ПЕДАГОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
с.г. новиков
(Волгоград)
«...ЖИВЕЕ ВСЕХ ЖИВЫХ»: ОБРАЗ ЛЕНИНА В СОВЕТСКОМ ВОСПИТАНИИ 1920-х гг.
Утверждается, что в 1920-е гг. образ Ленина в советском воспитании проделал эволюцию от вождя революции до героя мифа. В последнем своем качестве он стал не просто персонифицированным идеалом воспитания, но конструктом, наделявшим нормативные образцы санкцией сакрализованной личности. Данный образ (ре)конструировался стратегами воспитания как посредством выделения черт реального человека, так и с помощью технологии референтации.
Ключевые слова: субъект модернизации, персонифицированный идеал, ценности, миф, ре-ферентация.
Введение. Воспитание во всех социокультурных общностях и во все времена предлагает субъектам целенаправленной инкультура-ции образ человека, чьи качества оцениваются как нормативные и нравственно оправданные. Не стала исключением и Россия 1920-х гг. -социум, намеревавшийся проложить новый канал социальной эволюции. Целеполагание тогдашних лидеров страны предполагало решение ряда задач, в том числе воспитание субъекта, способного не только проторить дорогу в «счастливое будущее» для всего человечества, но и жить и творить там, ориентируясь на идеал свободы и справедливости. Подрастающим поколениям Страны Советов и их воспитателям (родителям, старшим родственникам, педагогам) был предложен нравственный ориентир в лице основателя партии и государства - В.И. Ленина. Данный факт не является секретом ни для тех, кто интересуется историей отечественного воспитания, ни тем более для тех, кто ее специально и профессионально изучает. Как не является открытием и то, что педагогическим сообществом фокусирование воспитания на фигуре в.И. ленина в разные периоды истории россии оценивалось неодинаково. И если на протяжении 1920-х - первой
половины 1980-х гг. данный факт трактовался сугубо положительно, то на рубеже 80-90-х гг. XX в. отношение к нему поменялось. Более того, сам образ ленина не просто лишился лакировки, но и приобрел усилиями некоторых ученых-гуманитариев и публицистов черты персонифицированного «мирового зла».
Со времени этой смены вех минуло более четверти века, и сегодня Ленин для педагогов-практиков и педагогов-ученых стал, пожалуй, «фигурой умолчания». А сам вопрос о воспитании советских людей в «ленинском духе» исчез из исследовательского поля. Следовательно, так и не был подвергнут деполитиза-ции и деидеологизации крайне важный сюжет истории отечественного воспитания минувшего столетия. полагаем, что в интересах установления научной истины нам нужно вернуться к обсуждению места «ленинианы» в российском образовании советской эпохи.
Цель статьи. Исходя из сказанного, реконструируем процесс формирования образа Ленина в отечественном воспитании 1920-х гг. и выявим ту роль, которую играл данный образ в проектировании субъекта строительства «нового мира».
Методология исследования. В интересах достижения цели исследования обратимся к помощи трансдисциплинарной методологии, которая позволяет освободиться от наследия редукционистского мышления, «расчленяющего» объективную реальность на отдельные «зоны изучения» и тем самым обедняющего наше знание о ней. Данная методология включает в себя:
1) различные версии теории модернизации и «догоняющего развития» общества (А.С. Ахиезер, Д. Белл, И. Валлерстайн, А.Г. Вишневский, В.Л. Иноземцев, В.А. Красильщиков, А. Турен, В.Г. Хорос, Ш.М. Эй-зенштадт и др.);
2) социокультурный подход к анализу педагогического прошлого (В.Г. Безрогов, М.В. Богуславский, Г.Б. Корнетов, М.А. Лу-кацкий, С.Г. Новиков);
3) теории мифа и ритуала (А.К. Байбу-рин, р. Барт, С.А. Королев, К. Леви-Стросс, А.Ф. Лосев, С.Ю. Неклюдов, Б. Малиновский, Е.М. Мелетинский, В.Н. Топоров, В. Тэрнер).
О Новиков С.Г., 2020
ПЕДАГОГИЧЕСКИЕ науКИ
Избранная нами методология обнаруживает, что период 1921-1929-х гг. оказался, во-первых, важным актом процесса форсированной, догоняющей, неорганичной модернизации России; во-вторых, временем генерирования социальной энергии, породившей творческий подъем масс, поиск новых форм общежития, способов жизнедеятельности, форм и методов обучения и воспитания и пр.; в-третьих, темпоральным отрезком, когда отечественный социум начал перемещаться на новую ступень своего технологического и социально-экономического развития; в-четвертых, моментом выработки теоретическим педагогическим сознанием ключевых элементов советского воспитания (цель, идеал, средства и пр.).
результаты исследования. Анализ источников (публицистики, партийно-государственных документов, мемуаров, художественных текстов и пр.) показывает, что большевики смогли приступить к осуществлению своей «положительной» программы только в 1921 г. Победив в кровопролитной Гражданской войне и разрушив «до основания» ненавистный им «старый мир», они, наконец, оказались перед лицом стержневой проблемы - «доразвития» России до уровня ведущих стран тогдашней эпохи. Иными словами, большевики взялись за завершение раннеиндустри-альной модернизации, начатой еще в 30-е гг. XIX в. При этом они извлекли важный урок из усилий своих предшественников, а именно поняли, что ключевым моментом трансформации является наличие субъекта перемен (личности, обладающей качествами, необходимыми и достаточными для превращения России во флагмана мирового развития) [14].
Осознав данный факт, лидеры большевизма прибегли к нормативному прогнозированию - определению образа желаемого будущего и образа субъекта построения такового. Данный субъект получил именование «новый человек» и, по сути, представлял собой проект личности, разделявшей систему ценностей дуалистического характера (синтез социо- и антропоцентризма) [15]. Тогда же в «мире сущего» была обнаружена личность, чьи качества соответствовали требованиям «мира должного». Она была предъявлена субъектам воспитания в 1920 г. в ходе празднования пятидесятилетия Ленина, превратившегося в череду восхвалений вождя революции. И хотя кампания вызвала неудовольствие самого героя дифирамбов, работа машины пропаганды и агитации этим не была остановлена [18, с. 92-97].
Полагаем, что формирование в России 1920-х гг. нового, на этот раз светского, куль-
та обусловливалось не только политическими соображениями. Он возникал также вследствие сохранения в народной среде традиционного мифологического сознания. Чувства «масс» очень точно выразил В.В. Маяковский: «Я в Ленине мира веру славлю и веру мою» (курсив в цитатах здесь и далее наш. -С.Н.) [12, с. 174]. Что касается лидеров большевизма (стратегов воспитания «нового человека»), то они увидели в своем вожде «образ идеального синтеза, в котором исконные ценности русского жизненного мира соединяются с достижениями (идущего с Запада) научно-технического прогресса» [22, с. 57].
трудно сказать, какие черты приобрел бы культ Ленина и какую роль он играл бы в функционировании советской системы воспитания, не умри основоположник большевизма в 1924 г. В том же варианте развития российского общества, который стал реальностью, Ленин из объекта культа стремительно превращался в субъекта мифа.
Утверждая это, поясним, что мифом мы называем не выдумку, сказку, но жизненно ощущаемую реальность [6, с. 14], отражение действительности в персонифицированном виде, позволяющем сакрализовывать повседневность. Как следствие, миф выступает репрезентацией смыслов и значений, принимаемых сознанием «на веру» [16]. Означаемым в ленинском мифе стал феномен, определяемый традиционным русским сознанием как Правда (высший нравственный идеал). А уже имя вождя оказывалось означающим - «одновременно и смыслом, и формой», имеющим вполне определенную «чувственную реальность» [3, с. 81].
Буквально на следующий день после кончины вождя появились лозунги, которые содержали квинтэссенцию формируемого мифа: «ЛЕНИН - знамя будущего. Под этим знаменем угнетенное человечество победит мир гнета и нищеты»; «умер Ленин, но дело его живет»; «Могила Ленина - колыбель свободы всего человечества»; «Ленин умер, его сердце перестало биться, но мысль его живет» [19, с. 5, 12]. При чтении январских (1924 г.) сообщений трудно удержаться от мысли, что в эти дни писалось новое Евангелие - «Евангелие от большевизма». Приведем лишь один отрывок из многочисленных текстов тех дней, написанных сподвижниками Ленина: «знаете, чем Он был? Пламенем гнева многомиллионных пролетарских масс. выражением их раскованной воли. Голосом их пробужденного, созревшего сознанья. И вождь, и знамя великого восстанья угнетенных всех стран. Живой Символ но-
вой эпохи - мировой пролетарской, коммунистической революции» [19, с. 18].
Отечественным воспитателям предъявляли в качестве персонифицированного идеала личность, обладавшую выдающимися и, по сути, исключительными особенностями. они, выражаясь словами Н.И. Бухарина, позволяли Ленину «чутким ухом прислушиваться, как растет под землею трава, как бегут и журчат подземные ручейки, какие думы, какие мысли бродят в головах бесчисленных тружеников земли» [20, с. 21]. Личности основоположника большевизма были свойственны нетерпимость к проявлениям «прекраснодушия, маниловщины, халатности» [17, с. 215], к пасованию перед действительностью, пассивному упущению времени [Там же, с. 191], к высокомерному («сонливому», «обломовскому») отношению к мелочам [4, с. 388], к остаткам «истинно русской растяпистости» [4, с. 387]; деловитость; сочетание «революционной инициативы, смелой критической проработки вопросов с железной дисциплиной действия» [17, с. 193]; синтез «мужественной, непреклонной мысли и стальной непоколебимой воли» [Там же, с. 239]. Тем самым выделялись, с одной стороны, качества, ценимые традиционной культурой масс, а с другой - личностные свойства, присущие носителю вестернизированной культуры модернити. И эта личность, подобно герою архаического мифа, оказывалась связанной с «рабочей массой не только идеей», но и своей «живой кровью», которая «вошла в то море крови, которым оплачивает рабочий класс свое освобождение» [19, с. 253].
Воспитателям детей и молодежи объясняли: соединение указанных качеств как раз и позволяло Ленину быть «глашатаем, пророком, вождем, лучшим советчиком» миллионов трудящихся, «величайшим человеком, который имел тысячи проводов к каждому сердцу рабочего и крестьянина, к тем новым людям, которые только-только впервые начали подниматься на историческую арену» [Там же, с. 249]. Они делали Ленина «единственным человеком, которому верили, которого слушали и которого считали своим вождем и руководителем все национальности» [Там же, с. 245].
проектировщики персонифицированного идеала подчеркивали, что огромный масштаб личности Ленина, его надчеловечность не лишали его трогательных по своей душевности человеческих качеств. Читая тексты, в которых описывался «герой нового мира», трудно противостоять желанию сказать, что «Ленин - это любовь», что он открыт всем трудящимся, со-
чувствует их горестям и невзгодам. Г.Е. Зиновьев прямо отмечал: у Ленина «была настоящая, живая, действительная любовь к каждому данному труженику - к конкретному маляру, который красил дом в Горках, к сапожнику, который шил ему сапоги, к кухарке-латышке, готовившей ему обед, к каждому встреченному на пути труженику - со всеми его сильными и слабыми сторонами». И потому всякий «чувствовал, что в его сердце горит жгучий огонь, высшая любовь именно к каждому конкретному труженику» [19, с. 552]. Эти же качества выделял Г.М. Кржижановский: Ленин был «простым, ясным и доступным и вместе с тем таким необыкновенно чутким, всесторонним и сильным» [Там же, с. 193]. Старому товарищу Ленина вторил «любимец партии» Н.И. Бухарин, заключавший: «эта величайшая доступность, это громаднейшее проникновение в сердца людей, эта необычайная интимная духовная близость к новым людям, к черной кости, которая теперь поднимает голову, вот эта интимная близость Владимира Ильича к массам - она создала то, что Владимир Ильич был магом и чародеем, который владел умами и сердцами миллионов» [Там же, с. 249].
У нас, конечно, возникает вопрос: насколько искренни были «наследники Ленина» в своих славословиях, насколько нарисованный ими образ основателя большевистской партии соответствовал реальному В.И. Ульянову-Ленину? Полагаем, мы допустили бы ошибку, предположив произвольность портрета скончавшегося вождя. Например, трудно отрицать наличие настоящей эмоции в следующих словах Н.И. Бухарина: «Думаешь о нем и знаешь: нет, не придет наш мудрец <...> Такой простенький и такой крепкий; с такими добрыми морщинками около глаз - и такой железный; такой незаметный - и такой мудрый» [4, с. 116]. Другими словами, стратеги воспитания 1920-х гг. были прямодушными агиогра-фами, авторами произведений дидактического (наставительного, поучительного) характера, создававшихся под воздействием горького чувства утраты товарища и учителя.
Ориентируя воспитание на образ Ленина, проектировщики прибегали к референта-ции. Они демонстрировали детям и молодежи, что фигура основателя партии-государства являла собой проекцию релевантных для россиян ценностей и на этом основании предлагали «светлый образ» почившего вождя как ориентир для самостроительства личности. Очень быстро «агиографические» тексты становятся ценностно-идеологическим ориентиром для целого потока литературы, делающейся вос-
питательным инструментом. Цели авторов повествований о Ленине емко сформулировал нарком просвещения A.B. Луначарский: «Дать Лениниаду - это значит написать нечто вроде "Войны и мира"; дать эпопею на тему о борьбе, о строительстве, о революции, о культуре в великие ленинские годы...» [11, с. 239].
Заметное место в текстах о Ленине занимали произведения для детей и юношества. Сразу после смерти вождя выходят книги З.И. Лилиной «Наш учитель Ленин» (1924), И.З. Лина «Дети и Ленин» (1924) и «Ленин и дети» (1925), А.И. Ульяновой-Елизаровой «Детские и школьные годы Ильича» (1925) и др. весьма оперативно (уже в 1925 г.) увидел свет сборник, который содержал методические рекомендации, инструктивный материал и соответствующую библиографию. Он был составлен весьма «статусным» автором -старой большевичкой, близко знавшей Ленина, - женой Г.Е. Зиновьева (члена Политбюро ЦК РКП(б) - ВКП(б) и председателя Исполкома Коминтерна) [8]. В тот же год публикуется «книга для чтения», две части которой предназначались учащимся начальных классов, а третья - учителям. В ней помещались также детские фотографии, ставшие впоследствии «классическими» при иллюстрировании книг о Ленине [21].
Такое повышенное внимание к детской аудитории объяснялось как минимум двумя причинами. первая причина заключалась в том, что от воспитанности подрастающих поколений, их идеалов и ценностей напрямую зависело будущее Страны Советов, а вторая состояла в осознании того, что эти поколения являются наиболее «благодатным материалом» для распространения ленинского мифа, воспитания в духе «идей Ленина».
Крайняя восприимчивость к «новой агиографии» была свойственна (в силу особенностей психологии) детям дошкольного и младшего школьного возраста. Будучи уже наслышаны об удивительности лидера большевизма, некоторые из них просто выражали сомнение в самой возможности смерти такого человека: «Да разве может Ленин умереть? Бабьи сплетни.» [10, с. 36]. А удостоверившись в случившемся, уверенно говорили: «.умер только Ленин-человек. Но не умер Ленин-учитель, Ленин-вождь!»; «Твой образ будет руководящей звездой во всех наших делах» [Там же, с. 67, 44].
Таким образом, уже к 1924 г. В.И. Ленин благодаря разговорам взрослых, усилиям воспитателей, средств массовой пропаганды и
КИЕ науКИ -
агитации стал в глазах детей необыкновенным и близким человеком. Семилетняя девочка так рассказывала о моменте получения информации о его кончине: ««Я проснулась и увидела маминого знакомого. Он что-то говорил. Когда он договорил, то мама заплакала. Я все это время добивалась, почему она плачет. Она сказала: Ильич умер. Только я хотела надеть чулок, и у меня он выпал из рук. Весь день и все время я ходила, как будто у меня кого из родных нет, и даже сейчас думаю, что это Ленин жив, что Ленин проснется и начнет речь говорить» [9, с. 26]. А девочка-детдомовка записала в своем дневнике следующее: «Ленин умер. И от этого все замолкло. Кто-то пробовал запеть, - не могли и бросили. Кто-то плакал. Кто-то шептал: "Это неправда". Что-то оборвалось внутри, как будто потерялся близкий, близкий человек.» [Там же].
Строго говоря, ожидание детьми «воскрешения» ленина было производным от присущего им «сказочного» сознания. Для последнего вообще характерна вера в чудо возрождения, возвращения к жизни. Современный исследователь точно заметил: детям «даже не надо воображать, что мир, в котором мы живем и существуем, есть мир мифический, что вообще на свете есть только мифы... Маленький человек уверен, что личностная история может быть только мифологической (хотя, естественно, не знает таких слов), только чудесной, и никакой иной. в этом смысле у маленьких детей вполне мифологическое сознание» [7, с. 22]. Поэтому образ Ленина не мог инте-риоризироваться названным сознанием иначе как в качестве мифологического героя. Разумеется, данный герой обладал не только свойствами, продуцируемыми «сказочным творчеством», но и чертами, сознательно сконструированными идеологами партии-государства. Но несмотря на это, у нас есть все основания квалифицировать указанную идеологе-му именно как миф. ведь она, сакрализуя реального В.И. Ульянова-Ленина, предписывала индивидам стандарты поведения и предлагала строго определенную нерефлексируемую ценностно-мировоззренческую ориентацию.
Не следует думать, что литераторы и журналисты, которые распространяли ленинский миф в детской и юношеской среде, воспитатели, применявшие его в своей деятельности, были беззастенчивыми лукавцами. Как отмечает И.М. Дьяконов, «имея дело с мифологиями и пропагандой идей, мы должны всегда иметь в виду явление feedback, т. е. обратного воздействия пропаганды на самих пропа-
гандистов» [5, с. 62-63]. Так что творцы образа Ленина и его ретрансляторы в детско-юношеское сообщество часто были чистосердечными прозелитами, а не циничными пропагандистами доктрины правящей партии.
Наряду с литературой, важным средством инкорпорирования в детское и юношеское сознание правильного ленинского образа оказывались ритуалы. Последние осуществлялись структурами, созданными в интересах реализации «дела Ленина» (октябрята, пионеры, чья организация получила в мае 1924 г. имя вождя). Ритуалы обеспечивали установление «информативного и эмоционально-психологического контакта с историческим прошлым», актуализировали приобретаемый социальный опыт и создавали психотерапевтический эффект (сопереживание солидарности перед лицом утраты человека-символа новой реальности) [1, с. 30-34]. В ритуалах, связанных с именем Ленина, революционным календарем (фиксировавшим важнейшие акты борьбы за «дело Ленина»), со сбором средств в пользу Международной организации помощи борцам революции (МОПР) и пр., уже в апреле 1924 г. по стране могли участвовать 140 000 пионеров (их количество в сравнении с октябрем 1922 г. выросло в 40 раз) [2, с. 113]. Через ритуалы (смысл которых заключался в конечном итоге в прокламации решимости следовать «заветам Ленина», реализовывать их на практике) пионеры включались в систему социальных отношений, усваивали ценности, адаптировались к социальной реальности и интегрировались в общество как субъекты, принимающие его цели. Похоже, ритуалы благодаря своей торжественности и символичности обладали большой притягательной силой, стимулируя детей к вступлению в пионерскую организацию. По крайней мере, один из современников-педагогов сетовал, что пионеры интересуются больше вопросами, связанными с пионерской атрибутикой и обрядово-игровой стороной движения, нежели актуальными политическими событиями [13, с. 28-30].
О том, какой образ Ленина складывался в детском сознании, мы можем судить по книгам, передающим рассуждения дошкольников и школьников о почившем вожде революции. При этом сопоставление этих рассуждений с фразами, с помощью которых лидеры большевизма описывали вождя, позволяет заметить влияние сконструированного облика на детвору. Так, восьмилетний мальчик, рисуя портрет Ленина, представляет его великаном (подобно Г.Е. Зиновьеву, говорившему об исполинском масштабе личности вождя). Объясняя
данный факт, ребенок фиксировал: «Он тоже богатырь. Он всех других богатырей победил. Теперь о других не пишут уже. Он один.» [10, с. 112]. А образ «доброго и простого» Ленина, по-отечески любившего людей [Там же, с. 77], кажется нам эхом слов о «простоте» и «скромности», произносимых Н.И. Бухариным, И.В. Сталиным и другими «наследниками Ленина». В целом же можно утверждать, что в процессе воспитания детскому сознанию предлагали для освоения следующие ипостаси образа Ленина: 1) демиург «нового мира» (буквально творец общества справедливости и свободы); 2) кормчий, чей «корабль» - «первое в мире государство рабочих и крестьян» - прокладывает путь всему человечеству; 3) мученик, отдавший все свои силы и жизнь за освобождение трудящихся.
Заключение. Подытожим сказанное.
1. Образ В.И. Ленина уже в период постреволюционной модернизации России оказался в фокусе воспитательной деятельности.
2. Если в 1921-1923 гг. российское воспитание находилось под воздействием культа лидера Революции, то в 1924-1929 гг. - под влиянием формировавшегося мифа о демиурге «нового мира». В последнем своем качестве образ Ленина стал не просто персонифицированным идеалом воспитания, но конструктом, наделявшим нормативные образцы санкцией сакрализованной личности.
3. Стратегами воспитания образ Ленина (ре)конструировался посредством ретроспективного анализа черт реального человека и предлагался в качестве ориентира самостроительства личности с помощью технологии ре-ферентации, заключавшейся в соотнесении обнаруживаемых у вождя качеств с ценностями, значимыми для субъектов воспитания.
4. В облике Ленина его проектировщики соединили черты, ценимые носителями как традиционной культуры, так и культуры мо-дернити.
5. Образ Ленина играл структурообразующую и смыслообразующую роль при проектировании субъекта модернизации российского общества («нового человека»), фокусируя жизненную стратегию конструируемой личности на достижении «заветов Ильича».
Список литературы
1. Байбурин А.К. Ритуал в традиционной культуре. Структурно-семантический анализ восточнославянских обрядов / Рос. АН, Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера). СПб.: Наука, 1993.
2. Балашов Е.М. Школа в российском обществе 1917-1927 гг.: становление «нового человека». СПб.: Дмитрий Буланин, 2003.
3. Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М.: Прогресс, 1989.
4. Бухарин Н.И. Избранные произведения. М.: Политиздат, 1988.
5. Дьяконов И.М. Архаические мифы Востока и Запада. М.: Едиториал УРСС, 2004.
6. Лосев А.Ф. Миф, число, сущность. М.: Мысль, 1994.
7. Королев С.А. Бессмертие властителя. Ленин как герой (псевдо)народного мифа // Филология: научные исследования. 2012. № 4(08). С. 18-27.
8. Красный календарь в трудовой школе: методические статьи, инструктивный материал и библиография / сост. З.И. Лилиной. Л., 1925.
9. Лин И. Дети и Ленин. М.: Мол. гвардия, 1924.
10. Лин И. Ленин и дети. М.: Мол. гвардия, 1925.
11. Луначарский А.В. Человек нового времени: сб. ст., речей, докладов, воспоминаний А.В. Луначарского о Владимире Ильиче Ленине. М.: Изд-во агентства печати «Новости», 1980.
12. Маяковский В.В. Владимир Ильич! // Сочинения: в 3 т. М.: Худож. лит., 1965. Т. 1. С. 172-174.
13. Миронов Н. Чем интересуются юные пионеры // Заминка в комдетдвижении: сб. ст. / сост. М. Лихтеров и Н. Миронов. Харьков: Пролетарий, 1926. С. 22-35.
14. Новиков С.Г. Проектирование «нового человека» в Советской России 1920-х годов // Отечественная и зарубежная педагогика. 2019. Т. 1. № 1 (57). С. 161-174.
15. Новиков С.Г. «.Переиначьте конструкцию рода человечьего!»: проект воспитания «нового человека» в условиях российской модернизации 1920 - 1930-х годов // Изв. Волгогр. гос. пед. ун-та. 2019. № 3(136). С. 4-10.
16. Савелова Е.В. Миф и социальная реальность: социально-коммуникативная парадигма интерпретации // Вестн. Том. гос. ун-та. 2009. № 321. С. 81-83.
17. Троцкий Л.Д. К истории русской революции. М.: Политиздат, 1990.
18. Тумаркин Н. Ленин жив! Культ Ленина в Советской России. СПб: Академ. проект, 1997.
19. У великой могилы. М.: Изд. газеты «Красная звезда», 1924.
20. Умер Ленин / под ред. Б. Волина и М. Кольцова. М.: Б.и. (Мосполиграф), 1924.
21. Час Ленина в школе. Ч. 1: Книга для чтения / под ред. В.Н. Шульгина и К.Т. Свердловой. М.; Л.: Гос. изд-во, 1925.
22. Эннкер Б. Формирование культа Ленина в
Советском Союзе. М., 2011.
* * *
1. Bajburin A.K. Ritual v tradicionnoj kuTture. Struktumo-semanticheskij analiz vostochnoslavyan-
КИЕ науКИ -
skih obryadov / Ros. AN, Muzej antropologii i etnografii im. Petra Velikogo (Kunstkamera). SPb.: Nauka, 1993.
2. Balashov E.M. Shkola v rossijskom obshchest-ve 1917-1927 gg.: stanovlenie «novogo cheloveka». SPb.: Dmitrij Bulanin, 2003.
3. Bart R. Izbrannye raboty: Semiotika. Poetika. M.: Progress, 1989.
4. Buharin N.I. Izbrannye proizvedeniya. M.: Po-litizdat, 1988.
5. D'yakonov I.M. Arhaicheskie mify Vostoka i Zapada. M.: Editorial URSS, 2004.
6. Losev A.F. Mif, chislo, sushchnost'. M.: Mysl', 1994.
7. Korolev S.A. Bessmertie vlastitelya. Lenin kak geroj (psevdo)narodnogo mifa // Filologiya: nauchnye issledovaniya. 2012. № 4(08). S. 18-27.
8. Krasnyj kalendar' v trudovoj shkole: meto-dicheskie stat'i, instruktivnyj material i bibliografiya / sost. Z.I. Lilinoj. L., 1925.
9. Lin I. Deti i Lenin. M.: Mol. gvardiya, 1924.
10. Lin I. Lenin i deti. M.: Mol. gvardiya, 1925.
11. Lunacharskij A.V. Chelovek novogo vreme-ni: sb. st., rechej, dokladov, vospominanij A.V. Luna-charskogo o Vladimire Il'iche Lenine. M.: Izd-vo agent-stva pechati «Novosti», 1980.
12. Mayakovskij V.V. Vladimir Il'ich! // So-chineniya: v 3 t. M.: Hudozh. lit., 1965. T. 1. S. 172174.
13. Mironov N. Chem interesuyutsya yunye pio-nery // Zaminka v komdetdvizhenii: sb. st. / sost. M. Lihterov i N. Mironov. Har'kov: Proletarij, 1926. S. 22-35.
14. Novikov S.G. Proektirovanie «novogo cheloveka» v Sovetskoj Rossii 1920-h godov // Oteche-stvennaya i zarubezhnaya pedagogika. 2019. T. 1. № 1 (57). S. 161-174.
15. Novikov S.G. «...Pereinach'te konstrukciyu roda chelovech'ego!»: proekt vospitaniya «novogo cheloveka» v usloviyah rossijskoj modernizacii 1920 -1930-h godov // Izv. Volgogr. gos. ped. un-ta. 2019. № 3(136). S. 4-10.
16. Savelova E.V. Mif i social'naya real'nost': social'no-kommunikativnaya paradigma interpreta-cii // Vestn. Tom. gos. un-ta. 2009. № 321. S. 8183.
17. Trockij L.D. K istorii russkoj revolyucii. M.: Politizdat, 1990.
18. Tumarkin N. Lenin zhiv! Kul't Lenina v Sovetskoj Rossii. SPb: Akadem. proekt, 1997.
19. U velikoj mogily. M.: Izd. gazety «Krasnaya zvezda», 1924.
20. Umer Lenin / pod red. B. Volina i M. Kol'cova. M.: B.i. (Mospoligraf), 1924.
21. Chas Lenina v shkole. Ch. 1: Kniga dlya chteniya / pod red. V.N. Shul'gina i K.T. Sverdlovoj. M.; L.: Gos. izd-vo, 1925.
22. Ennker B. Formirovanie kul'ta Lenina v So-vetskom Soyuze. M., 2011.
"... Very much alive": the image of Lenin in the Soviet education of 1920s
The article states that the image of Lenin in the Soviet education of 1920s developed from the revolutionary leader to the myth's hero. Taking on his last role he became not just the personified ideal of upbringing but the designer providing the normative documents with the sanction of the sacralized person. The image was (re)constructed by the strategists of education both by the means of distinguishing the traits of a real person and with the help of the reference technology.
Key words: subject of modernization, personified ideal, values, myth, reference.
(Статья поступила в редакцию 18.11.2019)
М.Э. ПЛАТОВА (Майкоп)
МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ФОРМИРОВАНИЯ СОЦИАЛЬНО-ЛИЧНОСТНОЙ ЖИЗНЕСПОСОБНОСТИ ПОДРОСТКОВ С ДЕВИАНТНЫМ ПОВЕДЕНИЕМ
Представлены положения, вносящие существенный вклад в расширение представлений о теоретических, методологических и технологических основаниях воспитания и социально-педагогической реабилитации подростков с девиантным поведением на основе формирования социально-личностной жизнеспособности как индивидуально-личностного ресурса, обеспечивающего возвращение подростков в социум и их дальнейшую успешную социализацию.
Ключевые слова: социально-личностная жизнеспособность, подростки с девиантным поведением, специальные образовательные организации закрытого типа.
В настоящее время одной из причин появления различных форм девиантного поведения подростков (наркомания, проституция, преступность) являются нарушения жизнеспособности, которые проявляются в отсутствии способности к позитивному саморазвитию в кон-
кретных жизненных обстоятельствах. Наше государство нуждается в жизнеспособном поколении, готовом к самоопределению (профессиональному, личностному, духовному), способном решать сложные проблемы самостоятельно, нести ответственность за результаты своих решений по жизненному самоопределению, продуктивно взаимодействовать в разных социальных группах. В связи с этим актуальность разработки концепции формирования социально-личностной жизнеспособности подростков с девиантным поведением в специальных образовательных организациях закрытого типа приобретает безусловную теоретическую и практическую значимость (на момент 2018/19 уч. г. в специальных образовательных организациях закрытого типа обучается более 2 600 подростков).
Концепция формирования социально-личностной жизнеспособности подростков с де-виантным поведением в специальных образовательных организациях закрытого типа представляет собой сложную, целенаправленную и динамическую систему теоретико-методологических и содержательно-технологических знаний, основанных на интеграции идей личностного (Н.А. Алексеев, Е.В. Бондарев-ская, Н.М. Сажина, В.В. Сериков, С.В. Куль-невич, И.С. Якиманская и др.), системно-целостного (Н.М. Борытко, И.С. Ильин, Н.К. Сергеев, В.В. Сериков и др.), аксиологического (Б.С. Гершунский, И.Ф. Исаев, В.А. Сла-стенин, В.И. Слободчиков, С.В. Кульневич, В.В. Сериков, Е.Н. Шиянов и др.), событийно-ситуационного (М.В. Болотова, Д.В. Григорьев, К.В. Дрозд, Л.И. Новикова, Е.М. Сафро-нова, В.И. Слободчиков и др.), компетентност-ного (В.А. Болотов, И.А. Зимняя, А.В. Хуторской и др.) и экзистенциального (Л.В. Байба-родова, М.А. Ковальчук, М.И. Рожков и др.) подходов, в соответствии с которой:
- формирование социально-личностной жизнеспособности выступает целевым ориентиром и содержательной основой социально-педагогической реабилитации подростков с девиантным поведением;
- в качестве ведущего педагогического средства формирования социально-личностной жизнеспособности подростков с девиант-ным поведением выступают реабилитационно-воспитательные ситуации;
- процесс формирования социально-личностной жизнеспособности подростков с де-виантным поведением обладает специфиче-
О Паатова М.Э., 2020