противником. «А душой султана завладели страх и убежденность в их храбрости; он, как говорят, в своем кругу сказал, что не видел никого, подобного этим людям храбростью, стойкостью в тяготах войны и умением по всем правилам пронзать копьем и ра-
7
зить мечом» .
Таким образом, версия о том, что инициатором убийства купцов был сам Ала ад-Дин Мухаммад, также не выдерживает критики. В более поздних источниках, в частности в сочинениях Джувейни и Рашид ад-Дина, можно увидеть попытку связать воедино обе версии произошедшего в Отраре. «Когда процессия прибыла в Отрар, правителем того города был некий Инальчик, который являлся родственником матери султана, Теркен-хатун, и получил титул Гаир-хан. А среди купцов был индус, знавший правителя
в прежние времена. И он обратился к нему, назвав его просто Инальчик; и гордясь силой и могуществом своего хана, он не показывал страха перед ним, но и не стремился получить для себя выгоду. Это смутило Га-ир-хана и вызвало у него досаду; к тому же он пожелал захватить их добро. Поэтому он поместил их под стражу и направил посыльного в Ирак сообщить о них султану. Не раздумывая долго, султан разрешил пролить их кровь и признал захват их товаров законным, не зная, что его собственная жизнь вскоре станет противозаконной и, более того, преступной и что птица его удачи потеряет перья и лишится крыльев»8.
Со своей стороны хотелось бы сказать, что, согласно точке зрения Джувейни и других более поздних историков, ответственность за события, произошедшие в Отраре, в равной степени распределяется между наместником города и хорезмшахом. Такая позиция также уязвима, поскольку не объясняет, почему же все-таки Ала ад-Дин решился на поступок, который фактически означал начало войны. В равной степени версия Джувейни не дает ответа на вопрос, чем же кроме личной гордыни и жадности руководствовался Инал-хан в своих действиях и почему ничего подобного за ним раньше историк не отмечает.
Как мы видим из приведенных выше цитат, ни одна из версий средневековых историков не может претендовать на окончательность. Более того, каждой из них присущи недостатки, которые в большей или меньшей степени ставят под сомнение написанное арабо-персидскими историками. С нашей точки зрения, главным мотивом убийства были вовсе не богатства каравана или поведение отдельных его представителей, а та самая агитация или даже шпионаж, о котором пишет ан-Насави. Последний упоминает о такого рода деятельности монгольских купцов вскользь и не пытается разобраться, имела ли место на самом деле такого рода пропаганда или нет. С другой стороны, состав каравана был неоднороден: наряду с 450 купцами-мусульманами было еще около 100 человек монголов во главе с
послом Чингиз-хана - Ухуна. Каждый из этих монголов получил от Чингиз-хана по одному золотому или серебряному балышу (примерно 75 динаров. - Авт.) с поручением «отправиться в земли Хорезмшаха, заняться там торговлей и приобрести редкие и цен-
9
ные товары того края ».
С нашей точки зрения, мусульманские купцы обеспечивали своего рода «прикрытие» в то время как сами монголы преследовали чисто разведывательные цели, собирали информацию. В этом случае все встает на свои места: под прикрытием торгового каравана и дипломатического визита Чингиз-хан направил доверенных людей для сбора информации. Именно этот факт подчеркивали некоторые отечественные и зарубежные исследователи, сомневавшиеся в исключительно торговых и дипломатических намерениях тех, кто входил в состав каравана. В частности, И.П. Петрушевский, пытаясь понять причины, приведшие к трагедии в От-раре, писал по этому поводу следующее: «Объяснение этому надо искать именно в необычном составе и необычном поведении людей этого каравана»10.
Что касается наместника Отрара, то в этой ситуации, как мы уже указывали выше, им двигала, скорее всего, вовсе не жажда наживы или уязвленное самолюбие, как считал Джувейни. Как бы ни был плох сам по себе Инал-хан, маловероятно, что он стал бы предавать смерти весь караван, что грозило большой войной всему государству, если бы не был абсолютно уверен в шпионских действиях караванщиков. Если бы им руководила исключительно алчность, то в этом случае было логичнее ограбить караван или под каким-либо предлогом изъять все имущество купцов, но никак не убивать их. При этом некоторые историки настаивают на том, что лично Ала ад-Дин Мухаммад «распорядился только об их аресте11» и приказа убить купцов не отдавал. Значит, все последовавшие кровавые события произошли именно по инициативе самого Инал-хана, и опять же его единственным оправданием мог стать шпионаж со стороны купцов или же их пропаганда в пользу правителя монго-
лов. Ошибся наместник Отрара лишь в одном, но это был его роковой просчет: уничтожив всех без исключения купцов, он уже никак не мог доказать, что действовал не для своего блага, а для блага всего государства.
После событий в Отраре Чингиз-хан направил к Ала ад-Дину Мухаммаду еще одно посольство с требованием выдать ему главного, с точки зрения монгольского правителя, виновника трагедии - Инал-хана. «Чингиз-хан направил послов к султану Мухаммаду, через них передал ему послание, в котором говорилось, что наместник Отрара из-за опасной недальновидности совершил вероломный поступок по отношению к купцам и обязанность султана его (то есть Инал-хана. - Авт.) ему (Чингиз-хану. -Авт.) передать. Султан, из-за этих речей послов, приказал их убить12». Причина, по которой Ала ад-Дин Мухаммад отказался выдать монголам одного из своих военачальников, уже указывалась нами в этой работе: боязнь бунта собственных военачальников в случае согласия на предложение монголов. Таким образом, хорезмийский правитель оказался заложником ситуации, поскольку воевать с монголами у него не было никакого желания, однако и выдать им Инал-хана он не мог. Причина же убийства второго монгольского посольства, с нашей точки зрения, связана именно с этой невозможностью предотвратить конфликт и желанием хорезмшаха в связи с этим как можно скорее начать боевые действия.
Итак, накануне начала монгольского вторжения на территорию государства хо-резмшахов Инал-хан продолжал, несмотря ни на что, оставаться наместником Отрара и руководить значительным хорезмийским гарнизоном этого города. «Гарнизон города составлял 50 тыс. человек под командованием Инал-хана и еще 10 тыс. - под командованием Хаджеба Караджи»13. Мирхонд приводит несколько другие цифры: «И тогда 400 тысяч многочисленных воинов у него (Мухаммада. - Авт.) было. Из тех (400 тысяч) 50 тысяч людей для защиты Отрара на службу Гаир-хану направил. И тогда еще
слух о прибытии Чингиз-хана из уст в уста передавался. В том направлении послал Га-раджи Хаджеба с 2 тысячами других мужей. И еще три тысячи других человек для защиты города назначил»14. Все это говорит, на наш взгляд, не столько о том, что Ала ад-Дин Мухаммад продолжал доверять этому военачальнику, сколько о том, что изменить что-либо в собственном государстве из-за опасения бунтов он уже не мог.
Арабо-персидские источники большое внимание уделяют не только последующей осаде Отрара монгольскими войсками, но и описанию гибели Инал-хана. В труде персидского историка ан-Насави можно найти следующие строчки, посвященные взятию Отрара. «Когда Чингиз-хан подошел к границам султанских земель, то повел (войска) по направлению к Отрару, и день и ночь непрерывно сражался за город, пока не завладел им. Он велел привести к нему Инал-ха-на, затем приказал расплавить серебро и влить ему в уши и глаза. Так он был убит в мучении и был наказан за позорный свой поступок, за гнусное дело и за происки, осужденные всеми»15.
Несколько иное описание осады и взятия Отрара можно найти в более поздних арабо-персидских исторических сочинениях, в частности в труде Джувейни. Этот персидский историк описывает в том числе те приготовления к осаде, которые были сделаны по приказу Инал-хана. «Тем временем султан дал Гаир-хану пятьдесят тысяч людей из своего наемного войска и послал ему на помощь хасс-хаджиба Карачу с другими десятью тысячами. Кроме того, крепость, внешние укрепления и городская стена были усилены, и там было собрано вместе большое количество орудий. Гаир-хан, со своей стороны, приготовив все для сражения внутри города, поставил у ворот пехоту и конницу, а сам взобрался на стену; и, глядя оттуда, он укусил себя за тыльную сторону ладони, изумившись увиденному зрелищу. Ибо он увидел, что равнина превратилась в бушующее море бесчисленного множества людей и превосходных войск, а воздух наполнился криками и гулом от ржания
лошадей в доспехах и рычания львов в кольчугах»16.
В отличие от своих предшественников, Джувейни детально описывает и поведение Инал-хана во время осады города, упоминая о том, что он не поддался на уговоры соратников и отказался сдавать город и самому сдаваться в плен монголам. Джувейни подчеркивает, что этот выбор был сделан наместником города не только из-за личной храбрости, но и потому, что он прекрасно отдавал себе отчет в том, что с ним сделают завоеватели после того, как он им сдастся. «Так как повсюду могла быть использована конница, гарнизон продолжал сражаться не переставая и продержался пять месяцев. Наконец, когда положение жителей Отрара стало отчаянным, Карача предложил Гаиру прекратить сопротивление и сдать город монголам. Но Гаир знал, что он был причиной этих бед, он и не мог надеяться на то, что монголы его пощадят; и не было у него ни одной лазейки, через которую он мог бы ускользнуть. Поэтому он продолжал сражаться изо всех сил, зная, что перемирие было бы неразумным, и слышать не хотел о сдаче. “Если, - сказал он, - мы предадим своего властелина (имея в виду султана), как оправдаем мы свое вероломство и как избежим упреков мусульман?”»17.
Следует отметить и то, что в сочинении Джувейни присутствует иное описание гибели Инал-хана, несколько более подробное и менее эмоциональное, если сравнивать его с текстом, приведенным выше из сочинения ан-Насави. «И каждый из них сражался до последнего вздоха; и поэтому множество монгольских воинов также было убито. И так битва продолжалась целый месяц, до тех пор, пока в живых остались Г аир-хан и двое других, и он все равно продолжал сражаться, не поворачивая спины и не спасаясь бегством. Монгольская армия вошла в крепость, и он укрылся на крыше; но и тогда он с двумя своими спутниками не сдавался. И так как солдатам было велено захватить его в плен и не подвергнуть смерти в бою, то, повинуясь приказу, они не могли убить его. Тем временем его товарищи приняли муче-
ническую смерть и у него не осталось помощников. Тогда жены и девы стали подавать ему кирпичи с дворцовых стен, а когда они кончились, он был окружен монголами. И после того, как он испробовал множество хитростей и предпринял множество нападений и уложил множество людей, он угодил в капкан плена и был крепко связан и скован тяжелыми цепями. Сравняв крепость и городские стены с землей, монголы ушли. А тех из простого народа, кто избежал меча, они увели с собой, чтобы они служили в войске или занимались ремеслом. И когда Чингиз-хан двинулся от Бухары к Самарканду, они тоже направились туда. А что до Га-ир-хана, то в Кок-Сарае18 его заставили испить чашу небытия и облачиться в одежды вечности»19.
Следует отметить, что в арабо-персидской историографии, как видно из приведенных выше цитат, имеются два различных подхода к описанию взятия Отрара и гибели Инал-хана. В первом случае ан-Насави, который и в других главах своего сочинения формирует негативный образ Инал-хана, старается всячески подчеркнуть справедливость мучительной смерти наместника города, при этом совершенно не упоминая о том, как тот проявил себя во время осады Отрара монголами. В своем описании этот историк старательно умалчивает, в частности, что город около пяти месяцев не сдавался врагу и это происходило во многом благодаря умелому руководству обороной, которое осуществлял Инал-хан. Можно было бы понять, если бы столь негативный образ отрар-ского наместника создавал в своем сочинении промонгольски настроенный историк, а не ан-Насави, долгое время находившийся на хорезмийской службе. Таким образом, Инал-хан, хорезмийский военачальник, мусульманин, великолепный воин, который был способен в течение пяти месяцев сдерживать монгольский натиск, предстает пред нами как человек, «чуждый» всему мусульманскому миру. Инал-хан становится фактически виновником уничтожения хорезмийской державы наряду с самим Ала ад-Дином Мухаммадом, и его гибель представляется
историкам того времени заслуженным наказанием.
Со своей стороны, Джувейни не только подробно описывает подвиги Инал-хана во время осады и взятия Отрара, но и не использует в этом своем рассказе по отношению к хорезмийскому военачальнику негативных эпитетов. Более того, в этой части упомянутого сочинения можно увидеть определенные героические черты в описании Инал-хана и его действий в ходе взятия Отрара. Автор в каком-то смысле, возможно, даже восхищается тем, как вел себя командир хорезмийского гарнизона города в ходе всех пяти месяцев боев, хотя Джувейни и делает при этом оговорку о том, что Инал-хан не сдавался монголам, поскольку знал, что ему пощады не будет. Не следует при этом забывать, что все вышесказанное не мешало тому же Джувейни видеть именно в Инал-хане главного виновника монгольского вторжения на территорию Центральной Азии и осуждать его действия, как делал и ан-Насави, в ходе Отрарского инцидента. «Исполнив свое намерение, Гаир-хан (Инал-хан) лишил жизни и имущества не только этих людей, он подверг истреблению и опустошению целый мир и целый народ оставил без жилищ, без добра и вождей. Ибо за каждую каплю их крови была пролита целая река Оке; и в наказание за каждый волос, упавший с их голов, на каждом перекрестке в пыль скатились, наверное, сотни
тысяч голов; и за каждый динар была отнята
20
сотня кинтаров» .
Подводя итоги этого исследования, в первую очередь хотелось бы отметить, что причину, по которой большинство авторов-современников монгольского завоевания хорезмийского государства не подвергают сомнению тот факт, что монгольский караван в Отраре был уничтожен из-за жадности Инал-хана, следует искать внутри самого хорезмийского общества. Как указывалось в начале этой работы, в эпоху монгольского нашествия на территории Центральной Азии наблюдалось явное противостояние между кочевыми тюркскими племенами и оседлыми ираноязычными народами. Эта
-Oj>
<50-
проблема стояла настолько остро в хорез-мийском государстве, что враждебное отношение со стороны ираноязычного населения проявлялось даже к собственным союзникам, к тем, кто с оружием в руках защищал их города от монголов. Со своей стороны монголы умело воспользовались такого рода враждой и в ходе военной кампании старались лишний раз подчеркнуть разницу между тюрками и оседлым населением: например, после взятия городов монголы отделяли тюрок от прочих народностей и первые подвергались уничтожению. Так, при взятии Бухары, «из народа канглы не был пощажен ни один человек мужского пола ростом выше кнутовища, и среди убитых насчитали тридцать тысяч человек... »21.
Таким образом, для авторов-современ-ников монгольского нашествия Инал-хан мог стать идеальным вариантом для формирования образа «зачинщика войны». Он принадлежал к тюркской военной знати, был в близких отношениях с матерью Ала ад-Дина Мухаммада, которая также не пользовалась, видимо, особой популярностью. В лице Инал-хана персидские историки словно бы обвиняли всех тюрок-кочевников в развязывании войны с монгольскими завоевателями и винили их в последующих ужасах вторжения этого грозного противника в пределы хорезмийского государства. Еще одним важным моментом для понимания того, почему именно Инал-хан назван главным виновником предшествовавшей трагедии, является то, что это позволяло полностью снять вину с главы хорезмийского государства - Ала ад-Дина Мухаммада. Если для поздних историков это будет уже не существенно, то для ранних авторов, особенно для ан-Насави, было, по-видимому, важно сделать «козлом отпущения» именно наместника Отрара, а не главу хорезмийского государства, сыну которого вышеупомянутый историк долгое время служил. Негативный образ Инал-хана в ранних сочинениях не смогли разрушить даже его героические действия при обороне Отрара, которые в ряде случае полностью и, возможно, специально замалчивались.
В поздних арабо-персидских исторических сочинениях Инал-хан продолжает быть главным виновником монголо-хорезмий-ской войны, но теперь в этом также обвиняют и Ала ад-Дина Мухаммада, перед которым эти историки, большинство из которых служили монголам, не испытывают никакого пиетета. С другой стороны, как мы видим на примере сочинения Джувейни, происходит частичная «героизация» образа Инал-ха-на в связи со взятием монголами Отрара и его действий во время осады этого города. Последнее следует объяснять общей тенденцией, которую можно увидеть в арабо-персидских исторических сочинениях более позднего периода, в частности, при описании противостояния монгольским завоевателям хорезмшаха Джалал ад-Дина Ман-кбурны. Историки этого времени подчеркивают героическое сопротивление того или иного хорезмийского военачальника монголам вовсе не с целью показать его с наилучшей стороны, а лишь для того, чтобы лишний раз таким вот образом подчеркнуть мощь монгольских воинов, сумевших сокрушить столь доблестных противников. По всей видимости, указанный случай с описанием подвигов Инал-хана в осажденном От-раре можно объяснить именно этой причиной. Тем не менее сведения из более поздних арабо-персидских исторических сочинений позволяют значительно скорректировать тот негативный образ наместника Отрара, Инал-хана, который формируют предшествующие исторические сочинения и в большей степени труд ан-Насави.
Примечания
1 Имеется в виду город Отрар.
2 Ан-Насави. Жизнеописание султана Джалал ад-Дина Манкбурны. Пер. З.М. Буниятова. Баку, 1973. С. 79.
3 Там же. С. 80.
4 Djuzdjani. Tabakat-i Nasiri. Calcutta, 1960. Vol. 2. P. 966.
5 Ан-Насави. Указ. соч. С. 79-80.
6 Ибн ал-Аспр. Ал-Камил фи-т-тарих (Полный свод по истории). Избранные отрывки. Ташкент, 2006. С. 348.
7 Ан-Hacaeu. Указ. соч. С. 55.
8 Джувейни. Чингиз-хан. История завоевателя мира. Пер. Е.Е. Харитонова. М., 2004. С. 52.
9 Рашид ад-Дин. Сборник летописей в 3 т. Пер. А.К. Арендса, Ю.П. Верховского, О.И. Смирновой, Л .А. Хетагурова. М., 2002. Т. 1. С. 188.
10 Петрушевский И. П. Поход монгольских войск в Среднюю Азию в 1219-1224 гг. и его последствия // Татаро-монголы в Азии и Европе. М., 1977. С. 114.
11 Буниятов З.М. Государство Хорезмшахов-Ануштегинидов 1097-1231 гг. М., 1986. С. 135.
12 Mirhond. Histoire des sultans du Kharezm. Paris, 1842. P. 73.
ь Буниятов З.М. Указ. соч. С. 139.
14 Mirhond. Op. cit. P. 123.
15 Ан-Насави. Указ. соч. С. 81.
16 Джувейни, Указ. соч. С. 55.
17 Там же. С. 55-56.
18 Пригород Самарканда, окружавший одноименный дворец. Прим. переводчика.
19 Джувейни. Указ. соч. С. 57.
20 Там же. С. 53
21 Там же. С. 71.
'Х2<Щ|Р>ЇУ>
