CC BY
147
ФИЛОЛОГИЧЕСКАЯ ГЕРМЕНЕВТИКА
УДК 24:801.73
«ЖИТИЕ ПРОТОПОПА АВВАКУМА»: К ИСТОЛКОВАНИЮ БОГОСЛОВСКОЙ ЧАСТИ ЖИТИЯ*
О.И. Валентинова
Кафедра общего и русского языкознания
Филологический факультет Российский университет дружбы народов ул. Миклухо-Маклая, 6, Москва, Россия, 117198
Анализируя структурное разрешение мысли протопопа и определяемое им интонационное решение реплик, автор статьи показывает, как личное начало перекрывает начало онтологическое уже в богословской, зачинательной части жития, еще до того, как протопоп перейдет к описанию своей жизни.
Ключевые слова: онтологическое, личное, конструктивные модели, семантика интонации.
Зачинательная часть «Жития протопопа Аввакума» — часть богословская. И истинность сказанного в этой, богословской, части удостоверяется, как и во всех жанрах религиозной литературы, обращением к книгам Ветхого и Нового Завета и ссылками на признанных церковью авторов.
Онтологическая необходимость удостоверения в таких текстах предопределяет появление множественного параллелизма в приведении мнений и событий как структурного разрешения богословской мысли. В богословском зачине «Жития» мысль перетекает от рассуждений о «божественных именех» к рассуждениям об «истинне», затем — о «воистину истинном христианине», далее — о «солнечном затмении», потом — о «небесных силах», славящих Бога, и, наконец, о вере кафолической как первом условии спасения (здесь и далее цитаты по [1]):
«о божественных именех»: «...языком возглаголю Дионисия Ареопагита о божественных именех...»;
«о истинне»: «Того же Дионисия о истинне...», «По Дионисию...»; о «воистинну истинном христианине»: «Тешит нас Дионисий Ареопагит, в книге ево сице пишет...», «К Тимофею пишет [Дионисий] в книге своей, сице глаголя...», «Чти Апостол, 275»;
* Рец.: проф. А.Г. Коваленко (РУДН); д.ф.н., доц. Л.Н. Лунькова (МГОСГИ).
о «солнечном затмении»: «Он же [Дионисий] ко ученику глагола...», «Той же Дионисий пишет о солнечном затмении...», «По Дионисию...», «Той же Дионисий пишет о затмении солнца, како бысть при Исусе Наввине во Израили...», «Чти книгу дионисиеву, там пространно разумееш»;
«о небесных силах, ...како хвалу приносят богу»: «Он же Дионисий пишет о небесных силах...», «Григорий Ниский толкует...», «...Василий Великий пишет...», «У святых согласно, у Дионисия и у Василия...», «Пространно пречистая богородица протолковала о аллилуйи, явилася ученику Ефросина Пъсковскаго, именем Василию...»;
о спасении: «иже хощет спастися»: «Афанасий Великий рече...», «Аще хо-щеши пространно разумети, чти Маргарит: «Слово о вочеловечении»: тамо об-ряшеши», «...по вышереченному Афанасию».
Однако интонация этих, казалось бы, узнаваемых для средневековой (и не только средневековой) религиозной мысли отсылок к авторитетному мнению обретает характер, чуждый религиозному умонастроению. Факта отсылки невозможно отрицать. Но нельзя отрицать и небрежности отсылки. Эта небрежность обретает разные формы:
то слова автора сжимаются до вводной реплики: «по Дионисию», «по вышереченному Афанасию»;
то в словах автора опускается глагол: «У святых согласно, у Дионисия и у Василия»;
то имя святого подменяется личным местоимением: «Он же [Дионисий] ко ученику глагола» — или опускается: «К Тимофею пишет [Дионисий] в книге своей, сице глаголя»;
то отсылка к значимому мнению ограничивается указанием на источник: «Чти Апостол, 275», «Чти книгу дионисиеву, там пространно разумееш», «Аще хощеши пространно разумети, чти Маргарит: „Слово о вочеловечении": тамо обряшеши».
Теперь кое-что проясняется. Постепенно проступает интонационный рисунок этого фрагмента «Жития»: похоже, что паузы, отделяющие отсылки к авторитетному мнению от остальной части высказывания, сохраняя за собой общую задачу логического членения речи, дополнительно сообщают этим долям текста небрежно-отрывистый тон.
Настораживает и иное: неужели, если нам важна самая мысль, удостоверение ее истинности духовным авторитетом святого, мы, вслед за протопопом Аввакумом, ограничимся отсылкой к источнику этого удостоверения?
Видимо, зримое конструктивное подобие начальной части «Жития протопопа Аввакума» формам воплощения богословской мысли все же обнаруживает иную, далекую от свойственной богословию внутреннюю форму.
Обещанное: «...языком возглаголю Дионисия Ареопагита о божественных именех...» — не сбывается:
приводимое мнение Дионисия Ареопагита резко обрывается: «... и прочая по тому разумевай»;
слова самого Дионисия своевольно перетекают в речь протопопа Аввакума: «К Тимофею пишет в книге своей, сице глаголя: „Дитя, али не разумееш, яко вся сия внешняя блядь ничто же суть, но токмо прелесть и тля ('тлен' — О.В.) и пагуба? Аз пройдох делом и ничто ж обретох, но токмо тщету"»;
в ряду приводимых ссылок на святых, в заданную парадигму соравных по весомости высказанного параллельных конструкций, протопоп вводит и свое мнение, выделяя это мнение усилительной частицей: «Мы же речем: потеряли неволюбцы существо божие испадением от истиннаго господа, святаго и животворящего духа».
И раз возникшая настороженность все более и более нарастает. Казалось бы, субстанциональные предложения — «нечто есть нечто» — совершенная форма для выражения того недвижного религиозного взгляда на несотворенный мир, который стал и мировоззрением, и судьбой протопопа. И все же таких предложений в «Житии протопопа Аввакума» не много:
«Сия („присносущные имена истинные, еже есть близостные ". — О.В) суть сущие: сый ('существующий' — О.В.), свет, истинна, живот, толко четыре свойственных, а виновных ('приличествующих' — О.В.) много; сия суть: господь, вседержитель, непостижим, неприступен, трисиянен, триипостасен, царь славы, непостоянен, огнь, дух, бог, и прочая по тому разумевай» («Житие протопопа Аввакума»).
«Того ж Дионисия о истинне: себе бо отвержение (ибо отказ от себя. — О.В.) истинны испадение есть, истинна бо сущее есть; аще бо истинна сущее есть, истинны испадение сущаго отвержение есть; от сущаго же бог испасти не может, еже не быти — несть (чего не существует, того нет. — О.В.)».
Конечно, будут в «Житии протопопа Аввакума» и подчинительные союзы. Церковнославянский пояснительный союз сиречь (сирЪчь) — 'то есть, а именно, что значит, иными словами, вернее, говоря более точно ' — идеально соответствует внутренней форме толкования. Ведь устанавливать значение и есть толковать:
«И ныне, владыко, благослови, да, воздохнув от сердца, и языком возглаголю Дионисия Ареопагита о божественных именех, что есть богу присносущные имена истинные, еже есть близостные, и что есть виновные ('приличествующие' — О.В.), сиречь похвальные»;
«Егда Исус секий иноплеменники, и бысть солнце противо Гаваона, еже есть на полднях ('на юге'. — О.В.), ста Исус крестообразно, сиречьраспростеруце свои, и ста солнечное течение, дондеже враги погуби. Возвратилося солнце к востоку, сиречь назад отбежало, и паки потече, и бысть во дни том и в нощи тридесеть четыре часа, понеже в десятый час отбежало; так в сутках десять часов прибыло».
Церковнославянское слово еже — 'что', эта ставшая самостоятельной «окаменевшая» форма среднего рода от иже ('который'), и слово что (чьто), соединяясь с глаголом есть, отвечают потребностям толкования:
«И ныне, владыко, благослови, да, воздохнув от сердца, и языком возглаголю Дионисия Ареопагита о божественных именех, что есть богу присносущные имена истинные, еже есть близостные, и что виновные, сиречь похвальные».
«Егда заблудная звезда, еже есть луна, подтечет под солнце от запада и закроет свет солнечный, то солнечное затмение за гнев божий к людям бывает».
«И чрез их преходит освящение на вторую троицу, еже есть господьства, начала, власти; сия троица, славословя бога, восклицают: аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя!»
Внутренней форме истолкования соответствуют и церковнославянские причинные союзы понеже и бо:
«Ищитати беги небесныя любят погибающии, понеже любви истинныя не при-яша, воеже спастися им; и сего ради послет им бог действо льсти, воеже веровати им лжи, да суд примут неверовавшии истине, но благоволиша о неправде»;
«Он [Дионисий Ареопагит] же ко ученику глагола: „Или кончина веку прииде, или бог-слово плотию стражет ('страдает'. — О.В.)": понеже не по обычаю тварь виде изменену: и сего ради бысть в недоумении»;
«Того ж Дионисия о истинне: себе бо отвержение истинны испадение есть, истинна бо сущее есть; аще бо истинна сущее есть, истинны испадение сущаго отвержение есть; от сущаго же бог испасти не может, еже не быти — несть».
Церковнославянский союз цели воеже (воеже) — 'для, дабы, чтобы' в не меньшей мере отвечает замыслу истолкования:
«Ищитати беги небесныя любят погибающий, понеже любви истинныя не при-яша, воеже спастися им; и сего ради послет им бог действо льсти, воеже веровати им лжи, да суд приимут неверовавшии истинне, но благоволиша о неправде».
И все же не эти формы задают общую интонацию «Жития протопопа Аввакума».
В ожесточенном противостоянии иному мнению религиозное убеждение протопопа предстает в конструктивных схемах, которые отвечают внутренней форме происходящего и в тексте, и в жизни — не просто высказать признаваемое истинным, но «положить свой живот», чтобы отстоять истинное и обличить неправду: убедить и ниспровергнуть. Когда конструкция задает жесткое интонационное решение реплике, реплика становится слышимой читателю — живой голос автора прорывает немоту графики. Различимы не только повышения интонации, но и содержательно ударные слова, и напряженная протяженность ударных гласных этих слов:
коли уж — тут и
«По Дионисию: коли уж и-и-и(у') стинны испали, тут и су-у-ущаго отверглись»;
не токмо даже — но и
«Тешит нас Дионисий Ареопагит, в книге ево сице пишет: ...воистинну истинный христианин... не токмо даже до сме-е-е(у)рти бедъствующе и-и-истинны ради, но и неве-е-едением скончевающеся (умирая в неведении мирского. — О.В.) всегда...»;
лучше бы не — а нежели ('чем')
«Лучше бы им (у) в символе веры не глаго-о-олати господа, виновнаго имени, а нежели истиннаго отсекати, в нем же существо-о-о божие содержится».
Усилительные элементы (уж, даже, и, а) срастаются с логическим конструктом до образования той неразделимой эмоционально-логической целостности, которая отвечает ощущению внутреннего надрыва, переживаемого автором «Жития». Изъяснения на богословские вопросы получают непомерно личный тон, напряженную обращенность к читателю.
Личное перекрывает онтологическое: «Он же Дионисий пишет о небесных силах, росписует, возвещая, како хвалу приносят богу, разделяяся деветь чинов на три троицы. Престоли, херувими и серафими освящение от бога приемлют и сице восклицают: благословенна слава от места господня! И чрез их преходит освящение на вторую троицу, еже есть господьства, начала, власти; сия троица, славословя бога, восклицают: аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя! По алфавиту, аль — отцу, иль — сыну, уйя — духу святому. Григорий Ниский толкует: аллилуйя — хвала богу; а Василий Великий пишет: аллилуйя — ангельская речь, человечески рещи — слава тебе, боже! До Василия пояху во церкви ангельския речи: аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя! Егда же бысть Василий, и повеле пети две ангельския речи, а третьюю — человеческую, сице: аллилуйя, алиллуйя, слава тебе, боже! У святых согласно, у Дионисия и у Василия; трижды воспевающе, со ангелы славим бога, а не четыржи, по римской бляди: мерско богу четверичное воспевание сицевое: аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя, слава тебе, боже! Да будет проклят сице поюще. Паки на первое возвратимся».
Логическое основание конструктивного противопоставления принимаемого («трижды воспевающе») и отвергаемого («а не четыржи») подрывается трех-частными проклятиями неприемлемого:
«четыржи»: «поримской бляди» (1);
«мерско богу» (2);
«Да будет проклят сице поюще» (3).
Негодование доходит до истерики: протопоп — в состоянии самовзвинчивания — сам выкрикивает «мерскую богу» аллилуйю: «...аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя, слава тебе, боже!», — и в третий раз разражается проклятиями: «Да будет проклят сице поющее».
Внезапные перепады в настроении автора материализуются в резких перепадах интонационного построения текста.
Спокойная уравновешенность зачинательной части того синтаксического периода, который разорвется в середине проклятиями, много протяженнее самих проклятий:
— подлежащее, выраженное личным местоимением, уточняется именем собственным (он же Дионисий). Уточнение замедляет произнесение реплики;
— частица же, следующая за местоимением, образует вместе с ним единое фонетическое слово ([онжь]). Вместо односложного [он] с завершающей резкостью больше, чем звонкого, — сонорного [н], к тому же твердого, получается двусложное [онжь] с безударной гласной на конце — звучание смягчается;
— за подлежащим — однородные сказуемые, глагольные, несовершенного вида, в настоящем времени (пишет, росписует). Эти сказуемые осложняются
деепричастием тоже несовершенного вида (пишет, росписует, возвещая). Глагольные формы несовершенного вида настоящего времени не только выражают текучесть, протяженность действия, но и определяют соответствующую текучести действия плавность интонационного рисунка;
— деепричастие «распространяется» придаточным предложением (возвещая — что? — како хвалу приносят богу) с двумя глагольными формами несовершенного вида: сказуемым, снова в настоящем времени, и деепричастием (приносят, разделяяся);
— конечное ['гу'Лс'ъ] возвратного деепричастия (разделяяся) акустически поддерживает ощущение текучести. Три открытых [а] в трех открытых слогах, каждое после мягкого согласного [л'], Ц'], постепенно сокращаясь от ударного — к первому заударному, от первого заударного — ко второму, мягко угасают. Свистящий последнего слога [с'-с'-с'ъ] делает угасание протяженным;
— грамматическая и акустическая протяженность поддерживается конструктивно. Логической операции деления понятия соответствует определенное композиционное решение.
Небесные силы делятся на девять чинов, те — в свою очередь — на три троицы в зависимости от того, «како хвалу приносят богу». До проклятий протопоп успеет перечислить две первые троицы: «престоли», «херувими», «серафими» и «господьства, начала, власти».
Ангельское славословие Богу тоже делится: «по алфавиту, аль — отцу, иль — сыну, уйя — духу святому». Конструктивному приему разделения сопутствует размеренная интонация перечисления.
Видимая логическая основа этого приема предопределяет и паузы, отделяющие родовое понятие от понятий видовых, определяемое — от определяющего. Последовательный характер изложения, которому сопутствуют деепричастия, обозначающие добавочные действия, и вставные придаточные предложения, сообщает еще большую неспешность этому фрагменту, независимо от того, будет он прочитан про себя или вслух.
На фоне этой неспешности внезапно резкая, обрывистая интонация проклятий выглядит почти истеричной. Нервическая болезненность неожиданного выкрика «четыржи, по римской бляди: мерско богу четверичное воспевание сицевое: аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя, слава тебе, боже! Да будет проклят сице поющее» становится еще более очевидной после не менее неожиданного возвращения к прерванному ходу рассуждений с прежней неспешной размеренностью: «Паки на первое возвратимся. Третьяя троица, силы, архангели, ангели, чрез среднюю троицу освящение приемля, поют: свят, свят, свят, господь Саваоф, исполнь небо и земля славы его! Зри: тричислено и сие воспевание. Пространно пречистая богородица протолковала о аллилуйи, явилася ученику Ефросина Пъсковскаго, именем Василию. Велика во аллилуйи хвала богу, а от зломудръст-вующих досада велика, — по-римски святую троицу в четверицу глаголют, духу и от сына исхождение являют; зло и проклято се мудрование богом и святыми. Правоверных избави боже сего начинания злаго, о Христе Исусе, господе нашем, ему же слава ныне и присно и во веки веком. Аминь».
И хотя и здесь поминаются и католическое четверичное восклицание хвалы Господу («по-римски святую троицу в четверицу глаголют»), и католический догмат об исхождении Святого Духа не только от Отца, но и от Сына («духу и от сына исхождение являют»), протопоп не выходит за пределы допустимого в книжной средневековой культуре отношения к ложному:
— «от зломудръствующих досада велика»,
— «зло и проклято се мудрование богом и святыми»,
— «правоверных избави боже сего начинания злаго».
Лексической сдержанности сопутствует сдержанность интонационная. И все же трудно сказать, что оставляет более тяжелое впечатление: взрыв проклятий или это неожиданное внешнее успокоение автора, порождающее у читателя не умиротворение, а тревожное ожидание следующего выпада. Так кажется иногда зловещей внезапно наступающая тишина.
ЛИТЕРАТУРА
[1] Валентинова О.И. «Житие Протопопа Аввакума»: История русского средневекового
литературного языка сквозь призму жанра жития. Курс для филологов-магистров. —
М.: РУДН, 2012.
"HAGIOGRAPHY OF AVVAKUM, THE PROTOPOPE": ON THE INTERPRETATION OF ITS THEOLOGICAL BACKGROUND
O.I. Valentinova
The General and Russian Linguistics Department Philological Faculty People's Friendship University of Russia Miklukho-Maklay str., 6, Moscow, Russia, 117198
In course of the analysis of the structural performance of the Protopope's thought and the following intonation of phrase presentation, the author of the article reveals the way in which personal attitude overlaps the ontologic basis starting from the theological initial part of the hagiography, far earlier that the Protopope gets down to his life description.
Key words: ontologic, personal, constructive models, semantics of intonation.
