CC BY
37
Санкт-Петербургский Иоанновский монастырь на Карповке.
Всероссийский батюшка
Конец XIX и начало XX века отмечены в истории России многими замечательными судьбами и великими свершениями, но, пожалуй, самое необыкновенное из них — это праведная жизнь и поразительные чудотворения, совершенные святым праведным Иоанном Кронштадтским.
Кажется, как писал его биограф И.К. Сурский, Иоанн Кронштадтский и был предназначен Господом Вседержителем, чтобы показать людям, что сила Божия не ослабела с веками, но может и в наше время — материализма и безверия — творить великие знамения и чудеса, как и в первые века христианства. К нему сходились все нити духовной жизни нашей страны — неслучайно Иоанн Кронштадтский заслужил народный титул Всероссийского батюшки.
Из призыва Иоанна Кронштадтского
14 июня 1990 года в Ленинграде было солнечным и ярким. Набережная реки Карповки была заполнена народом. Людей было так много, что некоторые залезли на ограду Иоанновского монастыря, многие стояли на крышах домов на другом берегу Карповки. Все они не сводили глаз с Патриарха Алексия II, который поднялся на небольшой помост, чтобы огласить Деяние освященного Собора о прославлении Иоанна Кронштадтского в лике святых.
Протоиерей Валерий Швецов в те дни был недавним выпускником физического факультета Ленинградского университета, и смутное желание посвятить себя служению Богу, уже давно бродившее в нем, окончательно «ударило в сердце» именно в дни прославления Всероссийского батюшки.
Времени до начала вступительных экзаменов в духовную семинарию почти не оставалось, но чудесным образом удалось собрать необходимые справки, и документы в семинарию Валерий успел представить в срок.
Правда, радость, что его допустили к экзаменам, омрачалась мыслью о конкурсе. На 25 семинарских мест подано было почти 100 заявлений. Валерий опасался не только самого конкурса.
В те годы действовало негласное правило, по которому уполномоченный по делам религии, проверяя списки будущих семинаристов, в первую очередь вычеркивал из них выпускников советских вузов. Тем не менее экзамены Валерий сдавал, и здесь его тоже сопровождали маленькие чудеса. Например, перед экзаменом целый вечер читал он о призвании апостолов, а на экзамене для сочинения эту тему — «Призвание двенадцати апостолов» — и задали.
Но самое большое чудо ждало впереди. Сразу после экзаменов объявили, что набирают на учебу еще один курс, а главное — такое тоже произошло впервые — уполномоченные не будут проверять списки абитуриентов, зачисленных в семинаристы. «И я поступил, — говорит отец Валерий. — И многие другие абитуриенты, которые и не надеялись поступить, тоже стали семинаристами. Поступив в семинарию, мы так себя и называли — призывом Иоанна Кронштадтского! И все мы стали священниками...»
Сейчас отец Валерий — благочинный Красносельского округа, в пределы которого входит и Кронштадт, где просиял полтора столетия назад святой праведный Иоанн Кронштадтский.
Я слушал рассказ отца Валерия и думал: сколь много преобразилось в нашей стране после прославления Кронштадтского чудотворца. Всего год после этого Ленинград носил свое советское имя, и уже 12 июня 1991 года превратился в Санкт-Петербург.
EASI NEWS
А в благочинии самого отца Валерия Швецова? Станция Володарская, где находится храм преподобномуче-ника Андрея Критского, созданный при участии и по благословению Иоанна Кронштадтского и где служит сейчас отец Валерий, стала платформой Сергиево. Так она называлась и до революции, отсюда ехали паломники в находящуюся неподалеку Троице-Сергиеву пустынь, но — так получается! — легла на это переименование чудотворная тень святого праведного Иоанна Кронштадтского — Ивана Ильича Сергиева...
Сергиев род
Меж крутых берегов, превращающихся то в красные горы, то в ослепительно белый алебастр, течет река Пи-нега. «Боже мой, — восклицал здесь в восторге путешественник. — Что это за горы! То они идут на целую версту неприступными крепостями и вдруг обрываются глубокими ущельями, покрытыми густой зеленью, то громадными утесами, которые, того и гляди, кажется, готовы рухнуть над головою зрителя; у подошвы их понаделаны природой причудливые пещеры; то высятся прямо в небо колоссальные замки самых фантастических форм и очертаний, и надо всем этим волшебным миром высоко наверху стоит дремучий лес, а еще выше — светлое, синее северное небо». Здесь, среди темных ельников, среди светлых, выстланных беломошником сосновых боров, где нет ни змей ни клещей, просияло столько русских святых, что путешественники издавна называют этот северный край Русской Фиваидой...
В глухую осеннюю ночь на 19 октября 1829 года у Ле-товских холмов, которые пять тысячелетий назад были берегами великой реки, в роду священнослужителей Сурского прихода, в семье бедного сельского дьяка Ильи Сергиева родился первенец, которому суждено было просиять для всей России еще при земной жизни.
Будучи уже известным по всей России молитвенником и чудотворцем, Иоанн Кронштадтский построит в родной Суре каменный храм. «Кому суждено Богом создать этот величественный храм?! — скажет он на освящении. — Не человеку, отличающемуся знатным родом, или званием, или богатством, но человеку неродовитому, сыну бывшего сельского причетника, служившего в этом же селе, в котором, по крайней мере, три с половиною столетия преемственно в разное время священствовали иереи из рода Сергиевых!»
Ум раскрылся
Когда ему было шесть лет, он увидел Ангела, блиставшего небесным светом, и даже испугался. Но Ангел успокоил его, сказав, что он — его Ангел Хранитель и всегда будет стоять рядом с ним. «Святой Ангел Хранитель ежедневно и ежечасно наставляет меня на путь спасения, — запишет Иоанн Кронштадтский в дневнике многие годы спустя. — Я это вижу сердечными очами, ощущаю и благодарю Бога и приставника Божия».
Приход храма, где служил псаломщиком Илья Михайлович Сергиев, был бедным. Тем не менее родители верили в своего первенца, и в 1839 году, когда ему пошел 10-й год, они собрали последние деньги и определили сына в Архангельское приходское училище.
Первые месяцы, проведенные здесь, — едва ли не самые печальные в жизни будущего Всероссийского
Николай
коняев
Святой праведный Иоанн Кронштадтский с матушкой Елизаветой Константиновной.
батюшки. Мальчик с трудом читал, да и память у него оказалась неважной. Он не мог выучить уроков, и его осыпали насмешками учителя и сверстники.
Когда все засыпали, Иван вставал на молитву. Чаще всего он молился, чтобы дал ему Бог свет разума на утешение родителям. Вот и в тот вечер — по-прежнему ничего не мог он уразуметь из пройденного, ничего не помнил из сказанного учителем. Упав на колени, принялся горячо молиться мальчик. Он не помнил, долго ли пробыл в таком положении, но вдруг точно потрясло его всего. И хотя
не прозвучали слова «Еже просил еси, имаше восприя-ти!» — точно завеса упала с глаз, раскрылся ум в голове, и мальчику ясно представился урок, отчетливо вспомнил он все, что говорил учитель. И так легко, так радостно стало!
Едва рассвело, Иван вскочил с постели, схватил книгу, и в слабом рассветном свете — о счастье! — он действительно легко прочитал заданный текст и не только все понял, но — будто очистилась от шелухи память — готов был слово в слово пересказать прочитанное.
Все понимал он теперь и на уроке в классе. И так и пошло дело. К концу учебы Иван Сергиев был уже первым учеником в училище. Но особенно радовало его то, что теперь он свободно мог читать Евангелие. Он всегда находил в чтении Евангелия утешение и уже не расставался с ним.
Пророческий сон
Еще со времен учебы в Архангельске, когда семинарист Иоанн Сергиев пешком добирался на летние каникулы в Суру, у него появилась привычка размышлять и молиться под открытым небом. «Идешь сотни верст пешком, сапоги в руках тащишь: потому вещь дорогая. Приходилось идти горами, лесами; суровые сосны высоко поднимают стройные вершины. Жутко. Бог чувствуется в природе. Сосны кажутся длинной колоннадой огромного храма. Небо чуть синеет, как огромный купол. Теряется сознание действительности. Хочется молиться, и чужды все земные впечатления — и так светло в глубине души...»
Во время учебы в Санкт-Петербурге, где можно было прогуливаться по академическому саду, привычка совершать молитвенное правило под открытым небом только окрепла. Однажды после такой прогулки Иоанну приснился удивительно ясный — можно было разглядеть все детали и все подробности — сон. Увидел он себя в священнических ризах, посреди огромного величественного собора. «Где я?» — задался он вопросом. И ему было открыто, что он находится в соборе во имя святого Андрея Первозванного, в городе Кронштадте. Медленно, все еще во сне, вошел Иоанн северными дверьми в алтарь и вышел южными.
Этот сон Иоанн увидел накануне завершения своей учебы. В 1855 году он получил в Санкт-Петербургской духовной академии степень кандидата богословия и должен был решать: или принимать монашество и идти служить в монастырь, или остаться в миру, но тогда, чтобы получить место священнослужителя, необходимо было вступить в брак.
В канцелярии академии подсказали, что ключарь Кронштадтского собора во имя Святого апостола Андрея Первозванного протоиерей Константин Несвицкий по старости должен был уйти на покой, и наиболее желанным заместителем ему мог бы стать человек, который женился бы на его дочери Елизавете.
Удивительно было, что Иоанн Сергиев с Елизаветой Несвицкой оказался знаком. Еще более поразило его прозвучавшее прямо из пророческого сна название собора. Он отправился тогда в Кронштадт, пришел в Андреевский собор — и последние сомнения рассеялись. Этот собор он и видел во сне.
РИА.НОВОСТИ»
В каком-то смысле все патриаршее служение Алексия II можно назвать годами восстановления памяти святого праведного Иоанна Кронштадтского.
На фото вверху: гробница кронштадтского пастыря в Иоан-новском монастыре в Санкт-Петербурге.
Через несколько недель Иван Ильич Сергиев сделал предложение Елизавете Константиновне Несвицкой и 12 декабря 1855 года был хиротонисан во иерея к Андреевскому собору Кронштадта. Более полувека, до самой своей кончины, служил он здесь.
Трущобная проповедь
Первую свою проповедь, произнесенную в Андреевском соборе 17 декабря 1855 года, Иоанн Кронштадтский назвал «Паси овцы Моя».
«Сознаю высоту сана и высоту соединенных с ним обязанностей, чувствую свою немощь и недостоинство к прохождению высочайшего на земле служения священнического. — сказал тогда 26-летний иерей. — Но знаю, что может сделать меня более или менее достойным сана священника, — это любовь ко Христу и ко всем. Любовь — великая сила; она и немощного делает сильным, и малого великим. Таково свойство любви чистой, евангельской. Да даст и мне любвеобильный во всем Господь искру этой любви, да воспламенит ее во мне Духом Своим Святым!»
Кронштадт был тогда не только крепостью, защищавшей морской вход в столицу Российской империи, но и местом административной ссылки из Петербурга нищих и бродяг. Люди эти ютились в землянках и лачугах на окраинах города. Сюда, в царство беспросветной нужды, грязи, болезней и пьянства, и отправился со своей евангельской вестью молодой священник.
«Нужно чтить и любить в каждом человеке образ Божий, не обращая внимания на его грехи, Бог един свят и безгрешен; а как Он нас любит, что Он для нас сотворил и творит, наказуя милостиво и милуя щедро и благостно! — говорил он. — Не нужно смешивать человека, этот образ Божий, со злом, которое в нем, потому что зло есть только случайное его несчастье, болезнь, мечта бесовская, но существо его — образ Божий — все-таки в нем.» Иоанн Кронштадтский утешал брошенных матерей, нянчил детей и помогал деньгами нищим. И длилось это не неделю, не месяцы, даже не годы, а всю жизнь. Со временем городская беднота привыкла к пастырю, признала за своего и теперь уже наперебой зазывала батюшку к себе, ища не одной только денежной помощи, но желая получить и наставление.
Отец Иоанн никогда не отказывался от приглашений. «Мне недолго быть с вами, — говорил 30-летний
священник. — Жизнь скоротечна, а блаженная или мучительная вечность наша — несомненна. Поэтому, пока я с вами и вы со мною, мне должно сказать вам всю волю Божию о вас, я не буду смотреть, приятно или нет вам слушать меня, а буду делать свое дело...»
Дневник
О том великом деле, которое изо дня в день совершал Иоанн Кронштадтский, можно прочитать в его дневнике, который он вел до последних дней жизни.
«Не истреблять этой книги и по смерти моей, — записал он 14 декабря 1856 года на внутренней стороне переплета дневниковой тетради. — Может быть, кто-нибудь найдется подобный мне по мыслям и по чувству и покажет свое глубокое сочувствие написанному в этой книге, если не всем, на что я и не смею надеяться. то, по крайней мере, некоторым местам ее». Слова достаточно обычные в предисловии к завершенному труду, но помещать их перед пустой тетрадью, в которой еще только будет описана «борьба с помыслами и страстями, покаянные чувства, тайные молитвы ко Господу и благодарные чувства за избавления от искушений, скорбей и напастей», — странно.
Но это для обычного человека странно.
Иоанн Кронштадтский — святой. Он берется за написание своего дневника и твердо знает наперед, о чем будет он, потому что точно знает и предстоящую ему жизнь, поскольку намерен совершить ее целиком по Воле Господней, а Воля эта уже открыта ему.
Этот необыкновенный дневник был еще при жизни Иоанна Кронштадтского издан под заглавием «Моя жизнь во Христе» и стал истинной школой духовной жизни для многих русских людей.
«Когда смущает тебя и повергает в уныние сердце твое злоба людей, вспомни, как беспредельно любит тебя Всемогущий и Все-праведный Господь Бог, Который до времени терпит злобу и потом во время свое достойным образом наказывает ее. Ты не можешь справиться с собою, со своим языком, с одним членом своего тела. Посуди поэтому, каков Тот, Кто правит целым миром, Кто держит его в таком изумительном порядке, Кто управляет всем родом человеческим, злобным, развращенным, готовым всегда к тому, чтобы истреблять друг друга, и между тем более благоденствующим под Его державою, чем бедствующим. Как Он всесилен и премудр в управлении таким разнородным множеством! Положись же на Него совершенно.»
Эту удивительную книгу и читал перед своей мученической кончиной последний русский император Николай II в Екатеринбурге.
Андреевский собор в Кронштадте, где святой праведный Иоанн служил более полувека. Ныне на месте собора стоит лишь памятный камень.
Потрудитесь дождаться конца
«Твой-то, матушка, сегодня опять босой пришел. — бывало, говорили Елизавете Константиновне. — Юродивый он у тебя!»
Подано было ходатайство, чтобы жалованье священника выдавали не отцу Иоанну, а Елизавете Константиновне, как будто отец Иоанн был горьким пьяницей.
Первые 15 лет служения Иоанна Кронштадтского — это еще и годы горьких унижений. Не раз митрополит Исидор допрашивал его, заставлял служить при себе и доискивался, что есть в нем особенного, даже сектантского, как уверяли и доносили ближайшие священнослужители. Дело дошло даже до обер-прокурора Святейшего Синода.
Константин Петрович Победоносцев вызвал отца Иоанна к себе. «Ну вот, вы там молитесь, больных принимаете, говорят, чудеса творите, — сказал Константин Петрович, — многие так начинали, как вы, а вот чем-то вы кончите?» — «Не извольте беспокоиться, — со свойственной ему простотою безбоязненно ответил отец Иоанн, — потрудитесь дождаться конца!»
Медная мелочь
Иоанн Кронштадтский всегда одаривал нищих мелкими монетами и, выходя из дома, каждый раз разменивал в ближайшей лавке купца Петрова крупную ассигнацию на медь. Так он делал изо дня в день несколько лет подряд. Однако покупателей у Петрова становилось с каждым днем все больше, и ему было досадно отвлекаться от обслуживания их и терять время на счет пятаков и копеек.
«Шел бы ты себе в другое место за мелочью! — однажды подумал Петров в сердцах. — Надоел, право, со своими нищими». Батюшка только внимательно посмотрел на него и ничего не сказал, но с этого дня разменивать деньги в лавку больше не заходил. И как-то так получилось, что и торговля пошла на убыль.
Петров пожаловался приятелю. «А что, отец Иоанн все по-прежнему к тебе ходит за мелочью?» — спросил тот. «Нет, — сказал Петров. — Что-то перестал ходить, давно уже его у меня не видно». Приятель задумался. «Не обидел ли ты батюшку чем-нибудь? Почему он перестал ходить к тебе?» Тут лавочник и вспомнил последнее посещение отца Иоанна и свою досаду на него.
Не откладывая дела, он отправился к батюшке. «Что случилось? — спросил его отец Иоанн. — Я ведь больше не отвлекаю тебя от торговли». Тут Петров бросился ему в ноги. «Батюшка, простите!» — воскликнул он. «Встань! — сказал отец Иоанн. — Не меня ты обидел, а моих бедняков, моих нищих, а с ними Бог. Я не сержусь на тебя, но и ты не отворачивайся от просящего, если можешь помочь ему чем-нибудь! Тогда и Господь от тебя не отвернется».
Отец Иоанн отслужил по просьбе лавочника мо лебен и снова стал разменивать у него на медь ассигнации, и постепенно торговля у Петрова опять наладилась.
Бесов батюшка тоже видел
Однажды отец Иоанн ехал с игуменьей Леушинского женского монастыря Таисией в коляске по набережной реки Невы. Около Николаевского моста они поравнялись с похоронной процессией. «Как страшно умирать пьяницам!» — перекрестившись, сказал отец Иоанн. «Вы знали покойного? — спросила игуменья, полагая, что батюшка говорит о пьянстве покойника, узнав кого-то из родственников, шедших за гробом. «Нет, — ответил отец Иоанн. — Я вижу этих людей в первый раз». — «А почему вы решили, что покойный пил?» — «Я вижу, матушка, бесов, радующихся о погибели души пьяницы...»
Бесы русской революции
Не только бесов пьянства ясно различал Иоанн Кронштадтский своим просветленным молитвами и самозабвенным служением Богу зрением.
Ясно видел он и бесов революции. «Отчего многие русские интеллигенты ненавидят Россию? Отчего желают ей зла и злорадствуют о ее неудачах? — спрашивал он. — Оттого что они отвергли учение матери своей — Церкви. Дети и юноши вообразили сами себя начальниками и вершителями своей судьбы; браки потеряли для многих всякое значение, и разводы по прихоти умножились до бесконечности; многие дети покинуты на произвол судьбы неверными супругами; царствует какая-то бессмыслица и произвол.»
Однажды во время литургии в Андреевском соборе, выйдя из Царских врат с Чашей со Святыми Дарами, отец Иоанн Кронштадтский увидел студента, который закуривал папиросу от лампады перед иконой Спасителя. Какое-то помрачение напало на окружающих. Все видели совершающееся богохульство, но остолбенение сковывало члены, и никто не мог сдвинуться с места. «Что ты делаешь?!» — обращаясь к негодяю, спросил Иоанн Кронштадтский. Студент вместо ответа подскочил к батюшке и так сильно ударил его по уху, что Святые Дары расплескались по каменному помосту.
Отец Иоанн перекрестился. «Ударь меня еще раз!» — сказал он. Слова батюшки своим евангельским отзвуком прорвали обмороченность, сковавшую народ. Очнувшись, прихожане схватили мерзавца и не позволили ему нанести второй удар святому.
Камни с помоста, на которые попали Святые Дары, были потом вынуты и брошены в море.
Благословение будущим мученикам
5 декабря 1908 года его навестили митрополит Московский и Коломенский Владимир, епископ Саратовский Гермоген и епископ Орловский Серафим. Сопровождал их московский протоиерей Иоанн Восторгов.
Святой праведный Иоанн Кронштадтский рассказал гостям, что мучительная болезнь донимает его нестиха-ющей болью и только во время служения литургии дает ослабу часа на два. «Благодарю Господа моего за ниспосланные мне страдания, для предочищения моей грешной души, — сказал он. — Оживляет Святое Причащение».
Кронштадт был не только крепостью, но и местом административной ссылки из Петербурга нищих и бродяг.
Памятник Всероссийскому батюшке в Кронштадте, у его дома на Посадской улице.
После этого Иоанн Кронштадтский около двух часов беседовал наедине с гостями. Подробности этой беседы не известны, но известны судьбы последних собеседников Всероссийского батюшки. Всем им суждено было принять мученический венец.
Первым в этом скорбном списке оказался митрополит Киевский и Галицкий Владимир (в 1915 году митрополит Московский Владимир был переведен в Киев. — Ред.). «Я никого и ничего не боюсь, — сказал он незадолго до своей мученической кончины. — Я во всякое время готов отдать жизнь свою за Церковь Христову и веру православную, чтобы только не дать врагам ее посмеяться над нею. Я до конца буду страдать, чтобы сохранилось православие в России». 25 января 1918 года, когда его уводили на расстрел, митрополит был спокоен, словно шел служить литургию.
«Народ наш совершил грех, — сказал тогда протоиерей Иоанн Восторгов, — а грех требует искупления и покаяния. Для искупления прегрешений народа и побуждения его к покаянию всегда требуется жертва. И в жертву всегда избирается лучшее, а не худшее. Вот где тайна мученичества старца-митрополита». Слова эти были сказаны на Поместном Соборе, их можно отнести и к самому Иоанну Восторгову, которого чекисты расстреляли 23 августа 1918 года недалеко от московского Братского кладбища.
А за два месяца до этого, 29 июня 1918 года, большевики утопили в Туре епископа Тобольского и Сибирского Гермогена.
Почти на два десятилетия переживет их митрополит Серафим, употребивший эти годы для трудов во имя спасения разрушаемой большевиками Русской Православной Церкви, но 11 декабря 1937 года и он нашел мученический венец на Бутовском полигоне под Москвой.
Вот так сложились судьбы новомучеников Российских, приехавших в Кронштадт проститься со святым праведным Иоанном Кронштадтским.
После той уединенной беседы на глазах у всех были слезы. «Я могу покойно умереть, зная, что вы будете продолжать мое дело, будете бороться за православие,
ФОТОБАНК ЛОРИ
на что я вас и благословляю...» — сказал, расставаясь с ними, святой праведный Иоанн Кронштадтский.
Исчезнувшая гробница
Те люди, с которыми боролся Иоанн Кронштадтский, пришли после революции к власти и, не имея возможности отомстить самому Всероссийскому пастырю, всю свою лютую ненависть обрушили на память о великом чудотворце. Не выпала из поля зрения новых властей и гробница Всероссийского батюшки.
«Рабочие завода «Электрик» в прошлом году взяли для себя дом общежития Иоанновского монастыря, — писала 24 мая 1924 года «Красная газета». — Дом черной своры тунеядцев превратился в красную казарму тружеников. Все бы хорошо, да не совсем. Черные тени иоаннитов и белые платочки иоанниток все еще витают около бывшего монастыря. Там в подвале лежит их батя — Иоанн Кронштадтский. Там, по-ихнему, его мощи, а потому они и ходят туда плакаться и лизать пыльные стены подвала. Не пора ли разрушить старое гнездо черных ворон?»
Родственники Иоанна Кронштадтского обратились в губисполком с ходатайством о разрешении перезахоронить «тело гражданина РСФСР И.И. Сергиева» на Смоленском кладбище.
Начали даже собирать деньги на перезахоронение, но ни в 1924 году, ни в 1925-м, хотя к делу подключилось ГПУ, никаких действий, связанных с перезахоронением ставшего «гражданином РСФСР» Иоанна Кронштадтского, предпринято не было.
Церковное и монастырское здания были отданы в аренду Государственному научно-мелиоративному институту, началось капитальное — снимали кресты и колокола — переустройство, но вопрос с могилой Иоанна Кронштадтского так и оставался нерешенным. Предлагали замуровать ее, заложив проходы кирпичами, но жалко было хорошего подвального помещения с бетонированным полом, а кроме того, получалось, что тогда придется замуровать и часть труб парового отопления.
В результате на заседании малого президиума губис-полкома 26 февраля 1926 года было «без занесения в протокол» принято компромиссное решение: «помещение гробницы Иоанна Кронштадтского замуровать и спустя два-три месяца гроб опустить ниже на два-три аршина, а пол над могилой забетонировать».
Но и во времена самых лютых гонений на Церковь верующие помнили о гробнице отца Иоанна и приходили к стенам бывшей Иоанновской обители.
Над окном усыпальницы был начертан православный крест; крест этот много раз смывали, пока — неведомо как — крест не оказался высеченным на граните цоколя над окном. Возле этого погрузившегося в гранит креста возжигали свечи и клали цветы.
Чудотворец
Чудеса, совершенные Всероссийским батюшкой, начали записывать еще при его жизни. А.А. Зыбин, создавший одну из первых биографий Иоанна Кронштадтского, после публикации ее взялся вести в «Петербургском листке» специальную рубрику «По молитве отца Иоанна
Протоиерей Иоанн Кронштадтский с племянником Игорем Шемякиным на даче в Мартышкине. Фотография ателье К. Буллы.
Кронштадтского», материалы которой появлялись в газете дважды в месяц на протяжении многих лет. «Имея счастье состоять в близких отношениях к почтенному пастырю, я имел возможность точно проверить все сообщаемые мною факты, а некоторые из них, то есть факты исцелений по его молитве, наблюдать лично», — сообщал А.А. Зыбин.
Достоверно известно, что в пору всероссийской известности к отцу Иоанну ежедневно приходили сотни телеграмм и писем, которые батюшка физически не мог прочесть. Каждый день перед литургией батюшка заносил эти охапки писем и телеграмм в алтарь и, положив их на Престол, дерзновенно просил: «Господи, помяни всех, заповедавших меня о них молиться!» И происходило чудо: прозревали слепые, недужные получали исцеление.
С годами число чудес, совершенных по молитвам Иоанна Кронштадтского и по молитвам к нему, еще более увеличилось, и свидетельства о них можно найти не только в церковной литературе, но и в книгах по истории, в воспоминаниях известных исторических деятелей. Продолжают совершаться чудеса по молитвам к святому праведному Иоанну Кронштадтскому и в наше время.
Год Иоанна Кронштадтского
Вот две даты...
10 июня 1990 года, в Неделю Всех святых, в Богоявленском соборе Москвы состоялась интронизация новоизбранного Патриарха Московского и всея Руси Алексия II, а через два дня на Поместном Соборе Русской Православной Церкви произошло столько лет ожидавшееся нашей Церковью событие — прославление святого праведного Иоанна Кронштадтского.
А через 19 лет, 22 сентября 2008 года, Алексий II побывал в Кронштадте и отслужил молебен на строительстве часовни Андреевского собора во имя Тихвинской иконы Божией Матери, восстанавливаемой к 100-летию со дня памяти святого праведного Иоанна Кронштадтского.
Безусловно, это событие стало важнейшей датой Года Иоанна Кронштадтского, однако подлинный духовный смысл его открылся не сразу.
Только три месяца спустя, когда завершился земной путь патриарха Алексия II, стало ясно, что молебен на строительстве часовни Андреевского собора, по сути, и завершил его Святительский путь, начавшийся прославлением Иоанна Кронштадтского.
И наверное, мы не ошибемся, если скажем, что в каком-то смысле все патриаршее служение Алексия II можно назвать годами восстановления памяти святого праведного Иоанна Кронштадтского. Ведь все 19 лет изо дня в день воплощал Патриарх в жизнь заветы Всероссийского батюшки.
Кажется, нет свидетельств о чудесах, которые бы совершал Алексий II, но вместе с тем каждый из нас является свидетелем грандиозного, небывалого чуда, когда прямо на наших глазах из небытия поднялась Святая Русь.
И совершено это чудо было за 19 лет патриаршего служения Алексия II, которые — так получилось — замкнулись в год 100-летия памяти святого праведного Иоанна Кронштадтского.
