CC BY
28
ИСТОРИЯ МЕДИЦИНЫ
УДК 61
А. Д. Тюриков
ЖИВОЕ ЧУВСТВО ИНОБЫТИЯ.
МИРОВОЗЗРЕНЧЕСКИЙ ПУТЬ Н. И. ПИРОГОВА
... Мы навек незримыми цепями Прикованы к нездешним берегам...
В. С. Соловьев
А для врача, ищущего веры, самое трудное уверовать в бессмертие и загробную жизнь.
Н. И. Пирогов
В конце жизни великий русский хирург, педагог, общественный деятель Н. И. Пирогов начал вести дневник и вносить в него интересные и неожиданные записи. На его страницах он размышлял о единстве мироздания, о существовании в нем материи иного, более тонкого состояния, которую назвал «бесконечно утонченным веществом»1. Он связал процессы, происходящие во Вселенной, с индивидуальными функциями человека и понял, что в Космосе существует «высшее начало сознания и мысли»2. В своих раздумьях Пирогов осознал понятие Беспредельности, где находится, по его мнению, жизненное начало, которое он сравнил с особым светом — световым эфиром, «непохожим на вещество, способного проникать через вещества»3. Также он указал на необходимость
расширения сознания, сформулировал косми-Н. И. Пирогов. 1840 г.
ческий закон причинно-следственных связей и промыслил еще многие важные мировоззренческие проблемы. Все эти удивительные для того времени мысли, записываемые в тетрадь под названием «Вопросы жизни. Дневник старого врача», притекали к нему из таинственного пространства инобытия,
1 Пирогов Н.И. Собр. соч.: В 8 т. М., 1962. Т. 8. С. 86.
2Там же. С. 87.
3Там же. С. 99.
© А. Д. Тюриков, 2010
воздействие которого он ощутил не только на закате земного существования, — оно проявило себя явственно намного раньше...
Необычно рано, в 14 лет, поступил Николай Пирогов на медицинское отделение Московского университета. В alma mater его обрядная и формальная вера, которую он исповедовал в детстве, подверглась погрому. Ничего не слыхав до той поры вольнодумного, он сблизился с университетской молодежью, которая проповедовала, что Бога не нужно, религия вредна для человека, не отвергалась только разгульная свобода. Кроме того, его детские верования были потрясены теми, пусть слабыми, знаниями, которые он приобрел во время учебы. «... Меня озарил вдруг свет естествознания, — вспоминал Николай Иванович в “Дневнике”, — тогда как я не был подготовлен к его принятию никаким другим положительным знанием, а просветителями моими оказались люди, так же, как и я сам, ослепленные слишком быстрым переходом от тьмы неведения к свету науки. Не мучимый никакими сомнениями и при моем обрядно-религиозном воспитании, не имевший даже почвы для сомнения, я вдруг выступил на поприще, требовавшее постоянной работы мысли. А все приобретаемое умственным анализом неминуемо проходит чрез целый ряд сомнений. Мог ли же я, мальчишка, не вскружить себе голову, не охмелеть и не перенести тот же самый способ достижения истины и на другую, для него вовсе непригодную почву? Я видел, что так делают все и более опытнее меня. Знание, а тем более научное, делает человека до того самодовольным, что он, приобретая это знание, тотчас старается распространить его на все области своей духовной жизни... »4 В университете начало формироваться первое мировоззрение Пирогова, которое склонялось к самому грубому материализму, с полным неведением духа христианского учения и незнанием основ христианства и с полным отвержением бессмертия как предрассудка5. Молодой ум «пошел бродить» по всем закоулкам отрицания, неверие и атеизм охватили его душу. И едва сойдя со студенческой скамьи, Пирогов на долгие годы стал последователем рационального эмпиризма, когда он ничего другого не хотел знать, кроме фактов. Он сделался самым отчаянным приверженцем узкой специализации в науке. В столь молодые годы у Пирогова не оказалось ни положительной религии, ни руководствующего идеала. И сердце его не было еще в полной мере наполнено любвью и милосердием к людям. Как не было понимания и того, что вся цель врачебного искусства состоит в помощи и облегчении людских страданий, а не в развитии науки ради науки. Он полагал облагодетельствовать человеческое общество, ведя его по одному пути знания, не развивая равномерно разных сторон умственной и духовной жизни. «Меня,—вспоминал Пирогов,—как и всякого молодого оператора, [занимал] не столько сам случай, то есть сам больной, сколько акт операции, — акт, несомненно, деятельного и энергичного пособия, но взятый слишком отдельно от следствий. Мне казалось в то время несправедливым и вредным для научного прогресса судить о достоинстве и значении операции и хирургов по числу счастливых, благополучных исходов и счастливых результатов»6. В то время молодой ученый не мог подчинить интерес науки высшему нравственному чувству.
Спасением в те годы для Пирогова стало бескорыстное и честное служение науке, преданная любовь к ней. Она явилась для него той истиной и высокой целью, к до-
4Там же. С. 229.
5В последних строках дневника, написанных Пироговым за несколько дней до смерти, мы можем прочесть: «Теперь я верю, или, вернее, желаю верить, в бессмертие не потому только, что люблю жизнь за любовь мою — и истинную любовь — ко второй жене и детям (от первой); нет, моя вера в бессмертие основана теперь на другом нравственном начале, на другом идеале» (Там же. С. 352).
6Там же. С. 313.
стижению которой он стремился. Он искал самозабвения только в научных занятиях, так как его организм не терпел пресыщения и чувственных наслаждений. «Благодарность моя к избранной мною науке, — признавался Пирогов в письме к своей первой жене, — не иссякнет до конца моей жизни; я любил мою науку, как может только любить сын нежную мать; что были бы годы жизни, проведенные мною, если бы в них не было тех сладких мгновений и часов, которые доставляли мне занятия наукою, они заставляли меня забывать ничтожную мелочность предрассудков, с благородной гордостию смотреть на низкие пошлости света и с внутренним сознанием собственного достоинства презирать бессмысленные толки черни. Наука поставила меня выше толпы, наука заставила меня любить истину, наука послужила к развитию во мне святой идеи о долге и обязанности до такой степени, что я самое чувство подчинял этой идее и готов умереть хладнокровно, когда этого будет требовать долг, возлагаемой на меня наукою»7. К чести Пирогова необходимо сказать, что он, блуждая, никогда не погрязал в полнейшем отрицании святого и недоступного для него. Его интеллект вместо Бога преклонялся перед Вселенной, как перед беспредельным и вечным началом.
Так продолжалось до тех пор, пока совершенно необычное событие не изменило ход жизни Пирогова. В 1841 г., в возрасте 31 года, он был назначен профессором госпитальной хирургии и прикладной анатомии в Петербургскую медико-хирургическую академию и одновременно стал заведовать хирургическим отделением 2-го Военно-сухопутного госпиталя. В течение целого года после прибытия его в столицу он занимался изо дня в день в неприспособленных, с плохой вентиляцией помещениях госпиталя с больными и оперированными, производил во множестве вскрытия трупов, несмотря даже на летнюю жару. И о конца лета начались у Пирогова различные болезненные симптомы, связанные с усиленными госпитальными и анатомическими занятиями. Так длилось до февраля 1842 г., когда он должен был слечь в постель. Вся болезнь длилась шесть недель и сопровождалась большой слабостью, бессонницей, отсутствием аппетита. «Наконец, — вспоминал Николай Иванович,—хотя, не имея бреда, но с головою не совершенно свободною, я потребовал теплую ароматическую ванну. Мои домашние не посмели мне отказать, а дело было уже вечером. После ванны со мною сделалась какая-то пертурбация во всем организме; бреда настоящего не появилось, но мне казалось, что я летал и что-то постоянно говорил. Через несколько часов у меня сделался необыкновенно сильный озноб. Я чувствовал, как меня во время сотрясательной дрожи всего приподнимало с кровати. Затем вдруг и сердце начало замирать; я почувствовал,
7Голос минувшего. 1915. № 6. С. 202. — Приведем пример размышлений Пирогова на эту тему: «Служение науке, вообще всякой, не иное что, как служение истине.
Но в науках прикладных служить истине не так легко.
Тут доступ к правде затруднен [для нас] не одними только научными препятствиями, то есть такими, которые могут быть и удалены с помощью науки. Нет, в прикладной науке, сверх этих препятствий, человеческие страсти, предрассудки и слабости с разных сторон влияют на доступ к истине и делают ее нередко и вовсе недоступною.
Бороться за истину с предрассудками, страстями и слабостями людей невозможно. Можно только лавировать; но не менее трудно бороться и с собственными страстями и слабостями, если мы в юности, с самого детства, не развили в себе способности владеть собою, а владеть собою иначе нельзя, как чрез познание самого себя.
Итак, для учителя такой прикладной науки, как медицина, имеющей дело прямо со всеми атрибутами человеческой натуры (как своего собственного, так и другого, чужого “я”), — для учителя, говорю, такой науки необходима, кроме научных сведений и опытности, еще добросовестность, приобретаемая только трудным искусством самосознания, самообладания и знания человеческой натуры» (Пирогов Н.И. Собр. соч. Т. 8. С.317—318).
что обмираю, и закричал, что есть силы, чтобы на меня лили холодную воду. Вылили ведра три, и очень скоро обморок прошел, и с тем вместе последовало непроизвольное и чрезвычайно сильное желчное испражнение, после которого явился пот, продолжавшийся целых 12 часов. Тогда наступило быстрое выздоровление при помощи хинина и хереса»8.
Кризис болезни сопровождался особенными проявлениями, связанными с сознанием Пирогова. Оно имело очень глубокий контакт с материей иного, более высокого состояния, что и зафиксировал Николай Иванович уже после выздоровления, 3 октября 1842 г., в стихотворении «Сон».
Житейскими заботами и горем утомленный,
Измученный бессонницей и смутами души,
Я сна спокойного молил у Провиденья.
Оно услышало меня,—
И после нескольких мгновений молитвы теплой Сладкий сон — посланник Неба — сошел и осенил меня:
Сомкнулись вежды, дыханье стихло,
Склонилась на грудь,
Страданьями и вздохами стесненная, глава.
И мнилось, что я из жизни сей,
Исполненной забот, обманчивых надежд и треволнений,
В другую, лучшую, на миг один переселился.
Как сладко было мне забыть
Земных тревог, бушующих страстей арканы.
Как сладко было мне
Эфирным воздухом стесненную расширить грудь.
С каким презреньем я,
От бренных уз освободясь,
Смотрел на тление и прах оставленной земли.
Я жил и чувствовал В те краткие и сладкие мгновенья,
Не чрез врата обманчивых Наружных чувств взимая впечатленья,
Не ложно умствуя И не гоняясь за призраком мечты.
Я живо ощущал, что сделался частицею Какого-то высокого Начала,
Которое, согрев и озаря меня, влекло к себе.
Я с ним сливаюсь,
И все земное зло меня оставило И увлекло с собой печальную идею разрушенья.
Я потерял различие начала от конца.
И настоящее так с будущим во мне слилось,
Что я не знал, живу ли я Иль буду только жить.
Прошедшее, воспоминаний грустных полно, унеслось,
И свет, не тот, который мы привыкли Здесь смотреть одних очей окнами,
Не сотрясение неведомых частиц,
Но слитие всего высокого, прекрасного, святого, —
Проник меня, гармонией во мне разлился.
И все, что на земле казалось загадочным и темным,
Мне там стало ясным.
Исчезли ночи, мрак,
С очей души низринулась завеса;
Все изыскания ума,
Одних предположений дерзких полны,
8Там же. С. 347.
Там убеждением и верой чистой заменились;
Тот мир, в который я Одним полетом перенесся,
И «я» мое, как две струи,
В одну струю стеклись.
Все разногласия борьбы,
Влияния житейских смут окончились.
Все ощущения в одно слились.
Одно лишь ощущение бессмертия И к вечному стремление Началу Составили меня и заменили мне Всех благ земли, всех наслаждений сладость. Вопрос — к чему, куда стремлюсь,
Зачем терплю, веду борьбу? — решился.
Ответ не в умозрениях, а в чувстве находился. Понятие о времени исчезло.
И так, не знаю, долго ли,
Восторженный, я в тех пределах обретался;
Не помню, как, когда В материальный быт земли Опять я возвратился;
Как отвлеченное во мне Опять с вещественным слилось.
От тех мгновений кратких
Мне осталось одно, одно живое ощущенье,
Так сходное со стремленьем тем К Предвечному Началу,
Так с ощущением бессмертия родное,
Так точно сладкое, животворящее, святое...
Оно одно из тех неведомых пределов Сошло со мной в земную жизнь.
Оно одно осталось мне в воспоминанье,
Одно, одно живит меня теперь и наполняет грудь, Оно одно напоминает Небо, Вечность, Высший свет, Одно вселяет упованье И жить для жизни той велит.
Любовь есть ощущенье то, —
Оно одно со мной на землю возвратилось9.
9Русская старина. 1916. №3. С. 443—445. — Представляет интерес и то, как отмечал Пирогов воздействие иного мира на человека в виде примет, снов, предчувствий: «Также о приметах; ты говоришь мне то, что я уж знал назад тому лет 20. А сама недавно мне писала, как чувствовала ты тоску перед моей бедою. Вот в этих-то предчувствиях человек и смотрит на предметы другим взглядом и иногда в безделицах он видит тайный смысл; отсюда родились приметы. Я насмехаюсь над ними; но когда душа настроена, взволнована и ожидает, предчувствием томима сокровенным, то видит многое не так смешным, как это кажется другому.
Предвещания допускает и христианская религия: сны и знаки. Мы обитаем мир чудес и таинств, начиная с того: кто мы, откуда мы? Всё тайна; отчего зерно растет и солнце светит — тайна. In’s Innere der Natur dringt kein geschaffener Geist <В существо природы не проникнет человеческий разум>.
Были люди, которые узнавали беды и смерть свою из незначительных примет, не потому, чтобы эти мелочи действительно их означали; но потому, что они смотрели на них глазами внутреннего, сокровенного предчувствия, которое допускает и религия, и опыт, и даже ты. — В другое бы время на меня не только черное платье и гробовой бы саван не сделали никакого впечатления; но когда сделало, то значит, что в душе таилось предчувствие; оно обнаружилось только неприятным впечатлением, — вот и только; тут никто не виноват, ни ты, ни я.
У меня, например, есть примета, когда я увижу во сне кого-нибудь из моих больных выздоровевшим и веселым, то ему, верно, сделается худо или он умрет. Уж в чем другом, а в суеверии меня упрекнуть нельзя; но это столько раз со мной случалось, что я невольно начал верить и несколько раз уже предугадывать через это возврат болезни или смерти моих больных; с другими этого не случалось» (Из письма Н.И.Пирогова к А.А.Бистром. 15—16 апреля 1850 г.// Русская школа. 1915. №3. С.15—16).
Реальный опыт пребывания в мирах Высших оказал определяющие воздействие на будущую судьбу Пирогова. После болезни к нему в первый раз в жизни пришла мысль об уповании в Промысел, зародилась вера в «Того, Кто выше света и нас», появилась надобность говорить «о высоком и неземном»10. Возникло сильное желание беспредельной жизни и необходимость в непостижимо-высоком идеале, который он нашел в Иисусе Христе, принявшись через несколько лет за чтение Евангелия. Совершился поворот к новому мировоззрению — «религии дел» — «дел любви и веры дел», преобладающей чертой которого стала животворящая любовь к людям и желание подражать земной жизни Богочеловека. Тогда же в душе открылась потребность семейной любви и семейного счастья. И Николай Иванович быстро и счастливо женился на Екатерине Березиной11.
Для молодого ученого с тех пор Предвечное начало сделалось источником жизни и стало невозможно объяснять причину проявленного мира только материальными процессами. Но, сделавшись искренне верующим, убедившись, что оставаться позитивистом более нельзя, он нисколько не утратил научных, мыслью и опытом приобретенных, убеждений. Родился тот синтез глубокого знания с искреннею верою, который и был присущ Николаю Ивановичу Пирогову — истинно величайшему и светлому уму. И он писал на пороге своего сорокалетия: «Я благодарю, трикратно благодарю Всемогущего, что Он призвал меня быть врачом и наставником. Правда, изучение медицины
В своем дневнике Пирогов описал несколько неординарных случаев: «. . . я услышал от самой Елагиной ее чудное свидание с женою Мойера. И Елагина, и жена Мойера (...) были подругами детства, необыкновенно привязанными друг к другу. Обе они вышли почти в одно время замуж. У Елагиной был грудной ребенок, и она только что успела покормить его грудью и сдать на руки кормилице, как увидала вошедшую к ней жену Мойера. Елагина бросилась в объятия нежданной гостьи и тут же почувствовала, что падает в обморок. Придя в себя, она узнала, что никто не приезжал и никто в комнату не входил, а чрез несколько дней узнала также, что жена Мойера на днях скончалась, и, как оказалось по справкам Жуковского, скончалась именно в этот день и час, когда ее видела у себя Елагина» (Пирогов Н.И. Собр. соч. Т. 8. С.339).
И еще: «Весьма замечательна одна мистическая черта в жизни доктора [Винклера] или, вернее, всей его фамилии.
И отец, и особливо сын, считали огонь неприязненною для них стихиею. И старик, если я не ошибаюсь, и дед умерли от огня; но особливо огня боялся сын-доктор. Я помню, с каким душевным волнением он строил себе дом в Ревеле; первым делом считал он поставить на своем доме, скорее домике, громовые отводы; но, поспешив поставить их несколько, он не успел соединить их с землею, а тем временем поднялась гроза. Мой Винклер был вне себя от ужаса, ожидая ежеминутно разрушения своего дома; все, однако же, обошлось на этот раз благополучно. Но Винклеру готовилось другое, более сердечное горе. От простуды или чего другого Винклер почувствовал себя нездоровым и лег в постель, а на другой же день пригласил к себе на совещание приятеля д-ра Эренбуша (от него я и узнал эту историю).
— Друг! — обратился больной Винклер к Эренбушу, — со мною происходит что-то неладное, неестественное. Эти слова были сказаны таинственно, шепотом.
— Ну, что еще такое? Дай пульс! Пульс ничего, спокойный, жара нет; что же тут неестественного?
— Да не то. Слушай. Вот уже вторую ночь сряду я вижу во сне дьявола, и не только ночью, а и днем; лишь закрою глаза, он тотчас же мне представляется.
— Да какой же он, дьявол-то твой? — спрашивает Эренбуш.
— Ну, черная, страшная фигура, сидит в огне; но, главное, что меня тревожит, это то, что дьявол держит у себя на коленях моего младшего ребенка.
Эта галлюцинация длилась еще несколько дней, потом прошла. Винклер начал выезжать и уже, казалось, забыл случившееся. И вдруг — ужасное событие. Ребенок Винклера, виденный им на коленях у дьявола, обжегся, сидя у топившейся печки, насмерть; на нем загорелась рубашка, и он прожил после обжога только несколько часов» (Там же. С. 250—251).
10Голос минувшего. 1915. №6. С. 197.
11 Екатерина Дмитриевна Березина (1822—1846) —первая жена Н.И.Пирогова, мать двух сыновей — Николая и Владимира. Она скончалась в январе 1846 г., через несколько дней после рождения второго сына.
меня несколько раз вовлекало в грубый материализм, охлаждало во мне любовь к людям, открывая черную и грязную сторону их души во всей ее наготе, еще и до сих пор оставило во мне сомнение, без которого ни одна опытная наука не может существовать, и делается сбором всяких нелепостей и предрассудков. Но теперь, когда я стал старше и опытнее, когда горе, неудачи, обманутая надежда, разрушенные мечты изменили и, сколько я могу судить о себе, улучшили меня, когда я начал искать прибежища и утешения в Недостижимом на земле, когда мысль о смерти и о бессмертии чаще навещает меня, теперь мои занятия наукою и приложение моего искусства мне доставляют менее громкое, менее блестящее и мишурное, но глубокое и задушевное наслаждение. На
всяком шагу, в приложении моего искусства, я могу исполнять и обязанности любви, и
12
утешаться, и утешать верою и упованием» .
Из письма Н. И. Пирогова к А. А. Бистром13 от 20-23 апреля 1850 года
Что касается до мира души, и до средства, предлагаемого пиетистами, водворить этот мир — молитвы; то я ни того, ни другого не принимаю в их смысле. Не потому, чтобы я отвергал утешительное действие молитвы; нет, ты найдешь довольно и в моих письмах доказательств, что я также ищу в ней утешения и нахожу, как и все в мире земном, мгновенное. Но считать молитву за главное в жизни и искать в ней одно утешение — это не мое убеждение; нет, это не мои идеи о христианском учении; я со дня на день более и более вникаю в его смысл, и более и более убеждаюсь и внутренне чувствую, в чем, впрочем, и прежде уже был убежден и прежде чувствовал: дела, не молитва; вера дел; а не вера, выраженная одним помыслом и молитвою, — вот моя вера.
И покуда я не убедился, что делаю доброе и делаю без всякого другого, постороннего намерения, а только с одним внутренним убеждением, что необходимо делать доброе и делать его с любовью, с наслаждением, ища именно наслаждения только в том, что делаешь доброе из любви, до тех пор я не христианин; и никакая молитва на свете до тех пор не может меня утешить в мгновение скорби; и еще бы было лучше, если бы добрых (истинно добрых) дел было столько в моей жизни, чтобы они мне не давали времени и молиться; тогда бы вся жизнь моя была молитва, в настоящем, глубоком христианском смысле, этого слова, т. е. вдохновенная, богоугодная жертва любви в земной жизни.
Прочти в главе X у Матфея, что заповедал Иисус своим 12 ученикам: «Больных исцеляйте, — говорил Он им, — прокаженных очищайте, мертвых воскрешайте, бесов изгоняйте: даром получили, даром и давайте. Не берите с собою ни золота, ни серебра, ни меди в пояса ваши. Ни суму на дорогу, ни двух одежд, ни сапогов, ни посоха. Ибо трудящийся достоин пропитания (10, 8, 10). Остерегайтесь людей (17). Будьте мудры, как змии, и незлобивы, как голуби (16). Когда будут предавать вам, не заботьтесь (19). И будете ненавидимы за Имя Мое; претерпевший же до конца спасется (22). Когда же будут гнать вас в одном городе, бегите в другой (23)».
Все дела и дела. Да, дела, Саша. И так ты должна бы была мне сказать в утешение, если бы ты знала мои убеждения и мысли о христианстве, вполне основанные, как ты видишь, на Евангелии; не это: «По мере того, как ты будешь больше и ча,ш)е молиться, то покров Всевышнего осенит нас, и доколе не будет мира душевного, мы еще не вполне
12Летопись. 1916. №7. С. 173.
13Александра Антоновна Бистром (1828—1902) на момент написания письма — невеста Н.И.Пи-рогова, которая вскоре (7 июня 1850 г.) стала его второй женой.
христиане». Ты должна бы была сказать мне: «По мере того, как ты будешь более и чаще делать дела в духе христианского учения, то покров Всевышнего осенит нас; мира же душевного не ищи ни в чем другом на земле».
«Не думайте, — сказал Спаситель, — что Я пришел принести мир на землю. Я пришел не мир принести, но меч. Ибо я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью, и невестку с свекровью ее. И враги человеку домашние его. И кто не возьмет креста Моего и не последует за Мною, тот не достоин Меня. Берегущий душу свою, потеряет ее, а потерявший душу свою за Меня, обретет ее» (Матф. 10, 34-38).
Итак, борьба и деятельность с убеждением, что бороться и действовать необходимо, что это цель. Мгновения, в которые выражается пред тобою мой разлад со мною, не должны бы, собственно, существовать; они должны бы были быть посвящены христианской деятельности; так же как мгновения вдохновения молитве; но только одни мгновения вдохновения, оставшиеся свободными от деятельной, христианской, практической борьбы. Вот как я постигаю жизнь.
Итак, главное — учредить, чтобы наша деятельность была направлена в духе учения Христа; вот главное. Позаботься об этом, направляй мои все дела для этой цели, молись со мною в минуты вдохновения и будешь верной спутницей человека, верующего в идеал. Раскаяние он будет находить в делах, направленных с этой целью, мгновенное утешение — в этих же делах, жертвоприношение Всевышнему — в делах, любовь и упование — в делах, веру — в делах, все — в делах. Дела, совершаемые в христианской борьбе, усладят горечь и трудности борьбы. Вдохновение подкрепит.
Стремление и чувство, что деятельно бороться, сделают Идею недосягаемости Идеала более сносною и даже приятною. А не такое утешение: «Ты домогаешься недосягаемого совершенства»!! Нет, «домогайся, Николай, борись, я борюсь с тобою, я твоя верная спутница, бодрствуй, действуй, стремись к недосягаемому», — вот что ты должна говорить мне, если бы поняла меня совершенно; греть, оживлять, укреплять; не холодить, не ослаблять. (Вот здесь мы должны так действовать, вот здесь так).
Мне деятельная нужна жена, деятельная в смысле более идеальном, поэтическом. Не одна только Марфа — Мария. Вот почему я так и взошел в подробности, разбирая: молись, люби и трудись14. Без дел нет спасения, нет осуществления любви, нет осуществления веры, нет борьбы, нет цели. Главное, повторяю, и готов повторять тысячу раз, направить дела в духе христианского учения не для самолюбия, не для суеты, не для земных благ — для высшей цели, для стремления к Вечной Истине, с любовью в сердце, с желанием благого.
Сделай это, и молитва и вдохновение тогда придут сами по себе, как торжественный гимн, как выражение души, борющейся и устремленной туда, туда, высоко и далеко! Итак, если хочешь истинно меня утешить, говори мне в твоих письмах: как мы будем действовать, как мы должны направлять наши дела, а не об одной молитве и чувствах.
Молитва и чувства невыразимы, необъяснимы, их на бумагу не поймаешь; я знаю, что я говорю тебе жестоко, но говорю то, в чем убежден. Описывая мои тяжелые мгновения, мой разлад, как ты думаешь с собою, я не жаловался тебе, я не выплакивал
14Письмо, посвященное подробному разбору понятий: молись, люби и трудись,—было написано Н. И. Пироговым к А. А. Бистром 12—15 апреля 1850 г. и составило основу очерка Пирогова «Идеал женщины», который в списках распространялся по всей России (см. также: Пирогов Н. И. Идеал женщины. Донецк, 2010).
твоего сожаления, не искал утешения в словах; я писал, чтоб тебе15 представить внутренний быт души в некоторые мгновения жизни; но никогда не говорил, что вся моя жизнь составлена из этих одних мгновений, что я желаю от них теперь же, во что бы то ни стало, освободиться. Они необходимы, я это знаю; они должны быть; они выражение борьбы, в которой полагаю и цель жизни {...)
Итак, моя Саша, Веру, т. е., по словам Св. Павла, «осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом», докажем делами, т.е. самым трудным путем.
Любовь нашу к ближним докажем делами, а любовь нашу к Богу осуществим чрез искреннюю бескорыстную любовь к ближним, следовательно, также самым трудным путем.
Упование наше осуществим делами, показав наше терпение, стойкость и твердость в терпении.
Молитву нашу осуществим чрез вдохновение.
К счастью мирскому постараемся быть хладнокровными.
В борьбе постараемся искать наслаждения и счастья.
Вот моя религия16.
Статья поступила в редакцию 20 октября 2010 г.
15От слов «молитва и чувства» и до слов «чтоб тебе» пять строк рукописи обведены Пироговым по краю овалом (пунктиром), а сбоку приписка: «Мой поцелуй». Это означает, как и в других письмах, что Николай Иванович поцеловал соответственное место письма. Здесь же, по краю, приписка: «Прими, друг Саша, с любовью эти строки. Они жестки вышли. Но я их поцеловал, чтоб смягчить».
16 Русская старина. 1916. №2. С.232—235, 244—245. — Многочисленные и обширные письма
Н.И.Пирогова к А.А.Бистром опубликованы в книге: Пирогов Н.И. Философско-педагогические письма. Иваново, 2010.
