CC BY
48
Окладников А. П. 1971: Петроглифы Нижнего Амура. Л.
Devlet E. 2008: Rock Art Studies in Northern Russia and the Far East, 2000-2004 // RASNW. 3.
DevletE. 2012: Rock Art Studies in Northern Russia and the Far East // RASNW. 4. Nelson S. M. 1995: The Archaeology of Northeast China. London; New York; Routledge. Chang, Kwang-chin 1986: The archaeology of Ancient China. Yale Univ. Press.
NEW PETROGLYPHS ON THE USSURI RIVER IN KHABAROVSK TERRITORY
A. R. Laskin, Ye. G. Devlet
Recent years saw a considerable addition to Sheremetyevo and Sikachi-Alyan corpus of petroglyphs within the framework of rock painting preservation and study of graphic and technical peculiarities of petroglyphs in Khabarovsk territory. The article considers images on separate boulders revealed not far from petroglyph accumulation near the village of Sheremetyevo.
Key words: petroglyphs, rock painting, Far East archeology
© 2013
Г. Н. Гарустович
ЖЕРТВЕННО-ПОМИНАЛЬНЫЕ КОМПЛЕКСЫ РАННЕГО ЖЕЛЕЗНОГО ВЕКА В БАШКИРСКОМ ПРЕДУРАЛЬЕ
Статья посвящена анализу археологических материалов лесостепной зоны на северо-востоке Башкирского Предуралья на предмет выявления культовых комплексов населения, являющегося западным ответвлением саргатской этнической общности. Автор обращает внимание на наличие в регионе целой серии жертвенно-поминальных комплексов (ЖПК) 1У-11 вв. до н.э. Данные ритуальные объекты рассматриваются как свидетельство существования сложной поминальной обрядности (семейной и племенной), основанной на развитом почитании предков и культе гор.
Ключевые слова: эпоха раннего железного века (1У-11 вв. до н.э.), жертвенно-поминальные комплексы, восточный импорт, чаши персидских Ахеменидов
И веков струевой водопад вечно грустной спадая волной, не замоет к былому возврат, навсегда засквозив стариной...
А. Белый. «Вечный зов»
Гарустович Геннадий Николаевич — кандидат исторических наук, старший научный сотрудник отдела археологических исследований Института истории, языка и литературы Уфимского научного центра РАН. E-mail: [email protected]
В 2009 году нами была подготовлена и издана статья, посвященная выявлению культовых комплексов раннего железного века в лесостепной зоне, к западу от Уральского хребта (в обособленной Месягутовской лесостепи)1. Здесь, во второй половине I тысячелетия до н.э., по берегам рек Ай, Ик и Юрюзань, обитали родовые коллективы так называемого «айского типа» — племенные группы, связанные своим происхождением с саргатской этнической общностью Западной Сибири. Наиболее полная характеристика памятников айского типа в Башкортостане была дана в монографиях Н. С. Савельева2. В нашей статье 2009 года издания «в поисках сакрального» были проанализированы погребальные комплексы айского типа, но из-за ограниченного объема статьи мы вынуждены были оставить без внимания еще один представительный вид памятников региона, названных специалистами «жертвенно-поминальными комплексами» (далее — ЖПК). Таким образом, нынешнюю статью следует считать прямым продолжением нашей работы 2009 года издания3.
По нашему мнению, если обычные погребения к области идеологических представлений имели лишь опосредствованное отношение, то меморативные комплексы (ЖПК) являлись прямым и очень важным показателем существования сложной религиозной обрядности у населения лесостепной зоны Южного Урала, связанной с культом предков и другими областями ритуальной практики. Мы полностью присоединяемся к мнению Н. С. Савельева о том, что «древнее кладбище — не только вместилище праха, но и, в первую очередь, культовое место, место отправления душ в мир иной и общения с ними»4. Всего на северо-востоке Башкортостана вскрыто 37 (100%) интересующих нас курганов раннего железного века. Из них 22 комплекса (59,5%) относятся к разряду погребальных; и еще 15 (40,5%) получили название жертвенно-поминальных комплексов (ЖПК)5.
По своим формальным признакам меморативные «курганы» отличаются тем, что они имели небольшие земляные насыпи (диаметром 5-7 м, высотой 0,050,25 м), внутри которых присутствуют следы использования огня и небольшие ямы (рис. 1). Изредка в насыпях фиксировались каменные «кольца» и «дуги» из речных валунов, которые, вероятно, использовались для ритуального усиления заграждения, якобы отделявшего мир живых и местоположение опасного духа умершего предка6. ЖПК занимали окраины курганных некрополей (Азангулово-1; рис. 2, 1) либо локализовались отдельно, на вершинах холмов или на площадках возвышенных речных террас. Н. С. Савельев делит меморативы на два вида: а) кенотафы (8 курганов); б) жертвенно-поминальные комплексы (7 курганов). Традиционно считается, что поминальные комплексы связаны как с кормлением души умершего, так и с обезвреживанием вредоносного духа умершего, опасного для живущих. А еще один вывод Н. С. Савельева, по нашему мнению, все еще нуждается в дополнительном фактологическом подтверждении: «Анализ айских мемо-ративных комплексов достаточно четко показывает их не только обрядовую, но
1 Гарустович 2009, 5-12.
2 Савельев 1998, 65-69; 2007, 68-76.
3 Гарустович 2009, 5-12.
4 Савельев 2007, 68; со ссылкой на работу: Косарев 1984, 222.
5 Савельев 2007, 68, и др.
6 Савельев 2007, 74.
Рис. 1. Жертвенно-поминальные комплексы Месягутовской лесостепи.
1-5 — Юкаликулевские-11 курганы (1 — план кургана №1 (№ 1 и №2 2 — ямы), 2-3 — лепные сосуды из насыпи кург. № 1, 4 — план кургана № 2 (1 — яма, 2 — столбовые ямки), 5 — план кургана № 3 (1 — яма, 2 — столбовые ямки); 6-7 — Азангуловский -I могильник, курган № 9 (6 — план кургана, 7 — яма в кургане № 9); 8-9, 11 — Азангуловский-1 могильник, курган № 12 (8 — план кургана (1 — каменная наброска, 2 — зольники), 9 — план кургана № 12 на уровне материка, 11 — астрагал лошади с нарезками); 10 — кремневый остроконечник на отщепе, с ретушью, из кургана № 1 Азангуловского-1 могильника.
2-3 — глина (керамика); 10 — кремень; 11 — кость.
и, видимо, культурно-хронологическую неоднородность»7. Едва ли стоит сомневаться в том, что дальнейшие исследования объектов айского типа памятников Башкортостана позволят более аргументировано говорить об их культурно-хронологической градации.
Самыми интересными и информативными из исследованных ЖПК, мы считаем памятники: Азангулово-1 (с камнем в насыпях; рис. 1, 6-11), Юкаликулево-11 (с земляными насыпями; рис. 1, 1-5), Кадырово-У1 / группа 2, и Кадыровский-1Х «могильник» (рис. 2, 5-9).
Азангуловский-1 могильник. В 1990 году нами исследовался курганный могильник на южной окраине дер. Азангулово (Дуванский р-н РБ), на вершине горы Конграт, по правому берегу р. Ай8. Здесь, восточнее обычных погребальных объектов, располагалось небольшое скопление жертвенно-поминальных комплексов (рис. 2, 1). В качестве примера меморативных насыпей могильника рассмотрим курган .№12 (рис. 1, 8-11). Под насыпью диаметром 4-4,5 м расчищено небольшое скопление известняковых плиток. Ниже залегала линза песка с включением обломков костей животных (КРС и МРС). В северной части кургана располагались два зольника. На глубине 0,15 м от уровня современной поверхности обнаружено скопление костей животных. Здесь, помимо трубчатых костей, найден астрагал лошади, с нарезками (рис. 1, 11). Крупный обломок стенки баночного сосуда с тальковыми примесями в глиняном тесте, без орнамента, залегал на глубине -30 см. Захоронения человека под насыпью не было (рис. 1, 8-9).
Одним из важнейших признаков любого вида ЖПК являются обязательные следы использования огня. Но огонь на них следует воспринимать не столько в качестве объекта поклонения, сколько в виде важнейшего ритуального инструмента. Здесь нужно помнить, что «обряды, совершаемые при посредстве огня, хотя и часто, но не всегда относятся к поклонению самому огню... С одной стороны, огонь есть обычное средство, с помощью которого жертвы передаются отошедшим душам и божествам вообще, а с другой стороны, обряды поклонения земному огню обыкновенно переносятся в культ небесного огня в религии солнца»9. По заявлению выдающегося религиоведа — Э. Б. Тайлора: «Туранские племена. считают огонь священной стихией. Многие тунгусские, монгольские и туркменские племена приносят ему жертву, а некоторые из них не приступают к еде, не бросив кусочка пищи в очаг»10. Видимо, огонь у айских племен считался главной очистительной силой и выступал при этом важнейшим способом (инструментом) общения с божественными предками.
Интерес для нашей темы представляет также астрагал с нарезками (рис. 1, 11). У тюрок астрагалы (бабки) животных повсеместно использовались в качестве детских игрушек, а также в ритуальной практике. Сакральной значимостью астрагалы наделялись самыми разными народами мира. «Бабки. употреблялись в Древнем Риме для гадания, а потом обратились в грубые игральные кости. Даже когда римский игрок употреблял кости для игры, он должен был воззвать к богам, прежде чем бросить кости. Бабки употребляются еще в XVII веке в числе
7 Савельев 2007, 76.
8 Гарустович 1995, 116-119.
9 Тайлор 1989, 407.
10 Тайлор 1989, 408.
предметов, по которым молодые девушки гадали о замужестве»11. Подобных примеров можно привести множество. Однако не ясно, почему в ЖПК был найден только один астрагал. Видимо, будущие исследования позволят более аргументировано решать поставленный нами вопрос.
Еще один интересный памятник также располагался на берегу реки Ай. Ка-дыровский -IX могильник. На западной окраине дер. Кадырово (Дуванский р-н РБ) нами в 1988 году был расчищен маленький земляной курган №2, в насыпи которого зафиксировано кольцо неправильной формы, из камней (рис. 2, 5-6). В центре насыпи, на уровне погребенной почвы выявлен зольник (мощностью 5-7 см), ниже которого найдены пряслице из стенки талькового сосуда (-40) (рис. 2, 9); круглодонный сосудик без орнамента (-45) (рис. 2, 7), доверху заполненный золой, рядом обнаружен зуб ребенка; вблизи располагался второй круглодонный сосудик (-45), со сливом на венчике, украшенный горизонтальной елочкой (рис. 2, 8). Керамика лепная, кострового обжига, с обильными тальковыми примесями. Возле второго сосуда зафиксировано скопление из 10 зубов взрослого человека (зубов без корневых отростков)12. К юго-востоку от зольника располагалась ямка диаметром 0,3 м (такой же глубины), заполненная щебнем. На дне ямы лежал речной окатанный валун (рис. 2, 6). Захоронения под насыпью не было.
Даже в специальной литературе, как правило, не обращают особого внимания на такую «безликую» субстанцию, какой является зола, находимая под насыпями древних курганов. Но в отдельных известных нам случаях, в след за золой «тянется шлейф» подлинной сакральности. Скажем, у башкир «зола» («пепел») — это мифологизированное вещество. «Как часть огня, оно имеет как положительную, так и отрицательную семантику. Зола используется в магическом лечении женских болезней, применяется как отгонное средство от нечистой силы. С другой стороны, зола связана со смертью, с исчезновением. Золу нельзя выбрасывать, где попало». Зола могла использоваться при наведении порчи, и в других магических манипуляциях, предвестниках несчастий13.
Проведение на месте возведения «кургана» каких-то ритуальных действий вряд ли может вызывать сомнения. Здесь выявлены камни в насыпи, зольник и «захоронены» зубы. Сосудики со сливами широко использовались для религиозных возлияний. К примеру, у древних иранцев сосуд (чаша) имел сакрально-магическое значение (реликты таких представлений сохранились у осетин), являлся атрибутом жреческого сословия. «Пиршественный сосуд (=вместилище сакрального пьянящего напитка) являлся священным предметом. Материал и форма сосуда, не говоря уже об орнаменте, также мыслились обладающими сакральной сущностью»14.
Пряслице (точнее — веретено) также издревле входило в состав культовых предметов. Магическими свойствами обладали все орудия прядения и ткачества, с ними связывались такие понятия, как плодородие, жизнь, творение, женские божества подземного мира, связь верхнего и нижнего миров, и т.д.15 Сакраль-
11 Тайлор 1989, 73.
12 Гарустович, Лебедев 1995, 53-54.
13 Хисамитдинова 2010, 149-150.
14 Ермоленко 1998, 110.
15 Бессонова 1990, 32.
ная сущность веретена определялась формой предмета: стержень символизировал мужское начало, пряслице с отверстием по центру — женское. Вместе они отображали процесс творения, акт плодородия16. Полисемантичность архетипа «веретено» осложнялось представлениями древней космогонии: стержень символизировал мировую ось (элемент вертикального макрокосма), а пряслице — горизонтальную модель среднего мира (мира людей). Взаимосвязь веретена с плодородием (причем именно с хтоническим плодородием) хорошо заметна в пассаже Геродота о могилах гиперборейских посланниц в Делосе: «Перед свадьбой девушки отрезают себе локон волос, наматывают его на веретено и кладут на могилу; сама могила помещается внутри святилища Артемиды»17. Кроме того, во многих древних культурах пряслица символизировали солнце (солярные орнаменты на пряслицах встречаются очень часто) и огонь. В этой связи показательны находки пряслиц в металлургических печах зауральской, иткульской культуры РЖВ, где они рассматриваются как обрядовый элемент 18. Сакрализация веретена («орсок») и прясла («орсокбаш») у башкир имела весьма длительную историю; они символизировали женское начало, использовались при магическом лечении грыжи. По сообщению П. С. Палласа, прясла и веретена клались в могилы башкирских женщин вплоть до XVIII века19. Собственно говоря, принадлежность пряслиц (размещавшихся в погребальных и поминальных памятниках, в святилищах) к разряду ритуальных предметов признается значительной частью исследователей. Сейчас появляется все больше работ, связанных с этой темой20.
В первобытных сообществах было принято прятать выпавшие волосы и зубы от посторонних. Д. Д. Фрэзер отмечал: «Басуты тщательно прячут вырванные зубы, чтобы они не попали в руки мифических существ, которые, согласно их верованиям, посещают могилы и могут магическим путем повредить владельцу зуба»21. В той же работе говорится о том, что еще в конце XIX века в Англии бытовало поверье о необходимости «не выбрасывать выпавшие детские зубы». Аналогичным образом поступали с состриженными волосами и ногтями. Их нужно было закопать под «приносящим счастье» деревом. Армяне не выбрасывают срезанные волосы и ногти, выдернутые зубы, а прячут их в местах, которые почитаются священными. Также поступают турки в уверенности, что в день воскресенья они им понадобятся. Аналогичные манипуляции с выпавшими зубами производили башкиры («выпавший зуб прячут в щель бревна», «если во сне не нашел свой выпавший зуб, кто-то из близких умрет»)22. У многих народов рекомендуется прятать зубы, ногти и волосы, в укромном месте (в землю или под камень), где на них не падал бы солнечный или лунный свет23. В могильной камере второго Пазырыкского кургана, вместе с бронзовой жаровней с прокаленными камнями и зернами конопли, обнаружены мешочки с зашитыми в них человеческими ногтя-
16 Зеленин 2008, 715-716.
17 Геродот 2008, IV, 34.
18 Бельтикова 1988, 107.
19 Хисамитдинова 2010, 240.
20 Сорокина, Сударев 2001, 136-137.
21 Фрэзер 2006, 46.
22 Хисамитдинова 2010, 295, 309-310.
23 Фрэзер 2006, 250-253.
ми и волосами. С. С. Сорокин считает погребение шаманским, а мешочки с ногтями связывает с магией24.
Причины подобного отношения к зубам и волосам Э. Б. Тайлор связывает с весьма популярным суеверием древних людей в том, что, воздействуя на эти части человеческого тела, даже с далекого расстояния можно оказывать влияние на самого человека. «Не только парсы имеют свои священные обряды погребения обрезанных волос и ногтей, чтобы демоны и колдуны не могли использовать их во зло хозяину»25. В нашем случае, рядом с зубами взрослого человека и ребенка были поставлены глиняные сосуды, и все предметы были присыпаны землей. Сверху над этим «схороном» был еще разведен «очистительный» костер. По всей видимости, обряд посвящался духам нижнего мира. Ямку мы предположительно рассматриваем в качестве места сливания жертвенных жидкостей (т.е. в широком плане — для хтонических возлияний).
По мнению Н. С. Савельева: «Ближайшей аналогией валуну в ямке является погребение каменной глыбы в неолитическом культовым комплексе Пегрема -40 на берегу Онежского озера, интерпретируемое как «место обитания и погребения прародителя»26. А. П. Журавлев на материалах этого грандиозного культового центра делает вывод о «тесной взаимосвязи погребальной обрядности с почитанием культовых камней, о связи культа камня с культом умершего»27.
Необходимо отметить, что такого количества ЖПК, как в Месягутовской лесостепи, в регионе Зауралья до сих пор не выявлено. Причины подобной ситуации еще нуждаются в специальном рассмотрении. Считать обособленный уголок лесостепи какой-то специфической сакральной зоной у нас нет никаких оснований. Поэтому, признавая лесостепное население северо-востока Башкортостана и Западной Сибири в (V) ГУ-П вв. до н.э. единой общностью, мы, тем не менее, отмечаем наличие в археологических памятниках этих двух территориальных групп определенных локальных особенностей.
Конечно же, культовые комплексы Месягутовской реликтовой лесостепи в Башкортостане (которая является юго-восточным ответвлением Кунгурской лесостепи) вовсе не ограничиваются погребальными и поминальными памятниками. Далее мы рассмотрим несколько уникальных предметов, также обнаруженных в рассматриваемом регионе.
В 1897 году на горе Песчаной, по левому берегу речки Нил (левом притоке р. Юрюзань), был найден клад из 4 металлических вещей, позднее поступивших на хранение в фонды Государственного исторического музея (г. Москва)28. Здесь были обнаружены: большая бронзовая чаша — фиала (рис. 2, 4); еще две меньшие фиалы (рис. 2, 2); и бронзовая ажурная бляха в «скифском» зверином стиле, с ушком на оборотной стороне (рис. 2, 3). Данные материалы ранее анализировались в работе А. А. Иессен 29, и в других статьях.
24 Сорокин 1978, 184.
25 Тайлор 1989, 94.
26 Савельев 2007, 75; со ссылкой на работу: Журавлев 1997, 55.
27 Журавлев 1997, 56.
28 Булычов 1902, табл. XIII, 1-4.
29 Иессен 1952, 209-231.
Мечетлинский район РБ р. Ай, дер. Азангулово. Азангуловский -I гурганный могильник
до с» Ново-Мещерово
- 4 км
1- бульдозерные колен
2- впадины
\
\ 0 20 м
\ 1-1-1
\ У \ сем. гор. 1 м
Рис. 2. Находки культовых предметов (2-4) и жертвенно-поминальные комплексы в Меся-гутовской лесостепи.
1 — план Азангуловского курганного могильника (1 — бульдозерные колеи, 2 — впадины); 2-4 — находки на горе Песчаной (2, 4 — фиалы, 3 — ажурная бляха); 5-9 — группа Кадырово-ГХ, курган №2 2 (5 — план кургана (1 — каменная выкладка в насыпи, 2 — зольник, 3 — яма, 4 — угли), 6 — план и профиль ямы (1 — камень в яме), 7-8 — глиняные сосуды, 9 — пряслице).
2-4 — бронза (медь); 7-9 — глина (керамика).
а) Большая фиала (диаметр 16,7 см, высота 4,2-4,5 см), с вогнутым внутрь выступом (омфалом) в середине ее (рис. 2, 4). Орнамент чаши состоял из тринадцати каплевидных выступов, соединенных линиями с центральной розетки. Чаша относится к ахеменидскому времени. В качестве аналогий укажем на находки обломков фиалы из Зуевского могильника ананьинской культуры, а также чашу из Ахалгорийского клада в Грузии. Дата сосуда определяется в пределах V в. до н.э.30
б) Вторая фиала (диаметр 15,2 см, высота 5-5,2 см), выдавленная из достаточно тонкого листа бронзы, с небольшим омфалом и гладкой поверхностью (рис. 2, 2). Дата: V в. до н.э.
в) Еще одна чаша без орнамента (диаметр 12,3 см, высота 4,5 см), несколько меньшего размера, но близкая по форме предыдущему экземпляру. В качестве близкой параллели двум меньшим фиалам с р. Юрюзани необходимо назвать чашу из Куганакского клада в Башкортостане, с той лишь разницей, что «куганакский» сосуд имеет орнамент. Дата чаши: V век до н.э.31 Близки по времени названным фиалам чаши из кочевнических курганов периода РЖВ у с. Покровка в Оренбургской области32.
г) Ажурная литая бляха из бронзы, высотой 6 см (рис. 2, 3), с изображением фантастического хищника (волка?; дракона?) «возникающего» из вод33. Аналогии предмету, обнаруженные специалистами в Предкавказье (например, наконечник ножен акинака из кургана №1 могильника в Урус-Мартане в Чечне), позволяют говорить о связях Урала с Северным Кавказом в середине — второй половине I тысячелетия до н.э. Правда, существует и несколько иная точка зрения. А. П. Смирнов сопоставил бронзовую бляху с драконом с зооморфными предметами из Уфимского могильника и находками на горе Азов34 на Урале. Его больше интересовали восточные истоки уральской ритуальной традиции в период РЖВ, нежели их западные (ЮЗ) экономические и культурные связи.
А теперь коротко — о том, почему мы решили вновь обратить внимание читателя на данный, уже опубликованный комплекс. Посмотрим на перечень вещей Юрюзанского клада: три металлических сосуда и бляха с мифологическим сюжетом. То, что чаши использовались угорским населением, главным образом при совершении религиозных обрядов, признается всеми исследователями. Справедливость этих слов подтверждается наличием чеканной чаши в составе явного ритуального набора Куганакского клада. Ахеменидские фиалы стали первыми импортными металлическими сосудами, которые нашли применение в культовой практике местных уральских племен. Видимо, именно они сформировали сакральную «моду» на многие последующие столетия. Так закладывались обрядовые каноны, проявления которых станет важнейшей чертой средневековой этнической традиции угорских народов Уральского региона.
Позднее сюда «потечет ручеек» сасанидского, византийского, согдийского, сирийского и западноевропейского художественного металла, оседая находками в святилищах по обе стороны Уральского хребта. Еще в середине прошлого сто-
30 Иессен 1952, 209-213.
31 Иессен 1952, 214-215.
32 Ростовцев 1918, 23, 76.
33 Иессен 1952, 224.
34 Смирнов 1957, 33.
летия А. В. Збруева писала о том, что «почти всегда серебряные блюда и сосуды были находимы при распашке земли, впервые очищенной от леса, или при корчевке пней — т.е. в бывших рощах или участках леса. Если принять во внимание, с одной стороны, что жертвенные места манси и хантов, удмуртов, народов коми и др. располагались в священных рощах; с другой — сообщения путешественников XVII-XVIII вв., которые видели металлические блюда, висевшие на деревьях в священных рощах, являвшихся религиозными центрами, — вывод о связи серебряных блюд юго-восточного происхождения с жертвенными местами, а следовательно, и с религиозными представлениями древнего населения верхней и части средней Камы будет неизбежен»35.
В связи с указанными выше находками, еще А. А. Иессен сформулировал вопрос о путях, «которыми изделия ахеменидского времени могли проникать на север». И сам же ответил на него: «. изделия иранского происхождения могли проникать на Южный Урал и в Приуралье по двум основным путям — одному, направляющемуся через Кавказ и Предкавказье на Волгу, и другому, ведущему через Среднюю Азию на Южный Урал»36. Именно в эту эпоху «весьма ценные по тому времени предметы роскоши в виде серебряных и бронзовых сосудов, а также и некоторых других изделий, впервые появляются на Южном Урале и в Прикамье еще в ахеменидскую эпоху»37. Таким образом, направления основных международных торговых путей, ведущих из Ирана, Кавказа и Средней Азии на Урал; а также, частично, ассортимент ввозимых товаров сложились задолго до наступления эпохи средневековья. Сасанидский металл импортировался в конце I — начале II тысячелетия н.э. в регион теми же, уже наезженными купеческими магистралями.
ЛИТЕРАТУРА
Гарустович Г. Н. 2009: Культовые комплексы раннего железного века в Башкирском Приуралье // Вестник ЧГУ 28 (166). История. Вып. 34, 5-12.
Савельев Н. С. 1998: Население Месягутовской лесостепи в вв. до н.э. Культурно-хронологическая принадлежность памятников айского типа. Уфа.
Савельев Н. С. 2007: Месягутовская лесостепь в эпоху раннего железа. Уфа.
Косарев М. Ф. 1984: Древняя история Западной Сибири. М.
Гарустович Г. Н. 1995: Археологические исследования в северо-восточных районах Башкортостана // Наследие веков. Охрана и изучение памятников археологии в Башкортостане. Вып. 1, 114-121.
Тайлор Э. Б. 1989: Первобытная культура. М.
Гарустович Г. Н., Лебедев А. И. 1995: Курганы раннего железного века ^-Ш вв. до н.э.) северо-восточных районов Башкортостана // Курганы кочевников Южного Урала / Б. Б. Агеев (ред.). Уфа, 40-61.
Хисамитдинова Ф. Г. 2010: Мифологический словарь башкирского языка. М.
Ермоленко Л. Н. 1998: О ритуальных сосудах // Вопросы археологии Казахстана. Вып. 2 / Г. С. Джумабекова (ред.). Алматы; М.
35 Збруева 1950, 207; о том же см.: Лещенко 1977, 48-54; Прыткова 1949, 44-45.
36 Иессен 1952, 221, 228.
37 Иессен 1952, 228.
Бессонова С. С. 1990: Скифские погребальные комплексы как источник для реконструкции идеологических представлений // Обряды и верования древнего населения Украины. Киев, 17-40.
Зеленин Д. К. 1931: Магические функции примитивных орудий // АН СССР. Отделение общественных наук. Серия VII. 6, 713-754.
Бельтикова Г. В. 1988: Памятник металлургии на острове Малый Вишневый // Материальная культура древнего населения Урала и Западной Сибири / ВАУ Вып. 19, 103-117.
Сорокина Н. П., Сударев Н. И. 2001: Предметы, связанные с культами и магией из погребений Кепского некрополя УТ-П вв. до н.э. // Боспорский феномен: колонизация региона, формирование полисов, образование государства. Материалы конференции / В. Ю. Зуев (ред.). Ч. 1. СПб., 133-139.
Фрэзер Д. Д. 2006: Золотая ветвь. М.
Сорокин С. С. 1978: Отражение мировоззрения ранних кочевников Азии в памятниках материальной культуры // Культура Востока. Древность и раннее средневековье / В. Г. Луконин (ред.). Л., 172-191.
Журавлев А. П. 1996: Жертвенный комплекс Пегрема-40 // Археоастрономия: проблемы становления. М.
Булычов Н. И. 1902: Древности из Восточной России. Вып. I. М.
Иессен А. А. 1952: Ранние связи Приуралья с Ираном // СА. XVI, 202-231.
Ростовцев М. И. 1918: Курганные находки Оренбургской области // МАР. 37. Пг.
Смирнов А. П. 1957: Железный век Башкирии // МИА. 58, 5-113.
Збруева А. В. 1950: Пермский всадник // ВДИ. 1, 205-211.
Лещенко В. Ю. 1977: О ритуальном использовании серебряных сосудов с отверстиями // КСИА. 150, 48-54.
Прыткова Н. Ф. 1949: Металлическая культовая посуда у угров // МАЭ. 10, 39-46.
THE SACRIFICIAL COMPLEXES OF EARLY IRON AGE IN BASHKIR
ANTEURALS
G.N. Garustovich
The article is devoted to an analysis of archaelogical materials of the forest steppe zone in the NE of Bashkir AnteUrals aimed at discovering of cult complexes of the population who were the Western offshoots of the Sargat ethnic community. We should like to draw attention to the presence of a series of sacrificial complexes dating from the 4th century B.C. These objects are considered to be a testimony of there having existed a compound sacrificial set of rituals, both familial and clanwise based on a well-developed reverence of forefathers and on the mountains cult.
Key words: Early Iron Age (400-200 BC), cultic monuments of Aisky archeological type, memorial and sacrificial complexes, Eastern import, Persian Achaemenid bowls
